love me, mister shroud

Pauvres âmes en perdition

Четвертый день был паршивее прошедших трёх ровно настолько, насколько следующий, пятый, будет скучнее четвертого. Оправданно невыспавшаяся морда Коры уже почти неделю вдыхала ароматную пыль библиотеки, если считать первые три дня «стажировки» за рабочие часы без оплаты. Хотя, как правдиво выразился Дир в первую их встречу — библиотекари тут просиживали стул «за такую зарплату», то есть — за отсутствующую. Посему, не было великого различия в веренице семи последних дней: она как перебирала дряхлы пожелтевшие карты книжных долгов без нормальных денег, так и продолжала это делать. Возможно, по прошествию недели лишь с большим пассивно-агрессивным недовольством в уставшем взгляде, потому что первичные деньги на влачение жалкого существования, подаренные «щедрейшим директором», у Коры кончились, а столовая для преподавателей оказалась блядски дорогой. Голодная женщина — это всегда что-то на грани убийства и безысходности. Особо пёстро выделялся элемент безысходность и еще из-за такого обидного нюанса: работать в магической школе было скучно. Кора искренне надеялась, что должность библиотекаря среди летающих птицами книг и подрагивающего зыбко изумрудного огня окажется трепетной. Что она испытает хоть какой-то порыв чёрствой души от ощущения необычайного, нового, непонятного в своей сути, и просто нереального для её прежней жизни. Страх и трепет, однако, зиждились в ней так скудно и так мало, что, впервые увидев перед своим не менее рыжим, чем волосы, носом закрывающиеся дубовые двери высокого портала за спиной Трейна, Кора уже забыла о своих наивных чаяньях. Она осталась наедине с работой, а когда такое случается — так мало начинают волновать декорации и странности. Первые часы самостоятельного перебора книг в ней еще сохранялось что-то вроде блёклого удивления, но уже с первым посетителем первого дня из Коры выветрились все «мечтательные» предубеждения. Школа — как школа, ничего лишнего, только несведущие юнцы, так полюбившие испытывать её терпение. Вереницей коронованных особ, благородных дворян, утонченных аристократов, удачливых детей удачливых родителей, и просто откровенных снобов оказывались окрашены все обеденные перерывы Коры. То, с каким заинтересованным подозрением пялились на неё мальчишки забавляло. Все они косились из-под опущенных светлых глаз на то, с каким вальяжным видом она растекалась янтарной смолой по стулу, перебирая неспешно их карточки. Через пару дней каждый из несчастных студентов понял — что каждый раз, когда она берет в руки их личные задолженности — их ожидает пытка. И лучше сделать всё, дабы она не прикасалась своими шальными пальцами к небольшому ящичку промежуточной картотеки. Это не её заперли в этом вывернутом наизнанку мире страны чудес с ними — это их с ней заперли. Господин Мозус Трейн стал отличным козырем, которым Кора умело и играючи крыла все тузы юношей, что по первости и своей непередаваемой глупости пытались показать ей, кто здесь главный — любые хамские порывы она прекращала за секнуду не менее хамским и уверенным ответом. Мозуса, видимо, боялись в этом колледже все, кроме неё: и то не потому, что Кора бездумно и наивно отрицала садистичную строгость и ужасающую харизму очаровашки Мозуса, а лишь потому, что после почти словленного сердечного приступа из-за сладкого, но палёного виски в количестве трёх бутылок — уже ничего не страшило. Так, что система придворных доносов о гадком поведении студентов оказалась Корой виртуозно отлажена. После первого загнобленного и проданного на расправу Трейна студента с идиотской фамилией «Кингсколар», у неё наконец-то появилась власть в мозолистых руках. Которой, безусловно, Кора пользовалась грамотно и во благо. Во благо своих прихотей. Но, увы, лишь когда на прихоти хватало времени. При подписывание контракта с гадёнышем Диром, конечно, мечталось об ином — забивая на местную фауну идиотов, разваливаться каждый день где-нибудь на грязном библиотечном полу, и почитывать вальяжно избитую, но безмерно любимую «Иллиаду». Но первый план, как всегда, оказался бессмысленным по решению злых мойр. Отлынивать от работы бессовестно благодаря запугиванию мальчиков (многие из которых теперь держались праведно подальше) не получалась. В первую очередь из-за отвратительного количества повешенных на неё обязанностей, вроде приведения в порядок всего бедлама картотек, книг, хранилищ, читальных и прочих книжных помещений. Да, хоть где-то гад Кроули не соврал — уже лет десять библиотека колледжа чумной вороны стояла в одиночестве и покинутости, без ласковой библиотекарской руки. Но этого же мало. В итоге, почти все наглые дети оказались заядлыми книголюбами, которые приворовывали редкие экземпляры из зала, дабы скрести шпаргалки на экзамены в общежитиях, где не видно и не слышно их пороков. Помимо всего гадкого, в дополнение к общей симфонии беспробудной занятости, Трейн тщательно следил за каждым её шагом, пока был подле. Кору уже оставляли одну, словно бы она была шаловливым ребенком, но каждый раз, возвращаясь с пар, Мозус проверял с педантизмом каждый документ, каждый стол зала, каждый штрих в карточке. И все-таки, среди порушившейся стратегии чтения книг вместо рабочих часов, бесило больше второе — студенты. Какой смысл был являться всем вавилонским царским двором к первым часам открытия библиотеки, когда тебе шестнадцать или семнадцать лет — Коре было настолько же непонятно, насколько заумные названия научных работ Мистера Шрауда. В их возрасте (в принципе, как и в нынешнем) Коре хотелось лишь найти уютную квартиру к западу от Монмартра, и там блаженно наслаждаться эстетикой подростковых бесчинств и случайных сексуальных связей. Читать между этим книги об Элладе было допустимо. Но просто так приходить в библиотеку читать книги об Элладе, упуская сладостных момент безделья — они тут явно все были немного чокнутые, на манер того самого шляпника. При этом, даже после получения Корой права на ментальное насилие (с благословления Трейна, который все-таки одобрял методы коллекторского сбора долгов) поток наивных юношей не стал меньше — а, казалось бы, она их спасает от заурядного чтения книг своим паршивым характером и элегантной бранью. Коре пришлось смириться не просто с уничижительной привычкой местных мальчишек посещать библиотеку с раннего утра, заставляя ее делать её работу; но и еще с их вызывающим любопытством: что-то между нервным отвращением и спермотоксикозным вожделением её бедер. Даже четвертому дню нелепый интерес к Коре все еще не пропал. И это докучало. Скажем, до сегодняшнего обеда к её конторке для выдачи книг заявился особо смазливый и общительный юнец с россыпью рыжих волос. Не таких, как у самой Коры — скорее персиковых или морковных. Макияж на его лице казался тонким золотым порошком с рубиновым отливом. А наведённый алой помадой ромб где-то на высокой скуле наводил на щекотливую мысль о том, что под безвкусной шахматной формой общежития красовалось ровное бежевое клеймо лилии. Целое проклятое утро «Кей-кун» скакал туда-сюда вокруг Коры, словно бы восторженная девчушка на сцене Оперы Гранье, уговаривая и ползая в её покрытыми синяками ногах, сделать с ним одну-единственную-незабываемую фотку для нечта, под отвращающим прозванием «магикам» Конечно, Кора и не думала соглашаться на подобное унижение своей и без того униженной персоны. После пары ироничных замечаний относительно клоунского тона и эпотажного поведения Даймонда, тот тихо растворился под высоким порталом библиотеки, так же неожиданно, как возник у её многострадальной конторки. Прогоняя почти каждый час особо уверенных в себе мальчиков с неприличнейшеми предложениями руки и вовсе не сердца, используя для своих целей самые бранные и убийственно надменные выражения речи, Кора иногда вспоминала о том, что она не столько уж легально занимала свою должность — стоило быть хотя бы на каплю осторожнее: Дир пару раз что-то мямлил про проблемы с наследным принцем Кидагакаш (имя еще более ущербное, чем у Кроули) из-за её назначения. Какое дело высокородному наследнику было до работы истерзанной временем и нехваткой обедов Коры — осталось для неё загадкой. Кто же разберет этих королей. Но как она не пыталась вяло уговаривать себя, что в её же интересах быть мягче с не жившими жизнь подростками, быть «паинькой», кроткой вежливой служанкой для обнаглевших до предела невинных богачей — не получалось. Все они получали, что заслужили. И некоторым даже нравился такой dirty talk. Вылететь с подвернувшийся за последние четыре года нормальной работы — не хотелось. Не столько даже из-за какой-никакой стабильности и определенности в тленном бытии, сколько из-за… да, из-за Мистера Идии Шрауда. Умысел Коры был прост и аморален — снискать милости и внимания этого прекрасного юноши, насладившись еще хотя бы раз хладным звуком его хриплого голоса. Добиться большего — это уже грёзы, но кто сказал, что грёзы снятся лишь во сне и никогда наяву? Сомерсет и Антуан не согласились бы. Идия был лазурным пламенем эллисей, в которым хотелось найти колыбель. Даже если на одну ночь. В нём горело пламя чего-то, что казалось Коре мёртвым, а оттого свободным, не скованным узами времени и рока. Его омерзение - привлекало, настороженность - зачаровывала, а внимательный привередливый взор заставлял не спать в темноте ночей. Бледный обтёсанный мрамор вместо черт лица, прямая линия носа и тонких бровей. Скулы острые, как стрелы. И такой бескровный насмешливый рот. Что могло быть лучше? Ничего. Оставалось лишь разрешить незначительную помеху на пути к божеству: найти его. Подобно тому, как богов искали в белокаменных храмах Трои, так и Коре приходилось искать вожделенной встречи с Идией. Благо, в отличие от местных, у Коры были мозги, так она еще и умела ими пользоваться. Лукавая идея была следующая: посетить клуб настольных игр под предлогом того, что ей нужно передать личное дело Шрауда из рук в руки, ведь в деле — вот незадача — потерялась фотография, и теперь он обязан самолично исправить это недоразумение, вклеив новую. Идеально. Однако, вот уже четвертый день проклятого бдения в читальном зале, ей не удавалось найти ни одного азартного игрока сия заведения, дабы выспросить у него местонахождения клуба. Спрашивать напрямую у Трейна — слишком глупо, тот мог бы что-то понять. В делах эроса требовалась тонкость, перемешанная с упрямством, как вода с мёдом в кубках ахейцев. Так, что, как только выдавалось время уползти подальше от конторки, она бродила среди буковых стеллажей, ища глазами хоть кого-то из чёртова клуба — почти все портфолио с именами и фотографиями Кора запомнила наизусть. Но не везло тотально. Горестные мысли об одиночестве скитались среди мрачных дней, всегда возвращаясь к синему пламени и золоту недосягаемого взора. Просто смотреть вечерами на фотографию было уже мало. Коре двадцать шесть — старость и безвременная кончина не так уж далеко. Недопустимо выпускать из цепких рук редкие шансы на что-то великолепное. Надмирное и нарцистичное. Интересно, если Кора всё время думала лишь об Идии, значит, он тоже терзался о ней? Звук шагов к зоне выдачи книжных заказов не дал и мига, чтобы ответить на свой же вопрос. — Имя, — не поднимая глаз от чернил ведомости, прохрипела низко Кора, не пытаясь быть бесполезно вежливой. У неё был лишь один любимый в колледже — остальные мальчишки являлись некрасивой массовкой спектакля, не нуждающийся в приязни и радушие. — Азул Ашенгротто, класс 2С, Мисс Кора. И как бы Коре не хотелось — дешевая пьеса, искажающая её саму и искажающая здешний странный мир, продолжалась. Потому, что она вновь слышит это унизительное беспечное «Мисс». Ей режет уши омерзением от формального лицемерия. Разве она похожа на воздушную «Мисс»? Очевидно, что нет. — Просто «Кора», Ашенгротто, — не поднимая глаз к пришедшему, она сразу же протянула запачканные тушью перьевых ручек руки к ящику промежуточной картотеки, за мгновение находя пухлые щеки и белокуры локоны среди фотокарточек. — Как пожелаете, Кора… Настроения слушать чужой ласковый и приторно льстивый бред совершенно не находится, а потому, Кора наконец-то обращает свой жесткий взгляд к заблудшей несчастной душе, так быстро попавшей в её немилость. — У тебя задолженность уже полтора года. «Атлас серебряных монет периода высокого возрождения Долины Шипов» в двух томах, авторства Стефана Кингса. Хотя, ты «хорошо» подчистил свою общую карту задолженностей, оставив долг за первый курс на первом же курсе, не перенося его в новую папку обучения. Умно, но больше повезло, что прошлый придурок библиотекарь не порылся в основном портфолио, чтобы перенести все долги в новый семестр, — произнося не менее чеканно, чем герб на монете, изрекает Кора, скользя влажным и мутным взором по «Азулу». Приятный на вид, скользкий на ощупь. Одетый с иголочки белобрысый студент, такой наглаженный, напудренный и улыбающийся мило — всё это явные признаки либо дурака, либо хитреца. Непревзойденное чутье на людские нравы подсказывало Коре настырно, что второе. Белые пышные кудри непослушно ниспадали на плечи, даже кокетливо, на манер Мадам Помпадур. Должно быть, смотря на подобных морских сирен и была написана «Дама с камелиями». Еще эта чернеющая родинка — почти пошло и почти соблазнительно. Но стоит честно признаться, в этом холёном щёголе было кое-что по-настоящему соблазнительное. — Если не вернешь завтра «Атлас» — напишу докладную Трейну. Про все твои «Атласы монет» за последние два года, а не только про этот, с ограниченным тиражом, — Кора щелкает звучно языком, и этот отвратительно цокающий жест, заставляет брезгливо повести плечами «Господина» Ашенгротто. Его передергивает, так, что тонкие стёкла очков чуть съезжают вниз по мягкому, курносому носу. Очаровательная галантность переплетается в этом парне с двуликостью волнующегося моря. Азул поправляет рукой перламутровые очки, улыбаясь натянутой и кислой, как морская капуста, улыбкой. — Что Вы… Кора, как можно подумать, что у меня есть долги? Такой ответственный студент, как я, всегда найдет способы уладить проблемы и договориться так, что… — Азул бесцельно пытается играть в библиотечные игры Коры на свой манер: придумывая какие-то туманные правила и уловки для простой словесной дуэли до смерти. Мальчишка еще раз прикасается спешно к очкам, облокачиваясь крайне по-пижонски на стойку выдачи. Кажется, ему трудно теперь приветливо смотреть на Кору, ибо её потрепанный и неопрятный вид его не впечатлили, как и манера вести дела. Отказавшись от предложенной формы библиотекаря в виде рубашки и брюк, Кора продолжала гулять среди библиотечных документов в спортивных штанах (или же шортах, как сегодня), подгнивших кроссовках и растянутой майки без рукавов. Нежный Азул явно не привык к таким лохматым старым девам, как Кора. — У тебя задолженность полтора года: «договориться» со мной — значит уверить меня в том, что докладная может не ждать до завтра, а вполне уместна сегодня, — Кора тыкает в любопытный нос напротив, такой белоснежный и пушистый, «магическую форму заполнения докладной» из какой-то особенной бумаги, которую местные придурки не могут заколдовать, порвать или изменить то, что на ней написано. И еще не могут поймать эту малышку на летучем пути прямиком в кабинет Трейна. — Не будьте же столь категоричны. Разве не важно давать людям второй шанс, как это делала Морская Ведьма? Понимаете, я… — Ты серьезно заявился в библиотеку, имея задолженности, и теперь пытаешься казаться умным благодаря неоднозначным разговорам? Лучше бы сразу дал взятку — было бы эффективнее, — Кора усмехается горько, опуская глаза к форме докладной. И вовсе не пытаясь блефовать, ручкой «с несводимыми чернилами, подчиняющийся лишь библиотекарю» легко вписывает инициалы Ашнегротто и его год обучения в пункты заполнения. — Взятку? Какую именно взятку? В смысле, как можно! Я лишь хотел познакомиться с Вами, взять пару книг для подготовки к зачётам, — перегибаясь немного через кафедру выдачи, Азул воодушевленно и чрезмерно навязчиво демонстрирует Коре всего его дурные (или же наоборот, хорошие) наклонности. Этот мальчик выделялся расчетливостью и явным умением светской беседы среди других студентов, которые после пары грубых фраз с ликом величайшей оскорблённости удалялись прочь. Но это его не спасет от Коры. Хитрец не обхитрит большего хитреца. Ведь, когда Коре действительно надо — она может быть бесподобно подлой. Пару долгих минут Ашенгротто улыбается непринужденно, болтая о чем-то второстепенном и нудном, ожидая, видимо, что рука Коры замрет в нерешительности на середине докладной. Но ей особо нечего терять, даже если Азул является участником клуба настольных игр. Не выйдет подловить его в нужный момент на нужной информации об Идии — ему же хуже, ибо докладная полетит птичкой в тот самый кабинет. — Ох, Кора… может быть, мы всё же договоримся, понимаете, завтра… я принесу всё. А сегодня, может быть, мы побеседуем о моих долгах за чашечкой чая в моем Лаунже? Это лишь жест дружбы, не более! — Кора наконец-то слышит нужный звук, буквально за один слог до того, как милая накладная упорхнула бы из библиотеки навек. Вставая резко из-за конторки, спрятанной за высокой стойкой передачи и возврата фолиантов, Кора, очевидно, окончательно крошит в серый прах самолюбие липкого, как угорь, Азула. Она возвышается над ароматным деревом конторки, оказываясь одного роста с ним. Ей нетрудно смотреть глаза в глаза Ашенгротто через хрупкие линзы очков, в которых отражается его рассеянный взгляд. С неприкрытой лаской поднимая с конторки тугое портфолио её дорого Мистера, она потряхивает им перед Азулом, словно бы кинжалом для заклания богоугодной жертвы. — Скажи мне, где твой клуб, и я подожду до завтра, — выдыхает немного более фривольно Кора, думая, что слегка переигрывает. Но в её ситуации такое даже полезно. Она довольно потягивает шею к правому, затем к левому плечу. И всем своим видом не показывает — доказывает, что одни неверный ответ, и жирная чернильная точка будет поставлена в идеально составленной докладной и письмо исчезнет. — Мне велено найти некого «Идию Шрауда» и заставить его вклеить новое фото в портфолио. Старое оторвалось. Но, как выяснилось, на парах он не появляется. В клуб ходит? Я отнесу ему дело. — Ох, что Вы, я могу сам передать Идии-семпаю все документы, — Ашенгротто звучит до омерзительного добро и безвинно, пока его ладони, на манер щупалец кальмара, тянутся к портфолио. Недостойный, кто даст тебе право прикасаться к сакральному? Кора быстро пресекает осквернение, продолжая речь: — Я не поручу безответному студенту с долгами и документационными махинациями подобное важное дело, — хмыкнув язвительно, насколько она умеет и хочет, Кора говорит уже с меньшей спесивой игривостью, только с грозой в словах. — Говори, где клуб, когда у вас ближайшее заседание, или прощайся с репутацией, Азул Ашенгротто. Либо сегодня Трейн видит твои долги — либо ты помогаешь мне. Азул думает дольше, чем Кора ожидала. Его лицо наконец-то перестает искажаться в гримасе добродетели, становясь собранным и совершенно прагматично-серьезным. Словно бы он оценивает верность ставки во время броска костей в казино. Светлые брови превращаются в излучину морской пены, лоб чуть хмурится, и все чужие черты становятся похожи на штиль перед морским штормом. Таким он ей нравится больше. — Хорошо, я всё расскажу, — тихо и спокойно отвечает белоокий Азул. Теперь в нем не угадывается озорного лукавства. Только расчетливость палача. — Это сделка? — вздыхая обреченно, но в то же мгновение с искренней заинтересованностью, он протягивает Коре руку, облаченную в темную кожу перчатки. — Это — мое одолжение тебе, — с лёгкостью парирует летучий пафос чужого вопроса Кора своей усмешкой наглых губ. — И я не буду жать тебе руку, я не знаю что ты ей трогал. Чуть надув пухлые розовые щеки, Ашенгротто уязвленно тащит ладонь к карману, вынимая из него роскошную ручку. Даже в момент исполнения приказа Коры, он не теряет лица: с достоинством выводит на листке для заметок, какие лежат на стойке выдачи книг, всё от него требуемое безукоризненно чистым почерком. Кора смеется приглушенно в кулак, не стесняясь насмехаться над милым лукавым чертом. Ожидание в одиннадцать дней заставляет терять неумолимо самообладание — она так давно и отчаянно хотела взглянуть еще раз на бирюзовое пламя, и вот наконец. — Тут вся информация про сегодняшнее заседание. Этаж в главном здании, номер кабинета, вход, действующие участники клуба, час закрытия заседания, — отдавая квадратный листок с пунктами информации, Ашенгротто старается не собственной соприкасаться рукой с рукой Коры, которая хищно хватает желаемое. — Странно, что Вы не владеете такой простой информацией о колледже, как расписание и локация клубов, — с надменностью подстрекает белокурый Азул, пытаясь хоть как-то уязвить победителя. — Библиотека не отвечает за руководство клубами, у меня нет про это данных, — говоря самое ужасное, что может сказать лжец — правду — Кора смотрит неотрывно в обнаглевшие, но, увы, красивые глаза Азула, что походят на гальку у северного морского берега. — А Трейн сказал, что стоит разбираться самой и не дергать педсовет с вопросами, где и что находится. Кора ждет, что же ей попытаются ответить. Но Ашенгротто молча глотает все слова, решая, должно быть, затаиться на время, пока сегодня она может шантажировать его долгами и докладной. — Так… сегодня мне выдадут новую книгу, если мы условились, что все атласы будут у Вас завтра? — вновь натягивая на рот участливую ужимку и стараясь вернуть тону голоса обходительность, Азул весьма мудро пытается забыть о только, что произошедшем. — Хорошо, диктуй название и автора, вынесу тебе нужное, — повторяя пример юнца, Кора тоже возвращается к привычной манере, придавая голосу больше развязной неги, нежели упрямой надменности. Бедные заблудшие души этой школы, какие же вы все-таки наивные.