Изоляция на двоих

      Как же странно было просыпаться. Гермиона открывала глаза нерешительно, потому что ей каждый раз казалось, что всё не по-настоящему. Что всё только сон. Наваждение. Но ресницы медленно размыкались, и взгляд в ту же секунду встречал его безмятежное лицо. Гермиона рассматривала его долго, внимательно. Каждую щетинку, каждую морщинку, его длинные светлые ресницы, маленький шрам у подбородка, жёсткий холмик в области горла.       Её взгляд всегда останавливался на ней… Чёрная, зияющая метка. Череп и змея. Часто ей казалось, что эта змея живая. Это еле уловимое движение пугало. Иногда было ощущение, что череп ещё шире распахивает свою зловещую челюсть, и душа холодела.       Рядом с ней враг. Ночью Гермиона отдавалась ему безумно, безусловно, словно он — единственное, ради чего она живёт. Она ласкала его так, будто это последний раз. А сейчас ей страшно. Это повторяется снова и снова. Подняв глаза к его лицу, Гермиона ищет хоть каплю тёплых чувств, и воспоминание — его горячие, трепетные, жадные поцелуи — это то, что затмевает всю боль разочарования в самой себе. Ради него она предала саму себя. Предала своих близких, смирившись с положением пленницы, наложницы, влачащей никчёмное существование. Ради его прикосновений, его голоса, запаха. Каждый раз входя в душевую, Гермиона прятала лицо в ладони, глубоко вдыхая запах его одеколона, его тела, пропитавший кожу. Это было что-то звериное, но такое прекрасное, словно магический ритуал. Она с сожалением входила в кабину, включала воду, смывая следы их близости и сгорала от мысли, что всё неправильно.       Она видела, что он чувствует, знала, как относится к ней, как трепещет от того, что она добра к нему, ласкова. Малфой словно больной, одержимый, и как бы ни старался это скрыть, его нежный шёпот всегда выдаёт его внутреннюю жажду: «Мечта моя», «моя малышка», «мой ангел». И звучащие в её памяти слова были страшнее наказания. Кто он для неё? Сердце сжималось от осознания, что он — лишь необходимость, сладкое, но ядовитое зелье, затуманивающее разум. Красивый, нежный, чувственный — демон-искуситель во плоти. Она ненавидела его, но так нуждалась! Как всё это ужасно!       Вчера утром он принёс ей шоколадное мороженое в постель, со словами: «Кажется, это единственное, что мы оба любим одинаково сильно». И она разрыдалась, бросившись ему на шею. Это был стыд — страшный, непреодолимый. Он любит её. Это видно так ясно, что понял бы даже слепой, а она… Она просто птица в клетке. Как бы Гермиона хотела испытывать что-то похожее. Чтобы и её глаза светились так же. А он обнимал её, ласково гладил по спине и шептал: «Прости… прости…»       И она прощала. Каждый раз. Каждую минуту, оправдывая все его поступки любовью. Нет. Он не говорил ей о любви. Она больше всего на свете боялась, что Малфой произнесёт это вслух, и ей нечего будет ответить. Это больно. Обидно. Страшно.       А Драко был по-своему счастлив. И несчастен одновременно. Это было тяжёлое, изнуряющее чувство. Но чего он ожидал? Всегда был уверен, что рано или поздно они сблизятся. Знал, что она не выдержит одиночества. Чувствовал, что с ним она становилась настоящей женщиной. Но видел, как она страдала от того, что не испытывает к нему настоящих чувств. Гермиона не притворялась — она страдала. Лишь утопая в страсти они могли забыться, но это не исцеляло, а только усугубляло всё ещё больше. Чем чаще и дольше они старались забыться, тем больнее было просыпаться.       Он устал. Она устала. Но избежать друг друга не могли, не хотели. Не хотели взглянуть реальности в глаза. Они оставались чужими, и это было тяжело принимать.       Гермиона смотрела в его спокойное лицо и хотела заснуть насовсем, потому что во всём этом не было никакого смысла. А он лежал пред ней как изваяние, хотя сердце бешено скакало в груди от переполнявших мыслей. Он ждал, когда она уйдёт в душ и перестанет наконец его разглядывать. Драко хотел бы поговорить с ней, обсудить какие-нибудь планы. Но она ничего не предпринимала, будто сдалась. Совершенно. И это было так на неё не похоже.       В конце концов он глубоко вдохнул — терпение закончилось. Драко медленно приоткрыл глаза, встречая её пытливый взгляд. Странно. Что-то задумала? Неужели? Наконец-то!       — Привет, Малфой, — шепнула она.       — Привет, Грейнджер, — ответил он, нерешительно протягивая руку к её взлохмаченным кудрям.       — Ты чувствуешь её? — тихо спросила Гермиона, кивая на его левую руку. — Чувствуешь зов?       Он был так рад этому вопросу, что даже не смог сразу с мыслями собраться, но всё же постарался упрятать метку под одеяло.       — Не нужно, — покачала она головой. — В этом нет смысла. Я вижу её всё время, и мне кажется, будто она… живая, — шепнула Гермиона.       — Это так, — тихо ответил он, вынимая руку из-под одеяла и бросая на черноту брезгливый взгляд. — Ведь он взывает всё время. Ищет меня. Я это знаю и чувствую. Спасает то, что мы защищены. Сам бункер и вся территория над ним под защитными чарами. Тёмный Лорд уверен, что я жив и, возможно, догадывается, почему и с кем я исчез.       Гермиона села, укутываясь в свою половину одеяла.       — Хочешь сказать, что он ищет… нас?       Драко расслабленно дёрнул плечом.       — Всё время. Каждый день. Он не может быть спокоен, пока ты вне досягаемости. Он боится тебя.       — Неужели? — скептически скривившись, вздохнула она.       — Так и есть.       — Тогда он должен был послать кого-нибудь другого, чтобы… избавиться от меня.       — Меня было не жаль терять, — ядовито усмехнулся Драко, и холод окутал её душу. — Он хотел моей смерти, был уверен, что ты не остановишься, а я просто спасую… как всегда.       — Что? — не веря усмехнулась она. — В каком смысле, спасуешь?       Он волновался. Ком встал поперёк горла.       — Я не убийца, Грейнджер, — и её сердце дрогнуло. — Я так и не научился убивать.       — Что же ты за Пожиратель тогда? — всплеснула она руками, а Драко прямо смотрел ей в глаза.       — Самый хитрый… — зашептал он, — изворотливый, наглый, самоуверенный, желающий выжить Малфой, — и Гермиона смотрела на него не моргая, наполняясь странным, неведомым ей до селе чувством. — Он не смог заставить меня убивать, даже под Империо. Я — упрямый, заносчивый, но до безобразия богатый мерзавец, умеющий пролезть везде, даже в Штаб Мракоборцев.       — Но как? — в безотчётном восторге выдохнула она.       — Ты не представляешь, — раздосадованно вздохнул он, — сколько было крыс в Министерстве. Везде! Страх калечит людей, делает из них уязвимых, жалких предателей. Каждого можно взять за жабры.       — Каки ужасные вещи ты говоришь! — прошептала она, не отводя взгляда.       — Жаль, что так и не уничтожили все его крестражи. После побега Тёмного Лорда это стало невозможно. Эта змея всегда при нём, но он больше не рискует. Никогда.       Гермиона ощутила, как внутри всё обрушилось.       — Разве… он не создал новые крестражи? — севшим голосом прохрипела она. — Он должен был это сделать! Не мог иначе!       Едкая усмешка скривила красивые губы Малфоя.       — Он пытался. Я это знаю наверняка. Но все попытки заканчивались лишь потерей сил, десятки смертей впустую. Его душа разбита настолько, что отделять больше нечего. Нагайна — единственный крестраж. Больше нет.       Сердце рвалось прочь из груди. Гермиона полыхала, словно факел.       — Ты не можешь этого знать! Он никому бы не доверил…       — Кроме Беллатрисы. Она знает всё.       — Но ты не мог узнать! Они тебе не доверяли! — возмутилась Гермиона, сдвигаясь к нему ближе. — Они могли специально…       — Я должен был стать крестражем, — сквозь зубы процедил Драко, и Гермиона зажала рот обеими руками. — Я всё видел! Весь ритуал! Видел, как эта мразь корчилась от боли и орала от безысходности. Нельзя раскалывать душу до бесконечности. Есть предел.       Она смотрела на него огромными, наполненными слезами глазами.       — Но почему… ты жив? — в смятении прошептала Гермиона.       — Мне стёрли память, — иронично усмехнулся Драко, — а когда я в Гринготтсе не смог вспомнить, кто я… — злобная ухмылка прорезала его лицо, — тётка приложила все усилия, чтобы вернуть мне память. Я всё помню и знаю. Богатства Малфоев оказались дороже безопасности.       — Ты что, притворился? — с ещё большим восхищением прошептала Гермиона, хватая его за руки. — Как это возможно?       — Окклюменция — очень полезный навык! — улыбался Драко. — Я же сказал — хитрый, изворотливый…       Её руки обвили его шею, а горячие губы прервали самодовольную речь. Гермиона вдруг почувствовала, что рядом с ней сила. Настоящая, неотвратимая, её только нужно направить в нужное русло. Это был восторг! Восхищение! Надежда. Каждая шестерёнка в её голове сдвинулась с места. Она так давно не строила планы, не анализировала происходящее, что все механизмы сознания заржавели и, с трудом заводясь, скрежетали и путали мысли. Но сдаваться рано! Как она могла так рано сдаться?       Держа в руках свой шанс, Гермиона больше всего боялась просчитаться. Он доверяет ей. Доверяет всё больше, а значит у неё есть возможность выбраться.       Её искренняя радость окрыляет. Драко вдруг ощутил что-то похожее на уверенность в том, что «его личная Грейнджер» всё-таки испытывает к нему нечто большее, чем вынужденную потребность. Как бы он хотел снова увидеть это восхищение, которое несколько секунд назад озаряло её взгляд. Она в его объятиях, но этого так мало! Драко хотел, чтобы между ними было нечто большее. Будущее.       Она обнимала его, уткнувшись лицом в шелковистые светлые волосы, вдыхая его пьянящий аромат. Горло сдавило от страха и болезненных уколов совести. Разве ей плохо здесь? Разве плохо рядом с ним — в его объятиях? Внутри вдруг что-то раздвоилось. Неужели она сможет просто уйти? Сможет оставить его? Ведь он не может вернуться в свой мир. Рано или поздно его найдут, как бы он ни скрывался. Нет! Об этом не может быть и речи! Он не покинет бункер, если она уйдёт. Уйдёт ли он с ней вместе? Станет ли помогать? Ведь есть Гарри, Рон — все вместе они одолеют ослабленного противника… Гермиона ни секунды не верит, что их больше нет. Если Малфой солгал…       И снова холод прокрался в душу. Его белоснежные пряди — мягкие, такие красивые снова стали чужими. Как же тяжело!       Несколько мгновений, и она отстранилась, вскочила с кровати и убежала в душ, так и не взглянув ему в глаза.       Драко растерялся. Что творится в голове у этой женщины? Только что она была ласкова, так восхищена и счастлива. Минуты не прошло, и вот — она словно льдинка. Стало так досадно. До боли. Невозможно так жить и думать о будущем. Ей плохо здесь. Гермиона чувствует себя пленницей, он уверен.       Спустив ноги на пол и облокотившись на колени, Драко долго сидел и думал, как лучше поступить. Но решение видел только одно. Но это крайняя мера — он не может себе это позволить. Сейчас не может. Нужно что-то придумать…

***

      На несколько дней наступило затишье. Гермиона и Драко встречались в кухне, разговаривали, готовили вместе. Иногда он осторожно касался её руки, и Гермиона принимала его робкую ласку. Она смущённо улыбалась, дарила ему тёплый, но грустный взгляд. Иногда Гермиона сама подходила к нему сзади и бережно обнимала, прислоняясь щекой к его спине. Драко гладил её холодные руки, грел их, пока не становились тёплыми. Но говорить в эти моменты не хотелось. Растерянность и неопределённость. Так можно было назвать их отношения. Отношения без будущего.       Гермиона тихо плакала по ночам, а Драко страдал от её тоски — он не мог себе позволить расклеиться, хотя порой было желание рвать и метать, сломать что-нибудь в этом проклятом бункере. Он старался не думать о себе, о своих желаниях и недовольстве.       В тот вечер он тихо постучал в её комнату. Гермиона сама открыла дверь. Он стоял на пороге в синих джинсах и чёрной футболке, поверх которой была наброшена рубашка, немного взволнованный, но глаза сияли какой-то необъяснимой радостью.       — Что случилось? — улыбнулась девушка.       — Хочу пригласить тебя… кое-куда, — как-то смущённо произнёс Малфой.       — Пригласить? — удивилась она. — Куда же ты можешь меня пригласить… здесь?       — Надень что-нибудь простое. Представь… выходные в Хогсмиде.       Что-то кольнуло внутри. Воспоминания вихрями закружились в сознании. Хогсмид… как же давно это было. Она вздохнула.       — Что ж, хорошо. Прямо сейчас?       — Да. Сейчас, — дёрнул он плечом.       — Подожди минутку.       И вскоре она стояла перед ним в голубых джинсах, кроссовках и лёгкой курточке.       — Сойдёт? — смущённо спросила она, заправляя за уши распущенные кудри, струящиеся по плечам и спине. Его молчание смущало ещё больше. Этот взгляд.       — Ты совсем как школьница, — наконец улыбнулся он. — Класс!       Гермиона зарумянилась, как же она нравилась ему такой!       — Идём? — немного нетерпеливо спросила девушка, уже явно заинтересованная его задумкой. Драко кивнул.       Гермиона вышла из комнаты взволнованная и озадаченная.       — Хотел бы я пригласить тебя на длительную прогулку, но бродить туда-сюда по коридору, по-моему не очень интересно, — усмехнулся Драко.       — Согласна, — вздохнула Гермиона, и уже через несколько шагов Драко остановился напротив пустой стены. Девушка многозначительно откашлялась.       — И что же ты планируешь в ней увидеть?       — Я тренировался, — усмехнулся он. — Должно получиться. Просто… вспомни Хогсмид.       — Э-э-э…       — Щ-щ-щ… Лучше просто не думай.       Она смотрела на его правильный идеальный профиль, когда Драко закрыл глаза, нахмурился, сосредоточился. Гермиона вдруг ощутила тепло в груди. Он был какой-то другой. Или… это она другая?       В этот момент в стене стала плавно проявляться большая резная дверь. Сердце замерло в предвкушении. И когда Драко потянул за ручку, Гермиона заволновалась ещё больше. Он чуть посторонился, пропуская её внутрь.       Перед ними предстал так непривычно безлюдный зал. Потёртые деревянные столы и стулья, полумрак, освещённый десятком волшебных ламп. Серо-коричневые стены и деревянная барная стойка. Лестница на второй этаж — всё так знакомо, что сердце защемило. «Три метлы». Но нет ни радушной хозяйки, ни посетителей. Паб пуст, но очаг ярко приветливо полыхает, а бар заставлен бочонками, бутылками и такими родными большими и маленькими кружками.       Гермиона прерывисто вздохнула, оглядывая обстановку.       — Как тебе это удалось? — тихо спросила она, переводя взгляд на Малфоя. — Всё так… детально.       — Как запомнил. Пришлось несколько дней тренироваться. Тебе нравится?       Гермиона с нежностью улыбнулась.       — Да, мне нравится. Я не была здесь… столько лет. Только, кто же нас обслужит? — спросила она, стараясь скрыть уязвимость беспечностью.       — Официант Драко к вашим услугам! — он вдруг так правдоподобно поклонился, что Гермиона прыснула:       — Никогда не смогла бы представить тебя в этой роли.       — Пршу вас, мисс! Любое место ваше!       И Гермиона, быстро оглядевшись, устремилась к окну, выходящему на центральную улицу Хогсмида. Драко улыбнулся, ведь даже этот момент он смог предусмотреть. За стеклом, расписанным морозным узором, тихо падал пушистый снег, вечерняя улица освещена фонарями, но пустынна. Гермиона вздохнула. Она села за столик для двоих и долго смотрела вдаль, пока приходила в себя от нахлынувших воспоминаний юности. Драко не решился её прервать, понимая, что этим сюрпризом всколыхнул прошлое не только своё, но в большей степени её.       — Что ж, Драко, — с растерянной улыбкой наконец выдохнула Гермиона, — полагаю, вы готовы принять заказ.       — Совершенно верно.       — У вас сливочное пиво настоящее или бутафорское? — усмехнулась она.       — Обижаете, леди! — гордо вздёрнул подбородок «официант».       Она наблюдала, как он пересекал зал «Трёх мётел», подошёл к стойке и налил золотистый пенистый напиток в такую знакомую кружку, поставил её на маленький поднос. Гермиона следила за его уверенной походкой, осанкой, усмешка играла на её губах.       Кружка опустилась перед девушкой, и Гермиона, чуть помедлив спросила:       — Не хотите составить мне компанию, Драко?       — Только из уважения к леди, — чуть склонился он.       — Ну всё! — со смехом воскликнула она. — Хватит ломаться, Малфой! Ты пьёшь сливочное пиво?       Драко очаровательно улыбнулся.       — Почему бы и нет.       Он принёс кружку для себя и симпатичную глиняную миску, наполненную солёными фисташками. Молодые люди сделали по глотку приятного холодного напитка и некоторое время молча наблюдали за кружащимися за окном снежинками.       — Почему Хогсмид? — наконец с интересом спросила Гермиона, глядя на Драко.       Он пожал плечами.       — Это то малое, что связывает нас. Хоть как-то. Мне нравились эти прогулки. Тебе тоже. Вы любили сидеть здесь, а я — шпионить за вами. Вечно ваша троица раздражала.       — А мы, признаться не обращали на вас внимания. Очень надо! — усмехнулась она, потом немного сникла. — Правда на шестом курсе Гарри следил за тобой…       — Я заметил, — невесело усмехнулся Драко.       — Твои шрамы…       — Да. Его работа.       Они снова сделали по несколько глотков.       — Я хочу знать, когда это началось, — решительно выдохнула Гермиона.       — О чём ты? — Драко смущённо опустил глаза, прячась за своей кружкой.       — Ты говорил, что когда я осталась одна, у тебя…       — Это преждевременно, прости.       — Не станешь отвечать?       — Не сейчас. Я же не лезу к тебе в душу, — спокойно отвечал он.       — Ты и так всё знаешь, — махнула она рукой.       — Как я могу знать твои чувства. Всё, что я знаю, — внешнее, то, что может узнать любой наблюдательный человек. Я знаю, что радует тебя, что печалит, что ты любишь есть и что делать.       — Спроси, — расслабленно повела она плечом. — В конце концов какие у меня могут быть секреты, если ты следил за мной столько времени.       — И ты готова отвечать? — с сомнением усмехнулся Драко. — Я бы на твоём месте не рассчитывал на мою тактичность.       — Тактичность и Малфой понятия слишком далёкие друг от друга, не находишь? Я ведь могу и промолчать, имею право.       — Что ж, — Драко откинулся на спинку стула. — Почему ты бросила Уизли?       — Неверно сформулирован вопрос, — задумчиво склонив голову, ответила девушка. — Я его не бросала. Мы расстались по обоюдному согласию, поскольку обе стороны многое не устраивало.       — Как официально. Неправдоподобно.       — Не имеет значения, как ты это видишь, — Гермиона сделала большой глоток из кружки. — Я это вижу так. Ещё вопросы?       — Ты его любила?       Повисла пауза. Девушка медленно поворачивала кружку, стоящую перед ней, размышляла.       — Я и сейчас люблю его, Драко. Рон был и остался моим другом. Романтики в наших отношениях было мало. Откуда ей быть, когда все эти годы шла тихая война. Мои идеи были очень продвинутыми, а он немного… старомоден, так скажем. Наши взгляды во многом не совпадали. У друзей так бывает.       — Тебе… не хотелось, чего-то другого?       — Кого-то, ты хотел спросить? — усмехнулась Гермиона. Румянец проявляющийся на его щеках почему-то всегда вызывал ощущение победы. Смутить Малфоя — это какое-то особое, изощрённое удовольствие. — Я не думала об этом. Всё, чего я хотела — сделать мир лучше, безопаснее. Хотела победить всё существующее в мире зло. Очевидно, я так увлеклась, что не видела дальше собственного носа. Он затрагивал тему наших отношений, пытался… вытянуть меня из этой петли, но так и не смог. Видимо, только кардинальные меры могли это сделать. Похитить меня, например, — улыбнулась Гермиона.       — Надо было спасти тебя раньше, — усмехнулся в ответ Драко.       Гермиона облокотилась на стол и подпёрла подбородок ладонью. Она смотрела ему в глаза немного взволнованно, и было очевидно, что сливочное пиво немного расслабило.       — Так когда же это надо было сделать, Малфой? — загадочно прошептала она. — Сколько это продолжается?       Её взгляд был настойчив. Драко не мог его выдержать. Не мог признаться сейчас. Это было выше его сил. Он молчал.       — Какие ещё подробности моих душевных переживаний тебе нужны, чтобы сказать мне правду? — спокойно говорила она, не меняя позы. — Какое имеет значение, когда ты признаешься, сейчас или потом? Мы здесь одни. Навсегда. Разве нет?       Драко и сам понимал, что рано или поздно всё тайное станет явным. Проблема была в том, что она не испытывала к нему настоящих чувств — ею руководило любопытство, которое его задевало. Обижало. Драко сам не понимал почему. Отчаянно хотелось сменить тему и не возвращаться к этому больше.       — Потанцуешь со мной, Гермиона Грейнджер? — так же спокойно спросил он, и её щёки внезапно зарумянились.       — Потанцевать? — удивлённо усмехнулась она. — Разве в «Трёх мётлах» танцевали?       — Разве это должно нас ограничивать? — улыбнулся Драко и, поднявшись, подошёл к барной стойке. Зазвучала приятная медленная музыка, и её сердце невольно пустилось в разгон.       Приятно было видеть её волнение. Кажется, он угадал. За всё время, что он следил за ней, Гермиона ни разу ничего не сделала для себя. Она мало спала, мало ела, Уизли её не баловал, никуда не приглашал. Похоже, Грейнджер и не предполагала, что жизнь может быть другой. Что иногда в ней может быть что-то приятное и неожиданное.       — Когда ты танцевала последний раз? — спросил Драко, подходя к ней. — Ты танцевала с ним?       — Не стоит углубляться в тему, — поднимаясь на ноги, ответила Гермиона. — Я танцевала очень давно, и не с Рональдом. Он не любитель…       Большая тёплая ладонь ласково скользнула по её талии, привлекая девушку ближе к мужчине. Они смотрели друг другу в глаза, когда её маленькие ладошки медленно поднялись к его плечам, невесомо пройдясь по предплечьям. Эти несколько дней нейтрального общения вдруг показались Гермионе ужасно долгими. Теперь, когда Малфой оказался рядом, девушка поняла, что соскучилась. Так сильно соскучилась! По теплоте его взгляда, по его улыбке, по той силе, что от него исходила.       Они не спеша покачивались в такт чарующей мелодии, не сводя друг с друга глаз. Молчание. Драко так много хотел ей сказать. Сколько вины лежало на нём, но он не мог произнести ни слова, чувствуя, как ком сдавливает горло, а дыхание замирает от того, как её удивительные прекрасные глаза изучают его лицо. В них столько тепла сейчас, столько нежности. Как бы он хотел, чтобы однажды его мечта стала явью, чтобы её нежные губы шептали о любви.       А у неё внутри всё взрывалось от страха и отчаяния. Горячие волны прокатывали по телу, опаляя щёки, сбивая дыхание. Неужели он стал для неё чем-то большим? Неужели она ошиблась в своих чувствах? Нет, он не враг. Эти глаза не могут быть чужими. В нём столько трепета, пронзающего до глубины души. Его прикосновения, одурманивающий аромат заставляют безвольно подчиняться, словно Драко Малфой создан для неё. Рядом с ним хочется быть слабой, хочется довериться, остаться под его защитой. Навсегда.       Что-то в нём ломается. Тяготы последних месяцев, все обиды и недоверие сжимают грудь, перекрывая кислород. Это жажда. Необходимость. И Драко не может сдержать порыв.       — Всё было неправильно, — вдруг зашептал он, ощущая, напряжение её рук, Гермиона словно сливалась с ним воедино. — Всё с самого начала неправильно. Вся наша жизнь…       — Драко… — она взволнованно стиснула пальцами ворот его рубашки. — Не надо. Не жалей ни о чём.       — Если бы я мог по-настоящему, открыто сказать, как сожалею… — с болью прошептал он.       — Я знаю! — ласково отвечала она, притягивая его к себе. — Всё хорошо, слышишь?! Я простила тебя. За всё простила!       И Драко крепко обнял её, склонившись ближе, прижавшись щекой к её волосам, слушая её рваное дыхание и еле слышный всхлип. Слёзы заструились по его щекам сами собой. Вся скопившаяся боль вырвалась наружу. Он не знал, что будет так. Что будет так хорошо. Просто обнять её. Просто покаяться во всём. Что однажды она поймёт. Простит. Что однажды она даст ему шанс.       Её душа пела… Взлетала, стремясь к небесам. Стало так легко и свободно. Она ощутила это. Настоящее, искреннее прощение, словно больше не осталось преград. И это безмерное доверие переполнило, успокоило. Страх отступил. Будь что будет! Она готова остаться с ним рядом. Пусть это пока зыбкое, непонятное чувство, но сейчас кажется, что Гермиона готова попытаться доверить ему своё сердце.