arcam cum parvis

      Влажный подол белого платья липнет к коже, струится по ногам Офелии, когда она вскакивает на гладкие плоские валуны, лежащие посреди ручья. Джаенна наблюдает за ней сквозь окуляры чумной маски, чеканя степенный шаг по жухлой рыжеватой траве. Офелия усаживается на камни, подгребает к себе ворох сухих цветов, которые предусмотрительно натаскала заранее — для могилорождённой она необыкновенно суетлива, дурашлива и улыбчива, хоть и улыбка её отдаёт иногда злым, едким безумием. Впрочем, все, кто когда-то покинул тот свет и вернулся — безумцы в каком-то смысле. Джаенне ли не знать. Крысы скребутся в полой грудной клетке, царапают рёбра — то ли от своего звериного беспокойства, то ли от предвкушения наступающей ночи и охоты. Джаенна опускается на колени — кринолин топорщит истрёпанную по краю юбку, — возвращает взгляд к чужим отрывистым, но ловкими движениям. Офелия сплетает ломкие стебли между собой, и у неё выходит ещё один венок, подобный тому, что она носит сама, только не имеющий такой тяжёлой, затхлой ауры, ауры дурной магии мёртвых. Взор прикипает к чужому плечу, маленькому и округлому, с которого сползла ткань с изящной вышивкой. Офелия хихикает, тоже замечая, совершенно беззастенчивая и будто бы не скованная своей же гневливой скорбью, красивая и запертая в этой посмертной красоте, красоте вечной и истинной. Её тонкий рот сминает усмешка, она соскальзывает в воду, подаётся вперёд и набрасывает венок Джаенне на затылок, задевая пучок. Чёрная прядка падает вдоль щеки Джаенны. Офелия накручивает её на мокрые пальцы, тянет несильно, к губам, в глазах — лукавые искры. — У тебя волосы пахнут дымом. Какая ностальгия!.. Где ж теперь моя курительная трубка... Наверное, гниёт на морской глубине! Она смеётся, жмурясь, и следует наглыми прикосновениями по клюву маски, подбирается к кромке, граничащей с глухим воротом платья, там, где в черноте узкой полоской проступает сухая, пергаментная кожа. Джаенна почти не ёжится, когда ладонь Офелии оставляет мокрый росчерк на шее. — Сними маску, м? Дай мне на тебя посмотреть. — Сделай это сама, утопленница. Офелия скалится улыбкой. — Грубо, Джаенна! Тогда назови меня по имени. Её юркие пальцы расщёлкивают крепления на затылке, тянут, обнажая лицо. — Офелия, — сипло роняет Джаенна, будто камушек с тихим всплеском падает в воду. Офелия смотрит на неё, не моргая, и очи её заволакивает тоской и безумством, словно туман поднимается над болотами. Вцепляется в запястья Джаенны мёртвой хваткой. — Я тебя утоплю, Джаенна. Утяну на дно. И ты вечно будешь моей. И никто, даже Маро, нас никогда больше не потревожит. Джаенна наклоняется и целует её в высокий лоб, собирая губами прозрачные капли. Когда-нибудь всё так и случится.