*****
Он горит. Каждый его вздох опаляет кожу и, кажется, плавит волоски в носу. Это так мучительно, так больно, что хочется перестать дышать, затаиться, переждать этот пожар. Но после короткой передышки ещё хуже. Кислород обугленной лавой прокатывается от носоглотки в гортань, распирая грудь раскаленным валуном. Он слышит, как скрипят его ребра, когда лёгкие, натужно раскрываясь, начинают работать с удвоенной силой. Он тлеет изнутри. — Тише, тише, потихоньку… Его затылок обхватывают гибкие пальцы — такие прохладные, что он готов разрыдаться от секундного облегчения. Губы ощущают край чего-то гладкого, скользкого. Стакан. Люцифер втягивает живительную влагу и, кажется, действительно плачет от наслаждения. Прохладные пальцы утирают мокрые дорожки с его щек, даря ему порцию исцеляющего милосердия. — Спи, милый. Голос теплый, бархатно обволакивающий, с мягкими нотками заботы. Так и хочется послушаться. Он не видит, кто его ласковый ангел-хранитель, но точно знает, что ему бы он доверил свою жизнь не колеблясь. Почему? Он не задумывался, да и нет сил. Просто знает.*****
Дино задергивает шторы, скрывая закатное солнце. В комнате едко пахнет яблочным уксусом. Когда он в детстве болел, бабушка всегда делала ему такие компрессы, чтобы снять жар. Парень хмыкает: не думал, что в двадцать первом веке пригодится народное средство. Но высшие силы словно насмехаются над человечеством, посылая на землю все новые болезни, от которых люди не успевают находить лекарства. В подобной ситуации цепляешься за любую соломинку. — Он недавно был в Азии? В Китае, например? Голос врача скорой помощи звучит скучающе, а усталый взгляд поверх маски не выражает никакого интереса. Будто таких вопросов за последние сутки он задал миллион. — Нет. Дино не знает наверняка, но, сопоставив факты, приходит к логическому выводу. Судя по тому, как Лютик живёт, у него вряд ли вообще есть паспорт. Да и график съемок не способствует дальним поездкам. Врач вздыхает. — Около сотни случаев заболевания «короной» за последние сутки в L.A. Пятьдесят процентов инфицированных недавно вернулись из Азии. Дино смотрит недоумевающе.*****
Поезд несётся на всех парах. Длинный состав, чей хвост теряется в чернильной ночи. Маленький Люци с любопытством наблюдает за жизнью, что кипит в светящихся окнах. Там уютно и тепло. А малыш снаружи, посреди пустой неприветливой степи, но вовсе не замечает этого. Ведь внутри поезда — мама. Он не помнит ее, но почему-то знает, что от ее улыбки по телу растекаются приятные пузырьки, как когда хочешь чихнуть — и никак. Или когда хлебнул содовой носом: и щекотно, и смеяться хочется, и немного больно, но весело. Мама улыбается какому-то незнакомцу — лица не разглядеть, мужчина стоит спиной. Маленький Люцифер чувствует неприятный зуд: такой появляется, если намочить прививку от кори. Так вот его будто обкололи прививками с головы до ног и бросили в бассейн. Взрослые зовут это ревностью, но Люци знает лишь, что у него неприятно чешется все тело. Маленькие кулачки сжимаются, вишнёвые глаза сверкают негодованием, наблюдая, как мама гладит неприятного незнакомца по плечу, бессознательным жестом придерживая живот, и любовно смотрит… В глаза, наверное. Чужой дядька отрывает от себя тонкие слабые руки и уходит в хвост состава. Ну, и замечательно! Люци рад. Больше он не будет маячить угрюмой тенью, закрывая обзор на маму! Но почему она плачет, поглаживая растущий живот? Это он виноват? Люци разрушил ее жизнь? Нет, он не хотел! Он готов сделать что угодно, лишь бы она снова улыбалась! Как там было?.. Противный дядька, вернись! Вернись, пусть мама снова улыбается! В вишнёвых глазах вскипают слёзы, Люци в отчаянии зовёт маму, но из горла вырывается лишь слабый писк. Конечно, ведь он ещё не родился. Мама не услышит его. Внезапно рядом с ней появляется знакомая фигура. Винчесто! Малыш-Люцифер восторженно хлопает в ладоши. Как хорошо! Как замечательно! Теперь они снова будут вместе! Он жадно наблюдает, как мама с Винчесто идут дальше, по ходу поезда. На ее лице умиротворенная улыбка. Люци радуется. Но что это? Свет в окнах начинает слабо мигать. Мальчик хмурится: это мешает рассматривать маму, ее мимику и эмоции. Свет в поезде гаснет — всего на долю секунды! — и вот уже Винчесто идёт по вагону один. Отчего у него такие сутулые плечи? И откуда взялся серебристый снежок на висках? Он же внутри, не на улице. Да и не бывает снега в Калифорнии. Где же мама?.. Люци не понимает, что происходит, но безмолвные горькие слёзы стекают по пухлым щечкам, неприятно щекоча шею, заползая за воротник. Мама больше не вернется… Обстановка в поезде меняется. Становится богаче. Винчесто идёт дальше, не замечая косых взглядов и перешептываний. Подросший Люцифер так им гордится! Он лучше всех! Самый добрый человек на земле! Когда он станет совсем взрослым, хочет быть таким же, как дядя — щедрым и любящим. А те, кто презрительно смеются за его спиной, просто не знают Винчесто! Не видят его прекрасного сердца. Им же хуже! Рядом с мужчиной появляется рыжий пёс. Люци вытягивается в струнку чтобы лучше разглядеть собаку, но та, будто угадав его желание, прыгает, лижет Винчесто лицо, а тот добродушно треплет рыжие уши. Люциферу тоже хочется погладить собачку. У нее мокрый нос, что смешно шевелится, учуяв вкусное, и ласковые доверчивые глаза. Люци знает — пёс с ними ненадолго. От этого внутри глухо саднит, и мальчик отчаянно старается вспомнить, как зовут собаку. Свет мигает… Джеки? Джерри? Ну же! Он злится на себя, что никак не может вспомнить кличку, будто от этого зависит жизнь животного. Вспомни! Свет на мгновение гаснет. Винчесто идёт по вагону один. Мальчик тешится мыслью, что у мамы теперь есть собака… Поезд набирает скорость, сердито пыхтит. Люцифер начинает догадываться — впереди поворот. Там то все и началось. Или закончилось. В любом случае, после поворота будет плохо, совсем плохо. Люцифер кричит, пытается предупредить Винчесто. Слишком далеко! Мужчина даже головы не поворачивает, продолжая шагать. Внезапно поднимается ветер, настоящий смерч. Пустынная степь завывает, как раненый зверь. Люци начинает бежать, пытаясь догнать ускользающий поезд. — Винчесто! Винчесто! Мужчина на мгновение замирает, затравленно оглядывается, вжимая голову в плечи. — Я здесь, здесь! Люци машет руками, забыв, что находится в тени. Окна гаснут одно за другим: будто невидимая рука жмёт рубильники, все подряд. Хвост состава тонет в абсолютном мраке. Люцифер отчего-то знает — позади не осталось ничего. Винчесто срывается с места, устремляясь вперёд. Бежит, что есть силы, торопясь добраться до локомотива, пока весь поезд не поглотила тьма. Окна за ним продолжают гаснуть, ещё чуть-чуть, и мужчину настигнет зловещее*****
Жутко чешется нос. Печет изнутри. Хочется почесать, но нет сил даже поднять руку. Что с ним? Люцифер открывает глаза, обводит взглядом знакомый потолок. Когда же он замажет эту позорную трещину. Хотя, их тут уйма, все не замажешь. Ну, хоть паутину нужно снять. Вот сначала бы только встать. Тело противно ноет, голова раскалывается, а в горле будто мечется взбесившаяся кошка. Глаза — сухие, словно он проснулся в пустыне, — скользят по комнате, неохотно моргая. Люцифер замирает. Видит его. Дино сидит в кресле: одна нога согнута в колене и поджата под себя — любимая поза; второй, что закинута на подлокотник, он небрежно качает в такт музыке, льющейся из наушников. Парень смотрит в телефон и, судя по высунутому от усердия языку, не смс-ки пишет. Играет. Люци молчит: во-первых, не уверен, что Дино его услышит. Во-вторых — любуется. Не как творец, как человек. Мужчина. Любуется небрежным пучком, стянутым сегодня повыше, почти на макушке. Любуется аристократичными пальцами, которые Дино время от времени запускает в шевелюру и дергает, видимо, привычным жестом. Любуется, как тонкий лучик, пробившийся в прореху между штор, игриво пляшет на скулах, подсвечивая едва заметные веснушки. От умиления щиплет в носу. Мрачное настроение после пробуждения рассеивается, Люци с удивлением чувствует, как в груди разливается живительное тепло. Уютное. Домашнее. Дино поднимает взгляд, медленно вынимает наушник, второй. Телефон с приглушённо вопящим динамиком валится на пол из разжатых пальцев. Они смотрят друг на друга, не решаясь заговорить. Голубые глаза вспыхивают облегчением и затаенным ожиданием. Вишневые лучатся радостью. Несколько раз сглотнув, Люци облизывает пересохшие губы и произносит: — Ну, привет.