Поверь мне

      Демон не появился с утра, не появился в обед, даже к вечеру его не было видно. Такое затишье казалось чем-то странным, но Коннор был рад небольшой передышке. После вчерашнего было стыдно, в большей мере перед самим собой. Он сдался, подпустил это странное существо гораздо ближе, чем следовало, позволил коснуться себя, сам попросил об этом. И пусть было лишь невинное соприкосновение ладоней, но даже этого было достаточно, чтобы сейчас чувствовать себя странно. Не противно, не страшно, как в их первую встречу, просто странно. Священник словно начал воспринимать демона как новую часть окружения. Его присутствие стало не совсем привычной, но лишь немного выбивающейся из общей атмосферы деталью, которая сегодня решила не появляться, и Коннор не понимал, отчего испытывает больший дискомфорт: от странного вечера и не менее непривычной ночи или от молчаливого исчезновения навязчивого гостя. Чем дольше мужчина думал о причинах своей растерянности, тем больше склонялся ко второму варианту. Он должен был радоваться, что демон впервые за последнее время оставил его одного, дал необходимую передышку, вернул почти потерянную свободу и одиночество, только по неясной причине радости не было.       Целый день прошёл как в тумане. Пастор на автомате занимался уборкой и мелким ремонтом, не задумываясь, приготовил себе незамысловатый обед, выслушал исповеди нескольких прихожан и в который раз сделал вид, что в восторге от очередной группы китайских туристов. Коннор всегда был довольно спокоен и терпелив — отец, отличавшийся взрывным характером, говорил, что такие черты достались сыну от покойной матери, — и до недавнего времени единственное, что могло вывести священника из себя — это очередной внеплановый автобус с туристами. У него была чёткая договорённость с парочкой местных турфирм, что они могут привозить зевак на воскресные мессы, на которых даже самые далёкие от религии люди вели себя спокойно и тихо. Голос мужчины, читавшего отрывки из Завета и распевающего гимны, действовал почти чарующе, но в обычные дни отвлечь непрошенную публику было нечем. Коннор был священником, но не святым. Несмотря на всю доброту, терпение и любовь к ближним, он тоже был человеком с присущими каждому человеку слабостями. Вот сейчас одна из таких слабостей представляла из себя группу азиатских туристов из пары десятков человек, которые разбрелись по его скромной обители и фотографировали, кажется, почти каждый угол церкви, не обделив своим вниманием и самого пастора. И что ещё хуже, шумели они так, словно внутри было не двадцать, а минимум пара сотен человек. Отец Андерсон, предпочитавший тишину, хмурился, бросая недовольные взгляды на провожатого, который стоял рядом с самым виноватым видом, какой сумел изобразить.       — Прости, начальство вынудило, — тихо произнёс молодой парень лет двадцати пяти. Он нервно хрустнул парой суставов пальцев, разминая фаланги, и натянуто улыбнулся проскользнувшей мимо низенькой старушке с фотоаппаратом на шее.       — Джерри, ты мог хотя бы сообщение прислать, мой номер у тебя есть, — скрывая недовольство, произнёс настоятель, стараясь абстрагироваться от шума вокруг. Строение церкви многократно приумножало эхо голосов, из-за чего голова с каждой минутой болела сильнее. Радовал только тот факт, что на фоне царящей вокруг суеты мысли об исчезновении демона отошли на второй план. — Я до сих пор не понимаю, почему моя церковь является частью туристического маршрута, здесь особо не на что смотреть.       — Да, как и во всем остальном Дирборне, — невесело ухмыльнулся провожатый. — Только тут, Коннор, особая атмосфера, даже они, люди, исповедующие другую религию, чувствуют себя здесь комфортно и расслабленно, — продолжил парень, почесав рыжий затылок. — Только вот… — он прервался, неловко подбирая слова.       Коннор терпеливо ждал, когда Джерри продолжит, но уже подозревал, что именно услышит.       — В последнее время словно что-то изменилось. Запах другой, что ли… В общем, я сам не понимаю, но будто что-то не так, как было раньше, понимаешь?       Пастор продолжал молчать, избегая взгляда любопытных зелёных глаз собеседника. Да, он прекрасно понимал, о чём говорил бессменный экскурсовод местного турагентства, он уже не один раз слышал нечто подобное из уст нескольких прихожан, которые в итоге перестали посещать его церковь также часто, как раньше. Причина изменений была очевидна, эта причина каждый день смотрела своими яркими глазами, в которых, кажется, отражалось само пламя ада; эта причина постоянно мельтешила на периферии багровым пятном; эта причина слегка хриплым голосом пела красивые песни о любви, под которые каждый вечер засыпал пастор. Эта причина вчера вечером не давала Коннору замёрзнуть, посылая своё неестественное тепло, и эта же причина отравляла своим присутствием старые стены родной церкви. Специально или нет, но адское существо влияло на всё вокруг себя, влияло на самого Коннора, который давно должен был прогнать его, перебрав все возможные и невозможные варианты и вспомнив все способы защиты, которым ещё в подростковом возрасте обучил его отец.       Да, мужчина должен был, но каждый раз смотря в эти чужеродные глаза с вытянутым, как у кошки, зрачком, он понимал, что больше не может сосредоточиться. Тот жуткий, почти первобытный страх и неконтролируемое отвращение к гостю из подземного мира сменилось неким подобием принятия. И как перебороть в себе это принятие, Коннор не знал, ведь несмотря на устрашающую внешность и свою противоестественную греховную природу, Жадность, которого сам пастор окрестил Гэвином, не предпринимал никаких попыток навредить. Вера в то, что создание тьмы действительно его не тронет, постепенно крепла, вопреки сознательному желанию оттолкнуть Гэвина подальше. Демону нельзя было доверять ни при каком раскладе — это прописная истина, которую отец вдалбливал в мысли несколько лет, как только узнал, что в сыне пробудилась способность видеть адских тварей, а сейчас Коннор нарушал эту истину и ничего не мог с этим поделать.       — Всем внимание! — громко крикнул Джерри, из-за чего отец Андерсон, погрузившийся в свои мысли, вздрогнул от неожиданности.       Дальнейшую речь парня он не разобрал, ведь тот явно перешёл на китайский, и лишь под конец провожатый обернулся и сказал:       — Мы уходим, прости за беспокойство и до встречи в воскресенье. — Пастор пожал протянутую руку. — Обещаю, больше никаких внезапных визитов, в следующий раз пришлю сообщение.       — Очень надеюсь на это. — Священник, отпустив руку, дружелюбно улыбнулся покидающим церковь людям. С памятью у Джерри всегда было не очень хорошо, но мужчина действительно надеялся, что в будущем тот будет предупреждать о своих визитах. Напоследок кивнув, пастор закрыл дверь за последним уходящим на замок. В церкви моментально воцарилась блаженная и такая успокаивающая тишина.       Коннор прижался лбом к прохладному дереву, отрезвляя мысли и стараясь немного успокоить пульсацию в висках. Внезапный скрип половицы за спиной вырвал настоятеля из объятий тишины, и тот резко обернулся на неожиданный звук. Сердце на мгновение сбилось с ритма, и мужчина разочарованно выдохнул — в главном зале было пусто. Коря себя за глупую надежду на то, что Гэвин вновь объявился, отец Андерсон закатал рукава рясы и выудил из чулана старую тряпку и ведро с торчащей в нём светло-зелёной шваброй. Игнорировать мысль о том, что он ждёт возвращения демона, только что стало немного тяжелее.       Погрузившись в собственные мысли, Коннор не сразу заметил, что уже по третьему кругу намывает пол, словно в стремлении до невозможного блеска оттереть постаревшие доски. Он тряхнул головой, откидывая прилипшую ко лбу прядку, и отставил инвентарь для уборки в сторону. В церкви стояла такая же умиротворённая тишина, как и час назад, когда мужчина только взял швабру в руки. Огонь свечей легонько колыхался от слабых сквозняков, освещая тёплым светом окружение, за окном протяжно простонал ветер, с силой ударяя в витражные стёкла и заставляя их жалобно дрожать под своим напором. Погода окончательно испортилась, к ночи предвещая начало очередного шумного ливня, и отец Андерсон надеялся, что грунтовую дорогу, ведущую от шоссе к его церкви, не размоет ещё сильнее. Администрация города второй год откладывала укладку асфальта на этом участке, из-за чего количество жалоб на плохую дорогу, которые Коннор слышал от прихожан, увеличивалось с каждым сезоном. Церковная епархия тоже не спешила помогать с решением разрастающейся проблемы, так что мужчине приходилось терпеливо выслушивать чужое негодование.       Настоятель уже собирался протереть накопившуюся за день пыль, как внутренности скрутило неприятным спазмом, а к горлу подступила лёгкая тошнота. Пастор сегодня почти ничего не ел, а на голодный желудок, как только что выяснилось, перемещения демона ощущались явственнее и острее. Спустя некоторое время такого необычного соседства Коннор безошибочно научился определять реакцию собственного тела на эту магическую телепортацию. Хэнк никогда не упоминал ни о чём подобном, ведь одно дело видеть образы демонов рядом с людьми и совсем другое — физически ощущать чужие перемещения. Все ли демоны ощущались также или этот был особенным? Священник не знал ответа на этот вопрос, а спрашивать было некого.       Осмотрев пространство вокруг себя, пастор понял, что Гэвина поблизости не было. Видимо, настойчивый гость, грозивший превратиться в постояльца, снова ждал его в комнате. Коннор на минуту задумался, стоит ли подняться сейчас, чтобы попытаться прогнать навязчивого визитёра, или лучше закончить с уборкой. В итоге решив, что демон может подождать, отец Андерсон смочил тряпку и продолжил наводить порядок. Минут через двадцать он с лёгким чувством удовлетворения и давящим грузом усталости за плечами убрал грязную тряпку, затушил свечи и, выключив свет, поднялся наверх. Пастор замер в нерешительности перед закрытой дверью собственной спальни, внимательно прислушиваясь к происходящему внутри. За дверью было подозрительно тихо. Неужели, Коннор ошибся, и демон был не здесь? Может, он всё же ушёл, наконец оставив в покое этот Божий дом и его настоятеля. Вряд ли, ведь этот Жадность явно дал понять, что никуда не уйдёт.       Вдохнув побольше воздуха в лёгкие, мужчина отворил дверь, делая шаг в густую темноту комнаты. Солнце меньше часа назад село за горизонт, а небо заволокло почти чёрными грозовыми тучами, из-за чего те жалкие крупицы естественного света, проникающие сквозь незашторенное окно, подавляла сдерживаемая тьма, исходящая от сидящего на кровати создания. Гэвин действительно находился в комнате и неторопливо листал столь любимую Коннором библию с почти стёртой позолотой названия на чёрной обложке. Он бережно, стараясь не повредить, перелистывал тонкие страницы, иногда отвлекаясь, чтобы обвести пальцами аккуратные пометки на широких полях. Судя по различному почерку и неравномерно выцветшим чернилам, часть примечаний оставил ещё отец Коннора и лишь более свежие росчерки принадлежали самому пастору.       Священник сглотнул, невольно замерев от противоречивого зрелища. Воплощение греха аккуратно, почти почтительно, держало в руках книгу, и лишь подобие презрения в янтарных глазах отражало его истинное отношение к дорогой отцу Андерсону вещи. Мужчина внутренне взбрыкнул и быстро приблизился к кровати, уверенно, но осторожно забирая у демона библию. Тот в немом вопросе перевёл взгляд на Коннора и встретился с негодованием в карих глазах.       — Больше никогда не прикасайся к ней! — Мужчина едва сдержался, чтобы не слишком сильно повысить голос. — И вообще не нужно трогать мои вещи без разрешения, — продолжил Коннор, довольно быстро беря себя в руки.       — Люди… — негромко хрипнул в ответ Гэвин, поднимаясь с чужой кровати. — Привязываетесь к вещам, завязываете на предметах свои эмоции и сентиментальные воспоминания, большая часть из которых причиняет только боль. Зачем?       Демон подошёл ближе и щёлкнул кнопкой ночника, стоящего на углу стола. Комнату слабо осветил тёплый жёлтый свет лампы, огни которой бликами отразились в глазах напротив. Священник крепче сжал в пальцах книжный корешок, но не стал отводить взгляд от жёлтой радужки, которая в свете ночника приобрела более мягкий оттенок.       — Демону не понять, — спустя несколько секунд тишины ответил отец Андерсон. Мужчина отвернулся, отходя на шаг, и убрал библию в верхний ящик стола, выехавший навстречу с тихим скрипом. — Воспоминания не всегда причиняют боль, но и помогают воскресить моменты близости, радости, заботы, а вещи, принадлежавшие любимым людям, помогают в этом.       — Возможно, но не в твоём случае, — уверенно ответил Жадность, ловя на себе удивлённый взгляд.       — Да что ты вообще можешь знать о том, что я чувствую?! — с вызовом бросил пастор, не желая признавать, что слова нечистого создания неприятно царапнули внутри.       — Меньше, чем я бы хотел, — откровенно признался Гэвин, — но я могу видеть твою душу и особо сильные эмоции, которые тобой овладевают. Эта книга напоминает тебе об отце, а воспоминания о нём до сих пор причиняют тебе боль. Прошло столько лет, а ты до сих пор не отпустил его, всё ещё не залечил эту рану внутри.       — Замолчи, — грубо перебил его Коннор.       — Я наблюдал за тобой раньше, видел, как ты несколько раз в год ходишь к нему на могилу, каждый раз измываясь над своими чувствами. Я вижу эту боль внутри тебя, вижу, как она разъедает душу, но ты продолжаешь цепляться за бессмысленную память, которая причиняет одни страдания.       — Я сказал, замолчи! — крикнул священник, не желая слушать чужой голос.       — Нет, — коротко ответил сын Ада и резко приблизился, вжимая пастора в стол. Жесткие пальцы, пахнувшие металлом и гарью, крепко обхватили чужой подбородок с едва проклюнувшийся свежей щетиной и повернули, вынудив смотреть прямо в глаза. — Хватит наказывать себя, Коннор, хватит теребить эту застарелую рану, ты не виноват в том, что твой отец умер.       Уверенный голос вихрем вторгся прямо в голову, разлетаясь острыми осколками, которые болезненно воткнулись прямиком в сознание. Отец Андерсон крепче сжал губы, и без этого превратившиеся в тонкую бледную полоску. Его только что отчитали, словно маленького ребёнка, но каждое слово острым скальпелем резануло по застарелому гнойнику памяти. Коннор не знал, как демон догадался о причинах терзаний: возможно, это был самый очевидный вариант, возможно, Гэвин действительно видел его душу насквозь, — это не имело значения. Гость из подземного мира был прав в своих догадках и рассуждениях, только настоятель упрямо отвергал его доводы.       — Ты ничего не знаешь обо мне и о моём отце, так что оставь свои рассуждения при себе, — холодно произнёс Коннор, отталкивая чужую руку. Демон не стал настаивать и спокойно отступил в сторону, открывая пастору проход до шкафа.       — Мне больно видеть, как ты страдаешь, — шёпотом произнёс Гэвин, следя за тем, как человек постепенно обнажается, сменяя одеяние пастора на свободную футболку и спортивные штаны, которые держались на узких бёдрах лишь благодаря наличию завязок. Гэвин почти силой заставил себя отвести взгляд от оголившейся спины, к которой слишком сильно хотелось прикоснуться. Он бы с радостью сжал Коннора в объятиях, повалил бы на кровать, согревая теплолюбивого человека, но пока что о такой роскоши можно было лишь мечтать. И, похоже, что этим вечерним разговором он отдалил себя от возлюбленного на несколько шагов. После целого дня в Аду Жадность не так планировал свою сегодняшнюю встречу с желанным и таким недоступным священником.       — Демоны не чувствуют боли, — почти без эмоций в голосе ответил Коннор. — Демоны вообще ничего не чувствуют, кроме вечного голода.       Взяв из шкафа потерявшее цвет от многократных стирок полотенце, священник вышел за дверь, направляясь в душ. Маленькая душевая, совмещённая с санузлом, располагалась на первом этаже в небольшом ответвлении прямо за винтовой лестницей. Чтобы попасть в неё, каждый раз приходилось нагибаться, но Коннор, привыкший к этому неудобству, не жаловался. Зато для демона, тихо ступавшего следом, преграда в виде лестницы преподнесла небольшой сюрприз. Когда за спиной раздался стук и скрип, а следом недовольное бормотание на неизвестном Коннору наречии, он обернулся и, несмотря на испорченное настроение, не смог сдержать улыбку. Гэвин зацепился рогами и теперь не мог выдернуть их, застряв в щели между ступеньками.       Несколько раз безуспешно дёрнув головой, Жадность глухо рыкнул. В подобную нелепую ситуацию он не попадал уже лет эдак четыреста, а учитывая, что за ним наблюдал не абы кто, а Коннор, внутри зародилось какое-то мерзкое чувство. Видимо, это давящее и брызжущее кислотой нечто являлось тем, что люди называли стыдом. Посмотрев ещё раз в блестящие в неярком свете глаза священника, Гэвин уловил в них искры смеха, подстегнувшие к действиям. Раз обычным способом освободиться не выходило, адский гость принял наиболее простое решение и переместился, вмиг оказываясь прямо перед Коннором. Мужчина сразу скривился, схватившись за живот, и демон удивился такой реакции.       — Ты что, физически чувствуешь мои перемещения? — в хриплом голосе проскользнуло непонимание, а когда пастор нехотя кивнул, подтверждая догадку, Гэвин нахмурился. Он никогда прежде не слышал о таком явлении. Похоже, этот человек был более восприимчив к магии мира демонов, чем могло показаться на первый взгляд.       — Почему не сказал раньше, что тебе от этого больно? — спросил грех, неотрывно следуя за пастором.       — Потому что это лишь секундный дискомфорт в животе, и не так давно он почти не чувствовался, — ответил мужчина, включая свет в душевой. — И не нужно меня преследовать, в душ я тебя не пущу.       — Я и не рассчитывал. — Демон по-человечески пожал плечами.       — Тогда зачем пошёл за мной? — На человекоподобном лице греха отразилось смятение. Коннор не верил в искренность чужих эмоций, но не признать тот факт, что Гэвин с каждым днём имитировал их всё лучше, было бы глупо. Не дождавшись ответа, священник продолжил, — жди наверху, ты ведь всё равно не уйдёшь.       Не став слушать возможные возражения, мужчина закрыл дверь прямо перед носом у Гэвина. Когда зажурчала вода, Жадность всё же решил вернуться в комнату этажом выше. Он недовольно покосился на ступеньки, но не стал использовать магию, решив в этот раз просто пригнуться гораздо ниже.       Тёплые струи приятно согревали продрогшее тело, смывая напряжение и сомнения прошедшего дня. Мысли постепенно утекали в водосток вместе с водой, оставляя в голове тишину и приятную пустоту. Не хотелось думать ни о чём, в частности о демоне, облюбовавшем не только церковь, но и комнату Коннора. Странное соседство больше не причиняло ощутимого дискомфорта, как в первые дни, и мужчина настолько привык к постороннему присутствию, что вчера слишком расслабился. Возможно, будь Гэвин обычным человеком, выносить его общество было бы проще, а сознание бы не так рьяно противилось его нахождению здесь, но Гэвин человеком не был. Он был демоном, проклятым существом, которое каким-то непостижимым образом перепутало желание завладеть чужой душой с вполне земной человеческой любовью. И как бы гость из Преисподней не старался убедить священника в обратном, мужчина не желал верить в эти фальшивые признания.       Да, демон терпел, не пытался напасть или склонить его в омут греховных мыслей и желаний, довольствуясь лишь теми крупицами, что получал от постояльцев прихода. Могло ли это существо сказать правду, когда призналось, что не ест души людей, посещающих мессы отца Андерсона? Вряд ли, ведь иначе какой смысл был избавляться от них. Коннор даже в городе не пересекался ни с кем из тех, кто перестал приходить за спасением в его церковь, хотя раньше довольно часто сталкивался с верующими из своей паствы. Конечно, Дирборн не деревня, и сам Коннор не слишком часто туда наведывался, предпочитая уединение, но отсутствие даже случайных столкновений с кем-либо из пропавших не могло быть простым совпадением. В совпадения настоятель не верил.       Мужчина тяжело вздохнул и откинул голову, подставляя лицо под слабый напор воды. В последнее время слишком часто в голове возникали мысли о нечистом и о причинах его поведения, даже оставаясь в одиночестве, отец Андерсон не замечал, как собственные размышления сворачивали не в то русло. Гэвин постепенно отвоёвывал пространство не только снаружи, но и внутри сознания пастора, словно кошка, выпустившая когти, он вцепился в эгоистичное желание постоянно быть рядом и игнорировал любые просьбы и попытки прогнать его. Только вот Коннор и сам не заметил, как этих попыток стало непростительно мало. Узнай высшее духовенство о том, что демоны существуют, а сам Коннор позволяет одному из них находиться рядом, общается с ним, то давно бы лишился церковного сана. Только вот Гэвин явно скрывал своё присутствие, запирал свою тёмную силу где-то глубоко внутри своего тела, не позволяя посторонним людям себя обнаружить.       — Гэвин, — несдержанно сорвалось с губ настоятеля, и он недовольно поморщился.       Не стоило давать демону имя, возможно, благоразумней было называть его Жадностью, а лучше вообще никак не обращаться к нему. Но сейчас изменить это было невозможно, ведь время вспять не обернуть. Коннор сам себя загнал в ловушку, из-за чего воспринимать приспешника Дьявола в качестве чего-то несущественного и отвратительного выходило не так легко, как в их первую встречу, за которую Гэвин извинялся уже несколько раз. Видеть на багровом лице искреннее раскаяние было очень странно, и поддавшись примирительному тембру и неподдельной грусти в жёлтых глазах, Коннор поверил в правдивость извинений. Возможно, зря, но убедить себя в том, что демон просто обманул его, не получалось.       Священник взял с полки новенькую сетчатую мочалку и торопливо намылился. Бесконтрольно погрузившись в мысли о Гэвине, он не заметил, что слишком долго стоит под душем, нужно было заканчивать, чтобы ненароком не уснуть прямо на белом кафельном полу душевой. Отбросив в сторону абсолютно ненужные сейчас размышления, мужчина закончил через несколько минут. Наскоро вытеревшись, он оделся и накинул на мокрые волосы полотенце. Воздух в маленькой душевой прогрелся, был почти горячим, отчего холод в основном зале церкви ощущался ещё явственнее. Обогреватели Коннор включал только днём, но поднимаясь наверх под стук собственных зубов, он задумался над тем, чтобы хотя бы один оставлять на ночь. В собственной комнате было теплее, и мужчина, расслабившись, убрал полотенце в сторону и опустился на колени перед крестом. Скептическое цыканье демона, который никак не мог примириться с ежедневной молитвой, Коннор проигнорировал. Закончив, мужчина нырнул под тёплое одеяло, ожидая, что Гэвин, как и обычно, затянет одну из своих песен, но в этот раз посланник Ада отступил от обычного ритуала.       — Прости, — раздалось за спиной. — Я немного перегнул палку, и ты прав, мне действительно не дано понять причин людской привязанности к вещам умерших.       — Забудь, — сонно отозвался Коннор, поворачиваясь к собеседнику лицом. Говорить о том, что в рассуждениях Гэвина была доля истины, он не стал.       — Я хочу лучше тебя понять, Коннор, узнать тебя, — прошелестел грех и опустился на пол, опираясь спиной о боковую стенку кровати. — Расскажи мне о себе, о детстве, например, или об отце, или хотя бы о Сумо, которого ты как-то упомянул. У людей принято считать, что если рассказать о своих терзаниях, то станет легче, и я склонен с этим согласиться.       Ответом Жадности послужил тяжёлый вздох и затянувшееся молчание. Демон начал склоняться к тому, что Коннор откажет, и уже собирался отвлечь его пением, как священник заговорил.       — Завтра, Гэвин, всё завтра, а сейчас мне нужен сон.       — Хорошо. — Грех удовлетворенно улыбнулся, смотря в темноту перед собой. — Спи, Коннор. — И дождавшись, когда пастор уляжется поудобнее, Жадность затянул очередную песню, к середине которой его возлюбленный уже мирно спал.