O'vers

— А в чем проблема? Думаешь, не влезешь? Первым порывом Чимина тянет шлепнуть его чем-нибудь посильнее, не больно, а громко, мол, ты не охренел, милый мой? В это время Юнги встряхивает длинной челкой, откидываясь на своем стуле, и отпивает воды. Он по утрам всегда чуть более медленный, хриплый, теплый. Рука на такого не поднимется точно, с большей вероятностью — кое-что другое. Но сегодня в Юнги что-то иначе. Одновременно с расслабленной позой его губы живут отдельной жизнью: облизываются и скользят между зубов. Вся его небрежность напоказ, он не уверен, но все равно предложил. Это требует более тщательного рассмотрения и внимания к словам. — Ну, может, и влезу. Не знаю, — говорит Чимин. — А зачем? Она же твоя. Юнги вскидывает на него глаза на первой части ответа и снова отводит на второй: — Ну мне она уже тоже ни к чему. Я же выпустился… Речь о его школьной форме. Которую он за завтраком предложил померить Чимину как бы невзначай. По крайней мере так это должно было выглядеть, если бы Юнги умел врать. Чимину ужасно хочется растормошить его, пощипать за мягкие щеки и нос и выпытать всю правду самым нечестным способом, но все это может завести их куда-нибудь не туда, и тогда они точно опоздают на работу. Возможно, расчет Юнги был именно на это — увидеть реакцию Чимина, а в случае опасности свести все к шутке и сбежать. Или получить согласие на все сразу без вопросов и опять же с чистой совестью сбежать. В целом Чимин ничего не имеет против переодеваний. Но ему нужно покрутить эту мысль в голове, оценить варианты. Юнги, возможно, тоже нужно подумать, чего именно он хочет, если Чимин согласится. Ну и выдохнуть немного, а то он, кажется, успел запаниковать. — Ты такой милый, когда всегда, — подкалывает его Чимин, чтобы разрядить атмосферу. Юнги закатывает глаза и тянет скучающим тоном: — А вот тебя частенько хочется покусать. — Чем ты с регулярностью и занимаешься. — Да ну хён! — вскидывается Юнги и, хлопнув стакан об стол, все-таки сбегает. Чимину не стыдно. Этот вчерашний школьник тоже умеет довести его до ручки, когда захочет. У них это семейное. Чимин возвращается домой раньше. У него сейчас небольшая загрузка, а вот Юнги на своей стажировке частенько задерживается. И поэтому у Чимина вдобавок к тому, что он и так думал об этом целый день на работе, есть время подумать, так сказать, непосредственно с объектом для рефлексии на руках. Чимин без стеснения шарится в вещах Юнги, соседствующих с его собственными в одном шкафу, на удивление находит искомое на плечиках, а не обесцененным комом в дальнем углу и, еще не коснувшись толком, зависает уже на этом этапе. Чимин не знает точно, какие там фантазии у Юнги на счет него в школьной форме, для самого Чимина страшный кинк — любая одежда Юнги без исключения. Ее самый обычный повседневный запах и текстура на голую кожу. Казалось бы, ну одежда и одежда, такая же как у Чимина — футболки, штаны, толстовки, рубашки. Тот же хлопок, похожие цвета, тот же размер, потому что Юнги любит, чтобы немного оверсайз, даже марки плюс минус одни и те же. Но если вдруг Чимин попутал с утра и по рассеянности надел что-то из вещей Юнги, то он целый день проходит на взводе, и хоть ты тресни, просто наваждение какое-то. Юнги страшно любит подкалывать его на эту тему и время от времени подсовывает Чимину под руку что-то из своего. Просто потому что он тот еще собственник, и его хлебом не корми, дай всего Чимина обмазать своим запахом. А еще потому что Чимин начинает слегка искрить, если не может сразу затушить себя об Юнги, и тогда его — а как следствие, их обоих — заносит. Один их поход на «Паразитов» чего стоил. Юнги тогда вышел из зала охуевший по самое оно и, крепко вцепившись в руку Чимина, утащил его домой, где уже щедро добавил от себя. А потом хохотал до слез, чуть ли ногами дрыгал, раскинувшись на уничтоженной ими постели. Хватал смущенного Чимина за голый бок и мокрую шею, целовал с нежностью, не переставая улыбаться, и снова ржал, как конь. Что ж, иногда это и правда было весело. Когда не нужно было долго держаться, когда они могли подначивать друг друга и с предвкушением ждать развязки. Как и сама развязка. Но вот когда Юнги уехал на неделю к родителям в Тэгу, и Чимин, скучая, находился в его одежде до состояния легкого помешательства, получилось в итоге как-то не очень. Чимин думал, что с порога сожрет своего «котенка». Большими страшными зубами. Чтобы больше никогда и никуда не отпускать, и сам этого испугался. Юнги, надо отдать ему должное, понял тогда все моментально, без лишних вопросов, по глазам. Обнял так, что у обоих ребра затрещали, и не отпускал до тех пор, пока Чимин не обмяк в его руках. Самому Юнги нравится как будто все, а не что-то конкретное. Он, когда перестал стесняться и комплексовать, с готовностью принимал все, что ему давали, и охотно отдавал сам, что подворачивалось. Но так, чтобы просить о чем-то, даже если не прямым текстом, а всего лишь намеком — такое случилось впервые. И Чимин бы себе в жизнь не простил, если бы упустил эту возможность. Чимин глубоко вздыхает, стягивает свою рубашку и ныряет в рукава рубашки Юнги. Та все-таки немного тянет в плечах, будет малость сковывать движения или натирать на швах — легкая садомаза входит в чат, фыркает про себя Чимин. Но вместо веселья чувствует, как предательски сбивается дыхание. И надеется, что Юнги сегодня не слишком задержится, ибо Чимин только что выписал себе невозвратный билет в мучительное ожидание. И врожденное упрямство в очередной раз не даст ему шанса спасовать или передумать. Юнги вваливается домой после десяти. То есть довольно поздно даже для своих обычных задержек. — Ты представляешь, — кричит он из прихожей, наступая на пятки кроссовкам и роняя куртку прямо на пол, спасибо, что хотя бы уже на возвышении, отделяющем входной пятачок, — эти идиоты вообще не знают, каким местом провода втыкаются. И откуда их берут таких тупеньких? Я реально сегодня половину новой студии своими руками собрал и подключил. Это же… охере-е-еть, — спотыкается он, разглядев в дверях прислонившегося Чимина. — Т-ты… а… в… — Ужинать будешь? — интересуется Чимин из вежливости. Ну, чтобы не казалось, что он тут уже извелся весь десять раз, пока ждал, даже если да. — Буду, — роняет Юнги. Какая жалость, успевает подумать Чимин. — Тобой, — добавляет Юнги и спиной вталкивает его в комнату. А еще одним движением за раз стаскивает с себя толстовку с футболкой, и глаза у него в самом деле голодные на первое, второе и десерт. Чимин, которого уже дотолкали до кровати и благополучно на нее уронили, смотрит на Юнги снизу вверх, как неровно ходит его грудная клетка, как Юнги зачесывает с лица отросшие волосы и пристально разглядывает Чимина: то ли хочет запомнить, то ли почему-то сомневается. Чимин ждал гребаный день, но ради Юнги способен подождать еще немного. Теснее в этой форме все равно уже быть просто не может. — Имей в виду, — в конце концов выдавливает Юнги, — я планирую ее на тебе порвать. — Ну… — пожимает плечами Чимин и тут же жалеет, потому что ткань новым приступом впивается в уже натертые места. — Она же тебе уже ни к чему, — мычит он. — Ты теперь у нас большой мальчик. — Бесит, когда ты напоминаешь о моем возрасте, — говорит Юнги. Он забирается на Чимина, чтобы нарочно долго устраиваться у него на коленях, и еще руки от лица отводит, чтобы не только видеть Чимина, но и слышать. — Кто сказал, что я про возраст? — огрызается Чимин. Дотронуться до своей груди Юнги ему не позволяет, а его ноги все еще запакованы в черные узкие джинсы, которые невозможно снять в таком положении, и это ужасно несправедливо. Особенно, когда этот подлец еще ухмыляется над ним. Весело ему, видите ли. — Сними, — просит Чимин. Он хотел ждать, сколько нужно, но эти слова срываются с губ уже в обход мозга. — Сниму, — соглашается Юнги с готовностью. — Только сделай для меня еще одно одолжение. — Только одно? — вздыхает Чимин. Ему этот вопрос нужен не для ответа, а чтобы взять передышку и попытаться хоть как-то собраться с силами на случай, если Юнги сейчас попросит не касаться его или себя. Сил нет, но для Юнги найдутся. — Одно, я обещаю, — говорит Юнги и склоняется к Чимину. В этот момент Чимин обнаруживает, как его самого кроет и перетряхивает. Как дрожат у Юнги руки, как он закусывает губы, и как стоят дыбом волоски на открытых участках его кожи. — И какое же? — спрашивает Чимин, накрывая мурашки на чужих предплечьях ладонями и разгоняя их до самых плеч и на загривок. Юнги жмурится и медленно дышит, подставляясь. — Можно сегодня хёном буду я? — просит он шепотом. То есть ужинать буду тобой и форму на тебе порву, но можно, пожалуйста? У Чимина от такого него нежности тонна, вперемешку с облегчением, что не придется сдерживаться, и эйфорией, словно это ему подарок подарили, потому что так оно и есть. Какой же ты у меня трогательный, думает он. И ведь так трогаешь, что без тебя теперь вообще ничего и никак. «Подружили» они, конечно, очень ответственно и с полной самоотдачей. — Хорошо, хён, — мурлычет Чимин. — Пожалуйста, позаботься обо мне. В следующий раз, когда какая-то зараза в супермаркете снова покушается на его задницу, Чимин сначала напрягается по привычке, но затем ему в голову приходит интересная мысль. — Хён! — зовет он, и Юнги, задумавшийся у стеллажей чуть впереди, оборачивается к нему с вопросом в глазах. Видит рядом с Чимином незнакомого парня, приподнимает бровь и роняет сухо: — Съебал. А когда парня сдувает, поворачивается к Чимину уже целиком и весь светится улыбкой, так что глаз не видно, одно сплошное счастье. — Звездочки или колечки? — трясет он двумя коробками готовых завтраков. — Сливки, виноград и ты, — отвечает Чимин. Юнги наклоняет голову, а потом моргает, закидывает обе коробки в корзину и по дороге цепляет Чимина за руку: — Понял, не будем терять времени.