Десять полнокровных жизней

Дед Чжуй Янцзунь долго и придирчиво выбирал себе супругу. Зато и за шестьдесят бабуля, урождённая Ли, обладала непререкаемым авторитетом в семье. Лю Юйлань была крохой, когда бабушка с матерью воспротивились «чанзу» — бинтованию ног, подобающему дочери гуна. Отец давил на долг подданного, зачитывал по памяти императорский указ — но не тут-то было. Мотыга наскочила на такой булыжник, что встала торчком. - Слышать ничего не желаю, - властно выставляла бабка сухощавую ладонь. - У воробья лапки на земле устойчивей стоят, чем у всех этих несчастных девиц! В своём ли вы уме, господин — делать свою дочь бесполезней, чем треснувший вонючий жёлоб сточной канавы? Отец краснел, бледнел, на покрасневшем от спора лбу проступал пот. Но всё было тщетно. Юйлань знала о тех событиях лишь со слов взрослых, но по сию пору оставалась безмерно благодарна. Небо дало ей узкие стопы с прямыми нежными пальцами. Бабушка говорила — это лучшее, что можно вообразить. Служанки из соседних поместий, когда никто не видел, корчили рожи и делали вид, что чешут у себя подмышками. Потому что за глаза звали Юйлань макакой: у благородной-то госпожи таких уродливых ступней быть не могло. Кроме всем заметных обезьяньих ног у Юйлань была не плоская, чахлая от бинтования грудь, а гордо выпирающая пиками даже сквозь ципао. Её не принуждали носить канъцзяр — стягивающую безрукавку об одиннадцати пуговицах, которая не давала сделать и одного полного вздоха. Но мать не только рожала одного за другим здоровых наследников. Они и выжили все до единого, дело неслыханное. Последнего ребёнка, появившегося ко времени его седин, супруг оставил ей на откуп. - Мы с тобой не будем бродить по всему Цзиньлину в ночь Праздника Фонарей, - приговаривала матушка, сворачивая ей туго закрученную половину волос у виска. - Не станем показывать тебя женихам. Ты у меня заслуживаешь лучшего, красавица. *** О чем тогда говорилось, Юйлань поняла, когда за ней и бабушкой прибыла дворцовая повозка в сопровождении конной стражи. В тот холодный день белым было укрыто все: загнутые городские крыши, восьмиугольные громады храмов бао-та и цветущие персиковые деревья. Белый пух Будды мягкими комками падал с серых небес. Но Лю Юйлань уже взбиралась по приставленной лестнице в занавешенный полумрак, покидая дом отца. Ей было семнадцать — возраст подходящий, чтобы сочетаться браком и не позорить предков. О жизни в императорском дворце ходило много слухов. Но одно было ясно: ступив за ворота, у которых предъявляли вышитый на груди ранг бу-фан или личную пайцзу, девушка теряла надежду на счастье. Однако, матушка не считала достойными упоминания такие глупости. Обрести власть и влияние — вот к чему надлежало стремиться наследнице рода Лю. В отличие от многих, мать полагала, что с неискалеченным телом это дастся ей легче. *** В зале, где каждая знатная госпожа держала за руку родственницу на выданье, бабка вытолкнула её вперёд перед матерью нового императора. Стоя на коленях и не смея поднять глаза, Юйлань с колотящимся сердцем смотрела на расходящийся книзу подол траурных одежд хуантайхоу. Белая лотосовая туфелька, выглядывающая в боковой прорези, не сулила Лю Юйлань победы. Продавец тыкв не говорит, что тыквы горькие, продавец вина не говорит, что вино разбавленное. Вот и бабушка ничего не говорила о её теле. Зато рассказала, что барышня тонко чувствует настроения, наблюдательна. А ребёнком путешествовала с посольствами по пяти приграничным государствам. Юйлань и вправду видела многое: яркую лаковую мебель и выдолбленные изо льда фонари Северной Янь. Ела масло и свежую баранину в диких юйских степях. Любовалась на сияющие сине-зелёной изнанкой морских ракушек шпильки дунхайских княжон. Даже буяо, воткнутая в её причёску сейчас, была из Дунхэ — жители морского побережья любили украшения, напоминающие водоросли. Хаунтайхоу с узкой, почти оленьей переносицей прохладной рукой задрала ей подбородок. Заглянула в глаза пытливо. Юйлань ответила отчаянным от внезапно затеплившейся надежды взглядом. Говорили, что молодой сын императора У-Ди человек простой. Дюжину лет прослуживший на дальних рубежах, непривычный к изнеженности столицы. Даже не видев его, она понимала — прямой и честный это то, чего хочется от будущего мужа. Хуантайхоу проговорила с ней целую стражу, исподволь выясняя, что Лю Юйлань важно, что задевает, а что оставляет равнодушной. Про себя она отмечала, что такого изощрённо тонкого допроса не видало и расформированное управление Сюаньцзин. Но эта наложница не просто провела больше тридцати лет при дворе Сяо Сюаня. Она выжила и обрела высший статус, доступный женщине в Поднебесной. Той, что не была невиданно осторожна и умна, это было бы не под силу. - Пожалуй, и эта подойдёт, - окончательно, как приговор в палате Наказаний, уронила мать императора. - Полный гороскоп должен быть составлен завтра к полудню. Урождённая Лю, ваша внучка останется во дворце Чжило. Ожидайте вестей и не тревожьтесь. *** Сколько было отобранных девушек и каковы те собой, Юйлань не узнала, запертая в своих комнатах. Но весь вечер и ночь дворец Чжило гудел, как осиное гнездо: полнился скорым топотом, голосами евнухов и служанок. Она понимала, в чём дело: в поместье Лю это обсуждалось даже конюхами. Сяо Сюань скончался вскоре после наступления Чуньцзе. Его наследник единственный во всей Лян был освобождён от обязательного трёхлетнего траура по родителю — с запретом на свадьбы и ношение шёлка. Задача обрести Небесную Супругу была важней даже сыновней почтительности. Пятеро оставшихся при дворе принцев ходили в небелёноц холстине, в знак скорби распустив волосы. Музыка не звучала нигде во всём Запретном городе; веселиться нынче не подобало. *** Назавтра Юйлань выкупали в обжигающей воде. Затем пришёл придворный лекарь Бао Чанфан — худой и жилистый, с проседью на висках. Господин Бао тщательно осмотрел её зубы, оценил пышность и блеск пучка волос ниже живота — по этому судили о готовности произвести потомство. Он возился с Лю Юйлань весьма долго, разминая нагое тело с тёплым персиковым маслом. Прижимая пальцы к каждой известной целителям важной точке, глядя на окраску кожи, ощупывая её рёбра и позвонки. Прикасаясь к сокровенным вратам внизу и осторожно проникая. Его ученица, барышня с безучастным лицом, вносила пометки на грубый лист со следами от процеживающей сетки и полосками недомятых волокон. Но такой безукоризненной каллиграфии мог позавидовать и главный судья провинции. Отвлекаясь на неважное, Юйлань старалась не думать, каков окажется собой неведомый Сяо Цзинъянь. Человек, чьё имя дозволено было произносить только нескольким людям во всей многомиллионной стране. Закончив, Бао Чанфан обернул Лю Юйлань полотном, чтобы впитало остатки масла. А затем хлопнул в ладоши, и в покои вошла молоденькая служанка. Судя по торчащей из узла волос шпильке, ей исполнилось хотя бы пятнадцать — девочкам младше носить цзи не разрешали. - Это твоя новая госпожа, И Янли, - сказал лекарь. - Служить ей всеми помыслами, телом и душой отныне твоя обязанность. - Да, господин. Слушаюсь, - дважды кивнула девочка. Опустилась на колени и… встретилась взглядом с Юйлань. Она и забыла, в каком сейчас виде — со стянутыми только на макушке волосами, порозовевшая, с блестящими от масла плечами. Пока Лю Юйлань соображала, стоит ли натянуть повыше край хлопкового полотнища, та словно застыла, вбирая взглядом голые руки и натягивающие ткань соски. Глаза служанки были не того чайного цвета, что у хуантайхоу. У И Янли они казались огромными, чёрными — как если неосторожно капнуть тушью на светло-медовый стол из древесины софоры. Рот был заворожённо приоткрыт — небольшой, с резко изогнутой верхней губой. Через мгновение девчонка ткнулась головой в пол, повторяя: - И Янли непочтительна! Простите, простите, госпожа! - Оставь это. Поднимайся и помоги мне одеться, - ответила Юйлань. Лекарь своей молчаливой помощницей вышли вон, не сказав более ни слова. Лю Юйлань просовывала руки в подставленные рукава, вдевала ноги в подсунутые мягкие туфли, посматривая на новое приобретение. Ростом новая служанка была выше иных мужчин. Посмотрев вниз, Юйлань поняла: И Янли не стала младшей наложницей-нуцзы ещё и из-за неперебинтованных ног. Позже тем вечером выяснилось, что рабынь из дома Лю ей во дворец брать не разрешили. Для начала Смотритель Внутренних Покоев выделил ей дюжину девушек. Одна только И Янли стояла особняком; та была прислана в подарок лично вдовствующей императрицей. *** Следующие двадцать дней тянулись, как с усилием движется мягкое тельце улитки, подтаскивая к себе тяжёлую раковину. Её восемнадцатый день рождения минул, не замеченный никем. Родная мать поздравить Юйланьп не могла, а названная — позабыла с спешке. Повелителя не было в столице. Ей, как и всем, надлежало ждать, хотя во Внутреннем Городе кипела работа: там по приказанию хуантайхоу собирали приданое для будущей свадьбы. Говорили, оно составит полсотни тяжёлых ящиков. Сидя на низкой резной кушетке, Юйлань выслушивала свою служанку, стоящую подле неё на коленях. Мягчайший алый ковёр с толстым ворсом из империи Сасанидов уберегал колени И Янли от синяков. Даже коленопреклонённой та была с ней, сидящей, вровень. Находиться так близко, глядеть глаза в глаза было неловко… но никто из них и не думал отодвинуться. Польза от девчонки была несомненной. Понять, что происходило во дворце, с И Янли было не сложней, чем увидеть своё отражение в тёмной бронзе зеркального диска. Сяо Цзинъянь дни напролёт нёс караул у императорской гробницы в Храме Предков. Лишь спустившись со Сторожевой горы, тот мог наконец отоспаться и прийти в себя. Тогда хуаншану будет дозволено вкусить мяса — Лю Юйлань полагала, что тот окажется голодным, как цепной пёс. Рассуждать непочтительно о неведомом будущем супруге облегчало её страх. Слова хуантайхоу не убеждали в том, что Сяо Цзинъянь добр и совестлив — ведь каждой матери хочется думать так о сыне. За неполный месяц Юйлань сумела вызнать про императора немало. В течение двенадцати лет изгнания его матери разрешалось отправлять на границу лишь одно письмо в год. И то приходило Сяо Цзинъяню прочитанным, с нарочито небрежно расплавленной печатью. Если сын не находился в приписанном гарнизоне, а занимался обороной на горе Фэй или в Ганьчжоу, в тот год он не получал письма вовсе. Ведь гонцы императора везли его в Чунцин сами, с приказанием вручать лично в руки. Чем мог разгневать Сяо Сюаня седьмой сын, было ясно — его приверженность армии Чиянь обсуждалась и за пределами Великой Лян. Но поступая столь бессердечно, Сяо Сюань наказывал прежде всего свою наложницу. Чем могла так тяжко оскорбить его учтивая и понимающая супруга Цзин — вот что ей хотелось бы узнать. *** Они с И Янли выходили гулять в маленький сад, загороженный от мира стеной в три человеческих роста. Там, стряхивая мертвенное оцепенение зимы, радовала глаз слива мэйхуа. Оборвав пылающий на фоне белизны розовый цветок, она как-то воткнула его Янли за ухо. Та в ответ приоткрыла рот, глядя умоляюще и кротко. Пришлось отвернуться — Лю Юйлань смущалась её взгляда в упор. Не относиться настороженно к подосланной будущей свекровью служанке она не могла. Ведь пока сообразила, почему ей достался такой щедрый дар, прошло время. Теперь старалась следить за языком: не болтать о детской симпатии к брату Юйлуну, сыну дяди. Не обсуждать, что произошло с законной женой Сяо Сюаня, тем самым подвергая сомнению положение хуантайхоу. Твердила себе, что доверять целиком И Янли нельзя. Но, как ни старалась, Юйлань начинала к ней привязываться… и даже больше. Она только слышала о тайных отношениях служанок в собственном доме — девушек, сплетающих рукава. Но никто не упредил, что Лю Юйлань может чувствовать что-то подобное сама. Могла ли служанка нарочно вести себя так по наущению бывшей госпожи? Спросить И Янли впрямую было невозможно. Только касаться руками (без всякой необходимости). Иногда лежать на полу на одной подушке, смешивая полураспустившиеся волосы. И смотреть, будто пить маленькими глотками обжигающе горячий жасминовый чай. *** Однажды евнухи уведомили, что императрица ожидает её в начале девятой стражи. Полагая, что новым испытанием будет положенная при дворе скука вроде игры на гуцине или стихосложения, Юйлань ошиблась. Когда она вошла в роскошные покои, ноздри уловили смесь перца, корицы и зиры. - Девочка, чем ты порадуешь меня сегодня? - слегка улыбаясь, спросила мать императора. Лю Юйлань обвела глазами столик. Приметила склянку тёмного рисового вина Хуанцзю, звездочки бадьяна в плошке. А ещё ощипанную и выпотрошенную утиную тушу. Кивнула самой себе — всё-таки это был экзамен, хотя за прохождение ей не выдадут и учёной степени «сюцай». На уже нагретой жаровне рядом стояла бронзовая плоскодонная посудина. Привязав длинные свисающие рукава тесёмками к предплечьям, она молча подошла и высыпала на раскалённую поверхность хорошую горсть соли. Добавила пригорошню рыжего сычуаньского перца. Помешивая их деревянной лопаткой, Юйлань не смотрела на своего экзаменатора. Она не врала, когда вчера сказала, что самостоятельно может приготовить все известные блюда родной провинции. Натерев ещё тёплой смесью обсушенную бумагой утку, сказала вслух для порядка: - Теперь её должно поместить в ледник на полторы стражи. Повинуясь кивку хуантайхоу, служанка унесла птицу вон. Встав у столика на колени, Лю Юйлань принялась наполнять полотняный мешочек специями. Свекровь хлопнула в ладоши, велев принести чай и сладости. Как оказалось, собственного приготовления — бывшая низкоранговая наложница Сяо Сюаня умела делать руками очень многое. Сидя сбоку от матери императора, слушая её, Юйлань понимала: подружиться с этой женщиной было бы величайшем счастьем. И захотела этого так сильно, что у неё ёкало за грудиной. *** Завязывая стебли зелёного лука узелками и нарезая корень имбиря, Юйлань и не заметила, как дело подошло к концу. Булькающий отвар нужно было оставить на огне на один кэ, а затем под крышкой — трижды по столько. Накрыв мутную жидкость с торчащей из воды бледной утиной кожей, она подняла глаза. Императрица смотрела на неё с улыбкой, чуть щурясь от удовольствия. Солёную утку в их краях готовили уже тысячу лет — даже когда города с названием Цзиньлин и на картах не было. Лю Юйлань справилась, хотя на такой экзамен было не пронести белую рубаху, изнанка которой пестрела от иероглифов. Ведь она была не одна в маленькой каморке, как рискующие головой неучи-сановники. - Что ж, - развела руками будущая свекровь, - праздной нерадивой жены у Цзинъяня не будет. - Лю Юйлань благодарит госпожу, - поспешно припала она к полу в нижайшем поклоне. - А что ты скажешь, если завтра я познакомлю тебя с сыном? - искоса посмотрела на неё хуантайхоу. - Мой Цзинъянь не любит ходить вокруг да около. Не сробеешь, Юйлань? - Нет, госпожа, - поклялась она, гордо выпрямив голову. - Хорошо, - кивнула та. - Вот такая ему и нужна. Чтобы без этих вечно опущенных ресниц — а с характером. Своевольная, как огонёк. Они проговорили ещё какое-то время. Обсудив даже музыкальный строй мелодий в других державах; но теперь это была не проверка, а лишь беседа двух образованных женщин. Лю Юйлань смотрела на отполированные ногти хуантайхоу — розоватые возле лунок с плавным переходом к алому на заострённых кончиках. Лилейно-белые руки не выдавали возраста — с прошлым ученицы лекаря госпожа была сведуща в том, как сохранять молодость. Мать императора изъяснялась не самым простым языком, но главное Лю Юйлань уловить смогла. Исчезнувшее при новом императоре управление именовалось Сюаньцзин, что означало «подвесить зеркало». Выражение про самые близкие отношения, при которых никаких секретов быть не может. И если Юйлань понимала правильно — такой должна была стать их связь с будущим императорским супругом. В восемнадцать у неё не было никаких тайн, потому и обещание спорхнуло с губ легко. *** Знакомство началось так, как было принято при императорском дворе: с подглядывания. Отгороженная от покоев разомкнутыми створками дверей, Юйлань чувствовала себя одинокой без привычного присутствия И Янли. Волнуясь, она смотрела на медные кольца ручек, торчащие из пастей драконов Цзяоту. По тому, как был начищен металл, можно было судить о твёрдой руке хуантайхоу. Император Великой Лян запаздывал на целый ши. И судя по досадливым вздохам его матери, та знала, почему. Наконец, зычный голос тянь-цзы нарушил тишину: - Сын приветствует матушку! Император отдал своей матери такой поклон, который не положен был никому из живых — распростершись чуть ли не в пыли, касаясь ладонями пола. Лю Юйлань замерла, понимая, что её присутствие неуместно. Наконец, хуаншан поднял голову и поднялся, выпрямившись во весь рост. У него оказалась тяжёлая нижняя половина лица — массивный подбородок и мужественная челюсть. А ещё очень большие, выразительные глаза. Сейчас в них было подкупающе мягкое выражение, потому что Сяо Цзинъянь смотрел на свою мать. - Прошу прощения, что прибыл поздно. Непочтительный сын сожалеет, - боднул он выпуклым лбом плечо вдовствующей императрицы. - Ох… Надеюсь, сяо Шу понимает, какие ему оказаны почести, - искоса глянула та. - Слуга просил передать, что надеется на ваше снисхождение. Он всё так же хворает. Я не мог его не навестить. - Цзинъянь, мы же говорили об этом, - с укором сказала его мать. - Сяо Шу будет спокойно и надёжно с господином Чэнем. А тебе нужно устраивать свою судьбу. Думаю, даже Линь Шу поддержал бы меня. - Матушка, это на словах. А на деле он был ужасно рад меня видеть, - глубоко вздохнул император. Юйлань знала, что Линь Шу было имя командира армии Чиянь — всю его семью истребил покойный ныне правитель. Говорили, что под именем Су Чжэ тот помог седьмому принцу добиться престола. Но неужто к нему Сяо Цзинъянь спешил больше, чем к матери? - Лю Юйлань, покажись, - громко позвала хуантайхоу, когда они с сыном уселись за низкий столик. Она медленно вышла. Юйлань не могла ни в чём упрекнуть себя: разве она хотела подслушивать их разговоры? - Сын, это внучка гуна Лю, - кивнула на неё мать императора. - О её происхождении я тебе писала. Прочее можешь увидеть и сам. - Матушка хорошо поняла и услышала, о чём просил сын, - усмехнулся он. А потом поднял голову и его горячий взгляд плеснул на Лю Юйлань, как кипятком. Только теперь она поняла, что означает единолично быть удостоенной внимания сына Неба. Мощный, сильный, хорошо сложенный, Сяо Цзинъянь был воплощением силы Дэ, которая в императорской особе бьёт ключом. Подняв ресницы, она решилась посмотреть в глаза. И замерла, пригвождённая к месту его повелительным взглядом. - Сядь рядом, Юйлань. Дай мне поглядеть на тебя. Прикусив губу, Лю Юйлань приблизилась и встала коленями на круглую шёлковую подушку, стараясь не выдать волнения. - Да ты красотка, госпожа Лю. Уже наслышан о твоих талантах — но говорить-то ты умеешь? - Юйлань умеет. Что бы хотелось знать сыну Неба? - ответила она, и досада всё же пробилась сквозь почтительные интонации. - Ты у нас дерево цушу — и сладкие финики, и колючки, - улыбнулся тот. - Скажи, Лю Юйлань — по нраву ли я тебе? Не хочу, чтобы со мной рядом были по принуждению. Она постаралась выдержать его взгляд в упор. - Мне нравится голос вашего величества. В этом она была полностью уверена, а врать сейчас казалось недостойным. - Ха! Матушка, сяо Шу тоже говорил, что он похож на гул сраженья. - Сяо Цзинъянь, - с выражением крайнего осуждения посмотрела его мать. - Ты о чём-нибудь, кроме, думать в состоянии?! - Нет. Но я приложу больше усилий, - отвечал повелитель. - Знаешь что? Пожалуй, я вас покину для дальнейшего знакомства. У меня три сундука несортированных трав из Фуцзяни. Она покинула их, шелестя холщовыми подолами. Ушла совсем — тут сомнений не было, потому что её наказы служанкам так и сыпались. - Ну так что — теперь-то ответишь, без надзора? Небось, негодуешь, что нас как племенных лошадей сводят? - улыбнулся ей Сяо Цзинъянь. Улыбка вышла грустной: приподнялись только уголки губ. Ему было неспокойно — может, из-за спешки со свадьбой, а может, из-за хворающего Линь Шу. - Юйлань почти не знает ваше величество. Рассчитываю на вашу мудрость в будущем союзе, - почтительно сложила она руки. - Но мне приятно смотреть на вас и говорить с вами. - Не юлишь, как угорь. Уже хорошо, - одобрил Сяо Цзинъянь. - Никто не знает, что нас с тобой дальше ждёт. Но я приложу все усилия, чтобы не обидеть — ни словом, ни делом. Ты ведь знаешь: и я, и матушка долгое время были в немилости. Свой урок я из этого извлёк. Решившись, Лю Юйлань положила руку поверх его, трогая костяшки пальцев и грубую, обветренную кожу. - Подданная понимает. Надеюсь, я смогу послужить великой цели продолжить род Сяо. - Это было бы хорошо, Юйлань, - согласился хуанди, беря её за руку. - Но даже если нет — ничего страшного. У императрицы много обязанностей — с обычной наложницей ты себя не ровняй. Я управляю государством, но от тебя зависит порядок во Внутреннем Городе. - Лю Юйлань благодарна за прямые вопросы и прямые ответы. Пусть вас не смущает мой юный возраст. Я слышала, молодой командующий Линь Шу возглавил отряд Чиюй шестнадцати лет, - ввернула она то, что слышала от отца. Лицо Сяо Цзинъяня словно осветилось изнутри. Теперь он улыбался по-настоящему, с лучиками у глаз — будто даже упоминание этого человека было благословением. - Знаешь... пожалуй, мы с тобой поладим, - сжал он её маленький кулак в своём большом. *** Тот день Лю Юйлань потом вспоминала не раз, переосмысливая значение каждой услышанной фразы. Целый месяц она отвечала наставнику уроки по дворцовому этикету. Но бесконечно наивно было думать, что пропитанные протравой «цыхуан» старинные свитки подскажут, как быть хорошей женой Сяо Цзинъяню. Кое-чего о будущем супруге ей так никто и не сказал. К чести хуанди, в ту пору он ещё не смел досаждать хворому советнику любовными признаниями. Однако, прискакать в поместье Линь в пыльном платье, прямо со Сторожевой горы — что тут можно было не понять? *** Свадебный паланкин двигался с холма на холм — процессия по древнему обычаю огибала весь Цзиньлин. Пожалуй, только в этот день императорская супруга могла увидеть жизнь простых подданных: высыпавших из домов маленьких детей, которым навели соком тутовника румяные щёчки — чтобы Небо видело их здоровье. Сложенные из груды разнородных черепков заборы гончарных мастерских. Тройные памятные арки в честь прославленных учёных. Булькающее в огромных чанах месиво из старых сетей, пеньки и бамбуковых побегов, которому предстояло стать бумагой. Занавеска с вышитыми пионами трепетала на ветру, билась, задевая лицо. Бесчисленные бусины убора фэнгуань колыхались, превращая мир в пронизанную солнцем красную сетку. И Янли, провожая её из дворца Чжило на рассвете, спросила: - Ничтожная хотела бы знать: пошлёт ли императрица позже за мной? Она сутулилась из-за своего роста, который туфли на толстой подошве делали совсем мужским. Кусала тёмно-вишнёвые от природы губы, зябко кутаясь в синий плащ с широкими складками. И можно было бы отказать, не моргнув глазом. Достаточно было пожелать — и покои Юйлань заполнили бы свежие, отборные девушки, ничем не обязанные хуантайхоу. Но хотела ли она сама никогда больше не видеть И Янли? Размышления заняли не так долго — дождевая капля не успела сорваться с колокольчика на крыше павильона. Даже зная, кому на самом деле принадлежит верность Янли, Лю Юйлань всё равно надеялась однажды стать её госпожой. *** Как и должно императорской супруге, она входила под полупрозрачный алый балдахин, готовая зачать. С тех пор, как текла её лунная река, минуло дважды по семь дней. Жаровни, расставленные по императорским покоям, позволяли быть обнажённой, не покрываясь мурашками. Драгоценный тонкий пояс с прозрачными камнями опоясывал талию. Тёмно-красные, они были обточены в виде гранатовых зёрен — символа плодородия. О том, что сегодня от неё требуется, две наставницы дали объяснения столь подробные, что её замутило. Вдобавок к этому, Юйлань должна была прочесть увесистый труд на дощечках-пянь «Сюаньсу чжидао». Оттого, что Цзинъяня тоже заставляли всё это запоминать, было полегче — старинный слог оказался скучен неимоверно. Сидя на краю огромной постели с валиками подушек, Лю Юйлань, зажав руки между коленей, ожидала. Собственное тело казалось нелепым: слишком большая грудь, черезчур выступающие рёбра. Умащённые розовым маслом волосы сейчас были без единой шпильки, свободно свисая до пояса. Должно быть, супруг видал девушек много обольстительней. Возлежал с теми, кого ласкать мужчин учили, как её — церемониалу приветствия послов. Сегодня они оба даже не принадлежали себе, представляя сына Неба и его божественную супругу. За соитием должно было наблюдать придворной даме-нюйши. Та уже одела на правую руку Юйлань серебряное кольцо, лично отведя в императорские покои. И сейчас была у торца кровати, уткнувшись лбом в пол в знак почтения. Соитие хуанди с хуанхоу — так теперь называли Лю Юйлань, было событием важным, определяя равновесие сил в природе. Для него янь в теле повелителя должна была достигнуть пика. Такое возможно было лишь раз в лунный месяц — даже у низкоранговой наложницы было больше времени с Сяо Цзинъянем, чем у законной жены. Всё ещё переживая, как оно пройдёт, Юйлань вдруг впилась пальцами в край ложа от догадки: самого Цзинъяня о его желаниях тоже мало кто спрашивал. Возможно ли перешагнуть третий десяток, не имея сердечной привязанности? И что чувствуешь, если быть с тем человеком отныне можешь лишь украдкой? *** Как Юйлань поняла уже потом, Цзинъянь сделал всё, чтобы она не испугалась, не зажалась. Позволил называть себя попросту, по имени. Предложил совлечь с него огненный лунпао с драконами и остальное, вплоть до нательной рубашки. Дал снять с пучка загнутую назад гуань, глядя на неё снизу вверх. Юйлань вспотела от волнения: самой распустить Цзинъяню волосы казалось ей бесстыдством. Тело императорского супруга напоминало военную карту. Исчерченное холмами грубо зарубцевавшихся ран и длинными дорожками шрамов, его кожа скупо рассказывала историю седьмого принца. Не изнеженного наследника, но генерала, в звоне копий и лязге мечей взвивающем коня. Юйлань осторожно водила пальцами по контурам отметин, не осмеливаясь спрашивать. Цзинъянь не мешал — сегодня они узнавали друг друга так, без витиеватых слов. Золочёную застёжку она расстегнула, уже не думая, отбросив блескучую змею пояса прочь. Между ними ничего не должно было стоять. Понимая, чем всё должно закончиться, она, робея, всё же влезла на его колени, обтянутые шёлковыми штанами. Обмерла от твёрдости копья под голым задом, неосознанно ёрзая и потираясь о него. Цзинъянь не хватал её и не торопил. Юйлань сама приникла к его красивым, словно резцом очерченным губам в поцелуе, и он тут же ответил. Ноющие соски касались его твёрдой груди, побуждая прижиматься сильнее — так удовольствия было больше. Постанывая от томительного чувства внизу живота, Юйлань стала ёрзать на нём, отворачивая краснеющее лицо. - Хочешь, но ни за что не попросишь? - поддразнил её Сяо Цзинъянь — низким голосом, от которого она истекала, заставляя белый шёлк темнеть. - Когда я был твоего возраста, то тоже знал такого человека. Непослушными пальцами развязывая ленту на его штанах, она вся горела от смущения и неведомой жажды. Воспрянувший нефритовый столб Цзинъяня был устремлён вертикально вверх. Она обхватила всей ладонью, замерев от живого горячего биения под пальцами. Навершие было влажным — так же, как внизу у неё. От ласки Цзинъянь прикрыл глаза, стиснув зубы — и ей захотелось позволить больше. Увидеть, каким тогда будет его лицо. Юйлань надавила ему на плечи, побуждая лечь навзничь. Тягучим движением потёрлась по его янскому жезлу, оставляя клейкий улиточный след. Волосы липли к часто вздымающейся груди, дыхания не хватало. Нюйши тоже отчего-то громко дышала, приникнув круглым глазом к щели в занавесях — но Юйлань решила на неё не смотреть. - И чем тогда кончилось… с тем человеком? - приподнявшись и наконец, со вздохом насаживаясь на толстое копьё, спросила она. Это не было сложно — внутри Юйлань была увлажнена и раскрыта, а боли так и не почувствовала. Цзинянъ сначала ударил бёдрами, загоняя в неё свой цян сразу до конца древка. Заставляя онеметь от блаженного ощущения заполненности. - Всё кончилось так же, Лю Юйлань. Он попросил телом. Стиснув её бедра, он вдруг резко перевернул, опрокинув её на постель. Сжал обеими руками лодыжки и снова засадил — так, что Юйлань вскрикнула от силы толчка. Длинные волосы хуаншана тяжело колыхались, хлестали её по груди. Цзинъянь нарочно мучал, то замедляясь и совершая круговые движения чреслами, то — сильно и часто пронзая её. Юйлань просила его о чём-то срывающимся голосом, колотила по бокам пятками. Но тот следовал одному ему известным канонам и был неумолим. Не стонать было невозможно. Ей уже было не до подглядывающей придворной — так сильно хотелось завершения. Смочив слюной основание ладони, Цзинъянь прижал руку к её жемчужине, легонько потирая. Не останавливая сильных толчков. Юйлань так сжалась на нём, что тот низко охнул. Драконьего семени внутри Юйлань ещё не умела распознать. Однако, послушно держала ноги под коленями, когда императорский супруг распростёрся рядом. Нужно было думать о деле. Нюйши, сняв с пояса красную кисть, присела за низкий стол и вывела на шёлке меж дощечек положенный иероглиф. Этот клочок ткани должен был поступить в архив Хранителя Внутренних Покоев. С обозначением, что событие случилось на пятнадцатый день второго месяца первого года эры Шаотай. - Матушка не писала, что у тебя глаза треугольные, - заметил хуанди. - Редчайшая форма, между прочим. - Подданная не знала. Но теперь примет к сведению, - только и оставалось ответить ей. Ни к одной из восьми известных форм Юйлань отнести строение своих глаз не могла. Сяо Цзинъянь фыркнул, засмеялся, пощекотав её пятку — и Лю Юйлань сочла это хорошим знаком. Глаза самого величества были формы «абрикос», но всё его лицо напоминало какое-то очень упрямое животное. Юйлань сочла за лучшее об этом умолчать. У неё немного саднило внизу, но на этом вред и кончался. Нюйши, наконец, удалилась — но не раньше, чем подошла и лично удостоверилась в пролитии крови на брачном ложе. Юйлань зажмурилась, не желая видеть чужое нависающее лицо. Евнухи затворяли двери снаружи, оставляя их одних — неслыханная роскошь для императорского дворца Великой Лян. *** День объявления о том, что она непраздна, Юйлань запомнила хорошо. То и дело поднося руку с новым золотым кольцом к свету, она любовалась вдавленными в металл иероглифами благопожеланий. Недомогание, испугавшее во время утреннего церемониального приёма наложниц, подобало замужней. Говорили, Цзинъянь вскочил на ноги прямо во время совещания с военными по поводу поставок в Нинчжоу и на гору Мо. Приказал немедленно доставить его во дворец Чжэнъян, который занимала молодая императрица. Вошедшие за ним евнухи с сундуками начали было оглашать, сколько мер южного жемчуга и нефритовых изделий «шань цзы» жалует хуанхоу повелитель — дары для такого случая давно ждали своего часа. Но Сяо Цзинъянь поднял руку, прервав их в самом начале. - Спасибо, Лю Юйлань, - с чувством сказал он. - Мы рады твоему положению. Гуйфэй Синьхуа собирается родить нам девочку. От тебя мы ожидаем здорового ребёнка — возможно, первого принца. - Подданная принимает указ, - поклонилась она, больше в шутку. До того придавленная своей ответственностью, что комок встал в горле. Цзинъянь подошёл и взял её за руки — так ободряя, безмолвно прося быть терпеливой. Нежностей при двух сотнях слуг им не полагалось. И Янли, чуткая, как всегда, не нарушала молчания, давая ей привыкнуть к новости. Наверное знала, о чём думает долго вникавшая в историю династии госпожа. Судьба старшего сына Сяо Сюаня, принца Ци, была поистине страшной. *** Через три дня наступил Цинмин. В прежние века люди по десять дней постились, не зажигая огня, чтобы согреться или осветить хижину. Но сейчас воздерживаться надлежало всего сутки. Юйлань послушно сидела в полутёмных покоях, проснувшись раньше обыкновения. Её мучила безотчётная тревога, словно нынче должно было что-то случиться. Для согревания рук в Цинмин не полагалось даже переносной грелки, так что она просто тёрла ладони друг о друга. Окна в сад были растворены, и на фоне нежной весенней зелени высокими свечками втыкались в небо бутоны магнолии. Юйлань знала, что её семья сегодня будет жечь благовония перед именными табличками, которыми были заставлены четыре широкие ступени домашнего святилища. Небожительнице хуанхоу такое было уже недоступно. Съёв горстку сваренного со вчера пшена, Юйлань со вздохом отставила миску из коричнево-розовой яшмы в сторону. Зато, подняв купол крышки на другом блюде, ахнула. Повар вырезал из прозрачной редьки павильон, из стеблей лука дацун — пруд с мостиком. Там была даже извилистая садовая дорожка из фасоли фандоу и сосны из пышной какомбы. Она пощёлкала палочками — от такого появлялся аппетит. Воздух истаивал полупрозрачной дымкой, как и положено в такой праздник. Но отчего-то всё время до восьмой стражи она провела в тоске, утирая слёзы уголком сложенного платка. Может, все женщины в тягости ведут себя так? И Янли не знала, чем утешить — только робко обнимала её со спины, уткнувшись лбом в выступающий шейный позвонок. *** К полудню Цзиньлин словно сошёл с ума. Все от хуантайхоу в фениксовом уборе до последней торговки крабами теперь знали, у кого провёл ночь повелитель. Не юная, только вошедшая во дворец наложница удостоилась встретить с ним День Чистого Света — но императорский советник, сын генерала Линь Се. Если припомнить всё, что говорил о своём Шу-гэ Цзинъянь, не следя за словами — оно было неизбежно. Даже не видев этого человека, Лю Юйлань со всей очевидностью понимала: никогда в жизни ей не будет по силам соперничать с ним. Наверное, наступившая ясность и позволила быть стойкой. Держать себя в руках, как надлежало хуанхоу, всё же не получилось. Пятеро из приставленных к ней девушек в тот день были высланы в свои провинции, к родителям — и без годового жалованья. Юйлань ещё не привыкла слышать мольбы и крики избиваемых служанок. Закрыть этим бестолочам дорогу к дальнейшей дворцовой службе было справедливо — как можно тыкать непраздную госпожу в больное? Даже если императорский супруг правда провёл там ночь — как можно поносить его, думая, что это сойдёт с рук? Ей, может быть, и было всего восемнадцать. Но Юйлань со всей убеждённостью понимала: это не прихоть и не распущенность нравов столицы. Цзинъянь был со своим сяо Шу, потому что давно этого желал. *** Ей больше не было места среди наложниц, допускаемых на ложе хуаншана. Цель была достигнута — а значит, можно было сеять в иную почву. Юйлань чувствовала себя бесконечно одинокой. Склоняющиеся перед её троном десятки женщин вызывали глухую тоску — она единственная из всех не могла грустить, скандалить и жаловаться. Потому что была не человек, но символ. Это Юйлань должна была разбирать их оговоры из зависти — даже если хотела запереться в покоях и никого не видеть. К свисту тонких палок в руках евнухов и мычанию сквозь кляпы привыкалось на удивление быстро. Бамбук в саду перестал быть для неё услаждающим взор; теперь он был скорее сырьём. По лотосовым ногам Юйлань не велела бить, даже когда была очень зла — памятуя о том, что могла бы сама быть такой. Но девушки определённо испытывали её терпение. Подсыпание сбора трав, мешающих зачать, в шкатулки с чаем и отравленные ширмы требовали буквально драконьих мер. Сквозь зубы разрешая применять уже толстый бамбук, она начинала понимать, что примерно чувствовала «лишённая милосердия» императрица Янь. А ведь Юйлань не презирал собственный муж, и её дитя не умерло от мора в столице. У свекрови она понемногу училась действовать тоньше: где-то нужно было посочувствовать, а где-то жёстко поставить на место. Супруги Хуэй и Сюй — матери братьев Цзинъяня, тоже многое могли подсказать. Но бывали случаи, когда всё оказывалось бессильно — как с юйской наложницей Вэньдэ, которую подарили повелителю не достигшей зрелости. Цзи с резным кораллом, которую та воткнула себе в горло, порой являлась Юйлань в беспокойной дрёме перед рассветом. А она просто вовремя не заметила, как девочка тоскует по семье. Лю Юйлань начала постигать, сколько оттенков скрывают даже обычные обмены приветствиями у Фэй и Пинь. Искусство вырезания из глыбы нефрита гор с храмами, тропинками и лесами, на которое мастер тратил годы — и то казалось проще в сравнении. Не все из них враждовали — кто-то состоял в тайных отношениях, называемых «дуи ши». На это смотрели сквозь пальцы, если не мешало прямым обязанностям девушек. Женская инь не убывала от получения удовольствия, поскольку не изливалось семя. Сама Юйлань так старалась соответствовать новому статусу, что не было времени даже подумать о себе. И Янли научилась понимать её с полувздоха, с полувзгляда. Действовать, не дожидаясь уже очевидных будущих приказов. Этого пока было довольно. *** Лекари прочили Лю Юйлань рождение мальчика, но до месяца льда было ещё далеко. Иногда супруг посылал за ней, приглашая в главный дворец. Но, даже видясь с ним в присутствии толпы сановников с нашитыми на грудь журавлями и фазанами, Юйлань была благодарна. Цзинъянь, несмотря на молодость жены, хотел знать её мнение: что послать в дар только взошедшему на трон правителю Южной Чу? Каких диковин требовать с народов, живших по берегам Хазарского моря — в обмен на шёлк, посуду и чай? Их отношения вступили в стадию осторожной дружбы — оба знали друг друга недостаточно хорошо, но стремились это исправить. Так незаметно закончился месяц цветка сливы. Столица снова полнилась слухами — в этот раз об исцелении императорского советника, для лечения которого спустился с гор сам Линь Чэнь. Теперь чешущим языки было нечем попрекнуть Цзинъяня: он дарил свои ночи не полуживому калеке, но выздоравливающему стратегу. Ради которого отдали свою кровь юньнаньская княжна Му Нихуан, начальник стражи Мэн и приёмный сын повелителя. А четверо людей — и саму жизнь. И если Хозяин Архива проделал такой путь ради Мэй Чансу, это тоже говорило о многом. В канун Чуньцзе возле городских ворот появлялся лист бумаги, прибитый к доскам стрелой. В нём было только десять имён. Но люди толпились подле Списка с утра до ночи, передавая из уст в уста, выцарапывая иероглифы на собственной ладони. И по всей Поднебесной разносилась слава мастеров боевых искусств с непревзойдёнными навыками. Такова была репутация Архива Ланъя, дерзновенно ставящего себя над законами любых государств. *** О визите хуантайхоу её, как и положено, уведомили с вечера. Но как ни готовилась Юйлань увидеть свекровь — всё равно от вида выходящей из паланкина женщины у неё выступили слёзы. Та поняла всё, только взглянув на неё. Отослала служанок взмахом ладони, затворив двери покоев изнутри. Глядя на мать императора, Юйлань невольно подмечала, как сложно устройство её лёгкой и изящной на вид причёски с парчовыми валиками «Дракон, резвящийся в облаках». Хуантайхоу было почти пятьдесят, но кожа на подбородке, разглаживаемая роговыми пластинами ежедневно, ничуть не провисала. Еле заметные линии сурьмы у края ресниц и тонко нанесённый румянец подчёркивали необычное лицо. Её недаром называли «Цзин», безмятежная — вдовствующую императрицу сложно было представить потерявшей терпение. Бывшая супруга Цзин вовсе не была красива: слишком близко посаженные глаза, выпуклые родинки над губой и на подбородке. Но эта женщина так умела нести себя, что Юйлань нашлось бы, чему поучиться. - Ну что, милая, держишься? Или размякла, словно ободранный луб? - спросила хуантайхоу, усевшись напротив Лю Юйлань за столик с чайным набором. - Слышала, ты защищала Цзинъяня, когда про него трепали языком. - Я должна, госпожа! Иначе что из меня за жена? - Вот такого я ему и хотела, - кивнула та. - Знаешь ли ты, что они с Линь Шу были близки с детства? Что провели все юные годы вместе? - Подданная не знала, - ответила она, разглядывая тонкие пальцы, выглядывающие из рукавов сизо-голубого пао. - Про советника мне известно не так много. - Ты хотела бы не слышать вовсе ничего или… узнать больше? - прищурилась свекровь, изучая её выражение лица. Лю Юйлань помолчала, сама разливая из чайника жёлто-зелёный настой «Ворсистых пиков». И в самом деле обдумывая эти слова. Нужна ли ей жизнь, полная завистливой злобы? Собирается ли она когда-либо вредить Сяо Цзинъяню — лишь потому, что у него есть человек важней? Нет, осознала Юйлань тут же. Такая судьба была бы поистине жалкой. - Расскажите мне про советника Мэй, госпожа, - взмолилась она. - Юйлань почтительна и никому не желает зла. Только хочет понять... почему. - О, деточка. Рассказ будет долгим, - усмехнулась хуантайхоу, отпивая крошечный глоток. - Но ничего, колыбель для твоего сына у меня уже готова — велю принести, коль родишь за разговорами. Юйлань невольно издала смешок, в душе благодарная — о ребёнке думали, его ждали. Её сидящее по фигуре ципао ещё даже не морщило на бёдрах. Но Лю Юйлань всё равно шила на руках неподрубленные распашонки из лёгкой бумажной ткани — отпихивая И Янли, которая рвалась помогать. И приготовила сыну твёрдую подушечку, набитую соевыми бобами — чтобы затылок стал поплоще. В тот день Юйлань и вдовствующая императрица провели наедине две полных стражи. Она узнала, что Огонёк — это не сравнение, а чужое прозвище. Поняла, какое упрямое рогатое животное напоминал Сяо Цзинъянь и преисполнилась невольного восхищения Линь Шу. В шутку Юйлань звала его «талантливым советником Мэй» — если послушать мужа, тот был одарён Небом буквально во всём. Больше всего на свете Лю Юйлань теперь желала сама встретить этого человека. *** Готовясь стать матерью, она пыталась хотя бы приучить к своему молчаливому присутствию Сяо Тиншэна. Цзинъянь всячески содействовал. Хоть у Юйлань с приёмным сыном была разница лишь в четыре года, держаться как чужие им не пристало. И Янли всякий раз просилась с ней — та не доверяла другим опекать госпожу в тягости. В конце концов, наблюдения за отработкой приёмов на засыпанном красным песком учебном поле принесли плоды. А-Шэн больше не сжимался в комок, кусая губы, но держался свободно и даже вставлял в беседу родителей несколько слов. Смог мало-помалу смотреть в глаза, по-настоящему увидел её. Облегчением это было невероятным. Зная от свекрови, чего тот натерпелся, Юйлань хотела крепко обнять, погладить торчащие ушки. Глава стражи Мэн намекал, что с этим лучше не спешить. По его словам, кроме хуанди, Тиншэн позволял такое разве что своему наставнику — императорскому советнику Мэй Чансу. Отчего все, кого Юйлань знала, были так очарованы господином Мэй, оставалось только гадать. Сам советник проводил сезон дождей у давнего друга. Однажды на поле влетел гонец, вопя: «Письмо для повелителя из Архива Ланъя!» Цзинъянь отбросил тяжело зазвеневший цзянь и сам вырвал у посланника из рук кожаный чехол — не дожидась, пока поднесут слуги. Когда он раскатал листок на ладони и прочёл — его лицо стало таким беспомощно-нежным, что Юйлань сглотнула и прижала руку ко рту. Видеть правителя Великой Лян влюблённым было и хорошо, и грустно, потому что задевало её. *** Её вызвали к мужу рано утром, не пояснив, зачем. Досадуя на спешку, Юйлань торопила служанок одеть её. Скрыть растущий живот становилось всё сложней — размер её халатов уже был ближе к огромным пао Цзинъяня. Простолюдинки в тягости ходили в подпоясанных широких штанах своих мужей, и она бы тоже была не прочь. Выйдя к дворцовый сад, Лю Юйлань издали заметила троих людей, стоящих у резной беседки возле пруда. Близился праздник Чжунцюцзе, и созревшие каштаны шлёпались в зелёную воду. Поддерживаемая девушками под обе руки, она прошла по выгнутому горбом мостику, тяжко ступая. На таком сроке и здоровые ступни отекали. Гуйфэй Синьхуа, что была старше её и имела лотосовые ноги, давно не могла передвигаться сама. - Лю Юйлань приветствует повелителя, - сложила она руки. - Хуантайхоу, долгой вам жизни! Голос всё ещё звучал мелодично, но на этом достоинства кончались. Распёртое ребёнком тело стало бесформенным. У неё были тёмные пятнышки на носу и вечно плаксивое настроение. Одним словом, Сиванму на худших своих изображениях. - Советник Мэй Чансу приветствует императрицу Лю, - вдруг услышала Юйлань. Ошеломлённая, она подняла голову. Господин Мэй оказался выше её рослого мужа на полтора цуня. У него был пронзительный взгляд, хищно загнутый орлиный нос и белёсый шрам на веке. Юйлань не знала его во время болезни, но теперь Мэй Чансу вовсе не выглядел нездоровым. Во всем его облике чувствовалась сдержанная мощь — как у норовистого жеребца, когда тот идёт шагом. Строгий тёмно-синий ворот пао и деревянная гуань обрамляли запоминающееся волевое лицо. - Лю Юйлань рада видеть императорского советника. Обведя остальных глазами, Юйлань прищурилась. Супруг и его мать отчего-то глядели на неё, как на бомбу из глиняного горшка, начинённую порохом, известью и железными обрезками. И судя по выражениям их лиц, у Юйлань уже трещал подожжённый фитиль. - Господин, я наслышана о вас. Правда, «Записки о землях Сян» достались мне весьма потрёпанными! На миг Чансу словно оторопел, а потом улыбнулся так светло, что суровое лицо изменилось совершенно. Так он выглядел моложе на десяток лет. - Слуга польщён, что особа из императорской семьи взяла в руки его скромные заметки. - Не такие уж они и скромные, - хмыкнула Юйлань. - Ездовой отдел в Военном Министерстве мог бы многое взять на вооружение. А как вы описываете их овощеводство! Даже обученный чиновник из отдела Чжифан не смог бы составить картину подробней. Цзинъянь захохотал, хлопнув застывшего советника посредине спины. Тот поперхнулся, глядя на неё круглыми глазами. - Императрица Лю слишком высокого мнения о моих способностях, - наконец, выдал Чансу. - Навряд ли. Господин в самом деле имеет два разных почерка? Если так, я бы хотела на это посмотреть. - Принести набор для каллиграфии! - тут же приказал императорский супруг. - Да, сяо Шу, покажи нам. Я тоже не прочь на это полюбоваться, - сказала хуантайхоу. Расположившись вокруг низкого столика в беседке, они подождали, пока евнух доставит «вэньфан сыбао» — четыре драгоценности рабочего кабинета. Кисть, бумагу, тушь и коробку для неё чиновники называли именно так. Неловко усевшись на принесённую для неё скамейку, Юйлань с восторгом наблюдала, как советник ловко пишет двумя различными почерками. Столбец иероглифов слева был так непохож на правый, будто его рукой водили духи. Закончив, Мэй Чансу скосил на неё глаза: - Довольно ли доказательств для хуанхоу? - Вполне. Лю Юйлань благодарна. Поймать его взгляд и удерживать несколько мгновений оказалось необыкновенно приятно. Она наконец-то поняла, почему люди почитали за счастье малейший знак приязни господина Мэй. Впрочем, среди её новой родни были те, кто славился выдающимися способностями. Императорский дядя, старый Цзи-ван, способен был говорить стихами. Брат хуанди, Цзинтин, умел своими руками сделать ушные подвески эр-хуань не хуже евнухов Внутреннего Города. Свекровь могла с любого места цитировать труд великого врачевателя Сунь Сымяо. А с набором серебряных игл в кармашках обращалась так ловко, что даже не задумывалась, следуя линиям меридианов — Юйлань испытала это на себе. Ребёнок некстати заворочался в неё в животе. Охнув, Лю Юйлань прижала ладонь к расходящимся полам халата. - Линь Шу, не будем утомлять императрицу, - поднялся Цзинъянь. - Пойдём. Спорим, я одолею тебя за тридцать приёмов? Она смотрела, как эти двое выходят из беседки, до нелепого сильно завидуя своему мужу — тот мог называть Чансу его настоящим именем. И тут советник со степенного шага вдруг сорвался на бег, удирая от своего повелителя. - Мальчишки! - покачала головой хуантайхоу. - Уже дети скоро пойдут, а всё такие же. Пока служанки разливали чай, Юйлань наблюдала захватывающую картину. Цзинъянь и его Шу-гэ гонялись друг за другом вокруг пруда, оглашая тишину воплями. Супруг не сразу его настиг, а потом они начали бороться — совсем как А-Шэн со своими побратимами. Видеть императорского супруга таким было непривычно. Сейчас он тоже вёл себя, как подросток, делая подсечки и колотя не дающего спуску Линь Шу. Они пинали друг друга в грудь, отбрасывая силой удара и заново вставая в боевую стойку. Алым вихрем реяли в воздухе полы пао Цзинъяня с вышивкой волн пиншуй. Грозовым облаком застывали взметнувшиеся одежды Мэй Чансу. Тот уступал в силе, но был хитрей — и потому в конце оказался сверху, прижав хуанди коленом к траве, усыпанной листьями платана. - А говорил, больше никогда не сможешь одолеть меня в драке! - упрекнул Цзинъянь. - А ещё я говорил не верить людям на слово, Буйвол! - заломил ему руку за спину советник с выбившейся длинной прядью у виска. Раскрасневшийся, он тяжело дышал, скалясь. Юйлань посмотрела на него ещё немного, запечатлевая это в памяти, и опустила глаза. Советник Мэй подал своему господину руку, помогая подняться с земли. А потом сам стал отряхивать с его одежды и волос приставший сор. Цзинъянь, поймав его запястье, поцеловал в середину ладони — и опомнился, отступая на два шага. Юйлань взяла дрожащими пальцами рисовое печенье, и оно тут же раскрошилось на подол. Мэй Чансу смотрел на неё с извиняющейся улыбкой, и Лю Юйлань отчего-то простила его мгновенно. Хуантайхоу не глядела на сына и того, кого звала сяо Шу. Её взор был устремлён вдаль, затуманенный воспоминаниями. Иногда Лю Юйлань задавалась вопросом, для кого некогда билось сердце бывшей супруги Цзин. Даже по тому, что было ей известно — это никак не мог быть почивший Сяо Сюань. *** Цзинъянь был так рад, что они поладили, что пригласил Лю Юйлань и на следующий день. Правда, не в дворцовый сад, а в своё поместье, где жил ещё в бытность принцем Цзином. Юйлань не случалось там бывать — тем любопытнее было слушать о тайном ходе, соединяющем дом с поместьем Су. Но в то же время её преследовало горестное ощущение, что безнадёжно всё пропустила. И что по-настоящему ей никогда не стать важной в жизни мужа. Сидя на расстоянии в чжан, император и советник ласкали друг друга взглядом — может, даже не замечая того. Они с Мэй Чансу столкнулись пальцами, когда тот показывал иероглифы имён родителей с изменёнными начертаниями в тех самых о «Записках о Сян». - У вас горячие руки, - невольно сказала Юйлань вслух. Самой ей было всё время жарко — растущий ребёнок внутри был словно набитая углями медная грелка. Но Юйлань привыкла, что у всех остальных кожа прохладная. - Знала бы ты, какие у Линь Шу были руки раньше. Супруг смотрел в сторону, но она видела, что его глаза заблестели от выступивших слёз. - Цзинъянь, зачем ты об этом? - поджал губы его советник. - Ледяные руки — сырые камни в подземелье, и то теплее. Ни кровинки в лице. Он спал под толстенной медвежьей шкурой во всю постель — но гэгэ и так била дрожь. - Теперь здоров, - пожал плечами господин Мэй. - Шкуру давно отдал Фей Лю — ему нравится завернуться по уши и в ней жить. - А я подарил твой лук Тиншэну, - тихо сказал Цзинъянь. - У меня теперь есть весь ты. Мэй Чансу дрогнул горлом и посмотрел на него — так, что Юйлань прижалась спиной к плющу на стене, желая с ним слиться. Но даже в этот миг она не сожалела. Быть ближе к этому человеку хотелось, несмотря ни на что. Она только теперь поняла, почему не взяла с собой И Янли. Думать о ком-то другом в присутствии Главы Цзянцзо было невозможно. Юйлань уже знала ту историю о враждующем с союзом воинским братством Шуанча. Головорез Шу Цзитянь через два дня спустился с горы, оставив в память о встрече с Чансу почти любовное стихотворение. Так можно ли было ей остаться равнодушной? *** Она проводила утро, кончиком кисти выводя в углу листа изломанную линию сливовой ветви. Затем Юйлань брала другую, смоченную водой, макая в алый киноварный замес. На голой ветке распускались розовые и красные цветки о пяти лепестках. Его имя над рисунком она написала только однажды. И тут же скомкала лист в кулаке, бросив на пыхнувшие угли. - Госпожа, вам так нравится слива мэйхуа? - спросила Янли, недоумённо хмурясь. Не желая отвечать, Лю Юйлань прикрыла глаза. Так можно было лучше вспомнить очерк прямого носа и шрам, пересекающий начало брови. Вчера Юйлань говорила с императорским советником в присутствии Цзинъяня — в тронном зале они обсуждали предстоящую реформу. Тысячи девочек в ивовых домах никогда не знали, что такое детство в доме родителей. Им не суждено было расцвести — потому, что безжалостно оборвали ещё зелёной завязью. Пристрастия Сяо Сюаня были известны; прошлый император лишь попустительствовал тасканию детей на ложе. Но Юйлань видела, как булькало пронзённое шпилькой горло двенадцатилетней Фан Вэньдэ. Оторванной насильно от матери и братьев, чтобы незрелым её телом мог насладиться мужчина. Ещё не входя в покои хуанди, девочка лишила себя жизни — окружённая евнухами и загнанная в угол. Когда Юйлань рассказала про это Мэй Чансу, его лицо стало отрешённым и жёстким. - Женщина, что отдала мне кровь, восьми лет была растлена. Её маленькое чрево умерло. И выйдя замуж, она не обрела радости. Он сказал, что изъятых императорским указом из домов удовольствий будут учить ремёслам, приставят к делу. Юйлань слушала его, глядя в тонкое нервное лицо. Розовые губы Чансу по краям были бледнее. Когда тот злился, на скулах проступали отчётливые желваки. Кинув взгляд на своего мужа, Юйлань увидела на его лице то же, что чувствовала сама. Только ярче — ведь из них двоих это он обладал несравненным советником. *** На очередном положенном осмотре старая повитуха неодобрительно пошамкала губами. - Эх, госпожа. Сердечко-то у принца слабое какое: едва различишь. Эта бабка с пегой сединой, что была старше всех наложниц, ворчала вечно. Юйлань её не слушала, думая больше о том, что молодому командующему Линь Шу только исполнилось девятнадцать во время битвы на Мэйлин. Юйлань тоже шёл девятнадцатый год. Однако, императорского супруга известили о ненадлежащем состоянии здоровья ребёнка. Последующий осмотр придворного лекаря ничего не дал — Бао Чанфан со своей помощницей только недоумённо переглядывались. По их мнению, всё было в в порядке. Два дня спустя Цзинъянь прислал к ней человека. «Доверяй ему, как самой себе, Юйлань», - было в краткой записке, что передали накануне из императорских покоев. Лекарь был ростом, как Мэй Чансу, и длинные волосы его не были убраны, словно у совершившего злодеяние. - Госпожа, моё имя Линь Чэнь. «Линь» как трава ситник. «Чэнь» как рассвет. Разрешите мне вам помочь. - Почему прислали вас, лекарь Линь? - решилась спросить она после измерения пульса. Только сейчас заметив, что ей руку ей не прикрыли платком, как делалось обыкновенно при осмотре. - Я знаком с талантливым советником вашего супруга, - невесело усмехнулся тот. - Ещё меня знают, как молодого Хозяина Архива. Достаточно ли императрице Лю таких рекомендаций? Юйлань приоткрыла рот, а потом умолкла, проглотив все возражения. Удостоена ли была хоть одна женщина в Лян такого? - Так-то лучше, - кивнул Линь Чэнь, собрав сочные губы бутоном. - Приподнимите рубашку, госпожа — взглянем на ваше произведение. Лекарь долго трогал её живот, подробно расспрашивая о самых незначительных недомоганиях. Но тем не ограничился — он смотрел Юйлань, как коров перед отёлом, засовывая в сокровенный грот половину руки. Так с ней доселе никто не обращался. После господин Чэнь прищурился, кивнул самому себе, пожевал губу. - Оснований беспокоиться нет, - бросил тот, пока служанка поливала ему на руки из ковша над лоханью. - Но если вам будет не по себе — зовите. Примчусь, как ветер. Сейчас я живу в поместье Мэй Чансу. Юйлань кивнула, морщась — ей не понравился осмотр, но злиться на человека, главного в Архиве Ланъя, было неразумно. Тот ведь наверняка знал, что делал. *** Её сон в последний месяц стал прерывист и чуток. Ворочая отяжелевшее тело, что было неудобно ей в любом положении, Юйлань положила руку на упруго торчащий живот. Прислушалась, поняв что ребёнок уже давно не беспокоил толчками. Но в ответ не было ни одного движения. В середине пятой стражи оно было странно — в это время будущий принц обычно оживлялся. Встревожившись, Юйлань помяла то место под пупком, где кожа была натянута сильнее всего. Но и тогда сын не пихнул её в ответ. С трудом спустив ноги со своей постели на возвышении, Юйлань крикнула: - Янли! Лекаря зови, дитя… будто замерло. - Да, госпожа, - метнулась та тенью во внешние покои, где сразу же засуетились служанки. Она присела на ложе. Ещё не зная ничего, а только предчувствуя, Лю Юйлань горько заплакала. Она уже привыкла к ребёнку, полюбила его. Ждала, как вишнёвые деревья весной ждут тепла. *** Сухие жилистые руки Бао Чанфана ощупали напрягшийся живот. Потрогали бока, что раздались от вставшего поперёк плода. Он долго слушал сердце ребёнка сквозь костяную трубку. А потом сгорбился, сведя седые кустистые брови. - Что с ним? - едва шевеля онемевшими губами, спросила Юйлань. - Дитя… уже умерло, хуанхоу. Но если ждать и дальше, с ним погибнете вы. Нужно дать вам снадобья, чтобы случились роды. Острая игла горя словно пронзила сердце насквозь. Захлёбываясь от сухих рыданий, Юйлань прикусила собственные пальцы. Для этого было не время. - Уведоми повелителя, - велела она И Янли, которая плакала, не скрываясь. - И пошли за лекарем из Ланъя. Быстро утерев тылом ладони лицо, та сказала: - Слушаюсь. Держитесь, госпожа! Я мигом… Пульс колотился в горле. Спокойное и радостное будущее у Юйлань оборвалось в один миг. *** Дворец Чжэнъян окружала предрассветная мгла, когда Линь Чэнь, отпихнув с дороги евнухов, ворвался в её покои. Он принёс с собой лекарскую сумку из кожи яка, что была втрое толще обычного. - Кто таков? - привстал со скамьи придворный целитель, тряся рукавами. - По чьему приказанию прибыл? - Господин никогда не слышал об архиве Ланъя? - с холодным прищуром спросил тот. - Слуга занимает скромную должность Хозяина, получив её в наследство от отца. - Так чем же вы занимаетесь, уважаемый…? - Бао Чанфан, - нехотя подсказал тот. - ...Уважаемый лекарь Бао, когда императрице грозит родильная горячка и после — неминуемая смерть? - заорал Линь Чэнь, обеими руками вцепившись тому в плотно запахнутые у шеи халаты. - Я собирался дать госпоже Лю снадобья, отворяющего чрево, - с негодованием дёрнулся господин Бао. Кивнул на белые шёлковые полотнища, уже привязанные к балкам балдахина — за них женщины держались во время схваток. - Однако, решил дождаться вашего прихода. Отшвырнув его от себя, как собаку, лекарь из Ланъя бросился к постели Юйлань и вздёрнул её рубашку. - Дурак!! - вскричал Линь Чэнь. - Слава Небесам, что не дал! Дитя и так стоит поперёк, её бы разорвало при родах. Не говоря о том, как больно было бы девочке. Твоя никудышная трава раскрывает один фэнь за целую стражу! Лю Юйлань трясло. Она не вполне понимала, о чём сейчас говорится — но не могла не верить другу советника Мэй. Тому, кого послал к ней Цзинъянь. И Янли, скорчившись у постели, гладила её похолодевшие руки. - Юйлань, - обратился просто, по имени человек из Ланъя. Сжал ей плечи, заставляя посмотреть себе в лицо. - Дитя нам уже никак не спасти. Так что будь умницей — слушайся меня. Выпив горького снадобья, от которого вязало рот, она оглянулась на И Янли — на душе было тревожно. Но верная служанка собиралась оставаться с ней до конца, каким бы он ни был. Лекарь тщательно отмыл руки со щёлоком. После же ввёл в неё железную спицу — от этого тотчас излились воды, обильно пролившись на подстилку. Дальше стало тянуть нутро, и вскоре Юйлань уже стискивала зубами вложенный в рот сучок, тихо подвывая. С каждой минутой боль становилась всё сильней, но нужно было терпеть. Линь Чэнь напряжённо ждал чего-то, время от времени вкладывая внутрь пальцы. Наконец, тот вынул изгрызенную ветку из её рта. - Что мне нужно делать? - спросила она шёпотом. - Тебе — впасть в забытьё, ничего не видеть и не слышать. - Как будет угодно господину Линь, - покорно ответила она. Лекарь из Ланъя дал ей проглотить тёмный липкий комок и запить водою — это должно было дать желанное беспамятство. Бао Чанфана рядом уже не было. Вокруг снова бегали служанки, нося то нагретую воду, то подносы с сухой полынью — ей полагалось окуривать роженицу. Лю Юйлань укусила губу до крови. Родовое имя правящей династии, Сяо, означало «полынь». Но из её покоев не вынесут кряхтящего младенца, как ты ни жги ароматные стебли. Линь Чэнь раскрыл свою сумку, положив на приступку ложа. Блеснули длинные лезвия тупых ножниц и изгибы крючков. Скоро запахло нагретой медью — то лекарь прокаливал свои инструменты на огне. Нажав ей на лоб, господин Чэнь заставил лежать смирно, а потом завязал остекленевшие от страха глаза полоской хлопка. - Спи, Юйлань. Спи и не тревожься. Лю Юйлань хотела задержаться, узнать, что тот человек будет делать дальше. Мысли разлетались вспугнутыми птицами: увидит ли она когда-нибудь милое лицо Цзинъяня? Улыбнётся ли ей ещё Мэй Чансу? Но забытьё убаюкивало, засасывая в свою зыбкую трясину. По краю которой, топорща прямые стебли с невзрачными коричневыми цветами, росла трава ситник. https://3.bp.blogspot.com/-ai0shM-JzoA/V5HcVxQg66I/AAAAAAABCek/XKCWWDuXoHAp8SJt7OXrmCGTf68BVwqHACLcB/s1600/vlcsnap-2016-07-22-10h41m50s367.png Сяо Цзинъянь https://3.bp.blogspot.com/-PmA0dXkXLyo/V3gEBfYwYqI/AAAAAAABBU4/I1EN5cgy0Nwq5avx3jGGDfSL45DC7Jz5ACLcB/s1600/vlcsnap-00001.png Лю Юйлань https://vsedoramy.net/uploads/posts/2021-03/1616264701_30adcbef76094b36439252b2a9cc7cd98d109d69.jpg И Янли https://4.bp.blogspot.com/-TsLUp20nfLA/V5DMtNYnNoI/AAAAAAABCa4/oe1FJNSmjQUNJI1btsRPpkwzwiabnzybACLcB/s1600/vlcsnap-00007.png император и советник