Сломанные

Ацуши шёл сбоку от Дазая, предвкушая что-то интересное. Осаму сказал, что они идут к нему домой, но зачем именно – оставил в секрете. Жил он в небогатом районе: небольшие двухэтажные дома, напоминающие своим видом прямоугольники, стояли близко друг к другу; у жителей не было даже собственного дворика. Осаму зашагал по направлению к одному из домов, выглядящем ещё не самым худшим образом на общем фоне. Чёрно-белые цвета отделки дома придавали ему вид современности, но вот внутри всё выглядело несколько иначе. Переступив порог, Ацуши прищурился от непривычной темноты и прокашлялся от пыльного воздуха. Когда они снимали обувь, дверь справа отворилась, и из ванной комнаты вышел мужчина среднего роста с редкой щетиной, которую он почёсывал ладонью, и с карими глазами, полными презрения. Этот взгляд Накаджиму насторожил, но он всё же был из вежливых людей, поэтому начал кланяться. — Здрав-хмпф! Дазай крепко зажал его рот рукой и заставил выпрямиться. Он не выпускал его из своей хватки и смотрел себе под ноги, не выражая какой-либо эмоции. Ацуши непонимающе бегал глазами, пока взрослый мужчина не ушёл по своим делам в другую комнату. Дазай молча взял под руку недоумевающего парня и потянул по лестнице вверх прямиком в свою спальню. — Забыл сказать, чтобы ты ни с кем не здоровался, – сообщил он, как только они оказались в его комнате. Осаму сразу запер дверь. — Почему? Дазай только привычно улыбнулся, не намереваясь это обсуждать, и подошел к Накаджиме, снова беря его под руки и подводя к кровати. — Садись. И он сам же надавил ему на плечи, заставляя сесть на не слишком мягкий матрац. Ацуши чувствовал себя куклой в его руках, но, впрочем, он был не так уж и против. Накаджима осмотрел небольшую комнату, здесь было намного чище и светлее, чем в прихожей, но…пусто. Совершенно голые скучные стены противного жёлтого оттенка, кровать у стены справа, в середине перед закрытым тёмной шторой окном стоял стол с небольшой горой учебников, и комод рядом с входной дверью. Несмотря на то, что сама комната была небольшой, одна её половина пустовала совсем. Ацуши отвлёкся от оценивания комнаты своего одноклассника и вернул внимание к нему, заливаясь краской от увиденного. — Т-ты что делаешь? – заикаясь, он прижал ладонь тыльной стороной к своему лицу, чтобы скрыть горящие щёки. — Не кричи ты так, – недовольно буркнул Осаму, расстегивая последние пуговицы рубашки. Он двинул плечами и стянул с себя предмет одежды полностью, кидая его на пол, где уже лежали плащ с жилетом. Ацуши открылся вид на его «голое» тело, и краска с лица начала постепенно уходить. Он, конечно, не мог не замечать его забинтованные руки и шею, но он не думал, что бинты уходили дальше, покрывая и остальные части его тела. Дазай был похож на живую мумию, для полной картины не хватало только обвязать бинтами и его лицо. Интересно, а ноги у него выглядят точно так же? — Ты спрашивал, на что похож этот мир? – задаёт вопрос Дазай, принимаясь разбинтовывать свою правую руку, а Ацуши даже не сразу понимает, что речь идёт о его собственной просьбе. – Я тебе покажу его небольшую часть, – он устремляет серьёзный взгляд на Накаджиму, и тот сглатывает – то ли от нервов, то ли от предстоящего восторга. Бинт летит на пол к одежде, а Дазай делает два шага вперёд, оказываясь совсем близко к сидящему Ацуши и протягивая к нему руку. – Вот это, – тыкает он пальцем другой руки в мелкие круглые ожоги, – тут об меня тушили сигареты. Мне не нравились ощущения, поэтому я пока не решаюсь пробовать что-то с огнём. Ацуши замирает и сглатывает, дыхание сбивается. Странный трепет и ужас одновременно собираются в кучу, образуя необъяснимое чувство в груди. Хочется задать вопрос, но рот никак не открывается. — А это, – продолжает Дазай, переходя пальцами выше к плечу, оглаживая длинный красный шов, – это я получил ножом за то, что мне не продали пиво в магазине, – он хмыкает, и переворачивает руку другой стороной, на которой виднеется ещё больше шрамов и швов. Их было настолько много, что они пересекались между собой, образуя бессмысленные узоры. Ацуши различает даже относительно свежие порезы. – Это было небольшое предисловие, здесь я уже сам постарался. Ну как, хочешь увидеть ещё? Ацуши с трудом отрывает взгляд от руки и смотрит в глаза Осаму, которые выражают собой абсолютно ничего. Обычно, в них плещется веселье и беспечность, но сейчас под этим непривычным взглядом Накаджиме становится неудобно, и он опускает голову. — Да, – сухо произносит. На левой руке парня, помимо повторяющихся беспорядочных шрамов, большими кривыми буквами было вырезано слово «Death». — У меня есть одна больная идея, – говорит он так, будто его идеи в принципе могли быть не больными. – Я точно так же хотел бы вырезать слово «Life» на руке той дамы, с которой умру вместе. — Оо-у, – тянет завороженно Ацуши. – Это звучит романтично, – признаёт он. — Правда? – Осаму меняется в лице, к нему возвращается огонёк в глазах и появляется радостная улыбка. – Не думал, что ты это тоже оценишь, Ацуши-кун. Так приятно. Накаджима чувствует тепло в груди. Разве это не значит, что к миру Дазая он на несколько шагов ближе, чем тот думает? Осаму тем временем продолжает: стягивает бинты с шеи, на которой видны красные следы удушья. — Отец любил меня частенько душить. Хах, чёртов старикан не думал, что я в это втянусь. — Тебе нравится боль? – аккуратно спрашивает он, не решаясь переходить на вопросы об его отце. По крайней мере, теперь ему стала ясна та странная ситуация, произошедшая, когда они переступили порог этого дома. — Терпеть её не могу, – говорит Дазай и стягивает бинты уже с груди. — Тогда я не понимаю. — Ты слишком многого не понимаешь, – посмеивается Дазай. – Дело в том, что мне нравится чувствовать, как жизнь покидает моё тело, – спокойно ответил Дазай, будто это было чем-то в порядке вещей. – А ещё, мне также нравится обдуривать смерть раз за разом, показывая ей, что я сам решаю, когда и как мне умереть. Когда она верит, что, наконец, схватила меня с концами, я ловко от неё ускользаю. Поэтому мы с ней всего лишь устраиваем кратковременные свидания, встречаясь на пару секунд, а потом снова прощаемся. С точным способом самоубийства я ещё пока не определился, слишком много вариантов, так много всего хочется попробовать, - последние слова Дазай проговорил мечтательно. – И именно потому жениться на смерти я пока не намерен. Это было интересно. Устраивать свидания со смертью, чтобы косвенно попробовать всё, и в итоге определиться с тем, какой конец был более желанен. К этому Дазай ведь и шёл? К идеальному последнему моменту: чтобы за секунду до смерти не пожалел ни о чем, чтобы наоборот подумал «Ах, как же хорошо, что я умираю именно сейчас». Накаджима смотрел на постепенно оголяющуюся грудь Дазая. На ней шрамов насчитывалось куда меньше, зато от плеча до низа живота тянулся ожог, который, казалось, нарисовали на его теле, небрежно брызнув краской малярной кистью пару раз. За бинтами и одеждой также скрывалась болезненная худоба; рёбра некрасиво выпирали. Смотря на впалый живот, Ацуши подумал, что обязательно будет обедать вместе с Осаму ещё не один раз, пока не откормит его, ну а пока… — Это? – Ацуши вздёрнул руку и показал пальцем на ожог. — Ах, это, – Осаму приложил ладонь к красному пятну на своём теле и медленно провел вниз по нему, останавливаясь только у пояса. – Это кипяток из чайника, – он раскинул руки в стороны, показывая своё тело во всей его уродливости. – Ну, вот примерно такой у меня набор, Ацуши-кун. Если ты хочешь влиться в этот мир, то ты должен понимать, что твоё тело может стать таким же, если не хуже. Скажи мне, готов ли ты к подобному? — Готов, – твердо и решительно, без капельки колебаний. Дазай застыл в немом шоке, вовсе не ожидая такого моментального ответа. Ацуши поднялся с кровати, почти соприкасаясь своим телом с чужим. – Я действительно хочу умереть. Мне вовсе не навредит, если перед этим я немного приукрашу своё тело. — «Приукрашу», – тихо повторяет за ним Осаму, пробуя слово на вкус и затем усмехаясь. – Ты что-то, – Дазай внимательно всматривается в его глаза в надежде прочитать в них что-то запретное, скрытое от посторонних, но смог разглядеть только уверенность. – Ладно, давай что-нибудь попробуем. На этих словах у Ацуши, кажется, подкашиваются коленки, а сердце ускоряет свой ритм. Он прикладывает палец ко рту и покусывает костяшку от незнания того, что его сейчас ждёт. Что именно попробуем? Дазай поднял с пола один из бинтов, прошагал к кровати и запрыгнул на неё в позу лотоса. Кивком он указал, чтобы Накаджима сел рядом. Ацуши наблюдал, как парень ровно соединяет два конца бинта вместе, складывая его напополам, делая немного толще. — Мою верёвку забрали в школе, новую пока не купил. – сказал он, как Ацуши показалось, извиняющимся тоном. – Поэтому особо острых ощущений не жди, но я думаю, что так даже лучше. Я тоже начинал с лёгкого. Посмотрим, вдруг тебе вообще не понравится. Закончив, он посмотрел на паренька, и был удивлён тому, какой азарт искрился в его глазах, его взгляд был почти безумным. Ноги быстро дёргались от нетерпения – он так сильно желал вкусить этот ядовитый плод, опробовать на вкус всю эту горькость и подавиться ею полностью. Дазай прекрасно знал это чувство. Но в Ацуши он всё ещё не видел мёртвого человека. — Так будет неудобно, лучше залезь на кровать полностью и сядь на ноги, – подсказал ему Дазай и после выполненного действия дёрнул за пиджак. – И это лучше снять, будет мешать. Ацуши послушно снимает пиджак, убирая его на кровать за спиной, и расстёгивает пару верхних пуговиц своей рубашки, чтобы ослабить воротник, уже зная, что Осаму планирует сделать. Дазай удовлетворённо кивает и садится в ту же позу, что и Ацуши, касаясь своими коленями его. Он заводит руки за его спину и обтягивает бинтом шею, прямо как мать бережно укутывает своего ребёнка в шарф. Вот только за окном весна, и Осаму хочет далеко не согреть Ацуши от зимнего мороза. Дазай скрещивает концы бинта, но пока не тянет их. — Когда станет невозможно, дай мне какой-нибудь знак. Ударь меня кулаком два раза подряд, например, и я прекращу. Хорошо? — Хорошо, – Ацуши кивнул и быстро облизнул губы. Почему-то во рту сейчас выделялось слишком много слюны. Только тогда Дазай тянет за концы бинта, который начинает сжимать горло. Первые ощущения странные, и Ацуши даже не сразу понимает, меняется ли что-нибудь вообще. Действия старшего сдержанные и аккуратные, немного дразнящие. Даёт привыкнуть? Когда Дазай видит некую мольбу в глазах паренька, который хочет почувствовать уже хоть что-то и удовлетворить свой животный интерес, он начинает действовать смелее и уже сильнее и резче стягивает бинты в своих руках, наматывая их в кулаки. Ацуши делает короткий вдох и раскрывает глаза от неожиданности. В горле вдруг становится так тесно, что даже проглатывать слюну становится трудновыполнимой задачкой, а делать это хочется только больше. Не верилось. Ацуши не верилось, что он сейчас занимается чем-то подобным. Рот Накаджимы раскрывается и его губы подрагивают. Он напоминает со стороны рыбку, которую так жестоко выбросили на сушу, оставив мучительно умирать. Голова немного кружится, и картинка в глазах становится всё менее и менее чёткой. Расфокусированным взглядом он смотрит на Осаму, который, напротив, был крайне сосредоточен и серьёзен, наблюдая за малейшими изменениями на лице Ацуши, чтобы быть готовым прекратить это в любой момент. В таком деле каждая секунда может быть важна. Но парень не подавал ему никаких знаков, чтобы тот останавливался. Ему было мало. Будто прочитав его мысли, Дазай удивляет его снова, обматывая бинт вокруг шеи ещё раз. От неожиданности Ацуши широко раскрывает глаза и цепляется руками в бёдра Осаму, сильно сжимая их пальцами. Шею стягивает так крепко, что Накаджиме кажется, что его голова сейчас просто отлетит как пробка от шампанского под таким напором. Через приоткрытый рот он был не в состоянии глубоко вдохнуть и издавал только странные прерывистые звуки, в то же время чувствуя жар по всему телу. Это всё так дурманяще и в то же время так хорошо. Хорошо до безумия. Настолько восхитительно Ацуши ещё себя никогда не чувствовал. Он начинал немного понимать, о чем говорил Дазай, когда упоминал свидания со смертью. Он теперь тоже чувствовал её приближающееся дыхание, вот бы ещё ощутить её коварные гигантские лапы на своём теле. Воздуха уже практически не поступало в лёгкие. По-хорошему, нужно было дать сигнал и остановить это, но… что если это лишнее? Почему бы не позволить Дазаю задушить себя до смерти? Звучит как отличный план, разве нет? Однако, в таком случае Осаму станет его убийцей, а не напарником по суициду. Подставлять его не хотелось, но... ещё немного, ещё совсем чуть-чуть… хотелось насладиться этим. Это чувство прекрасно. Головокружительно. Оно было живым и мёртвым одновременно. Бинт на шее резко расслабляется, и Дазай освобождает от него Ацуши. Парень от бессилия падает вперёд, и Осаму ловит его за плечи, не позволяя ему уронить лицо в свои ноги. Накаджима медленно моргает, судорожно вдыхая воздух – больно. На шее до сих пор чувствуется приятная тяжесть, похожая на ощущение чужих рук, желающих ему верной смерти. — Е-хха.. – Ацуши пытается что-то сказать, но лишь заходится громким и глубоким кашлем, прорезающим глотку. — Лучше не говорить, – доносится голос сверху. Ацуши находит в себе силы и отталкивается руками от кровати, чтобы на немного приподняться. Ему этого хватает, чтобы посмотреть Дазаю в глаза. — Ещё. Вязкая слюна стекает по подбородку, кривая чёлка лезет в рот и в глаза, всё ещё слишком затуманенные. Парень сейчас не соображает. Осаму поправляет чёлку Ацуши, убирая её от лица. — На сегодня с тебя хватит. Ты и так долго продержался, молодец, – и он усмехается, видя, как Ацуши на глазах грустнеет. Он его подхватывает под локти и помогает присесть спиной к стене. – Посиди немного, я принесу тебе воды. Перед выходом из комнаты, Осаму подбирает плащ с пола и накидывает его на голое тело, прикрываясь. Ацуши подносит подрагивающую руку к своей шее и слабо её сжимает, счастливо улыбаясь. Понравилось ли ему? Определённо. Жалеет ли он, что сбежал с уроков? Ни капли. Дазай возвращается со стаканом свежей воды и не может сдержать смешка. — Вот же ж, – чешет он макушку, не зная, как лучше поступить. Парень, склонив голову к своему плечу, уже мирно посапывает.