Поверь мне

      Коннор слушал, почти не дыша, поражённый откровением. Он и подумать не мог, что эта маленькая девочка успела столько пережить: уход матери, которая бросила её на произвол судьбы с неуравновешенным отцом-наркоманом, систематические избиения во время очередного «прихода» после приёма, как понял Коннор, «красного льда», убийство родного отца прямо на глазах, ещё и попадание к человеку, который не побоялся подчинять себе демонов. После прожитого её закрытость и замкнутость уже не казались чем-то необычным, ведь как можно доверять посторонним людям, когда предают даже близкие. Священник, чувствуя нарастающую в воцарившейся тишине тяжесть на сердце, приобнял Алису за плечи, осторожно прижимая к себе. Чай уже закончился, в руках у малышки белым пятном выделялась опустевшая чашка, которую пастор осторожно высвободил из тонких напряжённых пальцев и отставил на соседнюю скамью. Ранним утром в церкви всегда было пусто, поэтому разговор они решили начать в главном зале, не боясь быть прерванными.       — Что было дальше, Алиса? — нарушил напряжённое молчание Коннор, заглядывая во взволнованные тёмные глаза.       — Когда Лютер запер меня наверху в одной из комнат, в доме стало подозрительно тихо, — продолжила девочка. Слова давались с трудом, тяжёлые воспоминания давили и вызывали неприятные эмоции, проявляясь частыми паузами между словами и нервными движениями пальцев. Уильямс явно любила Лютера и давно простила его — это было видно во время их встреч и прощаний, когда мужчина вопреки собственному желанию оставлял её на попечение пастора, — но эти воспоминания болезненной тяжестью сидели глубоко внутри. — Всё вокруг словно замерло, я слышала каждый скрип половиц, когда тот мужчина или Лютер ходили по дому, слышала тихий бубнёж и громкие недовольные вскрики, но в остальном в этом особняке словно не было жизни. Меня просто заперли, оставив в одиночестве, и я не представляла, что Он планирует сделать со мной.       — Ты постоянно называешь его «он», разве у этого мужчины нет имени? — спросил Коннор, осторожно прервав чужой рассказ.       — Его имя странное, какое-то необычное, я не запомнила. Я вообще не очень хорошо помню тот день, мне было так страшно, — девочка всплакнула, но почти сразу взяла себя в руки. — Не знаю, сколько я просидела в той тёмной комнате — мне даже свет не включили, — но когда через долгое время дверь открылась, я так обрадовалась. Ко мне пришла Кэра. Лишь когда она включила свет и поставила на стол поднос с едой и чаем, я поняла, что от неё почти ничего не осталось. Глаза были холодными, пустыми, от неё самой веяло каким-то пугающим безразличием. Когда она появилась у меня дома, когда спасла, когда обнимала и успокаивала, я всегда чувствовала её тепло и поддержку, сразу ощутила доверие, словно мы знакомы всю жизнь, а не меньше суток. Можете мне не верить, отец Андерсон, но я будто знала, что Кэра правда любит меня и защищает от всего, но той ночью она исчезла, осталась лишь пустая оболочка, которая даже имя моё забыла. — Не сдержав нахлынувший поток эмоций, Алиса всё же заплакала, уткнувшись в широкую грудь, скрытую под чёрной рясой.       Коннор молчал, прижимая к себе свою временную подопечную, неторопливо гладил мягкие волосы и дрожащую спину, пока малышку сотрясал беззвучный плач. В голове священника вертелась масса вопросов, которые он боялся задавать сейчас, решив, что правильнее будет дождаться окончания тяжёлого рассказа. Мысли роились и монотонным гулом жужжали в голове, словно пчёлы, смешиваясь и наслаиваясь одна на другую, из-за чего мужчина не сразу понял, что Алиса успокоилась и отстранилась, вытирая подсыхающие дорожки слёз небольшим зелёным платочком.       — До того, как появиться перед нами тем вечером, Кэра долго наблюдала за мной, за моей жизнью, за поведением отца. Каждый раз, когда он бил меня, она хотела вмешаться, но боялась, что я оттолкну, что не поверю в её чувства. Единственное, что она позволяла себе делать, пока я сплю, снимала боль и касаниями быстрее залечивала синяки. Именно благодаря долгому знакомству со мной она смогла пробудить воспоминания.       Кэра не смогла объяснить, как это произошло, сказала лишь, что моё присутствие и некоторые предметы вокруг вызвали у неё странное чувство, будто она забыла что-то важное. А потом стали появляться картинки, какие-то фрагменты, где она видела, как я сижу, как ем, как играю или читаю книгу, и в какой-то момент эти картинки будто взорвались, обрушив осколками заклинание, которое удерживало её память. Кэра вспомнила всё, и пока тот мужчина был чем-то занят, она прокралась в комнату и повела за собой к выходу. Нас заметили, когда мы приблизились к чёрному входу, включилась сигнализация, и мы побежали на улицу. Двор оказался закрытым, а забор слишком высоким. Нас догнали.       Тот мужчина был зол, не понимал, как Кэра смогла вернуть память, но решил больше не пытаться подчинить её. Лютер стоял рядом, держал ружьё, и зная, что против демонов оружие бесполезно, он приказал застрелить меня. Мне было так страшно. — Девочка затряслась, обнимая себя за плечи. — Я видела, как медленно поднимается ружьё, смотрела в чёрное дуло и не верила, что это конец. Выстрел был таким громким, что зазвенело в ушах, слух пропал на несколько секунд. Когда я решилась открыть глаза, увидела, что Лютер выстрелил в того мужчину, убил его.       Мы сбежали все вместе, подожгли его дом, взяли машину и уехали. Лютер помог с документами, обратился к человеку, который сотрудничал с тем мужчиной, и мы переехали сюда, в Дирборн. Я знаю, что мы поступили ужасно, пошли против морали, против закона, против воли Бога, но тогда у нас просто не было иного выхода, понимаете? — со слезами на глазах Алиса посмотрела на Коннора, боясь увидеть отторжение, неприязнь и ненависть.       — Я понимаю, — на выдохе ответил пастор, подмечая, как расслабились плечи. Он не мог с лёгкостью принять эту правду, не мог поддержать такое решение, но он действительно понимал.       — Почему Лютер не помог вам сразу? — задал интересующий вопрос Коннор.       — Он тоже не помнил себя. Лишь когда мы уехали далеко от того дома, Лютер признался, что тоже был демоном. Он переродился почти пятнадцать лет назад в другой стране и однажды переехал в Детройт, где услышал о мужчине, который работает с демонами, делает документы, создаёт правдоподобную историю жизни. Лютер пришёл к нему, решив помогать своим собратьям, но тот мужчина обманул его. Как выяснилось, это заклинание действует даже на бывших демонов, и тот мужчина стёр Лютеру память, заставив служить себе, и лишь наше появление что-то пробудило в нём. Лютер так и не вспомнил, какую жизнь вёл раньше, но в ту ночь осознал, что больше не может служить этому монстру.       — Отец Андерсон, я знаю, что церковь против такого, но Кэра и Лютер в разы лучше многих людей, которых я знаю. Они моя семья, я действительно люблю их всем сердцем, и не важно, кем они являются на самом деле. Пожалуйста, не выдавайте нас, прошу.       Коннор молчал, переваривая всё услышанное. С одной стороны, он должен был позвонить в полицию, рассказать, что эти люди (не люди даже, демоны) убили человека, что скрываются под поддельными документами. А с другой стороны, он понимал, сколько они пережили, знал, как они стараются дать Алисе лучшее, и так ли важно, что на самом деле человеком оказалась только их приёмная дочь.       — Всё хорошо, Алиса, я никому не скажу, — мужчина улыбнулся, положив руку на тёмную макушку. — Я же обещал, что буду хранить эту тайну, и я всегда держу свои обещания. — Голос внутри подсказывал, что именно это решение самое правильное.       Девочка улыбнулась и поднялась, крепко обнимая пастора. Хотелось верить, что он действительно никому не скажет и не изменит своего отношения к их семье.       — Скажи, Алиса, — разомкнув объятия, начал Коннор, — Кэра ведь так и осталась демоном, поэтому она никогда не приходит в церковь?       — Да, — тихо ответила девочка. — Она боится. Демонам запрещено приближаться к святым местам и разговаривать со священниками, она не хочет рисковать.       Коннор нахмурился. Либо этот запрет уже отменили, либо его демонический преследователь гораздо меньше опасался нарушить закон собственного мира.       — А что насчёт пищи, чем она питается? — осторожно спросил Коннор, боясь услышать ответ.       — Она не ест души, если вы это хотите знать. — Алиса немного отодвинулась. — Кэра сказала, что демоны делятся по силе, а она одна из слабейших. Чтобы нормально жить среди людей, ей достаточно человеческой пищи, мяса, если точнее. Хоть она не чувствует вкус, зато так может поддерживать свои силы и никому не вредить.       Кэре бывает тяжело. Она думает, что я не замечаю этого, не вижу, как временами слабеет её человеческое прикрытие, как дрожат руки после тяжёлого дня на работе, как она плачет, обняв Лютера, думая, что я уже сплю. И несмотря на упадок сил, она не хочет уходить, не хочет бросать нас. Однажды я услышала, как Кэра говорила Лютеру, что лучше умрёт в этом мире, полностью растеряв запас магии, чем вернётся в ту темноту, в которой существовала сотню лет. Она хочет жить, отец Андерсон, хочет улыбаться, плакать, бояться и любить. Хоть Кэра всё ещё демон, она всё равно чувствует, переживает эмоции, как обычный человек. А иногда мне кажется, что даже сильнее.       Алиса замолчала, скомкав в ладони платок, и замерла, смотря в пустоту, погрузившись в свои мысли. Возможно, снова переживала случившееся год назад, возможно, пыталась переосмыслить то, что успела рассказать. Коннор не стал её тревожить, так и сидел рядом, ненавязчиво прижимая к себе, и смотрел в потолок, пытаясь собрать скачущие мысли и разложить по полочкам разума этот эмоциональный рассказ.       Малышка так искренне верила в свои слова, ни капли не сомневаясь, что демон может испытывать человеческие чувства, что пастор невольно призадумался над своей ситуацией. Неужели всё те теребящие душу взгляды, нежные касания, волнение, забота, это нескрываемое желание постоянно быть рядом — всё это правда, и Гэвин не играет, не обманывает, а действительно чувствует тягу. Даже не просто тягу — любовь. Получается, вся эта искренность настоящая, но разве это что-то меняет? Гэвин не просто влюблённый демон, он мужчина: настойчивый, сильный, опасный и одновременно с этим притягательный в своей опасности, красивый даже в своём нечеловеческом облике.       Эта странная красота пугала и при этом манила, хотелось прикоснуться к необычного цвета коже, прощупать рельеф явно плотных мышц, ощутить текстуру этих изогнутых чёрных рогов и обрисовать пальцем золотой рисунок на них. Коннор душил эти противоестественные вспышки желаний, прятал их глубоко внутри, маскируя безразличием и отвращением, потому что так было правильно. Церковь не принимает отношений между мужчинами, это ненормально, отталкивающе. Греховно. Будет лучше, если всё останется без изменений.       — Отец Андерсон, скажите, почему вы уверены в том, что демон, который вас преследует, не причинит вреда? — осторожно спросила Алиса, боясь не получить ответа.       — Потому что… — мужчина замолк, сомневаясь, стоит ли говорить ей правду. После того, о чём рассказала Алиса, было бы честно не скрываться, — он сказал, что любит меня и хочет быть рядом.       Девочка повернулась, в упор смотря на растерянного священника. Тот немигающим взглядом смотрел на алтарь и нервно кусал уголок губы, осознав, что уже некоторое время занимался самообманом. Пастор не просто привык к частому присутствию Гэвина рядом, в глубине души он действительно верил чужому признанию.       — А вы? — тихо продолжила Алиса. — Чего хотите вы?       На минуту повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь их дыханием и негромким шелестом листвы на улице. Коннор старался выдавить из себя ответ, но нужных слов не находилось. Глаза забегали по периметру церкви, выцепляя какие-то детали и не запоминая их, пульс подскочил, гулом отдаваясь в ушах, а сам мужчина неуверенно открыл рот, из которого так и не вырвалось ни единого звука.       — Я не знаю, — с тяжёлым вздохом признался настоятель, взглянув наконец в лицо маленькой собеседнице.       Чего он хотел? Не просто делал, потому что так нужно, а именно хотел? Коннор и сам не знал, давно задвинув свои желания в дальний угол и не возвращаясь к ним. У него есть церковь, есть приход, для которого он старается, людям которого помогает, есть книги, которые он изучил не по одному разу от корки до корки. Но действительно ли это та жизнь, которую он хотел, к которой стремился? Мужчина столько времени отвергал свои желания, прятал их, боясь оступиться на пути веры, что начал забывать о них.       — Вы не предадите Бога и свой приход, если станете немного больше думать и о своих желаниях. — Алиса поднялась со скамьи, становясь прямо напротив Коннора. — Желая счастья другим, не забывайте и о себе.       Коннор в ответ улыбнулся с нотой грусти и обнял девочку, прижимая к себе. Для столь юного возраста временами она была даже слишком проницательной.       — Я постараюсь, — сиплым шёпотом ответил Коннор. Он не врал, действительно решив постараться.       В течение дня они больше не возвращались к этому разговору, негласно пообещав друг другу сохранить его в тайне ото всех. Когда вечером Лютер приехал забирать дочку, Коннор также приветливо перекинулся с ним несколькими фразами и тепло распрощался, ничем не выдавая своей осведомлённости в отношении тайны семьи Уильямс. Алиса заслуживала счастья, заслуживала иметь любящую семью, пусть и такую странную и нестандартную, но Коннор видел, как горели глаза малышки, когда она с доверием и теплом смотрела на приёмного отца, рассказывала о стараниях своей демонической мачехи. Если она действительно рада и довольна своей жизнью, то пастор считал, что у него нет никакого права разрушать эту жизнь.       Разговор с Алисой натолкнул на определённые мысли. Возможно ли, что отец ошибался, когда говорил о бесчувственности демонов? Похоже, некоторые из них действительно могли испытывать чувство привязанности, могли заботиться о тех, кого считали частью своей семьи. Вряд ли такое происходило повсеместно, скорее, эмоциональное притяжение к человеку было неким отклонением от нормы и от привычного уклада существования демонов. Получается, Жадность не врал, он действительно чувствует что-то большее, чем желание сожрать интересующую душу. Неужели все эти песни о любви, все его обещания не причинять вред и это необычное желание позаботиться были правдой, а не обманчивым представлением с целью просто втереться в доверие и склонить мысли и желания в сторону зла?       Коннор поморщился, пряча замёрзшие руки в карманы рясы. Он всё ещё стоял на улице, так и не вернувшись за двери церкви, хотя Алиса и Лютер уже давно исчезли из поля зрения. Даже звуков двигателя «Кантера» уже не было слышно, лишь холодный ветер шумел в кронах деревьев, срывая с полысевших веток оставшиеся листья. Небо над головой заволокло серыми облаками, прикрывшими собой приятную глазу синеву. И хоть дождя не обещали, погода всё равно была пасмурной, а неприятный холод не располагал к долгому стоянию на холодном ветру. Священник замер, изредка вздрагивая, когда особо сильные порывы проникали под одежду и оглаживали холодными касаниями. Он сам не понимал, чего ждёт и почему до сих пор не вернулся в прогретую комнату.       Внезапно желудок свело коротким болезненным спазмом, а следом за спиной послышались тихие шаги. Тёплая ладонь прижалась к спине, как обычно, прямо между лопаток, и по телу начала растекаться согревающая волна. Коннор перестал дрожать, расслабляясь в этом неестественном тепле, но не отступая, позволяя демону касаться себя. Они стояли в странной, какой-то уютной тишине. Настоятель слышал ровное, слегка свистящее дыхание за спиной, чувствовал, как излучающая тепло рука неуверенно пришла в движение, огладила позвоночник, спустившись к копчику, потом увереннее вернулась к лопаткам и перешла на плечи, легонько массируя напряжённые мышцы. Эта незатейливая ласка не напрягала, не вызывала отвращения и казалась такой нежной и ласковой, что у Коннора внутри на мгновение что-то сжалось. А потом демон, осмелев окончательно, крепко обнял любимого человека, прижимаясь своей подтянутой грудью к ровной спине. Чёрные пальцы переплелись между собой, замерев на животе священника, по открытому участку кожи на шее под самой кромкой волос мазнуло легкое и немного щекотное прикосновение чужого носа, и Гэвин прижался теснее, выдыхая у самого уха.       — Коннор…       Собственное имя жаром прокатилось по каждому нерву и приятным спазмом отдалось где-то внизу живота. Мужчина выдохнул, не ожидая от себя такой реакции на внезапную близость, и осторожно коснулся обгоревших рук, мягко, но уверенно отстраняя их от себя. Здравый смысл всё же одержал победу над желанием постоять в чужих объятиях ещё немного. Священник повернулся, боязливо посмотрел в янтарные глаза адского создания и почти задохнулся от желания и мольбы, которые в них увидел. Это пугало, но ещё больший страх пробуждала собственная реакция и противоестественное желание потрогать в ответ — точёные мышцы под тонкой кожей давно приковывали взгляд, а на необычный узор на смольных рогах демона Коннор вовсе старался лишний раз не смотреть.       Жадность же, распознав в чужом взгляде намёк на страх, отступил на шаг, показывая, что не сделает ничего, что могло бы навредить любимому человеку. Грудью он всё ещё ощущал фантомную близость спины священника, а под ладонями чувствовал рельеф упругого живота. Коннор позволил себя обнять, не вырывался, не оттолкнул, как обычно, даже не напрягался, и это уже радовало. Пусть ненадолго, но позволил быть рядом.       — Пойдём внутрь, тут холодно, — прервал затянувшееся молчание пастор и первым отправился в сторону церкви, стараясь лишний раз не смотреть в сторону Гэвина, чьё присутствие пробуждало какие-то непривычные эмоции.       Демон молча проследовал за отцом Андерсоном и сразу направился к нему в комнату, не дожидаясь, пока священник запрёт двери церкви. Мужчина проводил его взглядом, не комментируя довольно вольное поведение, словно грех обжился настолько, что чувствовал себя на чужой территории как в родном Аду. Возможно, так оно и было, ведь это существо так долго тут находилось, что гостем его можно было назвать с большой натяжкой.       Заперев главный вход на замок, Коннор повернулся к пустому залу. Огонь свечей колыхался на незаметном Коннору сквозняке, доски на полу тихо поскрипывали, а со второго этажа не доносилось ни звука. Демон, учитывая его комплекцию и длинные когти на ногах, при желании мог передвигаться и вести себя довольно тихо, практически бесшумно, словно его и не было где-то поблизости. Особенно заметно это становилось, когда рядом находились обычные люди, которым Гэвин не открывал свой облик. Иногда он становился настолько незаметным, что Коннор переставал ощущать его присутствие, лишь визуальный контакт напоминал о том, что демон рядом. Поначалу эта незаметность, это умение скрываться даже пугало, но сейчас что-то неуловимо изменилось. Отношение к демону стало другим, и с каждым днём его внешний вид становился привычнее, как и само нахождение рядом.       Было тяжело признавать тот факт, что Гэвин оказался интересным. Он много знал о мире людей, хотя, как признался сам, до встречи с Коннором не очень любил приходить в этот мир. Он видел, как появлялись и умирали целые государства, как развивались технологии, тысячелетия проходили мимо, и лишь демон оставался неизменен в своей природе и в постоянном желании поглощать. Существование, которое грех отказывался называть полноценной жизнью, закончилось в тот момент, когда больше года назад он случайно увидел среди десятков почти одинаковых, серых и унылых душ одну яркую, чистую и добрую, которую он полюбил.       Коннор помнил тот взгляд, когда Гэвин решил открыться, рассказал, как случайная встреча перевернула его мир, наполнила пустую оболочку души чувствами, не присущими порождению Преисподней. Глаза демона в тот момент отражали больше эмоций, чем отец Андерсон иной раз видел в глазах прихожан, решивших исповедоваться: тоска, раскаяние, нежность и то чувство, что пастор отказывался принимать в демоне — любовь. Кто знает, возможно, Алиса права, и эти существа действительно могут проникнуться человеческими эмоциями.       Мужчина сделал неуверенный шаг от двери, неторопливо обошёл зал по периметру и задул ненужные сейчас свечи, думая о создании, что терпеливо дожидалось его возвращения в спальне наверху. Демон ждал, демон надеялся, демон знал, чего хочет добиться. «А чего хотите вы, отец Андерсон?» — всплыл в памяти вопрос Алисы. Действительно, чего хотел сам пастор, к чему стремился? Сбежав в страхе и закрывшись от всех соблазнов в семейной церкви, Коннор отказался от всех желаний, сдерживая себя, не позволяя думать даже о самых незначительных искушениях. С появлением Гэвина эти скрытые желания начали искать выход, выламывая прутья ограничительных решёток в сознании и прокладывая себе путь на свободу.       Священник поднялся по лестнице, на ходу расстёгивая объёмную рясу. Жадность ждал его на излюбленном месте рядом с кроватью и повернулся, стоило пастору переступить порог комнаты. Невесомая улыбка слегка обнажила острые зубы, которые всё ещё смотрелись довольно жутко на почти человеческом лице, но Коннор, повесив рясу в шкаф, поспешил перевести взгляд выше, к чернильным рогам с запутанным золотым узором. Неестественные, запретные, но очень-очень красивые и притягательные. В глазах мужчины отразился этот сдерживаемый интерес с нотами почти детского восторга, отчего демон улыбнулся шире, склонив голову к плечу и почти игриво рассматривая любимого человека.       — Нравятся? — низкий голос разрезал вязкую тишину комнаты.       — Что? — Коннор растерянно моргнул, прослушав вопрос.       — Рога. Тебе ведь нравятся мои рога, ты с таким интересом их разглядываешь, хотя обычно прячешь взгляд. — Гэвин поднялся, медленно приближаясь к замершему у шкафа настоятелю.       Карие глаза забегали по комнате, словно стараясь отыскать ответ в окружающем пространстве. Коннор скользнул взглядом по телу демона и поспешил отвернуться, ведь Гэвин снова забыл создать себе одежду, а его нагота сейчас смущала особенно сильно. Жадность подошёл совсем близко, бесцеремонно вторгаясь в личное пространство.       — Хочешь… — голос звучал немного тише, чем обычно, и пастор совсем не заметил, что задержал дыхание в ожидании продолжения, — коснуться их?       Мужчина едва заметно вздрогнул, когда кончик жёсткого хвоста скользнул по лодыжке, выдавая интерес демона. «Хочешь?» — отдавалось воспаленной пульсацией в голове. «Чего вы хотите, отец Андерсон?» — прозвучал девичий голос. «Чего ты хочешь, Коннор?» — собственный вопрос застрял в сознании, ярко выделяясь из сотен других.       — Хочу, — тихий выдох опалил теплом лицо и губы Гэвина, стоявшего до неприличия близко.       Демон замер, боясь разрушить момент любым неосторожным действием, даже хвостом двигать перестал, словно в замедленной съёмке следя за тем, как бледная кисть с тонкими пальцами поднимается вверх. Он уже не видел, но буквально чувствовал, как рука Коннора на мгновение замерла в нескольких миллиметрах, так и не коснувшись чёрной рифлёной кости, а через секунду, преодолев последнюю преграду, пастор осторожно коснулся пальцами, ведя по непривычной текстуре.       Ощущение было знакомым, словно касался плохо отполированного дерева или сувенира из кости, на котором выточили рельеф рогов антилопы. Текстура была слегка пористой, шершавой, но неприятным это прикосновение мужчина назвать не мог, скорее, просто непривычным. Осмелев окончательно, пастор обхватил оба рога руками, оглаживая изгибы, очерчивая подушечками пальцев золотой узор, который был подобен гравировке, а не обычному рисунку, а потом он ласково скользнул к их основанию. В месте, где они соединялись с головой, текстура менялась, становилась более мягкой, нежной, как человеческая кожа. Огладив место соединения, которое всегда скрывалось за жёсткими, почти чёрными волосами, пастор ощутил под пальцами чужую дрожь, а потом демон шумно выдохнул, прикрывая свои огненные глаза.       — Больно? — спросил Коннор, собираясь убрать руку, как грех перехватил его кисть, не давая отстраниться.       — Нет, — в хриплом, отрывистом шёпоте прозвучали какие-то новые, неизвестные ранее ноты, — продолжай.       Гэвин задышал глубже, пока Коннор с интересом продолжил разглядывать и ощупывать его рога, удовлетворяя давно пробудившийся интерес. Мужчина даже не сразу заметил, что хвост оплёл его талию, несильно сжимаясь, а самый кончик скользнул по позвоночнику. А через секунду Гэвин открыл глаза, и священника обожгло жаром желания, которое отражалось в янтарных радужках. Только в этот момент настоятель осознал, что они стоят почти вплотную друг к другу. Движения рук прекратились, как и поглаживания хвоста. Они замерли, обмениваясь дыханием. Гэвин двинулся первым, ещё немного приблизившись к красивому лицу и сосредоточив взгляд на приоткрытых влажных губах.       — Нет, не нужно, — почти с мольбой в голосе выдавил Коннор.       Последовал разочарованный вздох, и демон нехотя отстранился, убирая хвост и отступая на шаг назад. Повисшие неловкость и напряжение можно было резать ножом, и грех, понимая, каким растерянным себя чувствует Коннор, направился к выходу.       — Я вернусь минут через десять, — хрипло сказал Гэвин, чувствуя, что самому требуется небольшая пауза.       Священник заторможенно кивнул, всё ещё пытаясь перебороть бурю внутри. Тихо скрипнула дверь, прохладное движение воздуха скользнуло по лицу, и Коннор остался в полном одиночестве.