Нет ничего кроме любви

Яр смотрит на то, как он поднимается над сценой – и на секунду ему кажется, что Сашка на самом деле взлетает, летит куда-то далеко к солнцу. У Сашки в голосе – полёт, лёгкость и свет всё сильнее захватывают власть над тоской и отчаянием, и Яр… Яр просто не может заставить себя уйти со сцены. Он запрокидывает голову и смотрит, почти любуется тем, как Саша органичен – всегда, по его предвзятому мнению, везде в любой роли; но сейчас это в нём сверкает особенно ярко. Ярик растворяется – в его голосе, в его мимике, в нём, и чувствует, как в груди распускается что-то огромное, яркое и честное. Он знает, что со стороны наверняка невозможно палится с этим своим взглядом, в котором причудливо перемешались гордость, восхищение и бесконечная, беззаветная любовь, но не смотреть так кажется сейчас невозможным физически. Потому что он правда так чертовски сильно им гордится – всегда, но сегодня как-то по-особенному; потому что он правда так безумно им восхищается – всю, кажется, жизнь, но сегодня чуть-чуть иначе; потому что он правда так невыносимо его любит – /господи боже/, как же он его любит, и это чувство почти ощутимо распирает грудную клетку. Яр, как только они остаются в гримёрке одни  просто дёргает его к себе, на себя, врезается грудью в грудь и зарывается носом куда-то в волосы за ухом. Саша молча обвивает руками его талию и стискивает их на спине так, что кажется, будто ткань под его пальцами вот-вот затрещит и разойдётся. Саша вжимает его в себя так, словно боится потерять. Ярик догадывается, о чём он думает. Ярик ведёт носом по его волосам немного резче, чем следовало бы, вдыхает их запах глубоко и полно, дышит им. И молчит, давая им обоим возможность пережить эту бурю эмоций, которая накрывает после каждого совместного выступления как цунами и которую можно выдержать только вот так, вместе, рядом. Когда их обоих немного отпускает, он садится прямо на стол, продолжая цепко сжимать сашино плечо. Саша хмыкает, глядя на него с такой сумасшедшей нежностью на дне зрачков, что от неё снова сложно дышать. – Выбил всё-таки своего Бродягу, – ласково улыбается он, – ещё и в общий спектакль… Яр просто кивает, сжимая пальцы чуть сильнее и чувствуя, как внутри от этого “наш общий” всё переворачивается снова и снова. В который раз за восемь лет. – Хотел… для тебя хотел сохранить все эмоции, – неловко выдыхает он, стараясь сформулировать мысль – никак не выходит, слова прыгают словно их не то слишком много, не то недостаточно. – Я же с тобой… не могу не чувствовать, вот. Понимаешь? Саша кивает и вдруг тянется, судорожно и нежно одновременно целует его в висок. – Я бы не смог сегодня это, – глухо говорит он, – слишком… ты в этом всём слишком, я не знаю, я… Ярик убирает руку с его плеча и через секунду прижимается к нему щекой. – Я бы вспомнил и как творить, и как чувствовать, когда увидел тебя. И в этих словах – все на земле признания в любви.