Я не дам тебе исчезнуть.

      Я проснулся оттого, что услышал, как Бэла с визгом слетела с кровати на пол. Следом за ней последовал и я. Отрыв глаза, я увидел смеющегося над нами Джерарда.       — Эй, ты, вставай! — весело прикрикнул он, толкнув меня ногой в бок.       Какое странное чувство, когда я и сближаюсь с ним, и ненавижу всё больше с каждым днем одновременно. А этот засранец веселится, когда издевается над другими.       Джерард же уселся на кровать и кинул вещи мне в лицо.       — Что тормозишь? Одевайся.       Я последовал его указу.       Сегодня Джерард выглядел ещё хуже, ещё нервней, чем вчера. Несмотря на то, что он пытался казаться весёлым и полным сил, огромные синяки под глазами выдавали его с потрохами.       — Ты снова не спал?       Я уже привык переодеваться под его пристальным взглядом и ухмылками. Сегодня не было исключением. Он расплылся в улыбке.       — Так заметно?       Я кивнул.       — Бессонница, — ответил он.       — У каждой бессонницы есть причина, — улыбнулся я в ответ.       — Это верно.       — И какова твоя?       Джерард не захотел продолжать разговор, и мы вышли из мотеля. Видимо, ночью он обо всем позаботился, и уже приобрёл где-то байк, на котором мы и поехали.       — И куда теперь? — решил поинтересоваться я.       — К моей знакомой, Линдси. Она поможет нам укрыться.       Лин была милой худощавой девушкой с тёмными глазами. Её внешний вид был весьма болезненный, а волосы прикрывал белый платок. Как оказалось, она была больна каким-то онкологическим заболеванием и нуждалась в большой сумме денег для операции. Она удивилась, увидев, что Джер не один, но моему присутствию обрадовалась, начала суетиться. Впервые за несколько дней я нормально поел.       — Джери, ты же понимаешь, что я не могу тебе ничем помочь? Я не могу оставить вас здесь и дожидаться прихода Адама.       — Это же ненадолго, всего день, а завтра нас уже не будет в городе.       Кажется, у Джерарда назрел какой-то план, раз он знал, как нам скрыться из города. Что может быть лучше знакомого со светлыми мыслями.       Всё это время я восхищался добротой милой девушки Линдси, ведь после долгих уговоров Джерарда она предоставила нам не только свой дом за городом, но и машину, которую уже собиралась отдавать на продажу. Я безумно этому обрадовался, потому что весь путь к знакомой Уэя Бэла пыталась вылезти из моих рук, и я думал, что эта маленькая псинка уронит меня с байка, но всё обошлось.       Конечно же, меня интересовало, что задумал Джер, так как в первую очередь это касалось моей жизни, но он молчал всю дорогу и пытался игнорировать все мои вопросы.       Откуда он знает, что нам удастся выехать из города? Каков его план? Может ли Адам последовать за нами? Если да, то зачем? Как долго мы будем в безопасности в этом доме?       Дача была далеко от города. Если бы я — даже с картой — отправился сюда один, то ни за что не нашёл бы этих всех запутанных дорожек, которые норовят завести не туда, куда нужно. Кажется, они вообще не предназначены для того, чтобы кто-либо разъезжал здесь на машине. Но, то, с какой точностью Джерард выбирал повороты, говорило лишь об одном — он знает, куда нам нужно. И я не сомневался, что с ним я точно не попаду в какие-нибудь передряги.       Нам повезло, что машина была высокой посадки, и мы ни разу нигде не застряли. Дом находился глубоко в лесу, абсолютно один, от него лишь исходило несколько троп, которые, скорее всего, были венами, соединяющими его с другими участками. Несмотря на то, что коттедж выглядел неопрятным снаружи, он поразил своей красотой изнутри: широкие коридоры с высокими потолками, ажурные люстры с лампами-ветвями, раскинувшимися в разных направлениях, тем самым заполняя светом всё помещение, дубовая мебель, скорее всего, выполненная на заказ; и всё это прекрасно дополняло друг друга.       Комнат было две, небольших, но уютных. Каждая отличалась какими-то небольшими деталями, запоминалась, но при этом всё же оставалась частью дома. Гостиная могла похвастаться просторностью, мягкостью и удобством диванов винного цвета, огромным телевизором и таким же большим аквариумом, который, кажется, был гордостью этого коттеджа. Я никогда не любил рыб, но был готов смотреть в этот живой экран бесконечно, ловя волны успокоения. В отличие от других, комната для гостей обладала меньшей освещённостью, и полумрак лишь дополнял её образ. Даже стены здесь были темнее остальных, чтобы слегка скрыть то, насколько просторна эта комната. Видимо, хозяин этого дома, обладающий хорошим вкусом, проводил в данном помещении большую часть своего времени.       Кухня же оказалась гораздо меньше коридора, даже тесной, в ней находилось лишь самое необходимое. Она не блистала вкусом и изяществом: обычный потёртый шкаф, плита, замытые обои — это подсказывало, что ремонт всё ещё ведётся.       — Как думаешь, ей хватит на операцию тех денег, которые она получит с этого дома? — поинтересовался я у Джерарда.       — Скорее нет, чем да. Но я надеюсь, что всё закончится, как можно лучше. Я не хотел бы потерять Лин. Она замечательный человек.       — Почему ты тогда не поможешь ей? Ты ведь состоятельней, чем она, не так ли?       — Нет, Фрэнки, не так, — он замялся и опустил взгляд. — Ты многого не знаешь. Сейчас я ничем не могу ей помочь, как бы я не хотел.       Уэй отправился к холодильнику, но, открыв его, ничего в нём не обнаружил. Это его расстроило.       — Чёрт, даже напиться нельзя.       Кажется, мне придётся коротать своё время с алкоголиком. ...       Был уже вечер, когда я зашёл в комнату. Джерард сидел на диване, закинув ноги на стол, и пристально смотрел на какую-то фотографию, где был изображён светловолосый молодой парень примерно моего возраста. Увидев меня, Уэй спрятал фотокарточку в карман джинс.       — Я не услышал, как ты вошёл.       — Держи, — я протянул ему одну бутылку пива, за которым и отлучался.       Джерард взял пойло и, сделав глоток, жестом пригласил меня сесть рядом.       — Фрэнки, милый, давай договоримся, что ты будешь меня предупреждать, куда и зачем уходишь. Это важно.       — Ладно.       Я наблюдал за Джерардом. Его лицо не выражало никаких эмоций, а взгляд был направлен в одну точку. Я знал, что, несмотря на всё поверхностное равнодушие, его тревожит что-то, и это "что-то" явно не моя жизнь.       — Расскажи мне.       — Рассказать что? — он даже не шелохнулся, не взглянул на меня, когда я бы хотел увидеть, что сейчас прячется в его взгляде.       — Расскажи то, что ты считаешь, мне нужно знать.       Он усмехнулся.       — Я считаю, что сейчас тебя тревожит лишь один вопрос. Ты уже задавал его и задашь ещё раз, если будет такая возможность, не так ли? Ты думаешь, абсолютно абсурдно то, что я взялся тебе помогать, а главное: зачем? Это тебя и тревожит. А если я скажу, что я делаю это не из-за каких-либо благих побуждений, что, если помогая таким, как ты, склонным к саморазрушению, я лишь тешу своё самолюбие? Что ты ответишь на это?       — Я не поверю, — сказал я, едва слыша себя.       — Почему ты такого хорошего мнения обо мне, если даже сейчас ты, скорее, готов умереть, нежели принимать от меня помощь, да и вообще находиться рядом? Всё потому, что я не требую ничего взамен, или ты просто знаешь, что тебе нечего предложить мне, кроме доверия. А нужно ли мне оно?       — Значит, помогая мне, ты повышаешь себе самооценку?       Уэй посмотрел на меня и, отпив из бутылки, отставил её. В комнате горела лишь настольная лампа, и глаза Джерарда вновь зловеще сверкали в полумраке.       — Ты наивен, Фрэнки, и меня привлекает эта чистота нетронутого разума. Я бы мог им управлять, но не стану, я мог бы помогать тебе, чтоб ты чувствовал себя обязанным передо мной, но это не так. Я лишь хочу оправдать себя.       Я не понимал, к чему он ведёт, да и вообще, что и зачем он говорит. Как это относится к моему вопросу? Но, независимо от этого, я снова спросил, желая понять смысл речей новоиспеченного друга.       — Оправдать перед кем? Ты же не сделал мне ничего, что бы требовало оправданий.       — Не обязательно оправдываться перед тем, Фрэнки, кому сделал зло, — Уэй закинул голову на спинку дивана. — Тем более, когда уже поздно, и оправдания ничего не исправят. Я не верующий, нет, поэтому у меня также нет причин оправдываться перед Богом, поэтому я делаю это перед собой и своей совестью.       — Ты что-то не можешь себе простить, верно?       Уэй замер и снова уставился в одну точку. Теперь я знал, что это за мысли, заводящие его в тупик, но он ответил:       — Верно.       — Что же ты сделал?       — Очень сложно привязать к себе человека, но что ещё сложнее? Его удержать. Я не вижу людей вокруг себя, я вижу псов, мразей, крыс. И не важно, кто передо мной: родной человек или чужой. Когда любишь, ведь не смеешь причинять боль объекту обожания, и боль может быть не только в физическом плане. Но люди любят, делают назло, противоречат. И если это любовь, то любил ли кто-нибудь вообще? И если не любовь, то, что это? Привязанность? А я любил, Фрэнки, несмотря на то, что я не замечал этого человека так же, как и других, причинял ему боль, я знаю, что это была любовь и ничто иное. Но нельзя избежать того отдаления, которое однажды приходит. Я стал забывать о том, что любил, и это принесло свои плоды. Я вспомнил о существовании этого человека лишь тогда, когда стало поздно. Я отказал в помощи тому, в ком нуждался, тогда, когда он нуждался во мне. И я корю себя. Вот моя ошибка. Когда я встретил тебя, Фрэнки, я понял, что это второй шанс, и теперь я никому не откажу в помощи.       Я знал, что этот вечер — это то время, когда Уэй искренен со мной как никогда. Я не мог сомневаться в том, что он говорит правду. Джерард закрыл глаза и сжал губы, будто только сейчас осознал, что сорвал передо мной свою маску. Я ведь вообще, наблюдая за его каменным лицом, его способность любить ставил под вопрос.       — А может ты прав, Джер, может моя жизнь не настолько дерьмова, как я себе представляю, — я улыбнулся уголками губ. — Может быть, я не настолько ценю жизнь, как делаешь это ты, но я знаю, точно, я ждал тебя. Я ждал того человека, который бы сдвинул мою жизнь с мёртвой точки и сказал бы: "Эй, Фрэнки, собери сопли, поднимись и выеби эту чертову суку жизнь". Я ждал тебя, и я рад, что ты появился в моей жизни в тот момент, когда я не успел уничтожить себя до конца.       — Значит, ты разрешишь мне помогать тебе?       — Я и не сопротивлялся, да и ты не спрашивал разрешения до этого дня.       — Иди ко мне, — Уэй притянул меня к себе и стиснул в крепких дружеских объятиях. — Я с тобой, Фрэнки.       — Всегда?       — До последнего.