Запарные

Крепус снова замечает перемену в её настроении: из шокированной в печальную, а из печальной – в задумчивую. И она даже не пытается спрятаться куда-то, она просто стояла на втором этаже, смотря на восход солнца через открытое настежь окно. Ему казалось, что и закат она встретила также: стоя у окна, не шелохнувшись, погружённая в свои странные думы, да в отцовской куртке. Может быть, так и было на самом деле, но служанки должны были отвести её в комнату, чтобы она отдохнула. Крепус подходит ближе, трогает осторожно её за плечо и вспоминает её сбитые слова тогда, когда они встретили Мага Бездны. Ладони будто обожгло от одних воспоминаний и он оценивающе взглянул на них: они всё ещё были замотаны в бинты и даже та перчатка на левой руке не спасла от кровавых ссадин. Он трогает Дони ещё раз за плечо, более уверенно и нарочно наплевав на саднившую боль в руках, после чего та, наконец, смотрит на него уставшими покрасневшими глазами. — Дони, ты спала? Дони бесчувственно пожимает плечами, с пустой головой, никакими глазами... она выглядела оболочкой себя, не такой, как раньше. Сделал ли с ней что-то Маг Бездны? Внутри Крепуса заскреблось чувство вины, сдавливая в своих тисках сердце, сжимая его почти болезненно и расцарапывая грудную клетку изнутри. — Дони, что случилось? — тихо спрашивает он, не скрывая своих взволнованного взгляда, дрожащего голоса. Ему казалось это странным. Ему не казалось это правильным. Ему хотелось исправить это. — Я не знаю, — пожимает плечами она, — я... не я. — Ты это не ты? — переспрашивает Крепус и сердце ухает куда-то вниз. Что она имеет ввиду? Она не чувствует себя собой? Или её подменили и её клон сейчас признаётся в содеянном? Или, может быть, она не хочет быть собой? Может быть, она устала от себя... Впервые за всё время он был готов материть языковой барьер. — Я не знаю, — она устало и вымученно пожимает плечами, задумываясь и морщась будто от боли. — Я, — она указывает на голову, — что это? — Голова? — Нет, другое. — Эм... — он смотрит на неё в замешательстве. Она и её голова... она в голове? Или... — мысли? Ты думаешь, я думаю. Говорить молча. — Да. Сам с самим. — Сам с собой. — Да, — кивает она. — Мысли... старые мысли. Я не знаю их. — Ты не помнишь?.. — Крепус запинается о собственные рассуждения и смотрит на неё удивлённо, осознавая. — Ты вообще ничего не помнишь? — Я не знаю, что ты говоришь, — она потирает переносицу и хмурится. — Я не знаю кто я – это. Я не знаю, что делают. — Что делать, — вновь по привычке поправляет её Крепус, смотря на Дони хмуро и без уверенности. Он не знал, как ей помочь. — Помнить – то, что было. Старое. Ты знаешь старое. Помнить – это знать старое. — Да, — кивает она и её глаза смыкаются. Она, сгорбившись, утыкается ему в грудь и вздыхает, обхватывая себя руками. — Не могу. — Устала? — он гладит её по спине и думает: это надо пережить. Надо научить её их речи. И отцу сообщить, что она забыла о себе. А что, если она всё забудет? Крепус мотает головой и надеется на то, что скоро это пройдёт. Он не может не быть для неё опорой. Не имеет права. Всё будет в порядке. Они справятся. Даже если будет всё не в порядке, он поможет ей, а вместе они и горы свернут. А если и отец решит – то вообще всё смогут. — Мы справимся, — он кладёт свою руку ей на плечи, приобнимая, после чего второй рукой закрывает окно. — Пошли, тебе стоит поспать. Он позаботится о ней.