Запарные

Месячные. Кровь из матки – как выражалась её подруга, – я ранена, блять, почему мне не дадут пластырь. Эти слова всегда забавляли Домну, ведь та подруга всегда приравнивала месячные к ежемесячной травме, которую получала. В общем-то, возможно, так и было, кто знает? Может быть, она действительно получала каждый месяц травму. Психологическую. Это забавляло ещё больше и утешало в данный момент. Страх о том, как рассказать о своей надвигающейся проблеме, сжирал. Подобное в её семье порицалось, а друзья часто просто молча помогали, будучи понимающими людьми. А тут... как будет тут? Что ей делать? К кому обратиться? Самое страшное было то, что Крепус был тем, кто замечал её волнения и пытался докопаться до сути. Это ощущалось чем-то постыдным. Тайным. Тем, о чём знают только женщины и мужчинам такого знать вообще не стоит, потому что это не их проблемы, и вообще это слишком интимная, грязная часть любой женщины, а Домны тем более. Нервозность Домны проходила с каждым часом всё больше и больше, она будто металась в попытках найти кого-то, кому может довериться, но постоянно обжигалась и боялась. Успокаивающие чаи уже претили, а другое особо и не помогало. Рисовать она была не в состоянии, ибо все полученные образы, в итоге, горели в костре. Заниматься спортом не позволяла наступающая боль и это выводило из строя вообще. В итоге, уставшая, она забивается где-то в углу, прячется и пытается собраться с мыслями. Ей надо подойти к горничной и спросить про то, что ей делать, как быть, но... как? Взять за руку, отвести куда-нибудь и попытаться словами и жестами объяснить? Поймёт ли та её? Что если все узнают об этом? Домна стыдливо прячет лицо в коленях и ещё недавняя мысль уйти в лес и не возвращаться кажется не такой уж и глупой, а наборот: вполне взвешенным решением. Посидев ещё немного в погребе, она всё же встаёт и выходит за пределы маленькой комнаты. Даже Крепус, с которым она столкнулась, не вызывал ужаса. Она просто ощущала смирение. — Что плохо, Дони? — тихо уточняет он, смотря на неё красными глазами. Его лицо выражало волнение, а зрачки непривычно сузились. — Мх... — тихо вздыхает она, задумываясь, как бы завуалированно рассказать об этом, чтобы, не дай боже, покалечить психику «юного господина». — Это стабильно плохо. М... — Стабильно?.. — Крепус теряется, после чего задумчиво смотрит на Домну. — Стабильно плохо? Каждый день? — ... — Домна чувствует поступающую нервозность, когда Крепус начинает задавать наводящие вопросы. Вдох, выдох, Дони, вдох, выдох, а теперь сказать. — Всё в порядке, Крепус. Крепус замирает, его брови застывают в хмуром положении и глаза напротив, смотрящие на неё, становятся привычными тёмными. Он смаргивает что-то, после чего уточняет, наверное, последнее: — Ты в порядке? — Стабильно, — заверяет его Домна, кивая, а завидев ту горничную, что её выхаживала, указывает на ту пальцем и показывает всем своим видом, что готова бежать за той, чтобы что-то сказать. Крепус, проследив, что именно имеет ввиду она, кивает, после чего подзывает горничную: — Кэйт! Ты свободна сейчас? — Д-да! Что-то?.. — Сможешь помочь Домне? Горничная с готовностью кивает, изучающе смотря на девушку позади Крепуса. — Тогда хорошо, если будет что-то плохо – сообщите мне или отцу, или сделайте всё возможное, чтобы... — Господин Крепус, мы сделаем всё, что будет в наших силах, и даже больше, — твёрдо и с уверенностью сказала горничная, переведя взгляд на него. Крепус, вздохнув, кивает, слабо улыбается на прощание Домне и уходит, всё ещё немного взволнованный, пока горничная тихо уточняет у девушки. — Пойдём? После положительного кивка Домны, они направляются в комнату горничных, в которой уже было несколько девушек. Неуверенность вновь возвращалась к Домне и от этого скрыться было почти невозможно, она стыдливо опустила взгляд в пол, явно боясь сказать что-то. — Девочки, её зовут Домна! — тихо сообщает радостная Кэйт, сияя, словно начищенная бляшка. Хотя, нет, ей подойдёт именно брошь. — Ох! — восторженно, в какой-то мере, вздыхает одна из них, самая примечательная: рыжие, слегка кудрявые волосы, серо-светлые глаза и чёрные, словно точки, зрачки. — А откуда тебе?.. — Молодой Господин назвал её так, — радостно сообщила им эту новость Кэйт. — Кстати, он также сказал помочь мне с её проблемой, но... я боюсь, что вряд ли смогу понять её полностью, поэтому... — Да, конечно, — кивнула с готовностью рыжая, пока рядом с ней стояла, словно пугливая мышка, темноволосая девчушка. Совсем маленькая будто бы, но во взгляде и лице читалась зрелость, от чего становилось неуютно-странно. Домну усадили на кровать и та неуверенно села осторожно, чтобы, в случае чего, не стать проблемой в позорных пятнах на чужой кровати. Вздохнув, она съёживается ещё больше под тремя парами взглядов. — Итак?.. — тихо уточняет у неё Кэйт, немного взволнованно сидя напротив. Вздохнув ещё раз, Домна, собираясь с мыслями, повторяет: — Это стабильно, плохо, но в порядке. Больно. Стабильно... мх... Рыжая и Кэйт переглянулись, пытаясь понять, понимает ли другая. Они не понимали. — А где болит? — тихо уточняет горничная-мышка. — М... — Домна краснеет и смущённо указывает на свою промежность. — Это как... падаешь и ранка... красная. — У неё кровотечение... там? — ужасается Кэйт и начинает судорожно придумывать, как это исправлять. — Стой, погоди, она говорила, что это стабильно и в порядке... — прерывает панику той рыжая. Девушки переглядываются и разом посмотрели на старшую, мышку-горничную. — У неё женский цикл, именуемый менструацией, дорогие, — вздыхает мышка-горничная, с укором взглянув на них, — уж это-то вы должны знать. Она даже на край кровати села, чтобы не запачкать. Подмечайте детали. Помните об этом. — Ох, — вздыхает Кэйт, — в таком случае, ей надо помочь... — Дайте ей нашу настойку из шалфея, какой-нибудь сладкий десерт и найдите те свои важные штучки, которые вы используете. Я же пойду и сообщу Господину Окказусу об этом. Девушки покивали и, словно по команде, тут же засуетились, расходясь по делам. Мышка-горничная глянула на смущённую и зажатую девушку, взяла ту за руки и, пожав их, заверила: — Всё будет в порядке, ты в надёжных руках. И только сейчас Домна подмечает морщины, что были словно спрятаны на расслабленно-сосредоточенном лице, устало-нежный взгляд и руки, что со временем стали только сильнее. Горничная по-матерински улыбнулась и, погладив руки, удалилась вслед за другими, оставляя Домну в неловком ожидании. Это было стыдно, то, что о ней заботились. Может быть, она не заслуживает этого. Так почему... Она устало вздыхает. Устало – потому что это она. Она устала от себя. Это было грустно, подавляюще. Она хотела скрыться от этого. И она была безмерно благодарна горничным за то, что они заботились о ней. И Крепусу, и мужчине. Им всем.