Запарные

Следующий день ничем не примечателен — ей выдают один лист бумаги и цветные карандаши, не более, но даже это всё она успевает изрисовать всем, что приходит ей в голову и радуется. Она действительно испытывает счастье, неподдельное, что может чем-то себя занять. Потом — снова едут, но уже в более обеденное время, встречаются в соборе с монашками, спускаются в библиотеку и изучают язык. Крепус — видимо, так, за компанию. Мужчина, чьё имя она всё ещё не в состоянии выговорить (хотякажетсяэтофамилия), был с ними совсем немного и ушёл обратно на улицу, прихватив с собой какие-то толстые и достаточно огромные папки с различными документами, как ей кажется, очень важными. В библиотеке вообще всё важное. Особенно, как позже, намного позже выясняется — лира, на которой играл сам бог. И это всё произносится с таким упоением, боготворением и вот этим вот всем, что даже спорить и выяснять всякое желание отпадает сразу же. Окей, здесь есть бог, который играл на лире, которая ныне никому к чёрту не сдалась. Давайте теперь дальше по словам и их значениям? Пожалуйста? Не то чтобы она была в какой-то ненависти к богам, или вроде того, но сам факт того, что идёт поклонение тому, кого она даже увидеть не может, безусловно, раздражал одним своим существованием. Вера учила её говорить и отчего-то у Домны складывалось ощущение, что это всё происходит не в первый раз. Слишком быстро всё усваивалось и слишком быстро они... они будто бы спешили куда-то, зачем-то, неизвестно почему, куда и, собственно, зачем. Зэнзэн всё это время сидела на своём, уже, по ощущениям, вполне законном месте, разбирала какие-то бумаги и изредка подсказывала Вере и переговаривалась с Крепусом насчёт каких-то бумаг. Кажется, она помогала ему с чем-то. Кажется. А что если на самом деле всё очень, очень плохо и они находятся на гран- Всё хорошо. Всё очень хорошо. Её учат, обучают, заботятся о ней, блять, всё просто замечательно. Всё хорошо — говорит она на тейватском и пытается убедить в этом всех, нахер, присутствующих. Что-то случилось? Всё хорошо. Тебе плохо? Всё хорошо. Ты голодна? Всё хорошо. Голова не болит? Всё хорошо. Ты хочешь исчезнуть? Всё хорошо? Попытка суицида — не хорошо. Да, но всё хорошо. Какой толк от того, что она в другом мире, если весь тот ужас всё ещё с ней? Просто не думай об этом — звучит слишком издевательски, поэтому заткнитесь нахер и лучше будет, если вы исчезнете. Она пытается просто не думать об этом, но это дерьмо сидит у неё в голове невыносимо долго, отчего хочется просто убиться и не жить, потому что её убеждали всю её поганую жизнь, что она — никто и звать её — никак, и имеет она прав целых нихуя. Очень трудно не думать о том, что является бо́льшей частью её жизни. Если, конечно, вообще не всей.