From the World Beyond\Из потустороннего мира

      Джеймс не спал почти двое суток. На данный момент его поддерживали только кофе и Бодрящие Зелья, но даже их стало недостаточно для того, чтобы поддерживать его в тонусе. Он постоянно чувствовал, что его веки опускаются, голова клонится вперед, но всякий раз, когда это случалось, он щипал себя. Он не успокоится, пока не придумает, как облегчить состояние Сириуса.       В последнее время Сириус держался особняком, и Джеймс видел его всего два или три раза с тех пор, как он вернулся из больницы Святого Мунго. Кикимер сообщил, что не велел ему больше покупать Огневиски, хотя означает ли это, что он действительно перестал пить — вопрос уже другой.       Несмотря на весь магловский научный жаргон, Джеймс подумал, что он действительно начинает понимать природу болезни Сириуса. Все статьи указывали на необходимость подвергать пациента воспоминаниям, которые его пугают, и таким образом помочь ему научиться противостоять им. Джеймс долго размышлял над тем, как он может это сделать. В некоторых отчетах, которые он читал, говорилось, что воздействие воображением является предпочтительным методом лечения определенных переживаний — особенно типичных, как казалось, для ветеранов войны. Но для тех, для кого это не таковым не являлось, ему нужно было придумать другое решение. Возможно, он мог бы заполучить в свои руки Омут Памяти, и попробовать воспроизвести какие-нибудь воспоминания Сириуса? Он пожал плечами и записал эту идею на отдельном листке пергамента.       Он дошел до конца книги и отодвинул ее от себя. Его стопка заметок теперь была почти такой же толстой, как и сама книга. Большинство заметок были просто определениями терминов, с которыми он столкнулся в процессе чтения. Лили была права — заменить полноценное магловское образование в этих вопросах самообучением было практически невозможно.       Но каким-то образом он сумел научить себя, на его ограниченный взгляд, достаточному. Он знал, по крайней мере, с чего начать, и это, если быть честным с самим собой, уже было на голову выше того, чем целители из больницы Святого Мунго могли бы помочь. Возможно, он был просто мотивирован — а кто бы не был мотивирован, если твой лучший друг и брат не по крови живет в ежедневном Аду?       А как насчет Гарри? Или Гермионы? Через какие ужасы они прошли? Что преследует их в кошмарах? Джеймс не знал, и безответственная часть его души надеялась никогда этого не узнать. Но если им нужна помощь… у них должен быть кто-то компетентный, к кому они могли бы обратиться, и Джеймс должен был стать этим человеком.       Мужчина зевнул. Как бы ему ни хотелось пойти в комнату Сириуса прямо сейчас, сначала ему нужно было поспать. От него не будет никакой пользы, если он не сможет сосредоточиться на том, чтобы держать глаза открытыми. Попросив Кикимера разбудить его через три часа, он лег на диван и закрыл глаза.       Казалось, прошло лишь мгновение, прежде чем Кикимер стал трясти его, чтобы разбудить. Джеймс нехотя открыл глаза. — Бодрящий напиток, мистер, — сказал Кикимер, протягивая маленький пузырек с золотистым зельем. Джеймс взял его у него, откупорил и выпил одним глотком. Это, в сочетании с дремотой, казалось, вернуло ему энергию и сосредоточенность. — Где Сириус? — спросил он, садясь. — Хозяин Сириус наверху, в своей комнате, — ответил Кикимер. — Кикимеру было приказано не беспокоить его. — Спасибо, — сказал Джеймс, вставая. Он потянулся и подошел к столу, чтобы взять свою стопку записей, после чего вышел из кухни и тихо поднялся по лестнице.       Как и ожидалось, поднявшись на четвертый этаж, он обнаружил, что дверь Сириуса закрыта, а на лестничной площадке жутко тихо. Он подошел к двери и постучал один раз, но ответа не получил. Он постучал еще раз. По-прежнему никакого ответа. Не желая сдаваться, он постучал в третий раз. — Кикимер? — раздался раздраженный голос Сириуса. — Нет, это я, — отозвался Джеймс. — Могу… могу я войти?       Наступило молчание, нарушенное лишь громким вздохом. — Входи, — проворчал Сириус, по голосу было ясно, что он хочет чего угодно, только не этого.       Джеймс нажал на дверную ручку и толкнул дверь. Сириус сидел на кровати, уставившись в потолок. На тумбочке стояло несколько немытых тарелок, но, к облегчению Джеймса, он не заметил новых бутылок виски. Запах алкоголя, который витал в комнате, когда он заходил сюда в последний раз, все еще присутствовал, но, к счастью, был гораздо слабее. — Что ты хотел, Сохатый?       Джеймс, не обращая внимания на отношение Сириуса, сел на стул напротив его кровати. — Как ты, Бродяга? — Насколько хорошо я могу себя чувствовать? — Сириус ответил коротко. — Я возвращаюсь из больницы Святого Мунго и обнаруживаю, что ты выбросил все мои напитки.       Джеймс вздохнул. — Ты знаешь, что я должен был. Ты сам сказал, что перешел черту в ту ночь. — Я перешел черту, да, — сказал Сириус. — Но это не значит, что я не могу выпить несколько рюмок… — Несколько рюмок, Сириус? — спросил Джеймс, подняв бровь. — Сириус, мы нашли пять или шесть пустых бутылок в твоей комнате. Ты выпивал по бутылке в день, как минимум. — И что? — Сириус бросил вызов, слегка повысив голос. — Ничего плохого не случилось — если не считать той ночи. Если что и было, то это помогло.       Джеймс тяжело сглотнул. Он знал, что с той ночи Сириус злоупотреблял огневиски как механизмом преодоления трудностей, но его потрясла та бесцеремонная легкость, с которой он признался в этом, а затем отмахнулся от проблемы. Но это только укрепило его решимость продолжать. — Сириус, выпивка ничего не решает, — сказал Джеймс, не зная, как именно начать разговор. — Есть другие способы. Лучшие способы. Способы, которые действительно могут помочь тебе.       Сириус резко рассмеялся. — Какие например? Ты видел, что они сделали в больнице Святого Мунго. Они дали мне зелье от бессонницы и отправили восвояси. Это ничего не исправило. — Зелье сна без сновидений не может исправить то, через что ты проходишь, — сочувственно согласился Джеймс. — Но и Огневиски тоже.       Сириус фыркнул. — Похоже, пока что все идет неплохо. — Пока это не привело тебя в больницу Святого Мунго. — Ну, не похоже, что у тебя есть другие идеи. — Вообще-то, есть, — тихо сказал Джеймс. — То, через что ты проходишь, не уникально. Лили сказала, что магловская медицина знает о том, чем ты страдаешь. Они называют это посттравматическим стрессовым расстройством. Они знают, как его лечить. — Да, и что скажет магл-целитель, когда я начну рассказывать об Азкабане, Дементорах и Пожирателях смерти? — потребовал Сириус. — Они не подумают, что у меня Пост-что-бы-там-ни-было. Они подумают, что я сошел с ума. Отлично, значит, маглы знают об этом, но мне это ничуть не поможет.       Джеймс глубоко вздохнул и взял свою стопку записей, чувствуя внезапную неуверенность в себе теперь, когда ему предстоял настоящий разговор. — Я узнал об этом как можно больше самостоятельно, — начал он. — Я не знаю, как много я на самом деле знаю и как много могу сделать… Маглы годами ходят в унивеситет, чтобы узнать об этом. Но я думаю, что знаю, с чего начать.       Сириус выглядел все еще подавленным и неубежденным. — И с чего ты хочешь начать?       Джеймс сделал еще один глубокий вдох. — Магловские исследования… они все говорят, что тебе нужно подвергаться тому, чего ты боишься. Воздействие… переживание… так ты постепенно научишься противостоять этому. — Противостоять? Ты что, хочешь притащить сюда дементора? Этот дом и так ужасен без одной из этих тварей. — Нет, — сказал Джеймс со спокойной твердостью. Его первоначальная нервозность из-за противостояния с Сириусом немного улетучилась, и на мгновение он почувствовал, что снова стал старостой. Это была еще одна ситуация, с которой ему нужно было справиться, в которой ему нужно было взять на себя инициативу. — Говорят… сначала нужно представить, чего ты боишься, научиться преодолевать этот страх… а затем — воссоздать его. Лучший способ, который я могу придумать, — это воспоминания.       Сириус непроизвольно вздрогнул. — Ты хочешь, чтобы я вновь пережил Азкабан?       Джеймс мрачно кивнул. — Это именно то, что тебе нужно сделать. — И зачем мне это нужно? — Потому что это может помочь тебе. — Как и Огневиски.       Джеймс покачал головой. — Это костыль. Сейчас он дает тебе некоторое облегчение, может быть, но, думаю, мы с тобой оба знаем, что в долгосрочной перспективе это только навредит тебе. Судя по прошлой пятнице, это уже начало вредить тебе. Ты сам это сказал.       Двое мужчин долгое время молча смотрели друг на друга. Джеймс знал, что Сириус не хочет идти на это — кто захочет пережить свои худшие воспоминания, в конце концов? Но он не поддался на его молчаливый отказ. Сириус не мог продолжать в том же духе и дальше. Джеймс должен был попытаться помочь ему, независимо от того, насколько ограниченными были его знания в этой области. — Ладно, — наконец согласился Сириус. — Не похоже, что мне может стать еще хуже.       Джеймс кивнул и не стал комментировать. Он снова просмотрел свои записи. Начните с чего-нибудь менее серьезного, записал он. Он снова посмотрел на Сириуса и глубоко вздохнул, собрав всю свою волю в кулак. — Сириус, мне нужно, чтобы ты был честен. — Сириус только хрюкнул в ответ. — Какие воспоминания… или переживания… пугают тебя больше всего? — Все, — монотонно ответил Сириус. — Я понимаю. Но какие части «всего»? Темнота? Холод? Дементоры? — Сириус снова вздрогнул. — Тесное пространство, — прошептал он через минуту. — Это было хуже всего. Там едва можно было вытянуть ноги.       Джеймс кивнул и записал это на обратной стороне чистого листа пергамента. — Что еще? — Дементоры, — прохрипел он. — И холод, ужас, темнота… все в этом месте.       Джеймс продолжал записывать. Хлопанье дверей, цепи, ветер, взрывы… К тому времени, когда Сириус закончил, список занимал почти полстраницы. Он попытался сгруппировать пункты — Азкабан, Петтигрю, война…       Он снова просмотрел свой список. Все пункты, сгруппированные под названием «Азкабан», были на первом месте, затем шла «Война», и, наконец, «Петтигрю». Джеймс почти вздохнул с облегчением. Это был еще один маленький шаг вперед.       Крошечные шаги были пройдены, настало время для большого шага. Внезапно Джеймс почувствовал страх, больший, чем когда-либо. Правильно ли он понял исследование? А что, если нет? Что, если он сделал что-то не так и ненароком навредил Сириусу?       Он тяжело сглотнул, потратив несколько секунд на то, чтобы заглушить эту неуверенность. Попытка сделать что-то, независимо от того, насколько неопытным он был в этом деле, лучше, чем сидеть в стороне и ничего не делать, рассудил он. Он готов пойти на риск возможной неудачи, чем позволить Сириусу продолжать напиваться до беспамятства в любой день. — Сириус, не мог бы ты рассказать мне о своей стычке с Крысой? — сказал Джеймс. Его глаза метались между его записями и его другом. — Как можно подробнее? Когда будешь делать это… э-э.… постарайся представить, что произошло… воспроизведи воспоминания в своей голове, насколько это возможно.       Сириус выглядел сомневающимся, и Джеймс бросил на него нейтральный, но умоляющий взгляд, пытаясь уговорить его, но в то же время не слишком надавить. Он молча смотрел на Сириуса, давая ему возможность самому принять решение, идти вперед или нет.       После нескольких минут внутренней борьбы Сириус со вздохом сдался, уставился на свои колени с угрюмым и серьезным выражением лица и начал говорить.

***

      …Вместе они подошли к входной двери и позвонили в дверь.       Гермиона затаила дыхание. Прошла одна секунда.       Две секунды.       Три секунды.       Дверь распахнулась, и вдруг она оказалась лицом к лицу с матерью. Гермиона застыла на месте, рассматривая ее внешность. Вьющиеся волосы, окрашенные где-то между светлыми и каштановыми, были все такими же, как всегда. Карие глаза, которые она унаследовала от матери, по-прежнему сияли интеллектом. Единственное, что изменилось с тех пор, как она видела ее в последний раз, это то, что ее лицо слегка загорело благодаря австралийскому солнцу. — Привет, — поприветствовала она с улыбкой, а затем посмотрела на Гарри. — Вы, должно быть, мистер Поттер?       Гарри кивнул. — Да, миссис… э… Уилкинс.       Ее мать нахмурила брови. — Я думала, ты сказала, что у него проблемы с речью. — Мы дали ему таблетку аспирина, — сказала Гермиона, придумывая историю на ходу. — Кажется, это немного облегчило боль. — Понятно. Тогда пойдем в дом, — поспешно сказала ее мать. — И мы тебя осмотрим. Она повернулась, чтобы посмотреть на Гермиону. — Извини, а ты… — Э-э… Гермиона. Гермиона Грейнджер, — рассеянно ответила она, нервозность начинала брать верх. Она уже нащупывала палочку в кармане, вертя головой по сторонам, высматривая отца. — Это ты звонила?       Гермиона неосознанно кивнула, когда вошла в дом. — Да… мистер Уилкинс здесь? — спросила она. — Венделл сейчас принимает другого пациента, — сказала ее мать. — У тебя назначена встреча со мной. — Он будет в комнате? — надавила Гермиона.       Ее мать выглядела смущенной и раздраженной в равной степени. — Да, он будет в комнате, — ответила она немного отрывисто. — Однако я не думаю, что это будет важно. Пожалуйста, присядьте на несколько минут. Наш помощник отлучился на весь день. Сначала мне нужно оформить кое-какие документы.       Гермиона подошла к дивану и села рядом с Гарри, Лили заняла соседнее кресло. Она слегка дрожала от нервозности, и Гарри обхватил ее за плечи, притягивая к себе. Это не помогло. Несколько напряженных минут они ждали в тишине. — Мистер Поттер? — Гарри кивнул. — Входите.       Гарри встал и жестом подозвал Гермиону. — Может ли она войти со мной?       Ее мать раздраженно вздохнула. — Да, твоя девушка может пойти с тобой.       Гермиона почувствовала, что ее лицо пылает от того, как мать охарактеризовала ее и Гарри, но она была слишком отвлечена своими нервами, чтобы думать об этом. Она незаметно вытащила палочку из кармана и спрятала ее за спину. — Мистер Поттер, присаживайтесь, — сказала ее мать, указывая на стоматологическое кресло. Гарри попытался бросить на нее последний смелый взгляд, прежде чем сесть.       Гермиона вошла в комнату и замерла. Ее отец был на другой стороне, только что закончив работу над пациентом. Она крепче сжала свою палочку, когда ее мать села. Ей нужно было дождаться, пока другой пациент уйдет, прежде чем что-то делать, но в то же время, пока Гарри не просверлили зубы без необходимости. — Какой зуб ты сломал? — спросила мама у Гарри, осматривая его рот с помощью специального инструмента с зеркальцем на конце. — Я не вижу ничего плохого.       Гермиона выругалась под нос и молча попросила пациента отца уйти. Если ее мать поймет, что все в порядке… их могут выгнать, возможно, запретить вход в клинику… и они потеряют лучшую возможность восстановить их воспоминания. — Один сзади, — солгал Гарри. — Справа… внутри… вы могли пропустить его.       Гермиона услышала, как ее мать хмыкнула, но она снова взяла зеркало и осмотрела Гарри во второй раз. Она наблюдала, как выражение лица матери становится все более озадаченным, очевидно, она видела, что с Гарри на самом деле все в порядке. Гермиона почувствовала, как по всему ее телу выступил холодный пот. Рука, сжимавшая ее палочку, была холодной и болезненной. Их время истекало.       Наконец, словно по какому-то чуду, пациент ее отца встал. К счастью, он сказал ему всего несколько слов, прежде чем выйти за дверь. Теперь у нее был шанс.       Гермиона подняла свою палочку и направила ее сначала на отца. "Реституо", — прошептала она, взмахнув палочкой по кругу. Ее отец застыл на месте, неподвижно стоя и глядя вниз на свое кресло. Не колеблясь ни секунды, она повернулась к матери и снова прошептала заклинание.       Наступило долгое, напряжённое молчание. Затем раздался потрясенный голос ее отца. — Гермиона? — Гермиона? — вздохнула ее мать, кружась на месте. — Что… что… почему ты…       Гермиона была в растерянности, что делать. Она бросила испуганный взгляд в сторону матери. На ее лице было выражение шока и удивления, но не гнева или ненависти. Это дало ей некоторую надежду. Они не ненавидели ее… пока. — Мама? — прошептала она. Ее палочка с грохотом упала на пол, но она не обратила на это внимания. Мать и дочь уставились друг на друга, ни одна из них не знала, что делать или говорить друг другу.       Хелен Грейнджер моргнула. — Где мы находимся? Это не похоже на нашу клинику. — Она посмотрела вниз на Гарри. — И… и кто этот молодой человек? — Я… я все объясню, — заикаясь, пролепетала Гермиона, чувствуя себя почти в истерике. — Мы можем выйти в зал ожидания? — Что? Что происходит? — Пожалуйста, — умоляла Гермиона. Я все объясню… можно мы просто… не здесь?       Ее мать и отец обменялись взглядами. Наконец, Хелен кивнула. Гарри встал со стоматологического кресла, и они с Гермионой вышли в комнату ожидания. Лили все еще сидела, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, но Гермиона видела вопросительный взгляд зеленых глаз.       Все неловко заняли свои места. Гермиона отчаянно хотела взять Гарри за руку, когда нервы взяли верх, но она знала, что не может этого сделать. Это было то, с чем она должна справиться в одиночку. Гарри не мог ей помочь, как бы сильно она этого ни хотела. — Итак… где мы находимся? — спросил Джей Грейнджер. — Это не похоже на нашу клинику… и кто этот молодой человек… и эта молодая леди? — Это Гарри Поттер, — ответила Гермиона, кивнув на Гарри. — Я уже рассказывала вам о нем. А она, — она сделала жест в сторону Лили, — она Лили. — Приятно познакомиться, — сказал ее отец отстраненным голосом, словно оторвавшись от реальности. Его глаза снова сфокусировались на Гермионе. — Где мы, Гермиона? И почему мы здесь?       Гермиона сделала глубокий вдох. — Что вы последнее помните?       Ее родители долго думали. — Я сидела в гостиной, — задумчиво сказала Хелен через некоторое время. — Смотрела телевизор… а потом… я оказалась здесь… — Она подняла глаза на Гермиону, и по выражению ее лица Гермиона поняла, что она начала соединять обе точки. — Ты… ты что-то сделала с нами?       Гермиона сглотнула. — Мама, папа… вы… помните, что я говорила вам… накануне? — Что был какой-то конфликт в… другом мире, — сразу же ответил ее отец. — Что кто-то хотел захватить власть в правительстве. — Да… э… он… ну, он не был просто «кем-то, кто хотел захватить власть». Он был… представьте себе волшебника Гитлера, который верит, что люди… такие, как я… должны быть уничтожены. — Что ты имеешь в виду под «такими, как ты»? — спросила ее мать, нахмурив брови. Внезапно осознание поразило ее, и ее лицо приобрело такое выражение, словно ее только что переехал каток. — Ты имеешь в виду… людей, которые родились от… немагических родителей? — Именно, — пискнула Гермиона. — И он… он пытался. Многих маглорожденных собрали и отправили в Азкабан. Это тюрьма для волшебников, охраняемая существами, которые высасывают из тебя счастье и душу.       Лица ее родителей быстро побледнели. Гермиона не знала, должна ли она радоваться этому или нет, должна ли она сожалеть о том, что только что рассказала им. Она знала, что для них должно быть шоком увидеть мрачную сторону магического мира, которое она скрывала все эти годы, но, с другой стороны, они могли бы легче принять ее решение, если бы знали, действительно знали, каково им было последние несколько лет. — Так… тебе пришлось бежать? — спросила ее мать. — Или прятаться? Вот где мы находимся?       Гермиона покачала головой. — Нет… я не убегала… но… — Она сделала паузу и тяжело сглотнула. — Они знают, кто я… они знают, что я… я близка с Гарри… и они могли прийти за вами, ради… ради информации. Я должна была… должна была убедиться, что вы в безопасности. Вот почему… вот почему мне пришлось отправить вас сюда. — Куда нас отправить? — Мы… мы в Австралии, — сказала Гермиона, ее голос был едва выше шепота. — Хобарт, Тасмания.       Глаза ее родителей расширились. — Австралия?       Гермиона кивнула. — Мне… мне жаль… мне нужно было обезопасить вас, — хныкала она. — Я изменила ваши воспоминания так, что вы стали Венделлом и Моникой Уилкинс, и что целью вашей жизни было переехать в Австралию. А потом, после войны… если бы я все еще была… ну, я собиралась забрать вас. И именно для этого я здесь.       Ее матери и отцу потребовалось несколько долгих минут, чтобы осознать это. — Ты… стерла наши воспоминания? — задыхалась ее мать.       Гермиона покачала головой. — Я не стирала ваши воспоминания. Я… я изменила их… чары, которые я использовала, можно обратить вспять. Я планировала прийти сюда и отменить чары, если… если бы я смогла уцелеть. Если бы меня не было… вы бы прожили остаток вашей жизни как… как Венделл и Моника Уилкинс… и вы бы не знали о моем существовании.       Если это вообще возможно, лица ее матери и отца побледнели еще больше. Внезапно ее охватило ужасное чувство вины. Она ни разу не заговорила с ними о вполне реальной возможности собственной смертности в волшебном мире. Она всегда притворялась, что волшебный мир — это безопасное и приятное место, только для того, чтобы родители разрешили ей вернуться в Хогвартс… вернуться к Гарри… — ''Если бы я была жива'', — повторила ее мать. — Это означает… что ты не поехала с нами в Австралию?       Гермиона покачала головой. — Я не могла… шла война. Волан-де-Морт — «Темный Лорд» — он оставил части души в предметах, чтобы его нельзя было убить. Мы… мы должны были искать эти предметы… найти их и уничтожить. А потом убить его. — Ты? — вздохнул ее отец. — Ты должна была убить его? — Не… не я, — ответила Гермиона. — Гарри… о нем было Пророчество. Что ему суждено убить Волан-де-Морта или быть убитым им… и я… я должна была пойти с ним. Я не могла оставить его одного…       Гермиона увидела, как глаза ее родителей переместились на Гарри. — Ты? Тебе пришлось убить Темного Лорда? — спросил ее отец, в его голосе звучали нотки шока, но также благоговения и страха.       Гарри кивнул. — Я… я сделал это. Очевидно, я должен был это сделать еще до своего рождения.       Глаза ее отца снова обратились к ней. — Гермиона, ты хочешь сказать, что тебе пришлось изменить наши воспоминания и отправить нас в Австралию, чтобы нас не убили, пока ты будешь искать кусочки души волшебника?       Гермиона осторожно кивнула. — Это… это в основном… да. Я… пожалуйста, мама, папа. Я только хотела, чтобы вы были в безопасности… — Двое детей охотятся за Темным Лордом? — спросил ее отец. В его голосе Гермиона уловила нотки обвинения, и ей пришлось вздрогнуть. Она знала, что это произойдет. — Разве не для этого нужны взрослые? У волшебников есть правительство, не так ли? Разве нет полиции? Или армия? Почему ты должна была уйти, Гермиона? — Министерство было захвачено, — почти всхлипывала Гермиона. — Люди, которые не перешли на их сторону… им пришлось бежать… или уйти в подполье. Нам некому было помочь… никто не смог бы сделать это вместо нас… — Но ведь было подпольное сопротивление, — рассуждал ее отец. — Тогда тебе не нужно было уходить… Ты могла бы пойти с нами… Что могут сделать два ребенка, чего не может сделать группа взрослых? Это ни в коем случаи не должна была быть твоя война… — Нет, — неожиданно прервала Лили. Несмотря на то, что она выглядела более чем на десять лет моложе родителей Гермионы, они все равно замолчали от ее твердого тона. За все время, проведенное с ней, Гермиона никогда не слышала от нее такого властного голоса — даже когда она отчитывала Джеймса или Сириуса за их глупости. — Вы, наверное, меня не знаете, — сказала она. — Я Лили, мать Гарри.       Неожиданно ее отец вдруг опешил, выражение его лица изменилось на растерянное. — Мать? Вы же не имеете в виду… — Я имею в виду, что я мать Гарри.       Ее отец недоверчиво смотрел между Гарри и Лили, быстро моргая глазами. — Извините… но вы выглядите так…       Лили, казалось, внезапно поняла его замешательство. — А, вы думали, что я старшая сестра Гарри? Или его… мачеха? — Оба родителя Гермионы кивнули. — Честное слово, я его мать. — Но… вы выглядите так… молодо…       Лили вздохнула. — Это… длинная история. Сейчас это… не важно. Я расскажу вам позже, если все пойдет хорошо. Сейчас мы здесь, чтобы поговорить о Гермионе. Могу я продолжить?       Родители Гермионы оба кивнули, выглядя немного нервными от того, какой тон она использовала по отношению к ним, и Лили начала говорить. — В чем-то я похожа на вашу дочь. Я родилась у родителей, которые не были волшебниками, не имели ни знаний, ни представлений о магическом мире. Восемнадцать лет назад была другая война, которую вел тот же Темный волшебник, что и эту. Случилось то же самое. Не магических людей убивали ради забавы, маглорожденных захватывали и убивали, полукровок и чистокровных, которые не хотели следовать его режиму, подавляли или убивали. И только после… моей смерти… война закончилась.       Гермиона увидела, как ее родители уставились на Лили. — Вы… что? — Я умерла, — повторила Лили. — Волан-де-Морт пытался убить Гарри из-за Пророчества, но вместо этого он убил меня… — Но… но вы живы, — задыхалась ее мать, ее рот открывался и закрывался многократно, как у золотой рыбки. Гермионе почти хотелось смеяться. Как, должно быть, чувствуют себя ее родители сегодня, когда на них сыплются одна безумная история за другой. — Все… случилось. Как я уже сказала… это долгая история, и я обещаю, что объясню все позже, — тихо сказала Лили. — То, что случилось со мной, не главное. Это не была война, в которой ваша дочь могла бы сидеть сложа руки. Она боролась за свое выживание, а также за выживание Гарри. Если бы Волан-де-Морт победил, она не была бы в безопасности, где бы ни находилась. Он бы выследил ее — выследил бы вас — потому что она была близка с Гарри. Нет. Вы должны понять, что она могла бы быть в безопасности только в том случае, если бы Волан-де-Морт был побежден раз и навсегда. — А что касается того, почему она послала вас сюда… — добавила Лили, — то я скажу вам, что если бы она этого не сделала, то вы, скорее всего, не были бы сегодня живы, чтобы поговорить с нами. — Вы… вы отослали своих родителей, миссис Поттер? — спросил отец Гермионы гораздо тихим голосом, чем Гермиона ожидала. — Во время предыдущей войны?       Лицо Лили стало жестким. — Нет, не отсылала. Они уже умерли. Гермиона выбрала лучший вариант, который у нее был, чтобы вы не прошли тот же путь. Вы не можете держать на нее зла за это.       В течение многих неловких минут, все в комнате смотрели друг на друга с ошеломленным выражением лица. Гермионе было интересно, о чем думают ее родители. Пытались ли они прислушаться к совету Лили и принять ее решение? Или же они придумывали контраргументы против того, почему она не должна была принимать участие в войне и отправлять их в Австралию? Эти два варианта казались ей одинаково вероятными, и каждый нерв в ее теле боялся, что это будет второй.       Но это было не так. Маска ее матери сломалась первой. Сначала это было небольшое сопение, затем всхлип, а потом она начала рыдать в собственный рукав. — Гермиона… мне… жаль… так жаль… — она задыхалась от рыданий. — Я… спасибо тебе…       Гермиона неловко встала, импульсивно решив, что она должна что-то сделать, возможно, утешить свою мать. Она подошла к тому месту, где та сидела, и легонько погладила ее по спине. Внезапно барьеры ее матери окончательно рухнули. Хелен обняла ее за плечи и зарыдала. — Мне жаль… я никогда не знала… что это было… я бы… нет, ты бы все равно не была в безопасности… спасибо тебе за то, что… ты держишь нас… нас в безопасности…       Гермиона почувствовала, что и у нее на глаза наворачиваются слезы. Все остальное было забыто, пока она грелась в эйфории от прощения матери. Она простила ее! Как бы невероятно это ни было, но она простила ее! Она не знала, что чувствовать. Какая-то часть ее все еще отказывалась в это верить, все еще боялась, что родители не пойдут на уступки, повернутся и отвергнут ее, но, несмотря на эти чувства, она не отпустила ее, только крепче прижалась к матери.       Спустя вечность мать отодвинулась, ее глаза покраснели, лицо залили слезы. — Я… Гермиона, пожалуйста, прости меня за то, что я сомневалась в тебе…       Гермиона покачала головой, сглатывая собственные слезы. — Тебе не нужно… любой бы так поступил. Я… спасибо, что простила меня. — Прощать нечего, — сказал ее отец, погладив ее по макушке, его слова прозвучали так же эмоционально, как и слова ее матери. — Как миссис Поттер… — Пожалуйста, зовите меня Лили. — Как сказала Лили, ты сделала лучший выбор, который у тебя был. — Я… мне жаль, — хныкала Гермиона. — Я… я знаю, что могла бы сделать лучше… — «Ерунда», — твердо сказал ее отец, придвигаясь и обнимая ее и ее мать. — Ты самая лучшая дочь, о которой можно только мечтать. Ты просто… попала в плохую ситуацию, от тебя не зависящую. И так случилось, что мы можем гордиться тобой. Тебе пришлось сделать трудный выбор, и… похоже, ты сделала правильный выбор.       Гермиона кивнула, ее неверие начало исчезать и уступать осознанию того, что ее родители, действительно, снова с ней. — Я… я надеюсь, что я… — Ты сделала это, — прошептала мать, снова прижимая ее к себе. — Тот факт, что все мы здесь, доказывает это.       Она подняла глаза на Лили и озорно улыбнулась ей. — Миссис… э… Лили? Спасибо тебе… Я не знаю, что бы я сказала… что бы я сделала… если бы ты не… — Ничего страшного, — сказала Лили, улыбаясь в ответ. — Ну, вы явно любите друг друга, я это видела. Я бы не хотела, чтобы вы прожили, и не любили друг друга из-за чего-то, что произошло из-за… ужасной ситуации.       Мать Гермионы сглотнула и благодарно кивнула. Наконец, ее взгляд остановился на Гарри. — А ты… могу я называть тебя Гарри? — Гарри кивнул. — Ты… ты помог сохранить ей безопасность… жизнь… — Миссис Грейнджер, я думаю, что Гермиона спасала мою жизнь чаще, чем я сохранял жизнь ей, — ответил Гарри с небольшой ухмылкой на лице. — Вы оберегаете друг друга, — сказала мать Гермионы, улыбаясь ему в ответ. — Судя по тому, что Гермиона рассказала нам… вы — настоящий дуэт, не так ли?       Гермиона увидела, как Гарри покраснел в слабый розовый цвет. — Мам, — вздохнула она язвительно. — Ты не можешь просто так рассказать Гарри все то, что я рассказывала тебе о нем.       Ее мать рассмеялась, и ликование Гермионы возросло еще больше от того, что к ней вернулась какая-то легкая веселость. — Конечно, я могу, — поддразнила она. — Ты никогда не просила меня держать это в секрете, так что это честная игра.       Все засмеялись, и даже Гарри и Гермионе удалось немного посмеяться, отчасти ради родителей, но также и от искреннего веселья. Смех был музыкой для ушей Гермионы, и какое-то теплое чувство, отличное и в то же время похожее на то, что вызывал в ней Гарри, пронеслось по ее венам, согревая ее руки, ее тело, ее душу. — Вы все останетесь на обед? — спросила ее мать с надеждой в голосе. — Э-э… если это не причинит вам неудобств, — застенчиво ответил Гарри. — Разве у вас нет других пациентов?       Отец Гермионы моргнул. — У нас были какие-нибудь встречи сегодня? Я не могу вспомнить… ничего. — У вас на стойке лежит книга расписаний, мистер Грейнджер, — сказала Лили. — Конечно. Некоторые привычки просто не меняются, не так ли? — сказал отец Гермионы со смехом. Он взял со стойки книгу расписаний и быстро пролистал ее. — Похоже, на сегодня нет ничего срочного. Мы можем… э-э… мы можем перенести все на завтра. После стольких месяцев разлуки… я бы все отдал за то, чтобы мы провели немного времени вместе. — Конечно мы останемся, папа, — сказала Гермиона с лучезарной улыбкой.