arcam cum parvis

      Заиндевелый хребет внутри угрюм, будто склеп, и неколебим вот уже сотни лет; лёд нарастает иглами круглый год, всё сильнее погружая в себя остовы кораблей. Это место — Край Света, древняя хтонь, тюрьма для оступившегося бога. Кайльд наблюдает за движением льда те же сотни лет, он сам не менее древний; наблюдает за слабо мерцающей в полумраке Звездой Падшего, которая хранит его оболочку — ржавый доспех Небожителя, наполненный голыми костями, и его дух — никогда не гаснущее синее пламя. Кайльд наблюдает, скованный цепями, навеки вмёрзший в металл и ледяной свод, и только иллюзии муштруют его терпение. Память тлеет в нём, как подожжённая бумага, и от неясных картинок хочется только рычать да поскорее обрести силу, такую, которой подвластно бы было даже свержение райской твердыни; под рёбрами нет ничего, и лишь ветер иногда свистит в пустоте грудной клети. Он — пустой, как треснутый сосуд, и те, кто столкнул его с Небес, те, кто оставил его, скоро опустеют подобно ему. Ведь во льдах есть и человечьи кости: белеют, жемчужные, хрупкие. Много людишек пытались украсть Звезду с тех пор, как он заставил одного особо резвого путешественника распустить слушок о чудесном артефакте и позволил даже забрать с собой осколок. Путешественник привёл их к нему, и он пожрал их души, запер их в рунах на цепях, бросил в свой огонь, чтобы приблизиться ещё на шаг к желаемой мощи. И они идут сюда до сих пор, жадные, алчные, прямиком демону в руки. Они подпитывают его, и больше от них ему ничего не нужно, ибо Кайльд Мудрый, бог, который вольно и праздно гулял среди людей, пел и плясал, говорил и учил, раздаривая драгоценные знания, умер много веков назад, в падении и позоре истлев до костей, а на его место пришёл демон. Ледяная Звезда вдруг вспыхивает ярче, так, что Кайльду смутно хочется прищуриться, и сияние её становится тягучим, словно призывным. Это значит, что последние души держат путь сюда, что потерянный осколок уже близко. Как и его триумф.