***
— …И что, ты думаешь, что она тебе изменяет? — Леха нахмурился, разбалтывая в стакане с виски кубики льда. Звон ударов о стекло заглушала негромкая музыка, зато взгляд Разина был прикован к ним. Тот считал, что пить любой алкоголь со льдом — портить весь вкус. — Не знаю, — пожал он плечами, осушив уже не первый стакан. Держится неплохо, так и не скажешь, что много выпил. — Не хочу об этом думать, но не могу. Я просто не понимаю, что с ней происходит, что творится у нее в голове… — У меня так с Сонькой было. Учеба задавила, она сама не своя была. — И что? — Ничего хорошего, тоже решил, что налево ходит. Наорал на нее… Короче нахуевичал. — Так я, блять, спрашивал у нее, может, что-то с учебой или проблемы в группе, с родителями, она ж говорит, что все нормально. Я уже не знаю, что думать. Может, она вообще, нахуй беременна! Хоть одно разумное объяснение такому поведению будет. — Пф, — Кондратьев вздернул брови и тут же осушил стакан, да так быстро, будто старался избавиться от кошмара. — Что? — Разин плеснул новую порцию себе, ему… — Ты так просто об этом говоришь… Мы с Соней даже не думали о детях. Ответственность такая… — Да это я так, ляпнул с дуру. Будет пизда, конечно, если она реально залетела… Какой из меня отец? — стойку пробило мелкой вибрацией, привлекая внимание к телефону. Разин нахмурился, сдвинул шторку уведомления. — Момент. Это Аня. «Ты где? У тебя разве не кончились пары?» «С Лехой в баре» «Мне тебя ждать?» «Да, если хочешь поговорить» И вновь тишина… Уже даже не удивляет… — Нормально все? — поинтересовался Кондратьев. — Да, — фюрер в пару движений пальцев отключил звук и положил мобильник вниз экраном. — Посидим еще немного и по домам. Немного не получилось… Слово за слово, вот и вышло вернуться домой только ближе к ночи. Еще завтра на работу придется на такси ехать, потом машину забрать надо будет, м-да. В окнах свет не горел, и Саша решил, что девушка уже спит, но нет. Аня лежала на кровати, пялила в телевизор, кажется, что-то на ютубе смотрела. Неважно, на него-то она внимания не обратила. Ладно… Душ, надо ополоснуться, смыть с себя все дерьмо этого дня и лечь спать. Одному. Она ведь опять отвернется от него, отодвинется к краю. Середину займет кот… Может, это в нем вся проблема? Когда он вернулся, Лабзина уже выключила телек и привычно отвернулась к окну, кот вытянулся в ногах, разлегся на спине и выставил полосатое пузо. Грех не погладить. Немного, чисто для галочки. Просто пальцами пощекотать. Усатый-полосатый довольно муркнул, потянулся и лег на бок, вывернув голову. Хватит, а то Разин даже улыбаться начал. Долго не получалось уснуть. Сон просто не шел, еще эти звуки… Вы вообще в курсе, что коты могут храпеть? Ну, не храпеть, а так, сопеть громко. Все равно мешает. Потом Анька ворочаться начала. Часов до трех без сна пролежал. Наверное, только к четырем засыпать начал. На стороне Ани снова началась возня. Во сне она всегда ворочается, поэтому Саша лишь выдохнул и тут же на короткий момент замер, когда к нему осторожно прижалась девушка и уложила голову на грудь. То ли недели хватило, чтобы отвыкнуть, то ли еще что-то, но это так… Необычно теперь. — Чего ты? — тихо задал он вопрос, приоткрыв глаза. Анька тут же вздрогнула и от голоса, и от руки, оказавшейся у нее на спине. Привычки остались, Саша все так же гладил ее вдоль позвоночника, задерживаясь на пояснице и лопатках. — Я думала, ты спишь, — так же тихо отозвалась она, прижавшись щекой к твердой груди. — Не могу уснуть. — Я тоже… Странно. Так странно все это. Теперь лежит рядом, обнимает и все молча. Будто и не было ничего. Будто так и надо… Аня закинула одну ногу на Разина, он решил, что она это для удобства, и привычно начал поглаживать под коленом. Потом она приподнялась и уселась на его бедрах, скинув одеяло к ногам, наверное, на кота. Саша потянулся к ночнику над изголовьем кровати, в один короткий щелчок комната совсем немного, тускло посветлела. Этого было достаточно, чтобы видеть девушку, как она нервно сглатывает и облизывает искусанные губы. Она сама их так обглодала? По привычке, опять, впрочем, он не был против таких привычек, положил руки на бедра, скользнув пальцами под короткие шорты. Он любил, когда она спала в одних трусах, но и в пижаме какой-то шарм есть… — Прости меня? — хрипло произнесла она, забыв сглотнуть и смочить горло. — Я не злюсь, — ложь, наверное, во благо? Прикрытая интересом? Неважно. — Но тебе лучше слезть, — захрипел уже сам. Ему хватило одного ощущения жара от того, как она прижалась бедрами, тяжести веса, чтобы кровь прилила к члену, быстро поднимая его. — Не хочу, — Лабзиной нужно было двинуть бедрами всего пару раз, чтобы Разин сжал в ладонях упругие ягодицы, заставив немного привстать с глубоким вздохом. — Или ты хочешь? — Сама как думаешь? — Саша громко сглотнул, глядя за тем, как дрогнули губы девушки в улыбке. Замерши, проследил, как она стянула свою майку, оголив небольшую грудь, животик. — Я с тобой ебу дам. — С тобой не проще, — она потянулась к нему за поцелуем, и Разин готов был кончить уже от этого простого действия, от ощущения того, как ее соски упираются ему в грудь. Как она уже лежит на нем, как прижимается к нему губами. Медленно, ласково, заставляя весь жар собираться где-то в середине груди, прямо между ребер. Не помнил, кто из них стянул с Аньки шорты с трусами, обнаружил это уже, когда она прижалась голой мокрой промежностью к твердому члену. Облизнул губы, жадно пожирая Лабзину взглядом. Заворожено глядел, как спускает его трусы и приподнимается. Тонкая линия мурашек протянулась вдоль позвоночника, заставляя волосы встать дыбом, когда мягкая ладонь обхватила член, чтобы направить туда, куда надо. А то будет крику — вставил не туда. Кажется, они одновременно выдохнули, когда Аня медленно опустилась на член и сжалась, заново привыкая к размеру. Пришлось опереться на торс фюрера для удобства, чтобы проще было двигаться. Медленно вверх, немного вперед и вниз, с тихим стоном ощущая каждую набухшую вену в себе. Немного прогибаясь, чувствуя ладони на ягодицах, пальцы цепко сжавшиеся на такой привлекательной для Разина части тела. Все мурашки сосредоточились где-то в пояснице, заставляя напрячь бедра и тихо материться, ощущая привычные влагу и жар, каждую пульсацию. У фюрера разбегались глаза, вместе с ними и ощущения, и мысли… Куда смотреть: на Анькино лицо, как она отрывает рот в немом стоне, как сводит брови, жмурится? На грудь, что так красиво приподнимается и опускается с каждым качком тела? На что бы он не глядел, везде получал точный ответ — ей определенно нравится. И ему тоже, даже больше. Разве не это главное? Сжимал пальцы на ягодицах так же, как и Аня сжимала его в себе. Скользил взглядом по всякому изгибу тела, следом за ним не спеша ползли руки, поглаживая каждый сантиметр бархатистой кожи. Бедра, талия, грудь. Маленькая, полностью умещающаяся в ладонь, еще и место останется. Твердые розовые соски, которые так влекли к себе Разина. Он обвел их большими пальцами, прямо как соски на геймпаде. Хоть где-то эта мелкая моторика пригодилась. Зажал между пальцами, немного прокручивая, несильно, хотя иногда он грешил подобным, но лишь для того, чтобы увидеть, как забавно морщится Лабзина. Аня жмурилась, ритмично скача на фюрере, сжимая его бедра ногами от напряжения, сковавшего каждую мышцу. Она дрогнула и сжалась, громко выдохнув, когда Саша с довольной ухмылкой просунул вниз руку и принялся поглаживать пальцами клитор. Она могла поспорить, не видела, зажмурившись, но точно слышала, как тихо смеется мужчина. Ощущала каждой клеточкой напряженного тела вибрацию в его груди и улыбалась в ответ, кусая губы. Услышать его смех после долго времени молчания — почти отдушина, моральный оргазм, вызывающий за собой и физический. Девушка мелко задрожала, часто сжимаясь на члене. Запрокинула голову, выставляя в свет тонкую шею, усеянную бусинками пота. Такую кра… — Ай! Ай-яй-яй! — Аня завизжала так громко и впилась ногтями в Разина с такой силой, что он сам сжался. — Ай, блять! — Саша быстро перехватил руки от краснеющих царапин, морщась от боли еще и в паху, так сдавила его… — Ты чего? — брови сошлись на переносице от вида болезненной гримасы на лице Лабзиной. — Судорога… Ногу свело… — тихо проскулила девушка, задыхаясь, стараясь немного расслабиться, но ноющая боль сковала все от бедра до самой пятки. — Так и знал, что будет подобное. Давай, осторожно, — Саша медленно приподнялся сам, потом одно бедро Ани. Будет больно всем, если резко перевернуться, в особенности ему. От такой мысли холод прошел по спине, вынуждая двигаться еще аккуратнее. — Вот так, — работа почти как у сапера. Выдохнуть получилось лишь тогда, когда Лабзина оказалась на спине, продолжая сжимать фюрера ногами. — Нет иголки рядом? Что ты ржешь?! — слабый удар в плечо только больше рассмешил Разина. — Это было так неожиданно, ты как заорала… — Саша плотно сжал губы в попытках даже не улыбаться. Собственно, ничего не вышло. Он быстро покраснел и задрожал от смеха, поспешил скрыть это, склонив голову и, коснувшись лбом плеча студентки. — Мне больно, а он уссыкается. Саша! — в один миг она сцепила зубы на плече Разина, заставив того зашипеть. — Крокодил ебанный! Кто виноват, что у тебя судороги начались? — пришлось перенести весь вес на колени и один локоть, потому что второй рукой надо было поправить напряженные ноги для удобства и начать растирать ту, что свело в такой важный момент. Пальцы ласково скользнули под колено. — Тут? — Анька в ответ угукнула, прижавшись горячей щекой к его плечу, прямо к укусу. — Ну все, тише, сейчас отпустит, — он принялся массировать скованные мышцы под коленом и медленно двинулся вновь, когда ощутил, что ноги девушки немного расслабились. Минута, две, может, три потребовалось, чтобы отпустило до конца. Саша всячески старался ускорить процесс, отвлекая поцелуями и ласками. Наверное, это больше для самого себя, потому что с таким желанием он уже давно никого не целовал, а тут всего на неделю доступ к телу перекрыли, и он был готов расцеловать каждый сантиметр, радуясь чуткой отзывчивости Ани, ее податливости и тому, что она больше не стремится откусить от него кусочек мяса или содрать несколько слоев кожи. Толчки становились все чаще и глубже, быстро нагоняя упущенный оргазм. Разин упивался сбитыми стонами девушки, покрывая поцелуями ее шею, плечи, грудь, если мог дотянуться. С самодовольной радостной ухмылкой следил за тем, как Лабзина жмется к нему и захватывает в плен двух пар конечностей. Кусал губы, ощущая частые сокращения мышц на члене и малейшую дрожь в теле Ани. С восхищением смотрел за тем, как широко распахивает глаза, раскрывает рот в немом стоне, замирает на несколько долгих секунд и жмурится на громком выдохе. Ему самому не требуется сейчас много времени, несколько минут, чтобы догнать Аню и получить в ответ тихий стон, пока горячая сперма растекается внутри, а по рельефу его напряженной спины сбегают капли пота. Саша не спешил слазить с Лабзиной, впрочем, она и сама не стремилась его отпускать, продолжая удерживать в объятиях и дышать куда-то в шею, успокаиваясь. И все как-то не так… Он слишком много думал все это время, так много, что даже сейчас его не оставляли мысли. Секс не похож ни на одно их примирение. Ни грубый, ни нежный. Ни динамичный и ни сухой. Какой-то слишком спокойный, обычный, будто они уже давно живут в браке, и секс пару раз в месяц для них единственная отдушина, если не крайность супружеского долга. Но они не в браке, более того, не так уж и долго вместе, чтобы все так приелось… — Извини, — подала голос Аня, наконец отпустив Сашу и с сожалением глядя на расцарапанный торс. — Я не специально. — Заживет, — он легко поцеловал ее перед тем, как свалиться на спину и задышать полной грудью. — Думаешь, еще есть смысл ложиться спать? — У меня завтра только третья и пятая пара, я могу немного поспать. — У меня четыре пары со второй… Тогда я первая в душ, мне спать меньше. Вот так. И снова отвернулись к друг другу жопами. Удивительно, не отвернулись, точнее сказать, не отвернулась. Аня легла рядом, уложила голову на плечо и быстренько уснула. Будто бы ничего не было. Ни ссор, ни секса, вообще ничего…***
Противный звук будильника трезвонил с восьми утра. Бодрости было целое нихуя и еще небольшая тележка с нихуями. Мотивации встать, кроме того, чтобы заткнуть будильник и не тревожить сон Саши, не было. Но и она быстро испарилась, потому что, как оказалось, фюрер уже не спал, а хозяйничал на кухне. Варил кофе и что-то еще. Тосты? Ага, они… Аня тихо поднялась с кровати, сунула ноги в пушистые тапки, которые так бесят Разина, и, старясь ими не шаркать, пошла на кухню. Ей казалось, что она как рысь тихонечко подкралась к своей добыче, но, когда резко обняла мужчину со спины, он даже не дрогнул. — Ну… — Я слышал, как ты проснулась, — усмехнулся Саша, выключая плиту. — Мог бы и подыграть, — она ткнулась носом в голую спину, между лопатками, шаловливыми руками ощупывая торс. — Тебе чай заварить? — пришлось перехватить ее руки своей, когда они оказались в критической близости к паху. Нет, он не против, но не сейчас. Надо же когда-нибудь уже поговорить нормально. — Кофе. Состояние нестояния, боюсь уснуть на паре, — хорошо турки в руках Разина не было, потому что Лабзина, как пиранья, вцепилась зубами ему в лопатку. — Блять! Ты совсем ебу дала?! — он быстро обернулся и завел руку за спину стараясь дотянуться до укуса, и растереть его. — Это тебе за недопуск. — Ты же знаешь, что я тебя допущу, что ты истерики устраиваешь? — А ты? Наорал на меня, унизил при всей группе. Я опоздала на пять минут из-за курсовой. Могу поспорить, что, если бы я сейчас с тобой и второй курсач писала, ты бы меня с любой пары вызывал. И так все нервы уже истрепала, еще и ты будто с цепи сорвался. — Сорвался, потому что не понимаю, что с тобой происходит. То ты морозишься и нахуй меня шлешь, то на этом же хуе скачешь. Что мне думать? Что у тебя другой? — Дядя Саша, ты дурак? — Аня нахмурилась и покрутила пальцем у виска. — Какой другой? — Яковлев, например. — А, ясно, — девушка нервно усмехнулась, поражаясь тому, что мысль о том, что у нее могли остаться чувства к Роме, не отпускает Разина. — Что ясно? Мне вот нихуя не ясно. — Ничего. Если ты думаешь, что я могу ноги перед каждым раздвигать — нам не о чем говорить. — А, вот так, да? — Вот так! Это пиздец, потому что! Ты… — боги, она завелась с полуоборота. Ай, Саня такая же хуйня… — Как у тебя вообще могла появиться такая мысль?! — Действительно! — Разин развел руками и усмехнулся. — Откуда? Может, из-за того, что ты меня игнорируешь и отталкиваешь? — Никто тебя не отталкивает! Если мне нравится человек, мне противна сама мысль об измене, любое прикосновение! — Вот именно! Мои ведь тебе противны? Значит, есть кто-то еще? Аня часто заморгала, дрогнув от нервного смеха, охватившего ее: — Блять… Да иди ты нахуй, идиота кусок. Ты даже услышать меня не хочешь, напридумывал себе хуйни и гнешь свою линию. Радуешься, какой ты невъебенно умный! — Пошла в пизду, — выплюнул Разин ей в спину, когда Аня развернулась и пошла в душ. Вот и поговорили. Не, ну, а что? Обычное утро в русской семье, я считаю. Будто у вас так утро не начинается… Когда Лабзина вернулась, кофе и тосты все же ждали ее на стойке. Там же и хмурый Разин, лениво и совсем без аппетита жующий эти же тосты. Ели в тишине, Аньке самой теперь в горло кусок не лез. — Ты не знаешь, можно сменить научного руководителя сейчас или уже слишком поздно? — негромко спросила она, кое-как протолкнув кусок хлеба. — У тебя курсовая уже готова, смысл? — Разин вздохнул, медленно попивая кофе. — Тебе дадут новую тему, ты не успеешь написать две курсовых. — Все-таки можно? — Что, даже написание курсовой со мной противно? — он лишь повел бровью, на что Аня закатила глаза. — Саш, я серьезно. Можно или нет? — Если другой преподаватель согласится тебя взять. Но это много дрочи с деканатом и МФЦ. — А ты ни с кем не пишешь в этом семестре? Можно к тебе? Саня кинул недоверчивый взгляд на девушку, скорее, даже оценивающий: — С чего бы? Что с Кичиным не так? — Валит сильно, — тихо отозвалась Аня, разламывая тост на маленькие кусочки. — И? Думаешь со мной проще будет? — Спокойнее, — она потупила взгляд в тарелку, где размазался весь джем из-за ее акта вандализма над несчастным куском хлеба. — Забей, это я так, просто поинтересовалась. Разин не собирался продолжать этот разговор, но не мог перестать следить за тем, как она мучает тосты, нервно отрывает маленькие кусочки и не ест. Как в прострации какой-то. Ссоры ссорами, что ж он, совсем зверь, чтобы не помочь ей? — Что там за тема такая, что ты с ней справиться не можешь? — есть и самому не хотелось, поэтому Саша отодвинул тарелку подальше. — Помогу, чем смогу. — Тема нормальная, это все Кичин… — Лабзина подняла глаза на мужчину, грустные-грустные такие… — Он тебя заставил написать строение адронного коллайдера? Хуже, чем я? Аня закивала и часто заморгала, глубоко вдохнула носом и задрала голову кверху, принявшись поспешно вытирать подступившие слезы. Пиздец. — Ань, — Саша отставил чашку и подошел к девушке. — Ты чего? Что он сделал? — надо быть слепым, чтобы не увидеть тревогу в голубых глазах. Он взял лицо в ладони, принявшись стирать слезы большими пальцами. — Приставал… — тихо пробормотала она, так, что Разин едва мог разобрать. — Что? — переспросил он на автомате, чувствуя, как горло сдавливает гнев. — Он тебя домогался? — сквозь зубы уточнил, надеясь на то, что неправильно услышал. Кивает. И рыдает уже. — Давно? — Почти две недели, — надрываясь от рыданий ответила Аня. Ее как прорвало. Правильно, столько молчать… — Почему я только сейчас об этом узнаю? Почему ты сразу мне не рассказала? — он держался из последних сил, чтобы не начать орать. Непонятно, за какую ниточку он держался в тот момент, но она оказалась невероятно крепкой. — Испугалась… Он сказал, что знает про нас с тобой. Обещал доложить обо всем в деканат, если я не… Сначала намекал, я старалась не обращать внимания, потом начал пытаться трогать… Когда я сказала, что сама расскажу о его домогательствах декану, он заявил, что я никогда не сдам у него курсовую, и начал топить… — Аня начала снова вытирать слезы, глядя на замершего преподавателя. — Я боялась, что ты можешь с ним что-то сделать, и он точно заявит в деканат. Испугалась, что у нас могут быть больше проблемы. — Ты идиотка, — выдал Разин, снимая девушку с барного стула. — Ты из-за этого всю неделю такая странная? — блять, да с такой нервотрепкой не то, что секса не захочется, тут в петлю залезть остается. Анька, как он и предположил, кивнула, прижавшись мокрой щекой к груди, когда он обнял ее. Саша был уверен, что девушка слышит его бешеное от злости сердцебиение, потому что он сам его слышал. Это ж пиздец. Две недели ее кошмарил какой-то дед, а он ни сном, ни духом. И сколько бы это еще продолжалось, долго она молчать собиралась? Ладно, это другой разговор. — Любой, у кого глаза и мозги на месте, догадается, что, между нами что-то есть. Думаешь, на кафедре такие идиоты, не видят ничего? Думаешь, кому-то до это действительно есть дело? — Разин медленно гладил девушку по спине и голове, потихоньку успокаивая маленькую истерику. — У них там по пять студентов на дню с очки на заочку переводятся и обратно, с факультета на факультет. У них своих забот хватает. На Кичина управы не найдется? Разберемся, не ссы, бобер. — Не буду, — Аня слабо улыбнулась, подняв глаза к Саше. — Ты сильно злишься? — Не на тебя. Успокаивайся и собирайся, ладно? — Только не бей его… — Не буду, — пиздеж. Ну и похуй. Ладно, если бы он его оскорбил, унизил в лицо, но он сделал это через Аню, еще и секса его лишил. На святое замахнулся, мудак.