From the World Beyond\Из потустороннего мира

      Проснувшись, Лили впервые за долгое время почувствовала себя спокойной и отдохнувшей. Ее первым побуждением было пойти проверить малыша Гарри. Возможно, его нужно было покормить, а может быть, сменить подгузник. Открыв глаза, она обнаружила, что находится в незнакомой комнате. Она не была похожа на спальню в их коттедже. Она посмотрела налево. Там тоже не было кроватки.       У нее случился небольшой приступ паники, прежде чем она осознала, что больше не находится в коттедже в Годриковой Впадине, что Гарри не годовалый ребенок, а взрослый мужчина, которому скоро исполнится восемнадцать лет.       Все это казалось таким сюрреалистичным. Все это было так нереально. Время между тем Хэллоуином и сегодняшним днем, казалось, было лишь размытым пятном в ее памяти, которое она вспоминала все меньше и меньше с каждым часом. Она чувствовала себя героем одного из научно-фантастических фильмов, неловко брошенным в будущее не более чем судьбой.       Джеймс еще спал и Сириус, ленивый пес, вероятно, тоже был в постели. Тишина дала Лили немного времени, чтобы подумать самостоятельно, не отвлекаясь на посторонние мысли.       Только недавно закончилась война. Лили знала это из того, что видела… там. Она не знала обо всем этом — она видела только отрывки того, что сделал ее сын, — и она одновременно гордилась тем, как он поднялся, чтобы противостоять невозможному злу, и была потрясена тем, с чем ему пришлось столкнуться.       Она ненадолго задумалась, существует ли в мире волшебников понятие посттравматического стрессового расстройства. Лили рискнула предположить, что «нет». В маггловском мире это было относительно новым предметом исследования, примерно в то время, когда она… ну, умерла. Она не хотела делать ставку на то, что магический мир в ближайшее время догонит маггловский в научных и медицинских знаниях.       Ее сердце разрывалось от боли за сына. С чем он должен был жить! Лили сама не видела многого из того, что происходило во время первой войны, и даже тогда, слух о всех погибших оказал на нее сильное влияние. В ней проснулся материнский инстинкт, и какая-то часть ее души хотела пойти и помочь сыну, чем бы только смогла. Но все рухнуло, когда она поняла, что не имеет ни малейшего представления о том, как справиться со всем произошедшим, как никто другой в магическом мире.       А идти к маггловскому психотерапевту, каким бы заманчивым он ни был, было просто невозможно по очевидным причинам.       По крайней мере, у Гарри была его девушка. Гермиона, Лили вспомнила, как Сириус и ее сын называли ее. Лили почувствовала прилив симпатии к ней. Гермиона, казалось, делала ее сына таким счастливым. Они были открыто привязаны друг к другу, но при этом не выглядели неловкими или сопливыми. Кроме того, они обладали удивительной способностью общаться без слов, чего она никогда раньше не замечала. Было почти благоговейно наблюдать, как они говорят, не произнося ни звука.       Лили встала и вылезла из кровати. Она уже проснулась благодаря своим размышлениям, поэтому решила, что может начать свой день. Она прошла в душевую комнату, почистила зубы, приняла душ, причесалась и почистила свою одежду. Она мысленно отметила, что скоро ей понадобится другая одежда. Не то чтобы она была озабочена своим внешним видом больше, чем нужно, но очищенная магией одежда просто не казалась чистой.       Она спустилась в подвальную кухню, чтобы приготовить себе чашку чая, или кофе, или чего угодно. Домовой эльф, похоже, все еще спал, и Лили не собиралась будить его только для того, чтобы избежать работы. Как объяснил Джеймс много лет назад, то, что домовые эльфы наиболее счастливы, когда работают на свою семью, не означает, что можно принимать их как должное и пользоваться их психологией, как это делали некоторые чистокровные семьи.       В одном из шкафов стояла полупустая банка растворимого кофе, а чая не было совсем, поэтому она взяла чашку из одного из шкафов, насыпала в нее немного гранул, наколдовала воду своей новой палочкой и подогрела ее. Новая палочка работала хорошо и была удобной, но она не могла не скучать по своей старой. Она полагала, что привыкнет к ней — в конце концов, это был всего лишь резкий переход.       Она села за кухонный стол и отпила глоток. На вкус он был немного несвежим, но она все равно не ожидала лучшего. Кроме того, ее сын, которого она не знала с тех пор, как ему исполнился год, предоставил ей свой дом, и было бы невежливо не отблагодарить его.       Лили уже почти допила свою чашку кофе, когда услышала шаги, спускающиеся по лестнице. Обернувшись, она увидела Джеймса с его классическим утренним видом: взъерошенные волосы и очки. Она не знала, когда именно она начала находить его симпатичным, но он был привлекательным. — Доброе утро, — легкомысленно сказал Джеймс. — Уже пользуешься гостеприимством Гарри?       Лили слегка покраснела. — Я… ну… наверное, я взяла чашку кофе, не спросив его.       Джеймс усмехнулся. — Но это, наверное, лучше, чем аппарировать туда, где он остановился, и прервать их с Гермионой утренний сеанс любви, не так ли? — Джеймс! — Лили возмущенно зашипела. — Мне не нужно было это слышать!       Джеймс легко пожал плечами и сел напротив нее. — Это не делает сие более правдивым. Бродяга может рассказать тебе, верно, Бродяга?       Сириус появился из-за угла. — Вы имеете в виду абсолютно грязные дела вашего сына и мисс Грейнджер? — Грязные — это не то слово, которое я бы использовал, — сказал Джеймс, злобно ухмыляясь. — Учитывая то, как они покраснели, когда я заговорил об их «уединении», я думаю, что слово «грязные» определенно подходит, — ответил Сириус. Он сел рядом с Лили и обнял ее за плечи. — А ты, моя красавица, как прошло твое утро? — Бродяга, у тебя может не хватить порядочности воздержаться от разговоров о различных возможных действиях моего сына, но не мог бы ты хотя бы не флиртовать с моей женой? Сириус проигнорировал Джеймса. — Ты что-то слышала? — спросил он Лили. — Я слышу о твоей возможной смерти, если ты не оставишь меня в покое, — ответила Лили насмешливо-угрожающим голосом. Сириус защищающе поднял руки. — Хорошо, хорошо, я вижу. Дерзкая. — Теперь, когда Сириус избежал кастрации, — отпарировала Лили. — Как у всех прошло утро? — Это было… странно, — задумчиво ответил Джеймс. — Сегодня я проснулся с мыслью, что Лили уже поменяла подгузники Гарри. И только через минуту я понял, что Гарри проклянет меня, чтобы я стал похож на Нюниуса, если я попытаюсь поменять ему подгузники сегодня.       Они с Сириусом разразились хохотом, а Лили лишь неодобрительно закатила глаза. Не то чтобы она была заинтересована в защите Северуса — в конце концов, это был его выбор присоединиться к Пожирателям Смерти, и ничей больше, — но слышать, как они смеются над своим хулиганским прошлым, когда есть, на ее взгляд, более насущные вопросы, казалось ей более чем незрелым.       Камин внезапно активировался с громким звуком. Вышли Гарри и Гермиона, все еще в пижамах, лица красные, волосы в беспорядке. В руке Гарри была свернутая газета. — Свежая, после утренних развлечений? — спросил Сириус с усмешкой.       Гарри выглядел искренне озадаченным. — Какие утренние развлечения? — Те, где ты вся такая трогательная, в объятиях и зацелованная, а потом ты… — Что? Нет… Сириус! — пискнула Гермиона, покраснев ярко-розовым оттенком. — Гарри… Гарри и я просто друзья… мы… мы не… мы не… мы не…       Лили почувствовала себя так, словно ее поразила молния. — Подождите, вы просто друзья? — спросила она, не успев остановиться.       Гарри кивнул, его лицо раскраснелось. — Мы просто друзья, мама. — О, — это все, что Лили смогла ответить. Она испытала почти чувство разочарования. Она понимала, что поступает глупо — Гарри имеет право сам выбирать свои отношения, — но они с Гермионой были так… созвучны… и явно любили друг друга больше, чем кого-либо другого.       Долгую минуту они неловко смотрели друг на друга. Наконец, Лили смогла прийти в себя. — Итак… э-э.… что вы забыли здесь в такую рань? — спросила она.       Гарри потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить ее слова. Он поднял бумагу в руке. — Это, — сердито прошипел он. Он подошел к кухонному столу и шлепнул газету на него. — Посмотри, что написано в заголовке.       Лили наклонилась вперед, повернув голову так, чтобы можно было прочитать. — Мать, отец и крестный отец Мальчика-Который-Выжил, каким-то чудесным образом вернулись? — Точно! — Гарри фыркнул. — Они не могли и дня подождать, прежде чем опубликовать что-то о нас… о тебе! И они не просто написали «о, вот что произошло». Нет, они просто должны были придумать нелепые теории об этом! Кто-то должен был рассказать! Я.… я собираюсь… — Гарри, мы знали, что это произойдет, — успокаивающе сказала Гермиона, пытаясь успокоить его. — Кто-то где-то должен был сказать им.… это мог быть кто угодно… ты никогда не найдешь его или ее среди всех остальных ведьм и волшебников в стране. И если есть что-то действительно плохое, Кингсли сказал, что может помочь нам закрыть это. — Но они… не имели права… — С каких пор Пророк волнует, что они могут или не могут делать? — предположила Гермиона. Лили кивнула в знак согласия. Чувство правильного и неправильного у Пророка было весьма… искаженным… и это в лучшем случае.       Лили наклонилась вперед и пролистала оставшуюся часть статьи. Она была полна поистине безумных теорий, начиная от «остаточной магии того, кого нельзя называть» и заканчивая «выравниванием планет» и «порталом в альтернативное измерение». Хотя, если быть справедливым к «Пророку», реальная история, вероятно, была ненамного более смехотворной, чем их домыслы. — Гарри, милый, это действительно не конец света, — мягко утешила Лили. — Как сказала Гермиона, у «Пророка» никогда не было морального компаса относительно того, что они должны или не должны печатать. Я имею в виду… просто спросите Джеймса или Сириуса. В те времена это были сплетни о глупостях этого «Наследника» или той «Наследницы».       Гарри открыл рот, но Гермиона обняла его сзади и что-то прошептала ему на ухо. Он сделал несколько глубоких вдохов, и румянец на его лице постепенно исчез, дыхание пришло в норму. Лили не могла не почувствовать некоторую грусть от того, что Гарри не считает Гермиону чем-то большим, чем друг… — Да… вы правы, мама, Гермиона… — пробормотал он. — Наверное, мне не стоило так волноваться.       Лили покачала головой. — Любой бы, наверное, испугался. Пророк так влияет на людей. Не будь слишком строг к себе. Вы уже завтракали? — Мы… э.… мы собирались позавтракать, когда получили Пророк, — пробормотал Гарри. — Мы просто… мы вернемся сейчас. — Ерунда! — Сириус радостно закричал. — Давайте, присоединяйтесь к нам. Не то чтобы этот дом был настолько переполнен людьми, что мы не могли найти места для вас двоих! — Но вы… — Конечно, да, — сказал Джеймс с улыбкой на лице, вставая. — Мы никогда раньше не завтракали вместе, не так ли? Для всего должен быть первый раз. — Если тебя это не беспокоит… — Вовсе нет, — радостно ответил Сириус. — Кикимер все равно не спит. — Ты относишься к нему с уважением, верно, Сириус? — спросила Гермиона, подняв бровь. — Я.… да, я такой, — ответил Сириус с трудом. — Я имею в виду… нет особых причин ненавидеть его больше, не так ли? Он оказался не одержимой чистотой крови, бормочущей занозой в заднице, не так ли?       Гермиона выглядела так, словно хотела что-то сказать на это, но Гарри бросил на нее взгляд, и она придержала язык, чтобы не сказать то, что хотела изначально. — Правильно, по одному шагу за раз, — пробормотала она.       Гарри благодарно улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Сириус позвал Кикимера, и тот спустился по лестнице через несколько секунд, сразу же принявшись за приготовление завтрака. Не прошло и часа, как Лили уже чувствовала себя сытой от яиц, сосисок и картофеля. — Итак, у тебя есть какие-нибудь планы на сегодня? — спросила Лили, подавляя отрыжку.       Гарри и Гермиона обменялись взглядами и пожали плечами. — Не совсем, нет… ну… мы просто сядем на диван и проведем день за просмотром фильмов или чем-то подобным, — ответил Гарри. — Но… я не знаю, насколько это подходящий план.       Лили подняла бровь. — Вы вообще куда-нибудь выходили? — Мы были счастливы просто… просто быть сами по себе, честно говоря, — пробормотал Гарри. — Так лучше, чем… чем… — Он вздохнул, и Лили увидела, как рука Гермионы слегка шевельнулась и взяла руку Гарри под столом. — У вас вообще есть какие-нибудь планы? — Планы? — вкрадчиво спросила Гермиона. Она и Гарри обменялись взглядами. — Ну… я полагаю, нам придется поехать… привезти моих родителей из Австралии… когда-нибудь…       Сердце Лили разрывалось от жалости к ним. Они явно испытывали трудности, жили от одного дня к другому, не думая о чем-то большем. Она хотела помочь им, но не знала, как они отреагируют на прямое предложении. Поэтому, против своей воли, она решила, что лучшим вариантом действий будет просто слабое подталкивание. — Может быть, вы могли бы построить планы на этот счет? — предложила она. — Это даст вам занятие. Может быть, вам это понравится. Я уверена, что Кингсли сможет организовать для вас международный портключ в кратчайшие сроки. Внешне он кажется строгим, но на самом деле он всегда рад помочь. — Я думала, что мы воспользуемся маггловским путем, вообще-то, — ответила Гермиона. Лили заметила в глазах девушки что-то похожее на блеск, когда она перешла в режим планирования. — Никто из нас никогда не путешествовал с помощью международного портключа, и, честно говоря, нам не очень нравятся путешествия с помощью портключа. А у Гарри никогда не было возможности путешествовать на своем…       Гермиона прервала себя на полуслове и со стыдом посмотрела на свои руки. Что-то в этой реакции Лили очень не понравилось, и она почувствовала, как ментальная сила агрессивно подталкивает ее к тому, чтобы разобраться в этом. — У Гарри никогда не было возможности путешествовать на чем? — серьезно спросила она. — И почему? — Мама, пустяк… — Это не пустяк, — прервала Лили, еще больше встревоженная его отрицанием. — Я вижу, что тебя что-то беспокоит. Пожалуйста, Гарри. Позволь мне наверстать шестнадцать лет упущенного времени. Ответь мне.       Что это? И почему? — В этом нет необходимости… — Нет, есть! — Но я не хочу, чтобы ты… чтобы ты думала о ней по-другому из-за…       Думать о ней по-другому? Лили пыталась понять, что имел в виду Гарри. Вдруг, ни с того ни с сего, к ней пришло осознание, и она задохнулась от шока. — Ты хочешь сказать, что это… это из-за Петунии? — Я не хочу, чтобы ты думала… — Ответь мне, Гарри! Это из-за Петунии?       Гарри стыдливо поднял глаза и медленно кивнул. — Что случилось? — потребовала Лили, ее голос превратился в шипение от ярости. — Что сделала Петуния?       Гарри сглотнул и пожал плечами, не желая отвечать. Его лицо стало бесстрастным, а глаза потеряли фокус. Лили заметила, как его лицо слегка побледнело, а сам он непроизвольно вздрогнул. — Гарри, пожалуйста, — умоляла Лили. Если бы Гарри пережил хотя бы один процент того, что она представляла в своей голове… она бы сейчас же отправилась в Литтл Уингинг и разорвала Петунию на части. — Гарри, она твоя мать, — услышала Лили шепот Гермионы на ухо Гарри. — Я знаю, что это все еще шок, но она хочет присматривать только за тобой. — Но я не хочу, чтобы она думала обо мне иначе. — пробормотал Гарри в ответ. — Ты сказал мне, — сказала Гермиона. — И мы все еще те же самые. Она твоя мать, даже если… ну… даже если вы только что познакомились. Она все еще любит тебя. Ты знаешь, что любит. — Я знаю, что мы… мы действительно только познакомились, Гарри, но я никогда не думала о тебе иначе, милый, — пообещала Лили. Ей нужно было услышать. Она безмолвно умоляла Гарри рассказать ей.       Гарри боролся с собой в течение минуты. — Она… они держали меня в чулане под лестницей, — наконец вздохнул он. — И заставляли меня делать всю работу по дому.       Лили вспыхнула. Ей хотелось начать выкрикивать оскорбления в адрес Петунии. Как она смеет так обращаться с Гарри! Гарри был ее кровью, независимо от того, насколько сильно она не любила Лили. Разве это справедливо — переносить свою ненависть к матери на сына? Однако она подавила свой гнев. Ей нужно было все это выслушать. — Есть что-нибудь еще?       Гермиона обвила шею Гарри рукой и ободряюще сжала ее. Казалось, это придало Гарри смелости продолжать. — Они… они… они били меня, если я… я получал более высокую оценку, чем Дадли, за домашнее задание, — бормотал он. — Я… я заставлял себя плохо учиться в школе из-за этого. — Они били тебя за что-нибудь еще? — спросила Лили, пульс, усиленный гневом, бился в ее ушах. — Да, если… если я не сделал работу правильно… или хотел что-то, что получил Дадли… или разозлил Мардж… или что угодно, на самом деле, — вздохнул Гарри. — А Дадли… Дадли никогда не требовался повод, чтобы ударить меня… или сбросить с лестницы… и дядя Вернон не возил меня в больницу, если бы… если бы он сломал мне нос или что-то еще. Он просто сказал мне «проспись». — Это… зло, — прошипела Лили. Непроизвольно она схватила свою палочку и встала, отодвигая стул от стола. — Куда ты идешь? — удивленно спросил Джеймс. — Пойду проучить Петунию и Вернона, — прорычала Лили. Она выбежала из кухни и распахнула входную дверь, захлопнув ее за собой. В ярости она спрыгнула со ступенек на тротуар, повернулась на месте и исчезла, мысленно представляя дом, который она посетила всего один раз. Она надеялась, что больше никогда не побывает там, но этот визит… он состоялся через шестнадцать лет.       Лили снова появилась перед домом номер четыре и огляделась. Тупик был идентичен тому, как он выглядел в ее воспоминаниях. Дома, казалось, ничуть не изменились. Машины были другими, чем двадцать лет назад, но все они по-прежнему были до жути похожи друг на друга. Вдоволь налюбовавшись пейзажем, она подошла к входной двери и изо всех сил ударила в нее ногой.       Дверь открылась, и по другую сторону оказался широкий человек с усами, похожими на моржовые, у которого, вероятно, подбородков было больше, чем пальцев. — Вернон Дурсль. — Голос Лили был наполнен ядом, когда она произнесла это имя. — Ты когда-нибудь слышала о том, что требуется стучать? — огрызнулся Дурсль. — Интересно, — прорычала Лили. — Вы, должно быть, слышали все о стуках. Может быть… сбить восьмилетнего ребенка с лестницы, потому что он не был идеальным рабом? Может тоже о таком слышали? — Мы бы никогда не стали так обращаться с Дадли, — запротестовал Дурсль, но Лили не нужно было использовать Легилименцию, чтобы увидеть страх в глазах ванны с салом.       Лили схватила Вернона за воротник. — Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, — опасно вздохнула она. — Где Петуния?       Мужчина в страхе сглотнул. — Где Петуния? — Лили потребовала громче. — П-Петуния на кухне, — заикаясь, проговорил Дурсль.       Лили отбросила мужчину от себя. — Пойди и приведи ее!       Дурсль бросил на нее последний испуганный взгляд, прежде чем исчезнуть на кухне. Через несколько коротких секунд он вернулся, потянув Петунию за руку. — Ну, здравствуй, Туни, — ледяным тоном сказала Лили. — Сколько времени прошло с нашей последней встречи, интересно? Девятнадцать лет?       Петуния остановилась на своем пути. Ее лицо побелело, когда она узнала Лили. — Что? Как?       Лили резко рассмеялась. — Ожидала, что твои преступления будут скрываться вечно?       Петуния нахмурилась. — Преступления? Какие преступления? Кто ты такая? Моя сестра умерла шестнадцать лет назад. Ты не она! — Правда? — вкрадчиво спросила Лили. — Значит, ты не помнишь, как назвала меня уродом на платформе? Ты не помнишь, как написала мне письмо, в котором сообщила, что отреклась от меня как от сестры? Ты не помнишь, что позволила своему мужу угрожать моему сыну через месяц после его рождения?       Глаза Петунии расширились, когда она поняла, что Лили — это, действительно, Лили. — У-уродка! — вскрикнула она. — Ты… как ты посмела вернуться? — Как я посмела вернуться? — спросила Лили. — Что ж, это почти похоже на волшебство.       Петуния усмехнулась. — Все такая же высокомерная, как и раньше, не так ли, Лили? Всегда нужно указывать свой старшей сестре ее место, не так ли? Мама и папа всегда говорили «Лили это» и «Лили то». А где было время для меня?       Ты никогда не оставляла на меня время! — Возможно, если бы ты не была так одержима самобичеванием, ты бы больше дорожила тем временем, которое у тебя было, — холодно ответила Лили.       Петуния фыркнула. — Так для чего ты здесь, Лили? — фыркнула она. — Ты здесь, чтобы втереть в лицо своей старшей сестре, что ты вернулась из мертвых, как уродка, которой ты и являешься? Мне не нужно слушать остальное. Иди! Наслаждайся своей магией и никогда больше не беспокой нас! — Нет, у меня нет намерения втирать тебе это в лицо, — сказала Лили, чувствуя себя опасно спокойной, как бомба, готовая взорваться. — Я здесь, чтобы поговорить о том, как вы обращались с моим сыном все те годы, когда вы должны были заботиться о нем. — Мы дали ему комнату в доме, мы кормили его едой из наших тарелок, мы одевали его, мы устроили его в школу, пока он не вернулся в этот ваш причудливый мир, — усмехалась Петуния. — Что еще ты хочещь от нас? — Может, надо было обращаться с ним как с человеком? — Лили кричала в ярости. — Вы издевались над ним, били его, использовали как раба, возможно, морили его голодом, позволяли своему сыну-зверю использовать его как боксерскую грушу! — Не смей проявлять неуважение к Дадли! — прорычал Дурсль, бросаясь на Лили с поднятыми кулаками. Лили почти лениво достала свою палочку и взмахнула ею один раз, накладывая невербальный Летучемышиный Сглаз. Вернон Дурсль остановился в воздухе, дико размахивая руками, но Лили отпустила его и пригвоздила к полу прилипающим заклинанием. — Не знаю, учили ли тебя этому, Дурсль, но уважение нужно заслужить, — с угрозой прошептала Лили, делая шаг к огромному мужскому телу. — Ничто из того, что я слышала о Дадли, не заставляет меня думать, что он заслуживает моего уважения. Кстати, как и ты, Дурсль. Похоже, яблоки не далеко упали от яблони.       Лили посмотрела на Петунию и угрожающе повертела в руках свою палочку. — Ты попытаешься убить свою собственную сестру? — взвизгнула Петуния. — Ты не считала меня своей сестрой, когда изо всех сил пыталась убить Гарри. — Мы совершали подвиг перед обществом! Такие уроды, как он — как ты — не могут смешиваться с нормальными людьми! — Петуния плакала. — Мы просто пытались заставить… заставить его избавиться от этой неестественности, прежде чем он сможет навредить остальным! Лили медленно подошла к сестре. — Ну, сломанный нос моего сына и другие физические травмы не отражают поступка, совершенного для общества.       Петуния отступила от нее, ее яростный взгляд внезапно сменился испуганным. — Я… что ты собираешься со мной сделать? — Ты думаешь, я убью тебя? — Петуния нервно кивнула. — Конечно, я не убью тебя. Это слишком хорошо, слишком безболезненно. И если говорить о более личном, то ради тебя, Петуния, не стоит становиться убийцей. — Ты сдашь меня полиции? — спросила Петуния, пытаясь выглядеть вызывающе.       Лили фыркнула. — Как будто я на это поведусь, — ядовито усмехнулась она. — Ты, вероятно, очистила все доказательства всего, что ты сделала. Полиция отпустит тебя на свободу, хотя мы оба знаем, что ты заслуживаешь только того, чтобы тебя заперли до конца жизни. — Ты меня отпустишь? — с надеждой произнесла Петуния. — Я тоже этого не говорила.       Лили оттеснила Петунию в угол кухни. Глаза-бусинки Петунии обшаривали комнату в поисках выхода, но Лили знала, что она понимает, что это безнадежно. Куда бы она ни пыталась бежать, Лили могла уложить ее еще до того, как она доберется до двери. — Итак… скажи мне, Петуния, сколько лет ты должна была заботиться о моем сыне? — шипела Лили, угрожающе постукивая своей палочкой по столешнице. — Если бы ты не умерла, нам бы вообще не пришлось его размещать! — Сколько лет? — потребовала Лили. Она почувствовала, как по ее венам прокатился прилив гнева. Из кончика ее палочки вырвались ярко-красные искры, а выражение ее лица, видимо, было настолько опасным, что Петуния попыталась отступить от нее еще дальше, только чтобы удариться головой о шкаф. — Десять лет, — заикаясь, произнесла Петуния, массируя голову. — И он возвращался сюда каждое лето, не так ли? Только для того, чтобы ты мучила его еще два месяца. — Лили мысленно прибавила время. — Это, должно быть, был… еще один целый год издевательств, которые вы обрушили на Гарри.       Лицо Петунии было бледнее бумаги. Она открыла рот, но из него не вырвалось ни звука. Лили сделала полшага к ней и подняла свою палочку. — Ты никогда не видела, что может сделать магия, не так ли? — прошептала она. — Сейчас ты увидишь.       Лили направила свою палочку на лицо Петунии и несколько раз взмахнула ею, выводя замысловатые руны, накладывая ряд чар и проклятий. Веревка золотистого света обвилась вокруг ее головы и вошла в ее тело через грудь. Она с удовлетворением увидела, что Петуния была на грани обморока. — Что ты со мной сделала? — вздохнула она. — Ты всегда любила сплетничать, не так ли? — прошептала Лили. — Всегда находила удовольствие в том, чтобы поносить других. Что ж, Петуния, пришло время узнать, каково это — быть получателем всего этого. Скажи мне, что ты думаешь о моем сыне? — Он урод — ах!       Петуния схватилась за грудь, когда ее пронзила боль. Она снова посмотрела на Лили с испуганным выражением лица. — Что ты наделала? — задыхалась она. — Я показала тебе, каково это — быть получателем твоей желчи, — прошипела Лили. — Ты мучила моего сына одиннадцать лет, поэтому в течение следующих одиннадцати лет, каждый раз, когда ты попытаешься сказать что-то плохое о Гарри — о ком угодно — ты будешь чувствовать боль, которую причиняешь другим, и которую будешь тем самым причинять себе. — Это несправедливо! — слабо протестовала Петуния. — Да, потому что издеваться над Гарри целых одиннадцать лет — это справедливо, — едко ответила Лили. Она перевела взгляд на Вернона, который все еще лежал на полу, дергаясь и пытаясь освободиться от прилипающих чар. — А что касается твоего мужа…       Лили подошла к лежащему Вернону. Она отменила заклинание «Приклеивание» и тут же наколдовала веревки, чтобы привязать его к полу. Краем глаза она увидела, как Петуния трясется от страха, направляя свою палочку на лежащего мужа. — Итак, из того, что я слышала, именно ты всегда жестоко обращался с моим сыном, не так ли? — шипела она. — Вы били его, сбрасывали с лестницы, отказывались везти его в больницу, когда он был болен или ранен — с твоей подачи?       Вернон выглядел так, словно хотел что-то сказать, возможно, оскорбить Лили в ответ, но все, на что он был способен, это многократно открывать и закрывать рот, не издавая ни звука. Лили подумала, что он скорее похож на тучную, плохо настроенную золотую рыбку. — Ты хотел, чтобы тебя боялись, не так ли, Дурсль? — Лили вздохнула. — Думал, что ты такой сильный, когда бил моего сына и заставлял быть его вашим рабом? Думал, что ты настолько силен, что восьмилетний ребенок боится тебя? Что ж.… почему бы нам не дать тебе попробовать, каково это — бояться?       Она направила свою палочку на Вернона. Ядовито-голубая струя света вырвалась из кончика и ударила лежащего мужчину в грудь. От удара проклятия у Вернона отвисла челюсть, но через секунду его испуганное выражение лица сменилось гневом. — Что это было, черт возьми? — прорычал Вернон, борясь с веревками. — Что ты сделала со мной своим… своим уродством? Лили бросила на мужчину презрительный взгляд. — Что я тебе сделала? Ты заставил моего сына жить в постоянном страхе в течение одиннадцати лет, поэтому я позаботилась о том, чтобы ты прожил следующие одиннадцать лет своей жалкой жизни в таком же постоянном страхе. Кстати, у твоего правого уха паук.       Вернон вдруг испуганно вскрикнул, пытаясь откинуть голову как можно дальше от несуществующего паука. Однако его попытки были затруднены связывающими его веревками. Лили увидела, как его лицо стало багровым, когда он понял, что ему не удастся убежать. На брюках спереди появилось темное пятно, и Лили с отвращением сглотнула. — Почему ты так поступаешь с нами? — Петуния внезапно заплакала, чуть ли не до слез. — Я твоя сестра, Лили! — Ты потеряла право называть меня так в тот момент, когда подняла руку на Гарри, — ледяным тоном сказала Лили. — Знаешь… у тебя был шанс, Петуния. Ты могла бы вести себя как настоящая мать по отношению к моему сыну. Твоему племяннику. Ты могла бы отбросить всю свою неприязнь ко мне и заботиться о нем, как о своем, и он — и я — могли бы на самом деле полюбить тебя и быть благодарными тебе. Но ты этого не сделала. Вместо этого вы били его, морили голодом, пытали, обращались с ним как с рабом.       Лили бросила на сестру жалостливый взгляд. — Что посеешь, то и пожнешь Петунья. А плоды свои пожинать ты будешь еще ой как долго.

***

— Гарри, ты хочешь пойти домой? — прошептала Гермиона. Мне… мне жаль, что я подтолкнула тебя. — Все… все в порядке, — пробормотал Гарри. — Я… я должен был… я бы сказал ей в любом случае. Гермиона нежно обняла его. — Я все равно не должна была настаивать… у тебя и без всего этого хватает забот. — Все в порядке, Гермиона… можем мы просто… можем мы просто вернуться?       Гермиона кивнула. Она посмотрела в сторону Сириуса и Джеймса, которые сидели, положив головы на руки. Джеймс, в частности, выглядел взбешенным и напуганным одновременно, без сомнения, из-за обращения Дурслей с Гарри. Гермиона понимала его чувства. Если бы Гарри не удержал ее, когда впервые рассказал ей о своем прошлом у Дурслей, она бы сорвалась на Тисовую улицу, как это сделала Лили, и, возможно, уничтожила бы всех троих Дурслей.       Джеймс и Сириус, казалось, поняли все без слов, и Сириус жестом указал на камин. Гермиона бросила в огонь щепотку дымолетного порошка и прошептала «Шестьдесят пять Дарвин Драйв». Она шагнула в огонь и потянула Гарри за собой. Несколько секунд они кружились в тошнотворной сети, прежде чем рухнуть кучей спутанных конечностей на пол гостиной.       Гермиона освободилась, встала и помогла Гарри подняться. Она усадила его на диван и пошла приготовить ему чашку чая. Горячий напиток всегда помогает, как подсказывал ей опыт. Вернувшись через несколько минут, она сунула чашку в руки Гарри и молча села рядом с ним. — Спасибо, — наконец прошептал Гарри. — За что? — За то, что подтолкнула меня к этому. — Я не должна была.       Гарри покачал головой. — Да, ты должна была. Это… это помогло.       Он отставил чашку и посмотрел ей в глаза. Гермиона почувствовала совершенно неуместную дрожь в животе, когда его глаза встретились с ее. — Гермиона… не пойми меня неправильно, но… рассказать кому-то еще, кроме тебя… это было облегчением. — Я понимаю, — ответила Гермиона. — И… ты не обязан мне ничего рассказывать, Гарри. — Я знаю, — согласился он. — Но я хочу. Ты… до вчерашнего дня ты была единственной, кто у меня остался, ты знаешь. — У тебя был Рон. — Нет, он не был прежним. Действительно, он никогда не был прежним, — тихо сказал Гарри. — Это всегда была ты.       Гермиона почувствовала себя польщенной и, как ни странно, рада, что Гарри так о ней думает. — Но теперь я уже не единственная, — кротко ответила она. — У тебя есть родители. — Это… это не то же самое, — пробормотал Гарри. — Я знаю, что люблю их, и они любят меня, но… они все еще как чужие для меня, Гермиона. Все, кроме Сириуса, может быть. — Но со временем ты узнаешь их получше, — утешала Гермиона. — И… я знаю, что ничто не восполнит шестнадцать лет, но… но они снова почувствуют себя твоей семьей. Они и есть твоя семья, в конце концов. У тебя… у тебя всегда будут они.       Гарри устремил на нее напряженный взгляд и задержал его надолго. — Но у тебя нет своей, — виновато прошептал он.       Гермиона почувствовала, как свинцовая тяжесть опустилась ей на живот. — Я….Я… — Мы, — поправил Гарри. — Мы пойдем и найдем их, не так ли? — Гарри, я не могу просить большего… — Тебе не нужно спрашивать. Ты хотела, чтобы я пошел с тобой, не так ли? — вздохнул он. — Я могу… я вижу это. И если ты хочешь, я пойду.       Гермиона сглотнула, чувствуя, как жар поднимается к ее лицу от напряженного взгляда Гарри. — Если ты хочешь… я буду рада, если ты… я имею в виду…       Гарри сердечно улыбнулся ей. Он предложил ей руку и поднял ее с дивана. — Давай тогда займемся планированием. Это должно поднять тебе настроение, не так ли? — Черт! Я не помешана только на книгах и исследованиях. Я тоже могу развлекаться! — запротестовала Гермиона. Она усмехнулась и игриво шлепнула Гарри по груди, чувствуя, как напряжение, возникшее ранее, волшебным образом смывается, когда они снова попадают в свой ритм. — Да, Гермиона. Ты постоянно говоришь себе это!       Гермиона рассмеялась, когда помчалась за Гарри наверх в кабинет.