Вариативность наших "я"

      Это была глупая затея, он знал это, но всё равно не мог ничего с собой поделать. Энни была старше, забавнее и более смыслящей в жизни. Она разбиралась хорошо в политике, была социально активной (насколько ей позволяла её мизантропия), да и в принципе была полна безбашенных идей: от укрощения непригодной для жизни природы Марса до воздвижения бункера из «говна и палок», чтобы пережить ядерную войну. В общем, была полна жизни, пока не продумывала очередной план, как бы покинуть ряды живых поинтересней. Нет, она не жаждала самоубийства, но всё же обдумывала возможности, как сделать это красиво, с остринкой, чтобы всех поразить. Армин был ей противоположен во всём — от любви к музыке (он воспринимал только некоторое, создавая плей-лист осторожно, тщательно отбирая каждую песню, — Энни же миксовала поп и рок, электро и классическую музыку) до умения выпивать (Энни не противилась ни водки, ни ликёров, ни различных вин — Армин не мог осилить и банку сидра). И всё же один вечер перевернул всё с ног на голову — Армин влюбился: быстро, нечаянно и жутко сильно. И это была худшая идея его сознания из всех возможных, потому что, рассуждая критически, у него не было шансов быть с Энни, но его слабая натура не могла унять этот трепет внутри каждый раз, когда он вспоминал о ней.       Энни, Энни, Энни.       Он не встречал таких до неё — чутких, но отстранённых, авторитарных, но ласковых. Армин казался сам себе придурком — не мог спать и не мог нормально функционировать в обычной жизни, ведь простые, повседневные задачи становились непреодолимыми трудностями. И всё, на что ему хватало сил это пялититься в свой чёртовый телефон в ожидании ответа на брошенную им «мимолётом» фразу. Он пытался начать диалог, пытался его продолжить, пытался продемонстрировать весь присущий ему интерес, но всё было тщетно — Энни отвечала сухо, быстро и никогда не проявляла активности первой, а лишь отвечала на заданные ей вопросы и, в качестве жеста приличия, интересовалась чем-то в ответ. Это раздражало. И опустошало. Так он открыл для себя новую грань чувства гнева — ярость, смешанную с разочарованием. Разочарованием оттого, что он неказист, скучен и наивен, что не может хоть кого-то заставить испытать к нему сильное чувство, воспылать к нему любовью. А он так страшно её желал: до стиснутых зубов, до сжатых кулаков, до скребущего ощущения в груди, и не мог ничего с собой поделать. Поэтому это и была глупая затея — говорить с ней. Он честно обещал себя не навязываться, но всё равно каждый раз начинал первым диалог. Опять, опять, сука, опять. И ждал ответа. Покорно, как чёртов пёс, теребя пальцы и дёргая раздражённо ногой. А Энни из раза в раз оставалась собой — мучила ожиданием, отвечала и исчезала. Снова и снова.