***
Всë вернулось на круги своя. Только не в тот период, когда я считал наши отношения идеальными, а в недавнее время — когда Игнат уже столь разительно изменился. Он по-прежнему пропадал на работе, возвращаясь под вечер, а иногда и за полночь. Если я уже спал, то он будил меня и требовал ужин. И как бы я ни старался приготовить что-то идеальное, Игнат не похвалил меня ни разу. Ни разу! А вот вылитый суп, выкинутые в форточку пироги и засорившийся от гуляша слив раковины стали в порядке вещей. Иногда, стараясь побольнее задеть меня, Игнат мог меня оттолкнуть, дать подзатыльник или ущипнуть. Это всë было не слишком больно, но унизительно и обидно, хотя с каждым днём я всё меньше удивлялся таким поступкам, и стал считать происходящее извращëнной разновидностью нормы, а Игнат старался все больше. В зеркале я видел, что его отношение накладывает на меня отпечаток. Мои карие глаза потускнели и стали какими-то грязными, уголки губ опустились, да и в целом я хоть и не похудел, но как-то сдулся. Как воздушный шарик, который со временем становится дряблым и опадает на пол. Я так и не понял, что стало толчком ко всем этим изменениям в поведении Игната. Иногда меня посещали мысли о его сумасшествии, но кроме агрессии в мою сторону, жизнь Игната осталась прежней: хорошая работа, спортзал, встречи с друзьями. Иногда мне казалось, что его цель — просто вывести меня из равновесия, чтобы насладиться моей реакцией. Он высасывал меня, оставляя одну оболочку, так же, как ел маринованные помидоры — с неприятным хлюпаньем высасывал мякоть, а кожицу оставлял. Говорил, что ему «не нравится этот пакетик». Кажется, у меня появилось что-то общее с соленьями. Однажды, по дороге из магазина, я случайно столкнулся в лифте со своей соседкой Светкой. Я так обрадовался тому, что снова вижу еë, что совсем не обратил внимания на смущенный вид приятельницы. Я накинулся на неё с приветствиями и вопросами, даже не заметив, что проехал свой этаж. Светка поначалу мялась и неловко пыталась уйти от ответов на мои вопросы, но потом, решившись, вздохнула. — Борь, извини, но нам больше нельзя общаться. — Э-э… Чего? Шутка такая, что ли? — я неверяще улыбнулся и перехватил пакет с продуктами. — Нет. — Н-но почему? — ощущение, как будто мне пережали горло. — Потому, что твой парень псих! — раздраженно воскликнула она, гремя ключами от своей квартиры. — Заходи давай, быстро! Я встал в прихожей, не зная, имею ли уже право проходить на кухню — наше традиционное место для разговоров. — Свет, объясни, пожалуйста, — мой голос прозвучал довольно жалобно. — Объяснять нечего. Я не знаю, что у вас случилось, но твой Игнат припëрся ко мне с месяц назад и с порога запретил мне с тобой общаться. Так и сказал, чтобы я больше к тебе не приближалась ни в реале, ни в виртуале. А когда я его послала куда подальше, этот придурок схватил и оттаскал меня за волосы. У меня их и так немного, а после этого осталось вполовину меньше! Борь, он псих, натурально! Я думала заявить в полицию, но, честно, побоялась. Следов нет, ничего не докажешь. А мне с ним ещё в одном подъезде жить! Подстережёт как-нибудь, и кирпичом по голове! В общем, Борь… Ты классный парень, и я не против дружить, но только не тогда, когда этот придурок рядом маячит. Так что извини… — Я понял, — внутри творилась неразбериха, и мне захотелось домой, чтобы попытаться во всем разобраться. — Свет, прости. Я не знал. Я… я больше не приду. Не хочу тебя подставлять. — Спасибо! — в её голосе слышалось такое явное облегчение, что я сглотнул горький ком в горле и вышел прочь.***
Дома на меня навалилась странная апатия, и до вечера я лежал на диване, бездумно щëлкая пультом от телевизора. Услышав звук распахнувшейся двери, я даже не вышел в прихожую, чтобы встретить Игната. — Всё валяешься? — мило поприветствовал мой парень, но я не ответил. — Эй, ты в порядке? — я даже усмехнулся, расслышав оттенок беспокойства в его голосе. Уверен, он боится, что его питомец впал в меланхолию и перестанет реагировать на нападки. — Игнат, я хочу выйти на работу. На любую. — Нет. — Тогда хочу ходить в кулинарную школу. — Нет. — Тогда на танцы. — Нет. — Спортзал? — Нет. — Курсы английского? Любительский театр? Верховая езда? Школа вождения? — я сел на диване, входя в раж. — Нет. — Тогда, можно я заведу друзей? Мне очень одиноко, Игнат! — Нет. У тебя есть я. Этого более, чем достаточно. — Тогда котёнок? Можно мне завести котёнка или щенка? — Нет. — А если кто-то подкинет к нам под дверь бездомыша? — Тогда я лично спущу его в мусоропровод. Вряд ли животи́на выживет после такого. — Почему?! Почему ты так ограничиваешь меня? Зачем лишаешь увлечений и друзей? За что? — я и не заметил, как вскочил на ноги и начал кричать на него. Меня трясло от ярости и негодования. Игнат внимательно смотрел на меня, впитывая эмоции. Кажется, у него даже загорелись глаза, и он совершенно точно наслаждался моей истерикой. Он шагнул ко мне и стальными руками обхватил мою голову, прихватив за волосы. — Потому, что я так хочу. Потому, что ты моя игрушка. Мне нравится заставлять тебя делать то, что я хочу. Мне нравится, как ты бьёшься в истерике, поросëночек. Когда я вижу, как ты разбрызгиваешь вокруг свою боль, я чувствую себя всесильным, — прошептал он мне в губы и впился жëстким поцелуем. Я замер, подавившись своими эмоциями, и даже не ответил на этот требовательный поцелуй. Я просто смотрел широко распахнутыми глазами на его идеальные черты, слегка расплывающиеся передо мной, и чувствовал, как он кусает мои приоткрывшиеся от удивления губы, а языком буквально трахает мой рот. Ëпсель-мопсель! Я уже и забыл, когда Игнат целовал меня, пусть даже так грубо. Наверное, ему не понравилась моя апатичность и он укусил меня особенно сильно. Во рту сразу же появился металлический привкус крови. Этот жест сбросил с меня оцепенение, и я попытался оттолкнуть своего парня, но вырваться из его железного захвата не предоставлялось возможным. Он развернул меня спиной, прижал к своему телу и начал раздевать, грубо дëргая за одежду. Футболка затрещала швами, домашние штаны упали на щиколотки, и я остался обнажённым. — Отпусти! Отпусти! — я уже почти рыдал, боясь нового насилия, сумасшествия и жестокости. За прошедшие почти три недели с той злосчастной вечеринки Игнат больше ни разу не трогал меня. Но он, не обращая внимания на мои просьбы, выудил из штанов маленький тюбик пролонгирующего Контекса и щедро выдавил на ладонь прозрачный гель. Липкая рука нежно сжала мой член, и я вздрогнул от неожиданности. Игнат одной рукой прижимал меня спиной к своей груди, а второй аккуратно поглаживал мой вялый член. Он втягивал моё самое чувствительное место — мочку уха — в свой горячий рот и хрипло шептал какой-то бред, на смысле которого я сейчас не мог сосредоточиться. В мои ягодицы упирался его стояк. — Ты мой, поросëночек! Моя собственность! И пусть мы только начали твою дрессировку, но ещё наступит момент, когда ты будешь носить за мной тапочки и умолять посмотреть в твою сторону. И если я буду в настроении, то, возможно, сделаю это. А возможно, и нет. И запомни, тебе никто не нужен, кроме меня. Я твоё всë. Твой господин и хозяин. Ты будешь делать то, что я хочу. И сейчас я хочу, чтобы ты стонал подо мной и скулил от желания. Глупое, глупое тело, которое остро нуждалось в ласке, откликнулось на действия Игната. Разумом я не хотел этой близости, после всего того, что он со мной сделал, но мой член с этим не считался, за минуту воспрянув от умелых влажных движений. — Отлично. Я же говорил, что будет по-моему, — хрипло рассмеялся Игнат мне в ухо и я почувствовал, как волосы на затылке от этого встали дыбом. Он выдавил ещё геля и просунул руку между нашими телами, кружа и надавливая на тугое кольцо мышц. Моё тело непроизвольно выгнулось навстречу дразнящим пальцам, а из горла вырвался стон. Я ненавидел себя за физическую слабость, ненавидел своё тело за его жгучее желание и ненавидел Игната, за то, что ласкал меня как в старые добрые времена, так, что подгибались колени. Да, я очень чувствителен и эмоционален, но разве я виноват в этом? Моя душа открыта нараспашку, но кажется, я впустил в неё чудовище. Уделив достаточное время для подготовки, он нежно вошёл в меня, явно стараясь не причинить боли. Игнат двигался так неспешно и чувственно, задевая сосредоточение нервов, что я рыдал от наслаждения и стонал, как шлюха, потому что отпустил вопросы морали и просто ловил чистый кайф. Мое тело дорвалось до желанного удовольствия и хотело прочувствовать каждое мгновение, хотя разумом я всё же понимал, что это неправильно. Прошло совсем немного времени, когда я, вскрикнув от переизбытка эмоций, кончил и обрызгал диван. После этого Игнат отпустил себя и начал вбиваться более резко, как он любил. Через десяток-другой толчков раздался его стон. Он выскользнул с влажным чавканьем и развернул меня к себе, нежно целуя опухшие от укусов губы. Его язык мягко ласкал меня, зализывая нанесëнные им же раны. В моей душе подняла голову надежда, которую я лелеял всё это время. Возможно, всё ещё наладится? Может быть, Игнат одумался и понял, что я люблю его, он любит меня, и мы можем быть счастливы вместе? — Поросëночек, — хрипло прошептал Игнат мне в губы, — я же говорил, что ты поросëночек, — мое сердце защемило от нежности. Давно Игнат не называл меня «нашим» прозвищем после секса. — Потому что твои крики, когда ты кончаешь, напоминают мне визг свиньи. Ты слышал версию, что у свиньи оргазм тридцать минут? Интересно, если тебя ебать несколько часов, ты будешь так же полчаса верещать? Или дольше? — я задохнулся от обиды, но не успел ничего сказать, как Игнат замахнулся и наотмашь ударил меня по губам, которые недавно кусал. Раненая кожа снова закровоточила, уже намного сильнее. В голове звенело. — Я же говорил, что всё будет по-моему, — рассмеялся Игнат, застегивая свои штаны. В этот момент мне показалось, что я начинаю сходить с ума. Или мы оба.***
Следующим утром, когда Игнат уже уехал на работу, я мрачно рассматривал себя в зеркале в ванной. Под ввалившимися глазами залегли синие тени. Черты лица заострились. Разбитая губа припухла, придавая лицу неприятную асимметрию. Но главное — глаза. Они были похожи на зрачки мертвой рыбы на рыночном прилавке. У них глаза подëрнуты мутной плëнкой, и так же никаких проблесков эмоций. Я приблизил лицо к зеркалу, пытаясь рассмотреть себя детальней, и подпрыгнул от неожиданно раздавшегося дверного звонка. Стоявшие на полке возле зеркала тюбики, ненарочно смахнутые моей рукой, весело рассыпались в разные стороны, но я не стал их подбирать, а пошёл в прихожую. Странно. Обычно в это время никто не приходил. Хотя, к нам вообще никто не приходил. Кроме Светки, до недавнего времени. Я вывел на экранчик видеодомофона изображение нашей лестничной клетки и увидел парня в зеленом пуховике и в кепке, которая скрывала его лицо. В руках он держал широкую плоскую коробку. — Кто там? — Доставка пиццы. — Но мы не заказывали, — Игнат, в отличие от меня, не любит пиццу, бургеры и другой фаст-фуд, а потому мы никогда не пользуемся услугами доставки. — Ничего не знаю. Адрес ваш. Вот, посмотрите, — и парень сунул в камеру какую-то табличку, напечатанную на листе бумаги. Разобрать я ничего не смог и вздохнул. Наверное, курьер перепутал адрес. Подумав, что если смогу, то помогу и укажу адресата, я открыл дверь. Парень поднял лицо и улыбнулся. На меня своими глазами цвета гречишного мëда смотрел Мир.