"С миру по нитке" или зарисовки о всякой всячине.

Гилберт проснулся очень неожиданно, от шорохов и ёрзанья рядом с собой. Окинув взглядом комнату, а после добравшись своим взором до прикроватной тумбочки, на которой стояли электронные часы, прусс тяжело вздохнул. Три часа ночи. Не самое приятное время, для пробуждения. Особенно если ты лёг в час ночи. А всё от того, что, пренебрегая своей потребностью ко сну, Гилберт решил помочь одному «неблагодарному русскому», с документами. Ведь он совершенно точно не справился бы без его Великого, экспертного мнения. Именно так. Вообще Ваня не просил его о помощи. Тут скорее важную роль сыграло то, что Гилберт, вообще-то, не слепой и прекрасно видел, что Ваня не высыпается. Так что его помощь можно расценивать, как своеобразное проявление заботы. Но в том, что Экс-Пруссия волновался за состояние русского, он никому и никогда бы не признался, особенно этому самому русскому. Однако причиной такого раннего пробуждения Гилберта, являлся именно Ваня. Россия как-то странно лежал, закутавшись в одеяло, но когда прусс присмотрелся да прислушался, то понял, что русский дрожит и бормочет что-то невнятное. Ему определённо снился кошмар. Гилберт не был удивлён данному факту, так как жизнь у русского была насыщенная на кровавые события и различные несправедливые расправы над людьми, а кошмары с такой историей, лишь следствие всего этого ужаса и террора. Только удручало то, что это «следствие» слишком уж часто приследовало его русского. Конечно не каждую ночь, но всё равно эти кошмары очень болезненно сказываются на России, в этом прусс не сомневался, потому что видел, как Ваня после них «отходит» с утра. Гилберт хотел разбудить Брагинского, потому дотронулся до его плеча и прилично так потряс Россию за него. —Ваня, проснись, сволочь такая! — не выдержав того, что его старания были напрасными и разбудить Брагинского не вышло, он кое-как повернул его на бок, лицом «на себя» и немного опешил. Лицо, всё ещё спящего русского, выражало некую смесь из страха, волнения и чего-то непонятного. Но уже первых двух выражений было достаточно, чтобы прусс чуть ближе пододвинулся к Ивану и осторожно обнял его. Причём с какой-то не свойственной для Гилберта осторожностью и, в каком-то смысле, нежностью, по отношению к России. Ваня, почувствовав сквозь сон какое-то тепло, прижался к пруссу чуть плотнее, всё ещё подрагивая, будто от холода. Гилберт, сам не зная зачем, начал осторожно поглаживать Ваню по спине. Пытаясь унять его дрожь и окончательно успокоить, он вымолвил: —Тише, тише, Вань…—чуть более тихим голосом он продолжил—Я рядом, всё хорошо. Возможно это прозвучит странно, но Ваня, почему-то расслабился, его дрожь прошла и кошмар наконец отпустил его из этого персонального, ночного ада. Он наконец может спокойно поспать и немного выспаться, хоть чуть-чуть. Гилберт тоже заметно успокоился и усталость начала брать своё, потому он очень быстро заснул. Хорошо, когда есть кто-то, кто удерживает тебя от погружения в полное отчаяние, тот, кто всегда рядом. Вот и Ивану относительно повезло, что у него тоже есть этот «кто-то.»