***
Страх слизеринским шарфом, ощущавшимся удавкой на шее, окутывал с головы до ног. Пэнси хватает Драко за руку, как только следом появляется на платформе. Это место было последним, где бы ей хотелось оказаться. Драко, волнуясь, сжимает её ладонь в своей сильнее. Всё-таки перевести их отношения на не совсем понятный новый уровень было не таким уж плохим решением. Теперь ему кажется, что он не совсем один. Позади находится крепость, в которой всегда можно спрятаться. Ведь эта крепость только для него. Омраченный Теодор идёт рядом. Ему не за кого схватиться, чтоб он смог удержаться на ногах весь долгий путь до купе. Только за чемодан, который он несет в одной руке. Десятью минутами ранее их вытолкнули из комфорта. Вытолкнули из их собственной теплицы. Нотт прибыл в поместье Малфоев последним. Конечно, последним сильно сказано, учитывая, что перед ним были только Пэнси и миссис Паркинсон. — Может, всё-таки никуда не поедем? — первое, что Теодор услышал, появившись из зеленого пламени камина в гостиной, это голос Пэнси, из которого только что ушла всякая надежда на положительный ответ. Она нервно выхаживала вдоль дивана, на котором устроились миссис Паркинсон и миссис Малфой. Драко сидел в соседнем кресле, беспокойно покручивая кольцо на пальце. — Вот и Теодор. Здравствуй, милый, — Элоиза обернулась к вышедшему из камина парню с чемоданом в руке. — Ну хоть ты ей скажи. — Здравствуйте, — кивнул Нотт, приближаясь. У своих ног он почувствовал теплый комок, который очень упорно ластился к ногам. Кошка Паркинсон была единственным в этом доме живым существом, которое было искренне радо его приходу. — Что сказать? — Сказать, что мы уже опоздали на поезд, — начала подгонять их Пэнси. Она подошла к Драко со спины, сложив руки на его плечи. Будто они уже женатая пара. — И поэтому никуда не поедем! — Милая, прекрати истерику, — спокойно ответила ей мать. — Она и не начинала, — прошептал себе под нос Тео, поднимая белоснежную кошку на руки. Животное появилось месяцем ранее, когда Паркинсон вычитала в книжке из его библиотеки, что кошки помогают при сильном эмоциональном напряжении. — Пэнси, всё будет хорошо, — кивает ей исхудавшая миссис Малфой, стараясь ободрить, — рядом с тобой такие мужчины. — Ну, до мужчин им ещё далеко, — улыбается миссис Паркинсон, в ответ получая снисходительную улыбку от Нарциссы. Женщины удовлетворённо чокаются чашками с чаем. Они обе не показывают, что им не менее страшно, что они обе совершенно не готовы отдавать своих детей невесть куда. Хогвартс стал другим. Теперь никто не распахнёт свои объятия этим детям. Их детям. Но вот поплачут они об этом куда позже. — Драко, поднимайся, — всё, что оставалось от прежде «Первой Дамы Аристократии» — Нарциссы Малфой — это её манера разговаривать. Всё такая же благородная и сдержанная. — Вам пора. Блондин безмолвно поднимается, одной рукой обнимая за талию Паркинсон, глаза которой нервно бегают с одного из присутствующих на другого, чуть дольше задерживаясь на Теодоре, гладившего кошку на своих руках. Тео замечает, как подруга немного расслабляется в руке парня, делая глубокий вдох под непосредственное щебетание их матерей. Малфой всегда был для неё почти успокоительным зельем. Зубы брюнета сжимаются чуть сильнее, от чего желваки перекатываются под кожей. К черту их обоих. — Мы с тобой всё обсудили, — еле слышно говорит Драко, чуть склоняя голову ближе к её уху. Как и всегда, в нём нет даже и намека на нежность, с какой, по мнению Нотта, говорят влюбленные. Пэнси лишь собирается с силами, кивая в ответ Малфою. Осторожно, будто боясь, оставляет след розоватых губ на его щеке. К черту. Драко отстраняет руку от неё, стирая с щеки отпечаток помады. Оба двигаются к камину, от которого Теодор далеко не отошёл. Девушка подходит к нему, заключая в короткие объятия. Приятно. Драко тяжело пожимает руку после того, как кошка оказывается у Пэнси в руках. Он даже не помнит её клички. Но прекрасно помнит, что это животное не любит Малфоя. Не любит его до такой степени, что на второй день их встречи гневно расцарапало ему щиколотку. — Ну, — миссис Паркинсон подходит к ним, подобравшим свои чемоданы в руки, — до встречи, мученики мои. Женщина расплывается в теплой улыбке, обнимая сначала свою дочь. Аккуратно смахивает с её щеки успевшую скатиться единственную слезинку, что-то шепча на ухо. Потом заключает в объятия Теодора, пока миссис Малфой что-то говорит Драко с Пэнси. — Это в твоих силах, милый, — тихо, почти невесомо говорит ему на ухо Элоиза. Ему даже думается, что показалось. Их появление на вокзале почти не вызвало фурор. Лишь тихие перешептывания и желание некоторых родителей пододвинуть своих детей ближе к себе. Паркинсон старалась вести себя, как прежде. Уверенно, с прямой спиной, переставляя ноги как полагается, по одной линии. Короткая юбка била по бедрам, а каблуки выстукивали почти ровный ритм. В одной руке — кошка, в другой — рука Драко. Только вот ноги предательски стараются согнуться. Малфой с привычным надменно-издевающимся взглядом оглядывает людей на дороге. Осанка по струночке, ботинки, начищенные до того, что при желании можно увидеть своё отражение. Если бы обе руки не были заняты, то всё, что могло бы выдать его тревогу — нескончаемый тремор. Он забыл выпить пузырек с зельем этим утром. По другую сторону от него Тео, успевший надеть на себя невозмутимую мину. С такой же ровной спиной, как и они, одна рука небрежно покоится в кармане выглаженных брюк. Волосы лежат привычной кудрявой неразберихой. Чемодан из змеиной кожи. Старается не бегать нервно глазами из стороны в сторону, избегая любого неудачно кинутого в его лицо взгляда. Этот путь почти закончился. Неподалеку их вагон, в который они войдут почти так же, как в родную теплицу. Там свои. Такие же напуганные. Драко поднимается первым, по-джентельменски протягивая руку поднимающейся за ним Паркинсон. Теодор, облегченно выдыхая, поднимается следом. Их купе. Пустое. Надежда, что Забини тоже приехал, почти испаряется. Конечно, ему ведь это не нужно. Он сбежал, бросил их на произвол судьбы. Даже не писал по поводу Хогвартса. Ни слова. Ни письма за август. Поезд издаёт последний гудок и, наконец, начинает свой путь. — Мы держались сносно, — пытается похвалить Малфой, закинув чемоданы на полку. — Я была уверена, что сквозь землю провалюсь, — начинает Пэнси, — у меня ноги дрожат до сих! Посмотрите! Пытка какая-то… — она скидывает с ног лакированные туфли на тонком каблуке. — Зачем нас вообще… — Пэнс, пожалуйста, — выдыхает Драко, которому уже изрядно начало надоедать, что каждый раз, когда Паркинсон нервничает, то сразу же принимается говорить без умолку. Разговор тут же прерывается, даже не успев начаться. Почему в этом мире всё всегда так некстати? — Молодые люди, — дверь слегка приоткрывается после недолгого стука. — Мистер Малфой, мисс Паркинсон… Ох, Мистер Нотт! Я вас ищу с десяти утра! Где вы были? — профессор МакГонагалл какого-то черта ехала с ними в поезде. Учителя ведь прибывают на пару дней раньше, разве нет? — Здравствуйте, профессор, — фыркает Малфой, едва удержавшись от того, чтоб закатить глаза. Пэнси лишь коротко кивает, скрещивая руки на груди. По воле этой женщины они сейчас едут в злосчастный Хогвартс, о котором им бы хотелось не вспоминать до конца жизни. — Профессор? — удивленно вскидывает брови Теодор, ошарашенно глядя на учителя. — Простите, а для чего вы меня искали? — Я же вам сообщала: вы староста Слизерина вместе с мисс Гринграсс в этом году, — строго отвечает женщина, уже сетуя, что её выбор пал на не самого исполнительного ученика. — Во втором письме всё было ясно изложено. — Простите, но я не помню, чтобы мне приходило второе письмо, — сводит брови Тео, непонимающе поглядывая на друзей, на лицах которых читалось возмущение. Их планы снова рушились. Они планировали просто отбыть свой последний год, никак не ввязываясь в дела школы. — Значит, мистер Нотт, сообщаю Вам сейчас. Впредь не пренебрегайте чтением писем, — она хмурится, чуть вскидывая подбородок. — Ждем на собрании только вас и старост Гриффиндора. Будьте любезны, наденьте свою мантию как можно быстрее, и соизвольте уже явиться. — Профессор, я отказываюсь от… — Быстрее, мистер Нотт, — профессор хлопает дверью, а в купе лишь эхом раздаётся стук женских каблуков о пол. Никто в этой части поезда больше не шумел в коридоре. Было тихо. Даже чересчур. — Салазар, — выругивается Теодор, палочкой указывая на чемодан. — Акцио мантия, — чемодан раскрывается, а в руки парня прилетает длинная материя черного цвета с изумрудной отделкой. — Когда это кончится? — почти прикрикивает Пэнси, ногой отшвыривая туфли. — Скажи спасибо, что старосты не мы, — спокойно отвечает Драко, которого, по всей видимости, только эта мысль и радовала. Пэнси лишь откидывается к нему на плечо, стараясь переплести их пальцы. — Сильно не радуйтесь, — ворчит Тео, наконец надев на себя мантию. — Мне идёт? — Разумеется, — мимоходом отвечает Паркинсон, пристраиваясь ближе к Малфою.***
— Перейдем к старостам мальчиков и девочек, — старуха перелистывает страницу своего журнала с необычайно важными записями, — тут, кажется, изменения, секунду… Всё это было невероятно скучно. Какие-то задания и ненужные поручения, которые должны помочь избежать разного рода недоразумений. Эти меры нужно было принимать ещё в тот год, когда поступил Поттер, а не сейчас. Как Пэнси и Драко вообще выносили эту смертную скуку? Невероятно. Младшая Гринграсс, к его сожалению не старшая, как подумал Тео, очень серьезно записывала почти каждое слово старухи, выводя всё своим каллиграфическим почерком. Теодор же просто что-то выводил на пергаменте, особо не внимая словам профессора. Ему ведь это совсем не нужно. — Мистер Нотт? — слышится сквозь его мысли. — Где он? Тео пару секунд хмурится, не особо понимая, чего от него хотят. Спросить было бы слишком неуважительно, ведь он прослушал добрых минут пять из её долгого монолога. — Не имею понятия. — Очаровательно, — кивает ему профессор, продолжая речь. — Мисс Грейнджер староста девочек в этом году. Она также является главной старостой. По всем вопросам обращайтесь к ней, она с радостью вам всё разъяснит. Если вдруг даже она не будет видеть выход… Внимание Тео снова рассеивается. Всё и без того было вполне очевидно: старосты Когтеврана — Чанг и Голдстейн, старосты Пуффендуя — вполне симпатичная блондинка, совершенная противоположность Пэнси, имени старосты он не запомнил, но постарался взять на заметку её внешность, и Эрни Макмиллан, а вот и Гриффиндор — младшая Уизли и Лонгботтом. Все при деле. Или почти все. Ни Поттера, ни Уизела в списках «высокопоставленных» Теодор так и не заметил. Они вообще вернулись? А если и не вернулись, то даже к лучшему. С Поттером ещё ни одного спокойного года не было… Теодор с трудом дожидался конца собрания, чтобы наконец поговорить с МакГонагалл, не должна же она быть настолько непреклонной в отношении старост. От скуки он то закидывал ногу на ногу, то снимал её на пол, периодически качая носком туфли в такт какой-то мелодии в его голове. Ладно, это немного лучше, чем всё время наблюдать Пэнси и Драко напротив. Ещё сотня каких-то ценных указаний о том, какие части Хогвартса восстановлены, а какие нет, в какие ходить нужно, а в каких появляться категорически запрещено. К тому же, поход в Хогсмид в этом году осуществляется только с пятого курса. Нотт посчитал это правило слишком несправедливым. Что-то про Хэллоуин и про то, что нужно сделать какой-то праздник для всех, чтобы «расслабиться». — И никаких ваших подпольных вечеринок! — строго проговаривает профессор, акцентируя внимание на младшей Уизли. Гриффиндорцы, кажется, знали в этом какой никакой толк. Но что может быть лучше старой доброй угрюмой посиделки в их комнате? Вчетвером. — Напоминаю! По приезде в Хогвартс, после распределения, старосты факультетов отводят своих первокурсников по гостиным факультетов. Прошу вас, не смейте рассказывать им ничего лишнего! Мистер Нотт, это я вам говорю. Про вашего барона уже легенды складываются! — МакГонагалл старательно поджимает тонкие губы, стараясь не улыбнуться. — Можете быть свободны. Мисс Грейнджер, задержитесь. В воздухе повисло облегчение спустя час собрания, на котором, в сущности, ничего важного и не обговаривалось. Можно было просто выписать всё в свиток и выдать им на руки, а не делать целое собрание с присутствием директора. Ерунда полнейшая. Студенты начали шумно подниматься с места, стараясь как можно быстрее покинуть душное помещение. — Профессор, извините, — Теодор решительно двинулся к МакГонагалл, когда ученики почти покинули купе. — Мистер Нотт? Вы можете быть свободны. — Я хочу отказаться от поста старосты, — выдыхает Теодор, собрав всю свою решимость в кулак. — Нет, — коротко отвечает женщина. — Что? — хмурится парень от такого простого отказа. — Это моё право. — Нет, Теодор, — медленно кивает ему профессор, поднимая бровь. — По понятным причинам я не могла пригласить на этот пост мисс Паркинсон и мистера Малфоя, — она начала говорить тише. — Поймите, необходимо пригласить на пост кого-то вроде Вас, чтобы на таких, как Вы и ваши друзья, не поставили крест. Будь моя воля, мистер Нотт, Вы бы были старостой школы. Но это произведёт куда более серьезный резонанс. — Хорошо, — скрепя зубы ответил Тео. Ему категорически не нравилась формулировка «таких, как вас». Каких таких? Недостаточно отважных? — Я вас понял. Спасибо. — Вам спасибо за понимание. Развернувшись на каблуках, Теодор отправился к дверям, решив, что, если старуха непреклонна в его отношении, то с Грейнджер ещё может быть получиться договориться. Брюнет покинул помещение, а вместе с ним и младшая Гринграсс, которая зачем-то ждала его у дверей при выходе и продолжала ждать уже с другой стороны дверей. — Астория? — Теодор прислонился к стене рядом с окном. — Я думала, мы пойдём вместе, — непонимающе смотрит на него слизеринка. — Нет, не стоит. Я ещё Грейнджер буду ждать, — легко отвечает парень, оглядывая шестикурсницу. — Я просто думала, что нам стоит обсудить некоторые нюансы, — слегка тушуется она. — Может тогда зайдешь? Наше купе пятое. — Может быть, — пожимает плечами Нотт. Зайдёт только в том случае, если и Грейнджер не поддержит его инициативу. Теодор остается ждать, смотря вслед уходящей слизеринке. Очень жаль, что Астория оказалась не такой, как сестра. Лишь тень всего того, что было у Дафны. У младшей Гринграсс и волосы серые, а не золотистые, и сложена она как-то иначе. Да и вся она такая… Невзрачная? Конечно, невзрачная. Любая малознакомая девчонка будет казаться невзрачной. Особенно, когда последние пару лет жизни наблюдаешь девушку-колорит. Противную, почти не умолкающую. Или ту, которой она была раньше. В ней всегда ураган эмоций: в мимике, в жестах, в интонации. Сейчас это лишь легкий ветерок прошлого. Испуганный, тревожный ветерок прошлого. Нужно что-то менять. Срочно что-то менять. Хоть Паркинсон немного и потерялась в самой себе, но она когда-то точно вернётся. А уж после возвращения из своих цепких рук Малфоя не выпустит, значит и Нотту надеяться не на что. А страдать из-за девушки всю оставшуюся жизнь в его планы не входило. Особенно из-за той, с которой жизнь их вряд ли разведет по разные стороны. Её легко сможет затмить другая. Какая-то более…спокойная, покладистая, та, что не будет искать всеобщего внимания, что не будет вздрагивать по ночам, что не будет бесшумно выть. Здоровая. Девушка, с которой никогда не будет страха потери, ведь она просто не уйдёт, собрав вещи в один день, не оставив после себя ничего, кроме дурацкого запаха апельсинов и мятных сигарет, да кучи красных яблок на столе. Нужно что-то менять. Переступить через себя, перестать хранить никому ненужную верность. — Грейн… Гермиона! — окликает её Нотт, чуть не упустив из внимания её выход из купе. — Нотт? — немного удивляется гриффиндорка. Забавно, она тоже скинула пару килограммов, а может просто повзрослела. Он не видел её поблизости уже больше года. — Я хотел спросить у тебя, — натягивает самую доброжелательную улыбку он, — ты не можешь меня отстранить? За мою некомпетентность или что ты там придумаешь. Неисполнительность? Можешь за дружбу с Малфоем. — И зачем? — скрестив руки на груди, интересуется она. Вся такая собранная, со своим сосредоточенным лицом. Она ещё не устала? — Не хочу, — коротко отвечает Нотт. Ей ведь неинтересно знать всю подоплеку, мотивы и всё в этом роде. Просто незачем. — Почему? — не успокаивается та. — Мы что, на допросе? Просто не хочу. Мне это неинтересно. — Будут причины — отстраню. В ином случае, не вижу смысла, — Грейнджер резко разворачивается, уходя. Она совершенно точно издевается. Кем она себя возомнила, задирая свой деловитый нос? Второй МакГонагалл? — Будут тебе причины! — чуть громче говорит Теодор ей вслед, разворачиваясь для ухода в противоположную сторону. — Когда будут — сообщи, — откликается та.***
Пройдя через вагон Когтеврана, Нотт наконец достигает тихого слизеринского вагона, в котором лишь изредка слышатся разговоры из-за закрытых дверей купе. И громкие захлопывания этих самых дверей одним человеком. Малфой, даже не потрудившись постучать, открывал двери разных купе, коротко задавая что-то не вполне членораздельное. С начала коридора его просто невозможно было расслышать. Тут же он переходил к другим дверям, устало повторяя свои действия. — Что ты делаешь? — Тео подошёл ближе к заглянувшему в очередное купе Драко, который помахал ему указательным пальцем, что означало что-то вроде: «не мешай». Драко снова хлопнул дверью, раздражённо взглянув на него. — Ищу Фиалку, — закатил глаза он. На нём было написано, что никакого удовольствия это не доставляло, да и пропажей он был не очень озабочен. — Что ты ищешь? — Теодор не помнил, чтоб корни у фиалок не имели таких свойств, как передвижение, только изменение цвета в зависимости от погодных условий. — Кошка Пэнси выбежала за тобой из купе, — устало выдохнул он. — Мы заметили поздно. Точно, Пэнси назвала кошку Фиалкой, отчего-то ему было сложно запомнить такую «кличку». Хотя, это было более, чем легко для ассоциации. — И сама Пэнси…? — Уже где-то в вагоне первокурсников, — Драко пожал плечами, открывая очередную дверь Нотт заметил, что от такого его беззастенчивого появления в дверях, лица студентов, в особенности младших курсов, немного вытянулись. То ли от испуга, то ли ещё от чего. — Видели кошку белую? — Тебя? — хмыкает мальчишка с курса третьего в желании покрасоваться перед рядом сидящими девчонками. — Сейчас ты ей станешь, — Малфой даже бровью не повёл. — Видели? — Нет, — отвечает девочка. Драко так же захлопывает дверь, идя дальше. — Что встал? Ищи иди. Проходя от купе к купе через одно каждый, ничего нового они не слышали, кроме «нет», либо немого мотания головами. Так происходило в каждом купе вплоть до вагона гриффиндорцев, где их уже ждала Пэнси, которая всё не решалась перейти в следующий вагон. Но только заметив их двоих, в ней будто проснулись какие-то силы, брюнетка перестала переминаться с ноги на ногу, и уверенно открыла дверь. В вагоне красно-золотых было чуть веселее, чем в остальных. Иногда слышался хохот, студенты ходили от одного купе к другому, очень радушно здороваясь. Ученики с их курса были не менее помяты, чем и они сами. Только вот всё равно плыли в улыбках, завидев очередного знакомого. Очередного живого знакомого. Почти забавно. — Фиалка! — радостно пропела Паркинсон, завидев белое пятно у входа в одно из купе. — Мальчики, — кивает в сторону кошки девушка. Теодор медленно идёт к животному, которое внимательно следило за чем-то по ту сторону порога. К Фиалке подходит огромное рыжее недоразумение, обнюхивая со всех сторон. Кошка сидит на месте, сама не проявляя инициативы. Ждёт, когда знакомство закончится. — Отошёл от неё! — прикрикивает Пэнси, утягивая Малфоя за рукав следом за собой. — Брысь! Пэнси быстро перебирает ногами, отстукивая по полу каблуками, и наконец, достигнув никуда не торопящегося Тео, захватывает и его рукав, таща уже двоих парней следом. Она будто шла на битву с этим огромным рыжим котом, а не просто забрать бедную кошку. — Кто вообще держит таких уродов?! — возмущается слизеринка, пока Теодор поднимает на руки ласковый комок, а огромное недоразумение сразу начинает виться в ногах Драко. Фиалка с ним себе такого не позволяла, считая Малфоя недостойным её нежности. — Глотик? — из купе выходит другое недоразумение, с таким же недоразумением вместо волос — Грейнджер. — Этот урод твой? — фыркает Пэнси, чуть сбавив пыл. Осматривает гриффиндорку с ног до головы, что делает и Малфой, стоявший за плечом брюнетки, очень сдержанно терпя кота в ногах, периодически пытаясь его оттолкнуть. — Да, мой, Паркинсон. Что-то случилось? — Грейнджер держится, чтобы не сцепить зубы в замок, слегка приподняв подбородок. Этих ничего не изменит. Слабая надежда, что Нотт всё же вернулся один, испаряется. Последний год был олицетворением самой жуткой магловской сказки. Теперь же, когда, вроде бы, не только она прошла огонь и воду, привычный строй жизни должен был поменяться. Однако жизнь же подкидывает Гермионе всё тех же раздражителей, которые уже должны были и забыться, измениться. Но такие не забываются, не меняются. Они портили ей жизнь не один год, а целых шесть. Старая вражда никуда не уходит, хотя враждовать больше не из-за чего. Старое отношение остаётся, не испаряясь. Говорят, школьная любовь никогда не забывается. Неправда, школьное противостояние никогда не забывается. — Не удивлена, у тебя всегда было хобби коллекц… — свободной рукой Теодор щиплет подругу за предплечье, уже закончив за неё фразу в своей голове: «коллекционировать уродов». Это было бы лишним. Лишним в начале учебного года. — Скажи своему коту, чтобы больше никогда не приближался к моей девочке. — Я не могу объяснить это коту, — Грейнджер пытается быть собой. Сдержанной собой. Устойчивой к любым дурацким и ненужным выпадам. Она выше этого. — Мне плевать, хоть заколдуй его. Я не знаю, как ты решишь этот вопрос, но будь любезна, реши его! — Успокойся, — выдыхает Драко, наконец отпихивая от себя кота Грейнджер. — Лучше скажи это своей… — только успевает начать обычную перебранку Гермиона, как тут же сталкивается с его непонимающим взглядом и изогнутой бровью. — Если вдруг ты считаешь, что мир вокруг тебя вертится, то спешу огорчить, Грейнджер, — сдержанно отвечает, чуть осмотрев. Сверху вниз. Обычно-пренебрежительно, где-то даже брезгливо. — Я бы на твоём месте… — снова начала Гермиона, как опять была перебита. — А я бы на твоём месте меня услышала, — Паркинсон будто почувствовала себя увереннее, натягивая на себя эту ухмылку. Их что, этому с детства учат? — Иначе я даже не представляю, где и в каком состоянии ты найдешь своё животное. Ясно? — Будь любезна, помолчи хоть немного, — она в ожидании сверлит глазами Паркинсон. Рядом с ними в дверях на шум появляется и Поттер. Слизеринка поджимает губы, чтобы не ляпнуть что-то неуместное, чтобы не сорваться на оскорбления. Обида — это всё, что в ней было. Обида буквально на всё в Грейнджер. Пэнси вскидывает брови, на прощание мазнув по гриффиндорке взглядом, полным презрения, и уверенным шагом уходит под шум разговоров в вагоне. — Что-то случилось? — интересуется Поттер с не меньшим безразличием на лице, чем то, что было на лице Малфоя. — Без тебя, Поттер, ничего не случится, — Драко устало смотрит вслед Пэнси, в то время как Тео почти сразу же следом уходит за Паркинсон, не особо понимая, куда ему деть эту кошку на руках. — Поттер, Грейнджер, — он кивает им на прощание, после чего удаляется вслед за однокурсниками. — Мне не привиделось? — поправляет съехавшие очки Гарри, глядя на уходящие спины. — Вроде нет, — жмёт плечами Гермиона, также немного не понимая. В какой момент жизни Драко Малфой стал вежливым, кивающим на прощение? Неужели у него забрали все серебряные ложечки, с которых он раньше поедал жизнь?***
Паркинсон стремительно шла в сторону своего купе, до которого было ещё немало ударов каблуков о пол. Об этом она и говорила. Этого она и боялась. Вагоны были уже немым напоминанием. Летящие в их сторону осуждающие взгляды, в которых только и читалось: «Лучше бы умерли вы». Всё вокруг немое напоминание о значительном понижении отца в должности, о новом неприглядном положении в обществе, о том, что теперь нужно быть в сотню раз умнее, красивее и злее, чтобы добиться хоть чего-то, что нужно вгрызаться в любого, стоящего на пути. Как прежде ничего не будет. Ей нужно обратно её грёбаное блюдечко с голубой каёмочкой. Она его заберёт. Кому-то дано всё. И ей это дано от рождения. А не поганой Грейнджер. Не ей, чтобы она так разговаривала. Зависть и обида били в ней. На то, как она сейчас живёт, на то, что ей сейчас разрешено буквально всё, что её уже ждут с распростёртыми объятиями в Министерстве Магии, да на то, что даже чертов Малфой опять смотрит на неё украдкой, своим дурацким равнодушно-наплевательским взглядом. Почему все газеты трубят даже о самых малых «победах» и геройствах друзей Поттера. Почему всё Магическое сообщество знало даже о помощи Полумны Лавгуд, которая просто обездвижила Алекто Кэрроу, чтобы помочь Поттеру. А между прочим, не так уж и хорошо обездвижила, если потом Паркинсон её убила. Она её убила, а об этом ни слова! Ни единого словечка! Хотя Пэнси рассказывала об этом Аврорам на допросах каждый раз, да вообще-то черт знает кому, но рассказывала! Почему они не написали про это? Все её душевные терзания за просто так? За спасибо? Хоть бы зелье спокойствия подарили. — Да кто тебя укусил? — наконец нагоняет её Теодор. — Ты видел, как она смотрела? Видел? — шипит она в ответ, вспоминая вздернутый нос Грейнджер. Героиня. — Будто ей всё позволено! — Видел. Обычная она, просто уставшая. — О, и ты туда же? — Пэнси не останавливает свой путь ни на секунду. Остановиться равно испугаться, равно встретиться с ещё одним напоминанием. Как же она хочет домой. До дрожи в коленях.***
Они покинули Большой зал куда раньше остальных, сразу после того, как МакГонагалл произнесла торжественную речь о том, что темные времена позади, что впереди светлое будущее, путь в которое они начинают прямо сейчас. Бред. Тучи последствий сгущаются только сильнее. Теодору легче. Совсем немного. Не все считают его таким же, как отец, в отличие от Драко, по которому всё и без того отлично читается. Даже младшая Уизли радушно перекинулась с Ноттом парой слов, после чего мельком прошлась по Малфою и Паркинсон не совсем читаемым взглядом. Будто их и вовсе не было. Может быть, не всё ещё потеряно? — Я хочу домой, — Пэнси почти свернулась клубком на коленях Драко, пока тот перебирал её короткие волосы. Он — единственный, перед кем можно было разобраться на кусочки, потому что и сам был такой — разбросанный по углам. Они поменялись ролями, Драко был той жилеткой, а не Пэнси. Он всё впитывал в себя, особо не отвечая. Впервые он, а не она. — Подожди полгода, — он облокотился о стену у кровати с опущенным пологом. Иллюзорный домик, в котором они могли спрятать иллюзорных себя. — Не могу. — Тогда терпи, — прикрывает глаза, продолжая перекатывать пряди черных волосы пальцами. Главным грехом для Драко Малфоя стала слабость. Слабость, которую ни одна живая душа не должна заметить. Все должны считать, что он в порядке, что его жизнь всё ещё в его руках, иначе то, что называется «обществом», пройдётся по нему широкими шагами и не заметит. Слабых всегда поедают первыми. Он должен быть почти стальным, непробиваемым. У него не должно быть ахиллесовы пяты. Сначала ему казалось, что Паркинсон может оказаться его слабым местом, удар по которому сможет вывести из равновесия. Но сколько бы её не цепляли, сколько бы она не жалась и пугалась, сколько бы она не плакала во сне, его это почти не задевало. Только поначалу, когда это было новым, непривычным, неправильным. Она стала другой — ледяной фигуркой, тающей в руках. Слабой, зашуганной, той, что может оказаться под подошвой. Прошлый год её не закалил, а просто растопил. От неё почти ничего не осталось. — Я не хочу терпеть. Я просто хочу, чтобы это всё закончилось, — она вообще не шевелилась, положив голову к нему на колени, больше походила на обессиленное тело. — Тогда просто прекрати себя жалеть, ведь это не закончится, — отвечает чуть жестче обычного. Ему надоело. Надоело всё в новой Паркинсон. Она была привычной только в обществе, продолжая держать на себе костюм противной девчонки. В сказках такие оказываются злой королевой, принцессой, которая увела принца у простушки, но никак не той, что в конце бросится в море, пройдя целые мили с больными ногами. — Сколько захочу, столько и буду жалеть, — фыркает она, слегка поворачиваясь к нему. Так уже привычнее, приятнее. Даже улыбнуться было бы не лишним. — Ну и сколько это твоё «сколько захочу»? Ближайшие пару лет? — кривая ухмылка касается губ Драко. — Нет, меньше, — ухмыляется Пэнси. — Но это при условии, что ближайшие пару лет не начнется очередная магическая война. Клянусь, я уеду к Забини в Италию, если будет хоть намёк. — Бежать решила? — Драко распахивает глаза, устремляя взгляд вниз, откуда на него смотрит Паркинсон со своим ехидным прищуром. Вот она. Обычная. Комфортная. — Куда я без тебя сбегу? — она поднимается на локтях, усаживаясь рядом. Берет за руку. Странно, но тактильность Пэнси никогда не была какой-то надоедающей, никогда не была противной. Он уже даже не помнил, кто из них ввел тактильное общение в норму. Сам раньше часто закидывал руку на её плечо, обнимал, когда это было нужно, позволял себе ложиться к ней на колени. Драко заметил, что ни Тео, ни Блейз никогда не вели себя с кем-то подобным образом, да даже не то, что с кем-то, а с Пэнси. — Представь, закрой глаза, просто представь: море шумит, светит солнце, а небо такое голубое-голубое и ни одной тучи, а песок белый. Представь светлый дом, такой большой, а вокруг него сад. И это всё наше. Картинка в его голове разбивается после последней фразы. Их? Какое к черту «наше»? — Перестань, — Драко на одном импульсе выдергивает свою руку из её. — Ничего «нашего» пока нет. — А что есть? «Проба нашего»? Так попробуй уже наконец! Прекрати делать вид, что и на это тебе наплевать. Ты тогда мог просто промолчать, либо промолчать сей… Он накрывает своими губами её губы только для того, чтобы очередной поток слов не вырвался из её рта. Конечно, куда легче было бы использовать Силенцио, но тогда бы она точно обиделась. Пэнси немного расслабляется, когда Драко осторожно кладёт руки на её талию. Только бы она не растаяла. Так куда лучше. Поцелуев часто достаточно, чтобы она успокоилась. Его физической близости достаточно, чтобы стало легче. Чтобы поверить в то, что он действительно только её. Что для него это тоже нечто бо́льшее, чем просто «проба». Только вот эта проба начинает надоедать. Жутко надоедать. В этом всём нет ни капли уверенности в завтрашнем дне, да что там в завтрашнем — в сегодняшнем. Пэнси будто шла по тонкому льду — только бы не провалиться. Зима ведь не может быть вечной. Только вот если он уйдет, то весна начнется куда раньше: с трещинами на льду, с трещинами на ней самой, которые возьмут своё, разлетаясь на осколки, в каждом из которых будет только его отражение. Она придвинулась ближе к парню, опустив руку на его щеку. Будто фарфоровый. Его кожа всегда страдала от сухости, от чего не была мягкой как… Впрочем, какая разница, была мягкая у него кожа или нет. Главное — это была кожа на его лице. Без бугорков от юношеских прыщей, без родинок, которые всегда ощущались под пальцами. Драко по глупости поддержал Пэнси в том, чтобы слово «пара» случилось с ними, случайно оказавшись инициатором. Ему тогда показалось, что любви вовсе не существует, что её можно легко выстроить, в особенности с той, с которой отношения и без того близки. Чем отличаются дружеские отношения от романтических? Вот в том то и дело, что, в сущности, ничем. Пэнси своим согласием загнала их в это подвешенное состояние, из которого выход пока не предвиделся. Ей хотелось тешить себя надеждой на беспечное будущее, в которое они сквозь огонь и воду уверенно войдут, держась за руки. Кажется, она даже понимает, что заставить полюбить себя не может, но отчаянно верится, что взаимность наступит и наступит очень скоро. Ведь любовь — это нечто большее, чем просто… Что? Нечто большее, чем просто чувство? — Тео скоро вернётся, — Пэнси разрывает поцелуй, отодвигаясь от Драко. — А кто у вас ещё соседи? Она быстро переводит всё внимание на разговор, под недовольный выдох Малфоя, который сразу же принялся поправлять выбившиеся волосы. Девушка откинулась на его грудь, вытягивая ноги на кровати. Со Снейпом мальчики не без труда договорились ещё на курсе четвертом о том, что комнату будут делить только на троих: Блейз, Тео и Драко. На неудачном седьмом курсе вообще изредка жили вдвоем, но чаще Теодор оставался один, а ещё чаще комната вообще пустовала. Было очевидно, что в этом году вдвоём они жить не будут. — Не видел никого, — Драко закидывает руку ей на плечо. — Может так и останемся вдвоём. — А чемоданы? — Пэнси отодвигает ступней полог, чтоб проверить наличие чемоданов у дверей. — Представь, к вам первокурсников подселят, — хмыкает, представляя, как им всем будет тяжело. — Даже не вздумай о таком вслух говорить, — недовольно хмурит брови в ответ. — Может с нами Пьюси жить будет, м? Драматично. — Да, сладкий, а ещё будет расхаживать тут без футболки, чтобы мы все поняли, что он куда лучше тебя, — это всё звучало настолько неправдоподобно, что Пэнси закатила глаза. — Да хоть без штанов, — легко отмахивается Драко.***
Зачем они вообще ушли раньше времени? Спасибо, что хоть предупредили о своём уходе, а то бы так и искал глазами не только первокурсников, но ещё и этих двоих. В этот год первокурсников было куда меньше, чем два года назад. Всё же большинство отправились в другие школы. Разумно. Любое место будет лучше, чем то, что даже не восстановлено до конца. Большинство юных слизеринцев были не рады распределению, разумеется, ведь святой Поттер и его команда учатся только на Гриффиндоре. Студенты шли в сторону их стола, грустно опустив головы. Конечно, это ведь теперь клеймо. Почти все злодеи-Пожиратели были со слизерина, так ещё и эти нашумевшие фамилии, числившиеся в списках учеников. Один даже староста. Сюр. Астория и Дафна устроились рядом с Теодором, зачем-то стараясь ободрить его «кислую мину». Впервые Нотт оказался один в компании сестёр Гринграсс, Дэвис, Гойла, Монтегю и Пьюси. Приятного оказалось мало, потому что почти все молчали. В основном болтали девочки, периодически вовлекая парней в посредственный диалог. Грегори порой оборачивался, чтобы что-то сказать, но спотыкаясь о насупившегося Грэхема, тут же возвращал глаза обратно к тарелке. Тео даже представить было страшно, что такое могло произойти и с ним. Что по возвращению в комнату там не будет их. Была ещё парочка вернувшихся слизеринцев на восьмой курс. Малочисленно. По подсчетам Тео, их было примерно двенадцать. Мерлин, всего двенадцать. Раньше было около тридцати. Получается, что в этом году к ним в комнату должны было заселиться ещё два человека. Грегори и Грэхем наверняка позовут к ним Эда и кого-то ещё, может Вейзи, который был на одном курсе с Асторией. Слабо верится, что Эдриан, оставшийся без Блетчли и Ургхарта, вдруг решит жить с ним и Малфоем. Об этом он всё-таки подумает позже, когда поймет, что ему делать с первокурсниками, ведь на этом «собрании старост» упустил из виду всё, что касалось встречи новоиспеченных слизеринцев. Кто же знал, что ему все откажут в отстранении от старостата. — Теодор, ты слышишь? — окликнула его Дафна. — Блейз вообще вернётся? — Не знаю, — хмуро отвечает он. — Он ничего не писал. — Ты так расстроился, что Пэнси и Драко ушли, или что Блейз не вернется? — кладёт руку на его предплечье Астория, вдруг решившая, что они стали не просто знакомыми, а приятелями. — Я так расстроился, что стал старостой, Астория, — нарочито выделяет имя, чуть одёргивая плечо, чтобы она больше не задавала никаких лишних и личных вопросов. Она тут же убирает руку, растерянно оглядываясь по сторонам. Вдруг осознавая, что переступила его невидимую черту. Ей показалось это нормой. Смотря, как Паркинсон всегда могла дотронуться до него своими вездесущими руками, если он был в диаметре пары метров, ей казалось, что это нормальное поведение с Теодором. — Наконец-то, — немного повеселел Монтегю, когда на столе наконец появился праздничный ужин. Теодор хмуро подвинул к себе тарелку, изучая, что им сегодня предложено. Прикидывая, какое спонсорство Хогвартса в этом году. Хотя, возможно на первый ужин они и разорились. — Захватишь для Пэнс апельсины? — почти шепотом спросил Нотт у сидящей по левую руку Дафны. — Захвати сам, — улыбается она Теодору. — Я не её подружка. — Ну, ты соседка, — пожал плечами он, случайно говоря чуть громче, надеясь, что всё равно никто не услышит. — Дафна, пожалуйста. Они с Драко не ели сегодня. — А ты их мамочкой заделался? — хмыкает Пьюси, сидящий напротив. — Я бы на твоём месте не стал заниматься таким неблагодарным делом. — А я бы на твоём месте не слушал чужие разговоры, Эд, — кривит губы Нотт, повторяя за Пьюси, и снова возвращается к Дафне. — Так что, возьмешь? — Я возьму, — коротко отвечает Грегори, даже не отвлекаясь от тарелки. Они с ним даже парой слов не перекинулись с последней встречи. Раньше Гойл был и так немногословен, в отличие от Крэбба, который был незначительным лидером в их дуэте. Теперь же Грегори вообще постоянно помалкивал, изредка кивая Монтегю, или издавая что-то вроде «ага». — Спасибо, Грег, — губы Тео слегка подпрыгивают в улыбке, на что Гойл просто коротко кивает, возвращаясь обратно к тарелке. Может, им стоит взять Грегори под крыло? Он ведь понимал их куда больше остальных. Он буквально прошёл весь тот же самый путь, только вот остался один в конце. Конечно, он вроде неплохо общался с Грэхемом, а может ему вообще никто не нужен. Пэнси он никогда не воспринимал как полноценного члена их компании, а Теодора просто не замечал. Для них с Крэббом существовал Драко, как почти друг, и Блейз, как тот, кто забирал у них этого друга. — Серьёзно, Нотт, долго ты за ними хвостом таскаться будешь? Они уже сейчас тебя кинули, — продолжает гнуть свою линию Эдриан. Теодор почти понимал выбор Пэнси на пятом курсе: она и Пьюси были чем-то похожи. Оба не понимали, когда нужно замолчать. — Что ты привязался? — вдруг вступается Астория. Тео вообще не понимал, когда она решила, что они «подружки»? После того, как утром постояли пару минут у купе? Или когда она зачем-то села рядом? — Астория, — укоризненно глянула на неё сестра, чуть сведя брови. Нотту даже влезать в этот цирк не хотелось. Он до конца-то и не понимал, где и зачем находится, а концентрироваться на таком большом количестве людей уже почти разучился. Эдриан так и не дождался его ответа и, ухмыльнувшись, вернулся к тарелке. Астория же нервно что-то крутила в руке, понимая, что снова повела себя «неправильно». Теодор только сейчас понял, что оставался один в компании своих однокурсников исключительно редко. Обычно с ним был кто-то более общительный и общепринято забавный, вроде Пэнси и Блейза. Обычно всё-таки Блейз. Ладно, Эдриан был в чём-то прав. Они действительно его «кинули». Правда кинули они его, когда Пэнси вдруг на одном дыхании начала выговаривать вечер с Драко после их общей «ссоры». Когда Малфой уехал, она всё ему рассказала, а что-то в груди защемило, когда подруга сказала, что сказка, которую он рассказал, стала двигателем. Он сам им выстроил эту дорожку. Вот же чёрт. Помнится, тогда было жуткое желание закричать на неё. Закричать о том, что она полная идиотка, раз соглашается на такое. Ей обязательно это выйдет боком, только каким он до конца не понимал. Вот же, перед тобой человек, который может предложить куда больше, чем «подобие отношений» или что там ей предлагал Малфой. — Старосты, прошу проводить первокурсников до их комнат, — как-то торжественно весело произнесла МакГонагалл. Так непривычно было слышать её голос вместо голоса Дамблдора в первый день учебы. — Грег, не забудь, — Тео кивнул в сторону корзины с фруктами, на что Гойл опять просто кивнул. Жуть какая-то, может у него голосовые связки через раз работают? Нотт поднялся, махая рукой первокурсникам. Астория поднялась следом, оглядывая юных слизеринцев, чтобы каждый их наверняка заметил. Первокурсники лениво поднимались из-за столов, некоторые наспех брали со стола булочки и разные фрукты, чтобы закончить ужин немного позже. — Лучше в карман мантии, — кивнул староста одному из мальчиков, который стоял ближе всего. Тот, быстро сориентировавшись, начал раскладывать фрукты по карманам. Дети собирались в проёме кучкой, недовольно оглядывая друг друга. Некоторые пытались кучковаться по принципу «я тебя знаю», образуя сразу же какие-то компании. — Меня зовут Астория, я староста нашего с вами факультета, — улыбнулась им она, всё ещё никуда не двигаясь, — это Теодор, он также староста. Нас вы можете найти в комнатах, которые мы вам покажем. По всем вопросам обращайтесь всегда к нам, только потом уже, в случае чего, мы с вами обратимся к декану факультета — профессору Слизнорту… Младшая Гринграсс была не менее нудной, чем старуха на собрании. Она продолжала что-то вещать, всё не двигаясь с места. Первокурсникам тоже было не особо интересно её слушать, потому что, скорее всего, сами уже наизусть знали большую часть каких-то ненужных правил, устройство школы, определенные принципы работы. Большая часть из них были чистокровными, поэтому ни для кого не было новостью, кто находится в составе учителей, какие предметы изучаются, по сколько человек живут в комнате. А про азы элементарных правил и так знали. — Есть какие-то вопросы? На вопрос Астории все дружно отрицательно мотнули головами, немного обрадовавшись, что путь до гостиной наконец начнется. Весь путь до подземелий Астория рассказывала что-то скучное об истории Хогвартса, об основателях факультетов, но в воздухе буквально чувствовалась полная незаинтересованность учеников. — А вы на каком курсе? — подошла к ним ближе одна из девочек. — Я на шестом, — ответила ей Астория, только вот на каком курсе был Нотт, она особо не понимала. — А Теодор… — На седьмом, — закончил за неё он. — А про барона правда? — кажется, это был её основной вопрос. — Нам про него второкурсники рассказали. Тут же за спинами послышался заинтересованный гул: «Да, призрак барона». — К сожалению, это… — не успела договорить шестикурсница, как за неё продолжил другой староста. — Да, абсолютная, — закивал он. — Знаете, он теперь в основном днём по подземельям летает. По ночам перестал, сказал, что ночные полёты его утомляют. Астория хихикнула, мысленно похвалив Теодора за то, что первокурсники не будут устраивать ночные вылазки, по крайней мере в их дежурство. — А вы знали, что ваш староста с бароном очень близкие друзья? — за спиной послышался до того знакомый голос, что от неожиданности у Тео чуть ноги не отнялись. Парень рывком повернулся назад, чтобы удостовериться в том, что у него не начались слуховые галлюцинации. Что уже казалось вполне вероятным. — Это барон? — шепотом спросил один из мальчиков. — Ты дурак? Это не призрак, — фыркнула ему девочка, которая и начала этот разговор. — Забини, сукин ты сын! — голос Нотта подпрыгнул на пару тонов вверх в радостном восклицании. Это были не галлюцинации. Совершенно точно не они. — Нотт! — прикрикнула Астория на вылетевшие бранные слова изо рта старосты. — Не оскорбляй мою маменьку, — самодовольно улыбался во все свои тридцать два Блейз, смотря на приближающегося размашистыми шагами Тео. Теодор заключил друга в крепкие объятия, чуть ли не выдавливая из него душу. Он скучал по всему тому, чем был Забини. Теперь всё точно наладится, вернётся на круги своя. Всё станет куда лучше, чем было. Спасательная веточка из засасывающего болота наконец-то нашлась. — Какого… — Теодор запнулся, подбирая более-менее цензурные слова для правильного выражения эмоций. — ...черта ты ничего не написал? Парни наконец расцепили крепкие объятия. Глаза Нотта бегали по лицу Забини, ища в них немой ответ, да хотя бы просто извинения. Если он смог приехать в Хогвартс, то почему не мог приехать летом? Почему он не сделал этого, зная, что происходит? Зная, что он был им необходим? Зная, что Теодор находится в одиночестве в этом поганом особняке, зная, что нервы на пределе. Этот кретин просто советовал покурить травку! — Хотел увидеть твою удивленную рожу, — подмигивает Забини. Наверное, в его понимании мир выглядит куда проще. — Ну, и ещё парочку. — Ты уже в курсе? — устало выдыхает Тео. — Я имел ввиду парочку лиц. В курсе…? — чуть вскидывает бровь Блейз, но слегка опечаленное лицо друга говорит само за себя. Хотя это лицо у Теодора было в наличии с того момента, как они познакомились. — Вот же чёрт. — Теодор, нам пора… — Астория торопит его, ведь первокурсникам совсем незачем знать последние сплетни из жизни старшекурсников, которых они ещё даже не знали, но слушали с большим интересом. — Да, секунду, — отмахивается, готовясь наконец отойти. Почти не веря своему счастью в лице прибывшего громоотвода. — Дорогу до комнаты не забыл? Просто у нас экскурсия, могли бы напомнить, — Тео старается шутить, кривя губы в странной улыбке, делая вид, что всё как обычно. Всё станет совсем обычно. — Да мне ещё к Грейнджер надо. Я ведь староста, — закатывает глаза Забини, корча совсем уж важное лицо. — Так меня же старостой поставили, или уже всё? Если всё, то я искренне за тебя рад, друг мой. Отличная должность — быть старостой Слизерина, — он почти успел обрадоваться, что его всё-таки сместили с приездом Блейза. Кандидатура куда лучше. — Ты не понял, староста школы. Это у тебя отличная должность, — подмигивает ему Забини, разворачиваясь. — Не скучайте там, скоро вернусь. — О…фигеть, — почти шепчет Нотт, глядя вслед новому старосте школе.***
— И зачем тебе это всё? — Блейз осматривает Грейнджер с кипой каких-то ненужных бумаг в руках. Какие вообще могут быть бумаги у старосты? — Выкинь эти бумажки. — Запоминай, Блейз, — она выкладывает на стол свиток с расписанием вечерних дежурств, — в этом году мы с тобой дежурим через день. Ты ведь не играешь в квиддич? — Может и играю, — Забини нехотя оглядывает расписание, где уже даже проставлены тренировки у старост. — Тео играет разве? — Я сразу учла эту возможность, чтобы избежать возможных казусов. — Грейнджер, ты сделала кучу ненужных манипуляций. Ещё даже нет расписаний тренировок и состава команд. Расслабься, — Блейз почти сминает бумагу в руках. Глаза Гермионы расширялись, когда под его пальцы попадала большая площадь свитка. — Что ты делаешь?! — она выдергивает из его рук этот злосчастный пергамент, стараясь расправить. Заломы уже испортили лист. — Это безответственно! Здесь всё можно поменять в случае чего. — Легче написать новое, — отмахивается от неё Блейз. — Что за гиперболизированное чувство ответственности? — А у тебя гиперболизированное чувство безответственности! Я ведь говорила профессору, что ты… — Грейнджер обрывает фразу, отвлекаясь на другой свиток. Всё-таки расписание для дополнительного курса обучения было составлено несколько неправильно. Конечно, ведь у большинства есть в учебном плане и зельеварение, и травология. А у тех, кто выбирает трансгрессию, травологии не будет. — Что я…? — продолжает за неё Забини. — Что ты меня только отвлекаешь, Блейз, — сосредоточившись на расписании, она уже и забыла, о чём шла речь. — Как ты думаешь, разумно ставить трансгрессию и травологию в одно время? — Да успокойся хоть на секунду, твоему мозгу обязательно работать всё время? — Если ты собираешься мне говорить о том, что я делаю неправильно, то можешь быть свободен. Я одна прекрасно справлюсь, — она указывает рукой на выход из кабинета, предоставленного МакГонагалл им для этой встречи. — Позовёшь, когда тебе всё-таки понадобится моя помощь, — ухмыляется Забини, покидая кабинет. Ему не нужно повторять дважды. Особенно таким зазнобам, как Грейнджер. Сказала, что справится сама — значит справится. Нечего перед ней распинаться, что-то доказывать. Моторчик активности сломается — посмотрим, чьи слова она вспомнит. Гермиона удивлённо смотрит ему вслед. Она знала, что так будет. Она говорила профессору МакГонагалл, что выбирать слизеринца на должность второго старосты — бред. Тем более, за неимением достойных кандидатов. Разумеется, профессор советовалась с ней, представив альтернативу: Забини или Нотт. Оба этих варианта её не устраивали, ещё бы Малфоя предложила, как вариант. Якобы, им нужен шанс. Не нужен им никакой шанс! Что они делали весь прошлый год? Отсиживались в своих подземельях с метками на руках? Ладно Нотт, который успел вовремя подсуетиться, вдруг сменив сторону. Побегал, заколдовал парочку Пожирателей, но дальше то что? Им теперь нужно помогать ему, потому что он «одумался»? А Малфой? Последний, кто смог бы помочь. Стоял и смотрел, когда его свихнувшаяся тётка мучила её на полу его поместья! Так Гарри ещё согласился быть свидетелем защиты по просьбе Миссис Малфой. Теперь она должна им помогать, разделяя должность с одним из…из этих подонков, которые заботятся только о себе? Полнейшая ерунда. «Если мы возьмем слизеринца, то это будет акт прощения, мы поможем этим молодым людям, Гермиона, разве Вы не понимаете?» говорила ей МакГонагалл ещё в начале августа. Тогда и начались эти сложные подборы правильного кандидата, чтобы и у Министерства не было вопросов, и у родителей, и попечителей. Самым лучшим вариантом был Забини: абсолютно нейтрален в позиции на войне, за счёт того, что его семьи попросту не было в Англии. МакГонагалл уверенно продвигала Нотта из жалости. «Бедный мальчик, он остался совсем один». Гермиону куда больше прельщала кандидатура Нотта в качестве напарника. Насколько она помнила, без компании своих «друзей» он был вполне приятным. Молчаливым, спокойным, постоянно что-то внимательно изучающим. С ним бы не было проблем, кроме её предвзятого отношения. Но Забини, Забини всегда был собой. Шумный, безответственный, противно-саркастичный. Её всегда удивляло, что он всё равно получал исключительно положительные отметки. С таким наплевательским отношением ко всему это ведь просто невозможно! Но самым большим разочарованием для Гермионы стало возвращение занозы всей её школьной жизни — Драко Малфоя. Его кандидатура даже не рассматривалась, что её радовало. Казалось, что он вообще не поменялся. Всё так же оценивающе осмотрел её утром, только не выплюнул им с Гарри ни единой гадости. Но всё-таки в нем было что-то непривычное: усталость. Усталость во взгляде, которую нельзя ни с чем спутать. Гарри иногда смотрел так же, да что там говорить, Гермионе казалось, что она выглядела так последние пару месяцев. Всё это должно скоро забыться. Совсем скоро. Она делала всё возможное, чтобы не возвращаться туда. Не возвращаться в постоянное напряжение, без возможности расслабиться. Мозг так привык быть постоянно нагруженным, что других альтернатив, кроме возвращения в школу и полного погружения в должность старосты, она и не видела. Отвлечься, нагрузить себя учебой, нагрузить себя делами старосты — всё это то, о чем она буквально грезила после восстановления Хогвартса. Жизнь вернётся в привычный ритм, и всё прошедшее будет казаться сном, который никогда и не воплощался в реальность.***
Время девять часов вечера, а Теодор до сих пор так и не вернулся, как и новые соседи по комнате. Только Грег зашёл, закинув в комнату апельсины, яблоки и какие-то булки со стола. Была приятна такая «забота» со стороны Гойла, но он почти и слова не проронил, сказав что-то вроде: «Это вам», сразу же ушёл. Пэнси, пододвинувшаяся к стене, уснула от пары капель усыпляющего зелья, которое ей дал Драко. Она утверждала, что дождётся Теодора, но на неё зелье подействовало куда быстрее обычного, буквально сбило с ног, через полчаса она уже ненароком уснула под рассказ Драко о том, что на небе недавно зажглась новая звезда. Он посчитал, что это должно отвлечь её от наскучившего ему разговора о возвращении домой. Паркинсон интересовалась астрономией, постоянно отслеживая новости о «происшествиях в Галактике». Драко казалось это её увлечение довольно интересным. Ещё в детстве, она почти с открытым ртом слушала все легенды о названиях звёзд, которые Малфой знал наизусть, благодаря трепетному отношению матери к именам семьи Блэков. Он уже был почти уверен, что сможет выработать этот эффект щемящей сердце щенячьей нежности к ней. Вот она, мирно сопит, а он её почти любит. Потом Пэнс обязательно проснётся, а в нём не останется ничего, кроме раздражения от того, чем она стала. Обычной, непримечательной зашуганной мышью, которая не хочет вылезать из кожи змеи, съев её изнутри. Зачем ему это вообще надо? Из страха одиночества, из страха, что его никогда никто не будет терпеть, кроме неё? Или от того, что знает, что лучшей партии ему не найти? Пожалуй. Паркинсон красивая, он это знает. Не видит, но знает по взглядам других парней на неё: так не смотрят на «никаких», оглядывая лицо, проходясь по фигуре, которую Пэнс никогда и не скрывала, оценивая её со спины. Он знает это, потому что порой сам себя так ведёт. Так по-животному отвратительно. Помнит, как её приглашали на Святочный Бал парни с курсов старше, да даже парни с Дурмстранга, а она всё ждала его приглашения. Дождалась. Потому что ни с кем другим он бы и не пошёл, потому что рядом должно быть что-то достойное, что-то красивое, что-то похожее на неё. Что-то, что может стоять в Мэноре, как красивая статуэтка. Было бы здорово, если бы она умела быть такой. Дверь наконец скрипит, открываясь. Драко уже хочет спросить, чем так долго может заниматься староста в первый день учебы. — Ничего не меняется, — лакированные черные ботинки с синей подошвой уверенно шагают в его сторону. Ну неужели. — Тебе дать деньги на новые ботинки? Который год ты их носишь? — кривит губы в ухмылке Малфой, поднимая глаза к расплывшемуся в улыбке Блейзу. — Просто это моя любимая модель, — дергает бровью он, протягивая руку. — Не изменяешь вкусам? Похвально, — протягивает руку в ответ, поднимаясь с кровати. Они заключают друг друга в короткие объятия, не стирая с лиц привычные ухмылки. Кажется, всё встаёт на свои места. — Ты, как я вижу, изменяешь, — одними глазами Блейз указывает на покоившуюся на его кровати девушку. — Не разбужу? — Не факт, что её хоть что-то разбудит до утра, — хмыкает Драко, коротко оглядывая подругу. — Рассказывай. Парни двинулись в сторону стола, стоящего чуть поодаль от кроватей. Блейз мимоходом закидывает чемодан на свою кровать, с которым таскался последние пару часов. Теперь здесь будет не так пусто. — Приехал, назначили старостой школы с Грейнджер, к вам не приехал, потому что решил, что моё цветущее и пахнущее загорелое лицо вас только раздражало бы. — Старостой школы? — чуть вскидывает брови Драко, тут же возвращая их на место. — За какие заслуги? Списываешь лучше всех? — Для этого тоже нужен талант, — усмехается Блейз. — Да я сам не понял, пришло письмо, там значок и пожелания к тому, чтобы я вернулся в школу. — Нам тоже старуха целое сочинение написала с рекомендациями к возвращению. Тео, кстати, старостой назначили только в поезде. Ты бы видел его лицо, — невольно вспоминаются глаза Нотта, наполненные недоумением, бегающие то на старуху, то на них. — А вас всё отбелить пытаются. Или всех слизеринцев в глазах общества. На Слизерине же одни головорезы учатся, не забыл? — посмеивается Блейз, а Драко вместе с ним. Всё-таки он скучал. Самую малость, но скучал. — Тут не забудешь. Как там Италия? — старается перевести тему, чтобы Блейз не начал задавать неудобные вопросы о головорезах. Хотя, он бы и не задал. Может, когда-нибудь потом, но не сейчас, не в ближайшее время. — Италия лучше всех. Вам бы тоже под солнце, а то всё больше на ходячие трупы похожи. Ну, помнишь, солнце, сплошная лазурь. Рай на Земле, как и всегда. — У нас на год запрет на трансгрессию в другие страны, — Драко бы захныкал сейчас, если бы умел. То, в чем он завидовал Блейзу, так это его полному доступу к поместью в Италии у берега моря. — Ну ничего, к лету всё наладится. Рванём. — Боюсь представить, — закатывает глаза он. До лета бы ещё дожить. — Теперь твоя очередь, — Забини продолжает улыбаться, всматриваясь в лицо друга. — Ничего, о чём я бы хотел рассказать, нет, — пожимает плечами Драко. — Да правда? — усмешка Забини становится острее, а голос звучит настойчивее. — А про девушку свою рассказать не хочешь? Друзья обычно таким делятся в первую очередь. — А о чём рассказывать? — Да так, ни о чём, — Забини укладывает локти на стол, чуть подвигаясь вперед. — Что ты делаешь? — То, что надо. У тебя есть какие-то претензии? — Есть. Ты чем думал, когда предлагал ей встречаться? — Я не предлагал, — Драко начинает злиться, скрестив руки на груди, и откинувшись на спинку стула. Этот разговор стал бессмысленным прямо сейчас, когда Малфой окончательно закрылся. — Ты…блять, тебе дать денег мозги приобрести? — удивленно вскидывает брови Блейз. Этого было последнее, чего он ожидал. — Прости, а что между вами? Дружеский секс? — Я не хочу продолжать этот разговор, ты всё равно ничего не понимаешь. — Чего я не понимаю? Что ты игнорируешь очевидное? — Тебя не было полтора года, и ты решил, будто самый умный? Забини, ты ни черта не знаешь, — он почти указывает пальцем ему в лицо, прожигая глазами. Практически шипит. — Я, блять... Мы справляемся, как можем. А ты не имеешь никакого права открывать рот на эту тему, тебе ясно? Драко остервенело смотрит, распрямляясь обратно. Высказывает, крепко сцепив зубы. — Ясно, — коротко отвечает Блейз, оглядывая друга. Ладно, этот разговор может подождать. — Кстати, Италия в этом году была просто невероятной. Мать хочет, чтобы её очередной муженек высадил там виноградники. Он быстро спрыгивает на другую тему, зная, что Драко переключится так же легко. Не будет оставаться в состоянии обиженного до самого конца. Не здесь, где не нужно держать лицо и обороняться. Всё, в чем Блейз убедился в очередной раз: Малфой снова утянет их в беспросветную задницу, не постаравшись даже извиниться.