Фюрер, помогите с курсовой?

      Девушка билась с курсовой как только могла. Подобрала литературу, перечитала кучу похожих курсовых и дипломных, но ничего особо не помогало. И Разин тоже не старался хоть малость помочь. Только говорил, какое все дерьмо и браковал. Три раза. Три раза она уже переписывала эту херню, и все ему не нравилось. Он даже не намекал, что именно не так, где взять информацию, какую литературу лучше выбрать. Хер забил. А Аня теперь мучилась, потому что уже даже не знала, с чего начать и как правильно все сделать. Это еще ничего — Разин один из того малого числа преподавателей, которые проверяют работу на антиплагиат.       Аня еще тогда, когда пришла подписывать заявление, поняла, что ничего хорошего из этого не выйдет. Она спрашивала у старших курсов, все говорили, что он отличный научник: помогает, наставляет, советует и исправляет, всегда откликается. Только они не уточнили, что фюрер к ним прекрасно относился, у них не было долгов, они не пропускали пары, часто отвечали и всегда были у него на виду. А она… А она — Лабзина. У нее по одному месту пойдут и экзамены, и курсовая…       Рука преподавателя так неожиданно опустилась, прижав к парте чистый лист, что девушка дрогнула, выронив телефон.       — Пишите, — едва сдерживая гнев произнес Разин, грозно возвышаясь над студенткой.       — Что писать?.. — Аня громко сглотнула, дрожащими пальцами зажав ручку, не смея поднять глаза на фюрера.       — Пользовалась телефоном. Удалена с экзамена.       — Александр Дмитриевич…       — Пиши, — почти рявкнул он, и Лабзина не решилась что-то еще сказать. Быстро написала и выскочила из аудитории, едва ли не плача.       Пидорас! Идиотка!       То ли экзамен и правда так долго длился, то ли так казалось из-за тревоги и волнения, но Лабзина просидела под дверью почти до самого вечера, до шести. Мысли о том, чтобы просто уйти, она даже не допускала. На кону стоял софинанс, ни много ни мало, а родители сорок тысяч экономят. И так копейку к копейке собирают. Сама виновата. Два с половиной года училась на отъебись, надеялась на удачу, а теперь — вот. Получите и распишитесь. На что старалась, на то все и вышло. Все рухнуло. До сих пор слышались его слова…       Последний студент вышел из аудитории. Аня на ватных ногах еле поднялась со стула. Тихо приоткрыла дверь, заглянула. Фюрер не спеша собирал свои вещи, не обращая никакого внимания на девушку. Он ее не видел. Обернулся только тогда, когда услышал тихий кашель за спиной — она прочищала горло, пыталась избавиться от зажатости.       — Что-то еще? — его холодный, ледяной взгляд сродни той снежной буре, что разыгралась на улице, выжигал своим морозом.       — Я… — ладони вспотели так, будто она в любви ему собралась признаться. Шаг, еще один, еще… Почти вплотную, встав по правую сторону от мужчины. — Можно я попробую пересдать?       — Конечно, — безразлично пожал он плечами, сложив все бумаги в портфель. — Весной.       — Нет, сейчас. Пожалуйста, — Лабзина потянула Разина за рукав пиджака, вынуждая посмотреть на нее. — Пожалуйста, — поджала распухшие губы, которые она искусала в кровь от нервов. Часто заморгала покрасневшими глазами. Плакала, ныла, жалела себя. — Я слечу с софинансирования…       Александр Дмитриевич молча и долго буравил девушку взглядом. Взвешивал все за и против. Его обычно раздражали подобные ситуации, все эти слезы, попытки разжалобить, сейчас тоже, но не настолько… Может, она его гипнотизировала своим взглядом? Как перепуганный ребенок или олень в свете фар. С ее умом ближе второе. Огромные заплаканные зеленые глаза, готовые вытрясти душу своими просьбами. Всегда она так. Что на парах, что на экзамене, чуть одернешь, пугается сразу же. Глазами хлоп-хлоп, ничего не понимает. Будто он сожрать ее собирается.       И вроде симпатичная, но такая легкомысленная до ужаса! Он даже не мог себе представить, что творится в белокурой голове студентки. С ней же невозможно говорить - скачет с мысли на мысль. Это, что, получается, шутки про блондинок правда? Вот же стоит тому подтверждение. Была б она чуть-чуть собраннее, за ней полунивера бегало бы. Ну, правда, красивая же. Светлые волосы сейчас были собраны в высокий хвост, но когда распущены, выглядит лучше, там такая копна, только на кулак и наматывай. Глаза, как две зеленых пуговицы, ресницы длинные, густые. Вздернутый нос, полные губы, куча веснушек на лице. Обычно, такое ему не нравилось, как будто говно на вентилятор кинули, вот тебе и поцелуй солнца. А тут даже неплохо смотрится. Не особо высокая, зато с прекрасной фигурой. Небольшой верх и объемный низ, еще и подчеркивала всегда все свои достоинства. Но какая же глупая!       — Попробуйте, — все же согласился он, указав на парту прямо перед его столом.       Аня быстро вытащила билет, села за парту и начала писать, чиркать, опять писать. Телефон у нее Разин забрал сразу же, а теперь не сводил глаз, наблюдая, чтобы шпаргалками не пользовалась.       — Время, — коротко напомнил по истечению тридцати минут. — Я слушаю.       — Думы и поэмы Рылеева. Их идейно-тематическая направленность. Проблема историзма и народности. И поэзия декабристов на примере Кюхельбекера… — девушка вцепилась в лист, как в спасательный круг, начав говорить. — С двадцать первого года девятнадцатого века в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр — думы, лироэпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишенных, однако, фантастики. Рылеев особенно обращал внимание своих читателей на то, что дума — изобретение славянской поэзии, что в качестве фольклорного жанра она существовала давно на Украине и в Польше. На протяжении нескольких лет Рылеев напечатал свыше двадцати дум. В них поэт славит мужественность, проявленную в борьбе за национальную самостоятельность и независимость родины. В его думах воссоздаются образы Вадима… — она же помнила, в план даже записала. Нет, не записала. Ну же, вспоминай. Что-то промычала, промямлила сомневаясь. Лучше, чем молчать. — … А еще он был одним из тех трех повешенных, под которыми оборвалась веревка, но приговор все же был приведен в исполнение.       — Угу. Давайте дальше, — а он будто совсем не заинтересован. С таким лицом сидит… Все настолько плохо?       — …Вильгельм Карлович Кюхельбекер был принят Рылеевым в тайное общество меньше чем за месяц до декабрьского восстания… С одной стороны, он тяготеет к архаической поэзии, восхищается осмеянными эпопеями Шаплена и Шахматова, хвалит «беседчицу» Анну Бунину и одновременно примыкает к группе поэтов, которые связывают свое направление с поэтической деятельностью Жуковского и Батюшкова.       — Чьими эпопеями он восхищался? — вдруг переспросил фюрер, перепугав и так замученную студентку. — Шаплена и кого?       — Шахматова, — едва слышно отозвалась Аня, в панике пытаясь сообразить, что не так.              — Кого-кого? — нашел время, когда слушать. То сидел, ворон считал, а тут решил обратить внимание…       — Шихматова?       — А вторая фамилия какая у него? — молчание и завывание ветра за окном. — Ясно, давайте дальше.       С перепугу Лабзина на одном дыхании выдала все, что знала и теперь ждала вердикта палача. Тот сидел над своим листом, как Кощей над златом, и что-то думал. Долго, мучительно, оттягивая момент. Он вдруг встал, подошел к ней и потребовал вывернуть все карманы. Осмотрел лист, черновик. Наверное, подумал, что у нее еще шпоры где-то спрятаны. Сел обратно. Отстраненный, чем-то озадаченный. Может, думал, что с ней делать, а может, решал, что приготовить на ужин…       — Хочу стихи послушать. Давайте, «Русский бог» Вяземского, «Участь русских поэтов» Кюхельбекера и «Гражданин» Рылеева.       Тут Лабзина могла выдохнуть. Она выучила всего около четверти от того количества стихов, что нужны были на экзамен, но вот именно эти три стиха точно знала. Кюхельбекера и Рылеева рассказала идеально, без единой запинки, а вот Вяземского… На половине она начала рыдать. Прямо обливаться слезами, запинаться, заикаться, даже не обращая на это внимание. Мекала и бекала еще долго, если бы ее не остановил Разин.       — Анна, вы на всех экзаменах плачете? — нахмурился преподаватель, даже не скрывая раздражения.       Предупреждали ее: даже не смей реветь при нем, он этого терпеть не может. Его вообще ничем не возьмешь, не разжалобишь. Как камень. Даже беременных отправляет на пересдачу. Ему без разницы, какие у тебя причины не подготовки. Это тебе не Мурамцев, с ним хрен договоришься.       Аня замотала головой, начав вытирать слезы, размазывать по лицу тушь, подводку, тени. А плакать не могла перестать. Оно как-то само. Раз и все. Как истеричка сидит и ревет, и остановиться не может. Изнутри аж трясет.       — Нет, — всхлипнула она, стараясь хоть как-нибудь успокоиться. А нихера. Глядя на то, как больше злится Разин, разрыдалась пуще прежнего. Сейчас он ее выгонит, точно. — Это от нервов…       — Готовиться надо было лучше, не пришлось бы волноваться. Давайте, успокаивайтесь и предоставьте свои конспекты критических статей.       Девушка забрала свою сумку и с ужасом осознала, когда начала искать конспекты, что не взяла их. Хорошо, что сидела, потому что земля ушла из-под ног в одно мгновение. Может, просто не заметила, и они в другом кармане?       — Анна, — поторопил Разин, глянув на наручные часы. — Пиратов я уже пропустил, сделайте одолжение, позвольте мне успеть хотя бы на Гарри Поттера. Всего час остался, а мне до Харгоры еще ехать. Давайте как-то побыстрее.       Уже семь? Студентка глянула в окно — темень, хоть глаз выколи и метель. И как домой добираться по такой погоде? Наверное, эта проблема даже больше, чем ее конспекты, оставленные дома.       — Александр Дмитриевич, можно я потом вам покажу? Я забыла…       — А как вы шли на экзамен, зная, что у вас нет конспектов? Я же говорил, что не допущу. Зачем вы тратите мое время? — она в конец вывела его из себя. Разин начал собираться, скомкал лист, кинул его в урну. Только сейчас Лабзиной получилось взять себя в руки и успокоиться. Нужно было срочно как-то все решать.       — Пожалуйста, я принесу завтра. Или в понедельник. Когда вам удобно?       — Сегодня. Мне было удобно сегодня.       — Ну, Александр Дмитриевич…       — Лабзина! Сколько можно?! — гаркнул он, вынудив блондинку вжаться в спинку стула и испуганно смотреть снизу вверх. — Я на мальчика похож, который всем поблажки делает?! То, что вы не готовы — только ваша вина. И я не собираюсь из-за вашей безалаберности, лени и безответственности тратить на вас свое время. У вас был семестр, чтобы изучить материал. Чем вы занимались?       — Я подготовилась, — попыталась вставить слово Аня. — Просто переволновалась.       — Лабзина, идите домой, ради всего святого. Не доводите до греха, идите! — он ее вытолкал, выпихнул в коридор, прямо перед носом захлопнув дверь.       Ну все. Пиздец. Вот тебе и Новый Год. А как родители такому подарку обрадуются, м! Наверное, самое время переводиться на заочку. Ну, а что? Зато опыт работы потом сразу будет. Это ведь хорошо? Учиться всего на год дольше… Сама будет платить за учебу, там как раз немного выходит. Все же не так плохо, да? Вот, последний экзамен почти сдала, теперь каникулы. Надо отдохнуть, правда? Попить новопассита…       Аня спустилась вниз, забрала пальто из гардероба. Обычно тут очередь до самого входа, а сейчас даже гардеробщицы нет. Тишина. Все уже отдыхают. Правильно, а что еще в такую погоду делать? Она еще раз глянула в окно. Метель не собиралась заканчиваться. Утром же все нормально было, термометр вообще ноль показывал. И она на радостях напялила осеннее пальто, а теперь надо тратить деньги на такси. А, ну, конечно! Куда без сюрпризов? Телефон разрядился. Вот спасибо! Что она такого сделала, что ее награждают такими подарками? И как теперь до дома добираться? На остановке околеет моментально, еще автобус как-то дебильно ходит, раз в двадцать минут…       Вот оно! Вот оно спасение! Спускается на первый этаж и идет к выходу, поправляя свое пальто.       — Александр Дмитриевич! — закричала Аня, из-за чего Разин как вкопанный встал перед турникетом, а она, воспользовавшись моментом, подбежала, процокав каблуками через весь вестибюль к нему. Просить о таком неловко, но куда уж хуже?       — Господи, боже мой, — пробормотал преподаватель, нехотя обернувшись к студентке. — Чтр, чрт… — он уже сам запинаться начал, довела мужика! — Что вы еще от меня хотите?       — Мне очень неудобно просить, но вы можете вызвать мне такси? Я вам потом переведу. У меня телефон сел, а автобус раз в двадцать минут ходит… — на лбу мужчины уже выступила вена от раздражения. А она все стояла и смотрела, задрав голову вверх и надеялась, что он не пошлет ее куда подальше.       Фюрер глубоко вздохнул, потер лицо руками и снова глянул на время. Да-да, Гарри Поттер. Мы помним.       — Где вы живете? — устало поинтересовался Разин, вынув ключи от своего автомобиля.       — На Мичурина.       — Нам по пути. Я вас подвезу, — а по лицу так и видно, как ему хочется побыстрее от нее отделаться. — Только молчите, пожалуйста. У меня уже голова от вас болит, — предупредил он, выйдя на улицу.       Аня за личной жизнью Александра Дмитриевича не следила, но по часам, одежде, да всему внешнему виду и манерам, могла точно сказать, что человек при бабках. Айфон, часы того же бренда, бэха, по крайней мере, брелок от машины именно от немца. Может, конечно, все это в кредит, но держит лицо Разин так, будто все его родное. Всегда идеально выглядит, словно ему это с детства привили. Она думала, была уверена, что место доцента он себе просто купил. Как и все свои научные работы, потому что такого бестактного преподавателя она еще не встречала. Удивительно, ведь им целых пять лет говорят о педагогической этике, а как за стены универа выходят, сразу забывают об этом. Или это ему корона давит? Точно давит.       Может, у него расстройство какое, поэтому так настроение скачет? Только орал на нее, а теперь дверь черной машины открывает, приглашая в салон. Даже печку включил, заметив, как Аня трясется и потирает руки друг об друга. Может, ему за рулем просто комфортно? Вон какой спокойный сидит, даже на пробки не бесится. Хотя пробки сейчас вообще не удивительно. Предпраздничные дни, все носятся, подарки покупают… А у нее даже игрушечной елки нет. Зато гирлянда над кроватью, но это так, фигня. Хотелось именно праздника. Елку, мандаринов, хорошего настроения. Теперь, с этой короной, даже к родителям не уедешь, заболели, заразы. Можно, конечно, напросится в гости к Соньке или Алисе, но им и так есть с кем Новый Год отпраздновать. Вот и получается — одна.       — Не явившихся по уважительной причине не снимают с софинанса, — неожиданно прервал тишину Разин, поворачивая налево на перекрестке. — Если достанешь справку, что болела, тебе дадут резерв для пересдачи после праздников.       Сказать, что Аня удивилась, ничего не сказать. Охренела. Выпала. Таращилась на мужчину за рулем во все глаза.       — Вы сейчас серьезно? — не веря свои ушам, переспросила. Ну, а мало ли?       — Я уже написал в ведомости, что ты не пришла. Но, — сразу пресек он ее. — Не думай, что я разрешаю тебе так сделать потому, что ты отвечала неплохо. Это было ужасно. Я не хочу портить тебе праздник. Считай, что это подарок на Новый Год. И не вздумай никому ляпнуть. Поняла?       — Поняла, — она старалась изо всех сил, но так и не смогла скрыть счастливой улыбки. Это значит, ей не придется переводиться на заочку и искать работу! Вот так бы сразу. Наверное, стоит его поблагодарить? — Спасибо большое, правда.       — По твоему лицу и не скажешь, что ты рада.       — Что? — Аня опустила козырек перед собой и ужаснулась отражению. Да она же настоящий черный арлекин. Весь макияж поплыл и растерся по лицу. — Вот блин, — к счастью, в сумке нашлись влажные салфетки, которыми удалось быстро исправить ситуацию. — Я просто переволновалась, поэтому расплакалась… — неловко. Это что, получается, она перед ним вот так сидела? Теперь понятно, почему он ее прогнал.       — А курсовую ты как защищать собираешься? Тоже истерику устроишь? — хотел уколоть, наверное, но получилось лишь усмехнуться и совсем беззлобно.       — Не устрою, если вы начнете мне хоть немного помогать.       — Я помогаю. Указываю на ошибки.       — Нет, не помогаете, — Аня развернулась, села полубоком, насколько позволяло сиденье, и начала гнуть свою линию. То, что он допустил ее к экзамену, конечно, хорошо, но курсовая никуда не делась. Если сейчас не расставить все точки над «и», то и хорошей оценки ей не видать. Это еще повезло, что сдачу и защиту перенесли на апрель. — Я присылаю вам работы, вы говорите, что все не то, переделывай. Прошу помочь найти литературу — поищи в интернете, сходи в библиотеку. Прошу подсказать метод и способ для исследования — прочитай в других работах, посмотри в методичке…       — А что ты ожидала? Что я начну тебе работу писать?       — Да хоть какой-нибудь помощи. Это моя первая курсовая, я без понятия, как все это делается, а вы даже на подсказку скупитесь. Будто у вас за это деньги берут.       — Как это первая? А два года ты чем занималась?       — Ничем. У нас только с третьего курса началась вся эта фигня, — Аня сложила руки на груди, продолжая сверлить Разина взглядом.       Нет, ну если так посмотреть, то он ничего такой. Симпатичный, красивый. Прям ее типаж. Высокий, русоволосый. С идеальным профилем. Лоб не огромный, нос прямой, его даже не портит широкая переносица. Челюсть средняя, не массивная, как у бульдога и не узкая, не бабья. А руки! Господи. Они же ухоженные. Ни заусенцев, ни грязи под ногтями. И обувь всегда чистая, одежда выглажена. Всегда приятно пахнет. Все хорошо, если бы не его дерьмовый характер. А так, прям в аудитории и дала бы. Только он не даст. Обидно. А хотелось.       Можно было бы, конечно, подкатить, но Аня не была на все сто уверена, что он свободен. Точно не женат, а вот девушка могла быть. Интересно, как она его выносит? Может, он прекрасно извиняется? Цветы, подарки, куни? Можно даже без первых двух пунктов. Ой, что-то вообще не туда. Курсовая, да.       — Мне вас так расхваливали. Говорили, что вы прекрасный научник, помогаете, — пошла она с козырей, сразу с лести. А что? А кому сейчас легко? С такими только так и бороться, задабривать. — Чем я хуже? Почему мне вы не хотите помогать? Я что, вас как-то обидела? — а теперь манипуляция чувством вины и стыда. Вряд ли Разин о таком знает, но вдруг получится.       — Аня, — впервые он назвал ее не полным именем. Непривычно как-то даже. Анна-Анна, а тут Аня, как будто не к ней обращается. Даже не заметила, как он перешел на ты. — Не нужно на мне свои женские штучки применять, я уже достаточно пожил, чтобы не вестись на такое, — ага, передали, какой ты зверь, даже пузатых на пересдачи отправляешь. — Я не могу тебе помогать дистанционно, мне нужно видеть и объяснять все вживую. Иначе ты ничего не поймешь.       — Хорошо, давайте встречаться, — не поняла сначала, что ляпнула, только заметив, как двинул бровью мужчина и усмехнулся, осеклась. — По поводу курсовой. Я это имела в виду.       — Конечно, я так и понял, — Разин старался сохранить лицо, но от Лабзиной не ушло то, как едва заметно дергаются уголки губ.       У него, наверное, отбоя от студенток нет. А что? Красивый, молодой, в самом разгаре, только успей ухватить. Небось, каждая вторая признается ему в чувствах или предлагает себя за хорошую оценку. Вот будь она на его месте, не отказывалась от такой возможности. И взятки бы брала, да побольше. И не надо осуждать, ее так родители учили: дают — бери, бьют — беги. Какая там совесть? Денег и секса много не бывает. Второго тем более, а если уж говорить про качественный, с хорошим концом, то такого и днем с огнем не сыщешь. Был у нее один такой. Сунул-высунул, все, гуляй, Вася. А что там произошло, даже понять не успела. То ли вошел, то ли рядом поводил… Второму резинки жали, не те ощущения. Зато ВИЧ и всякие спидораки лечить — во какие ощущения! Ой, ну в манду этих мужиков, короче. Спермобаки тупые.       — Прибыли, прекрасная маркиза, — отвлек от размышлений фюрер, остановившись около нужного подъезда. — Можешь выходить.       — Вы так и не сказали, когда и где мы можем встречаться?       — Обсудим это позже. Сейчас я тебе ничего путного не скажу. Иди, — что там она про манеры говорила? Просим слова обратно. Хам.       — Тогда до свидания, — улыбнулась Аня и выскочила из машины, поспешив к подъезду.       То ли она так была увлечена Разиным, то ли из-за метели плохо видно, но Лабзина даже не заметила парня у подъезда. Подходя, не обратила на него никакого внимания. Наркоман какой-то. Стоит трясется, капюшон натянул, лица не видно. Только потянулась за ключами, как ее схватили за плечо, рывком развернув, заставив завизжать с испугу.       — Не ори ты так, давай поговорим, — перехватил ее руки парень, чтобы не сбежала. От ужаса Лабзина даже не сразу узнала знакомый голос, только постаралась вырваться и позвать на помощь. Ну все, сейчас ее расчленят, убьют и изнасилуют! — Ань, харэ визжать! — незнакомец дернул ее на себя и стянул капюшон.       — Рома?! — не отойдя от шока, она продолжала почти визжать. — Ты совсем больной? Что ты тут забыл? Я тебе все сказала, иди домой, — очередная попытка скрыться в подъезде не увенчалась успехом, Рома снова схватил за руку, едва ли не отрывая рукав пальто. — Отпусти ты меня!       — Ты меня везде в блок кинула. Че за дела?       — Че за дела? Мы расстались уже как два месяца, вот что за дела. Бухай дальше со своими отбитыми друзьями, а меня оставь в покое.       — Ну че ты? Поссорились и поссорились, с кем не бывает?       — В смысле поссорились? Ты нормальный? Ты меня таким дерьмом полил. Иди ты к черту. И отпусти меня!       Аня снова попыталась вырваться, даже пнуть незадачливого бывшего, а тот только сильнее вцепился. Как клещ. И она дура. Четыре раза с ним расходилась и каждый раз возвращалась. Обещала, что больше такого не повторится. Конечно. Пока он ее всем своим матерным запасом не покрыл, не ушла. Хорошо хоть руку не поднимал, хотя с его любовью к алкашке, до этого было недалеко. Только начала забывать про него. Это талант какой-то — появляться в самый ненужный момент. Деньги на пиво кончились? Ой… А сколько она ему занимала на это ссаное пиво. Нет, пиво она тоже любила, но у нее и деньги всегда на него были. А этот огромный лоб всегда без бабок, у мамки на шее сидит, еще и от нее требует. А сам даже цветочка не подарит. Козел. Как она его только терпела? Два года почти!       — Эй, пацан, — по-армейски командный голос доцента раздался уже, не как гром, а как дар божий. Господи, спасибо, что он не успел уехать! — Отпусти ее, — Александр Дмитриевич подошел к парочке, возвышаясь над обоими. — Глухой? Уши отморозил?       — А это что за вафел? — Рома все же отпустил Аню, отошел назад на шаг, а девушка поспешила скрыться за спиной преподавателя. — Это что, получается? Ты уже нового ебыря себе нашла? А говорила, что не шала… — он даже договорить не успел, как резко отшатнулся в сторону от внезапного удара в челюсть. Аня вскрикнула, зажав рот рукой. Зачем же сразу бить? Парень впечатался спиной в доску объявлений и только благодаря этому устоял на ногах. Куда ему — живодристику, худому как велосипед, до Разина, с такой физической подготовкой, что ее результаты даже через рубашку порой было видно. — Ты че блять?! — вылупил глаза Рома, стерев кровь с разбитой губы.       — Ни че, — всю культуру как ветром сдуло. А как иначе? С быдлом только на быдлячем, по-другому не поймут. — Слышишь, — Разин, как орел вцепился одной рукой в заднюю часть шеи парня, как будто за шкирку, заставив того прижать голову к плечам. — Пиздуй нахуй отсюда, пока я тебе ребра от позвоночника не отделил. Еще раз появишься тут, врачи будут тебя из мозаики собирать. Понял? — ответа не последовало, и он тряхнул парня, сжав пальцы на шее сильнее. — Я не услышал!       — Понял! Я понял! Отпусти! — как только хватка на шее ослабла, Рома поспешил исчезнуть. — Гандон! — крикнул он уже из-за угла дома, и только Разин сделал шаг, сразу же сбежал.       — Какие интересные у тебя ухажеры, — хмыкнул Александр Дмитриевич, обернувшись к Лабзиной. — Никогда не пойму вашу мечущуюся женскую натуру. Вы ж симпатичные девчонки, что ж вы выбираете всегда каких-то идиотов? — Аня лишь пожала плечами, стараясь не обращать внимание на капли крови на снегу, на резкую перемену Разина. — Пойдем, я тебя до квартиры провожу. Все проблемы из-за баб, на Гарри Поттера я так и не успел, — ворчал он, поднимаясь к лифту за девушкой.