Фюрер, помогите с курсовой?

      На первую, которая вторая, пару Аня опоздала. Пришлось долго замазывать все покраснения и припухлости от утренних слез. Саша собрался минут за десять, даже одежду выгладить успел. Стоял, ждал ее, важный такой, в рубашке, брюках, ни единой складочки, наверное, даже Анька так себе одежду не гладит. Она говорила уже, какой он педант? Похер, так вот, Разин — педант. Иногда эта бытовая и не только педантичность подбешивала, когда, например, он придирался к маломальским мелочам в работе, или возмущался по поводу того, что коту не место в кровати, а в остальном это только шло на пользу. Уборки меньше — бардака-то нет, по сути, готовки тоже не много… Вообще, Аньке в этом плане повезло, Саня ее не кошмарил такой бытовухой. Приготовит — хорошо, нет — ладно, закажут, или сам приготовит, хоть и радовался, когда девушка ему что-то стряпала.       Старосте удалось договориться с преподавателем, чтобы не ставил энку и простил долгую задержку Лабзиной, хорошо хоть такси быстро приехало. Большую часть дороги она уговаривала Разина не делать ничего с Кичиным, а то проблем не оберутся потом…       — Саш, — Аня остановилась у дверей универа. — Просто поговори, ладно?       — Солнце, — мужчина приподнял уголки губ в слабой улыбке, заглядывая в волнующиеся грозовые тучи. — Я разберусь. Не волнуйся, ладно? Не стану я никого лупить. Все, иди на пару, — Разин открыл дверь, пропуская девушку вперед. Она — в гардероб, он — на кафедру.       Лестница состоит из ступенек. Ступеньки — это как целая система градации и деградации. Делая новый шаг по лестнице, ярость, клокочущая внутри, вырастала на пару градусов, заставляя кровь стремительно закипать и бурлить по венам, потому что Разин не отличался медленным шагом. Кафедра на четвертом этаже, нескольких лестничных пролетов оказалось достаточно, чтобы желание разорвать деда в клочья достигло своего апогея.       — Доброе утро, — Разин зашел на кафедру, сразу же окинул всех взглядом, хмыкнул от досады, потому что не было Кичина на месте. — А где Василий Васильевич?       — У него сейчас пара, потом окно, — дружелюбно отозвалась новенькая аспирантка, временно заменяющая секретаря. — А что вы хотели? Я передам, когда он придет.       — Не надо, я тут подожду. У меня все равно сейчас пар нет, — нет же? Он даже перепроверил по расписанию. Нет. А то было так один раз, перенесли пару, а он и не знал, пришлось потом объяснительную писать и ему, и группе.       Дел много, есть чем занять себя на время, например, проверить контрольные работы или подвешенные лингвистические анализы. Все перерывы теперь только и сводились к вот таким монотонным и наискучнейшим проверкам скатанных с первого сайта работ. Они правда думают, что на плагиат не проверяют? Ну тут смело, без всяких зазрений совести только двойка. И так целый день: вдохи недоумения, мычание отчаяния, охи разочарования. Не только у него. Так посидишь под дверью кафедры, покажется, что здесь пытают кого-то, такие жалобные звуки. Ну, либо крики, скандалы, расследования и невыдуманные истории, о которых невозможно молчать. И в такой обстановке с утра до вечера, если повезет — часов до трех, но даже так Разин предпочитал иногда задержаться, чтобы дома потом не ебаться с проверками, а посвятить время Аньке. Эта и прошлая неделя не в счет, у него было достаточно времени, чтобы проверить все работы. Остались только вот эта контрольная точка, где он щедро отвешивал двойки, тройки, даже две четверки вышло. Херово, зато справедливо, пусть лучше готовятся, а то все надеются на доброту преподавателей.       Кто бы говорил, да-да. Разин даже усмехнулся про себя, вспоминая свои студенческие годы, хотя что там вспоминать, семь лет всего прошло. Учился ли он? Ну… Скорее нет, чем да. Больше времени уходило на подработки и гулянки. Наверное, если бы не сохнущая по нему староста, его бы еще на первом курсе отчислили за пропуски, а так, норм, жопа всегда прикрыта. Стыдно ли ему, что он пользовался этим эмоциональным недугом одногруппницы? Ни капли. Хочешь жить — умей вертеться, как говорится. Своим положением — малым количеством пацанов в группе, а позже и вообще одним своим наличием, красивым лицом и харизмой он нередко пользовался. Пофлиртовать с преподавателем ради зачета? Пф, хуйня вопрос! Однажды такой флирт зашел чуть дальше своих границ. А что, пришла ассистентка, молодая, красивая, просто ля, какая! Уволили правда потом, за трах в сортире, неудобно вышло, да… Проплатить сессию? Почему нет, если бабки есть? В основном все-таки как-то справлялся своими силами и даже не понимал, как? Может, плюсом было количество прочитанных книг? Пока одногруппники в спешке читали весь список литературы, он на похуях пробегал глазами по краткому содержанию, ну так, чисто память освежить — читал ведь уже. Особенно ему заходила зарубежная классика, вроде Лондона, Гюго, По и Фицджеральда. К слову, сюжет «Отверженных» он знал уже в девять лет, не сам, конечно, прочитал, бабуля помогла. Потом он самостоятельно перечитывал несколько раз…       Он был тот еще гуляка и сорвиголова, но книги всегда оставались какой-то отдушиной в этой бешеной гонке амбиций. Кого-то воспитывают родители, прививают привычки, говорят, что хорошо, плохо, а кого-то — книги. Он был из второй группы, ну, плюс еще куча жизненного опыта. Выросший на Гюго, Дюма, Лондоне, сам для себя определил ту границу, где хорошее сливается с плохим. Со временем она стерлась, но какие-то моральные установки остались: не поднимать руку на женщину, ребенка, хранить верность в отношениях и дружбе…       Касаясь верности, ему иногда вскользь вспоминался случай, когда он сам изменил — первый и последний раз. Какая-то короткая интрижка, которую даже нормальными отношениями назвать нельзя, но тогда все равно было мерзко от самого себя… Пытался, конечно, извиниться, потом перестал девчонку кошмарить. В остальном все как-то обычно проходило: он бросал, его бросали, сходились, расходились. Последний год вообще никого не было — время отдохнуть эмоционально, а тут Анька…       Само как-то получилось. Он почему-то ее сразу тогда заметил, может, потому что раньше на парах не видел, может, еще какая причина была? На задней парте, светленькая такая, с испуганными глазами, когда он начал отчитывать за пропуски. Увидел и все, зацепило что-то, что именно, он сам понять не мог, блондинки вообще не его типаж. Засела в голове, и он каждую пару с ее группой только и посматривал на задние парты. А потом вся эта заваруха с пересдачей, с Яковлевым, баром и… Ну вы знаете, короче. Когда он увидел ее в одном белье, еще и сам в ее кровати, понял — надо брать! И шанс, и ее. И вот, теперь вместе. А если бы просто на пересдачу отправил и не отступил от принципов? Нужно же иногда делать поблажки себе, правильно?..       Время, надо сказать, пролетело быстро, Разин даже не заметил этого, пытаясь разобрать каракули студентов. Отвлекся только тогда, когда на кафедру вошел Кичин.       Пятидесятилетний горе-любовник поздоровался со всеми и прошел к своему месту. Такой спокойный, будто совесть чистая, как у младенца. Александр Дмитриевич пристальным взглядом проводил его, складывая работы в ровную стопку на краю стола.       — Василий Васильевич, — привлек он к себе внимание громким обращением. — Вы не знаете, Ирина Ивановна сегодня будет?       — Вряд ли. А что вы хотели? — Кичин неспешно перекладывал из портфеля одни бумаги, заменял другими.       — Мне нужен пример заявления перевода на дистанционное обучение. У вас же ключи, не откроете мне кабинет?       — Да, конечно, — бряцнув связкой ключей, Кичин направился к двери, Разин следом. — Посмотрите в папках, там должны быть, — преподаватель открыл кабинет заведующей, пропуская фюрера вперед.       Александр Дмитриевич с максимально умным видом пролистывал файлы разных папок, рассматривая сотни примеров заявлений, документов, отчетов…       — Что-то найти не могу…       — Странно, точно тут должно быть, — Василий Васильевич покинул пост стража двери и подошел к рабочему столу заведующей кафедры, принявшись на пару с фюрером искать заявление. — Может, оно как-то по-другому называется? Вот, заявление на индивидуальное расписание? Не оно?       — Нет, нужно именно на дистанционное.       — А вам зачем вообще? Вы же не курируете никого.       — Скорее курирую, чем нет. Новый куратор седьмой и восьмой группы не справляется с обязанностями, вот и приходится помогать, а то они как слепые котята.       — Да-да, — Кичин тихо усмехнулся, перелистывая страницу за страницей. — И что, кто-то заболел опять ковидом? Это у нас снова карантин введут?       — Да нет, не корона, просто случай один неприятный произошел, — верхняя губа Разина дернулась, выказывая высшую точку раздражения. — Мне пожаловалась одна студентка, что вы ее домогаетесь, — он отложил папку в сторону и глянул на Кичина, тот аж побледнел весь, медленно подняв глаза на фюрера.       — К-кто? — дед захрипел под уничтожающим взглядом Александра Дмитриевича. Кажется, волосы на висках немного побелели сейчас? — Лабзина, что ли?       — Она самая.       — Вот выдумщица! — он нервно улыбнулся, стараясь выглядеть максимально уверенным в словах, но как-то паршиво вышло. Больше похоже на ответ школьника на ковре у директора. — Вы ей поверили?       — А есть причина не верить? — мужчина оперся рукой в стол, вцепившись в край с такой силой, что костяшки пальцев стали белее листа бумаги. Как же чешутся руки…       — Ну вы сами подумайте, Александр Дмитриевич! Я женатый человек, у меня дети, в конце концов, мне пятьдесят!       — А что, для шантажа есть четко ограниченные возрастные рамки?       — Какие еще рамки, вы о чем вообще говорите?       — Как о чем? О том, что вы доложите все в деканат, что не примите курсовую работу, если Лабзина не выполнит действия определенного сексуального характера. Не было такого разве? — Разин наклонился немного вперед, и Василию Васильевичу пришлось отойти, точнее, он испуганно попятился. Прижали крысу, получается? Получается, так.       — Александр Дмитриевич, я не собираюсь с вами обсуждать этот бред! При всем уважении к вам — это наглая ложь! — Кичин уж было развернуться хотел, когда фюрер схватил его за воротник рубашки, сминая его в гармошку. — Послушайте, может, я что-то и сказал ей про ваши отношения, но она все не так поняла!       — Мне похуй, что вы там ей сказали! — Разин готов был раздавить ублюдка прямо здесь, потому косо глянул на дверь, проверяя, что никто его сейчас не прервет. — Если вас так волнует, с кем и как я провожу свободное от работы время, вы должны обсуждать это со мной, а не с ней! Или что, равного себе нашли? Подружку? Или вы не боитесь пойти следом за Мурамцевым?       — А вы? Не боитесь, что вас уволят за роман со студенткой? — Василий Васильевич постарался расцепить пальцы на своем воротнике, но что-то не получилось. — Или за угрозы преподавателю? Или того, что у Лабзиной будут проблемы с другими преподавателями, когда все узнают? Или ахр!.. — договорить он не смог, мигом согнувшись пополам после сильного удара под дых.       — А никто не узнает, — сквозь сцепленные зубы прошипел Разин, схватив Кичина за шею, лишая возможности выпрямиться. — Потому что, если вы попробуете хоть что-то рассказать кому-то — можете прощаться с работой и, возможно, даже со счастливым браком. Вы думаете, раз у вас стаж, вы на хорошем счету у начальства, на вас управы не найдется? Просто поверьте мне на слово, я сделаю все, что нужно, чтобы вас не только уволили, но еще и к уголовной ответственности привлекли, — пальцы на шее впились в кожу так, что Кичин хрипел от боли и вжимал голову в плечи, стараясь ослабить давление.       Наверное, у него хорошая интуиция или шестое чувство, но он отпустил преподавателя, позволив ему немного выпрямиться в тот самый момент, когда в кабинет заглянула аспирантка:       — Александр Дмитриевич, вас вторая группа ищет, спрашивает, будет ли пара?       — Будет, конечно. Скажите, что я подойду через пять минут, — аспирантка кивнула и быстро закрыла дверь за собой. Разин вернул фокус внимания на сморщенного от боли Кичина. — Василий Васильевич, мы поняли друг друга?       — Конечно, — прохрипел тот в ответ, растирая шею.       — Для профилактики и закрепления результата, — Александр Дмитриевич злорадно, с садистским удовольствием улыбнулся, ударив в живот снова. — Не стоит переходить мне дорогу, Василий Васильевич. Уберете папки на место тогда, ладно? — похлопав преподавателя по спине, выпустив немного пар, Разин вышел из кабинета.       Он планировал вернуться домой вместе с Анькой, но тут появились должники с того семестра, у которых разожглось жгучее желание сдать все хвосты разом. Ладно… Пришлось сказать ей, чтобы ехала домой сама.       Сдача долгов затянулась надолго. Разин надеялся на час, максимум два, ага, конечно. Просидел до девяти, чуть не ебнулся. А это он даже не всех успел принять!       — Так, девочки и мальчики, давайте закругляться, а то мы так до турецкой Пасхи сидеть будем, — фюрер начал собирать вещи в портфель. — Я решу в какой день буду принимать долги, и тогда вы придете вместе с другими группами. Все сразу сдадите и мучить меня не будете.       Еще машину забрать надо… Ну ебаный рот…       Туда съезди, сюда, обратно… Домой вернуться получилось только ближе к одиннадцати. Спать и жрать хотелось пиздецки, он даже не мог понять, чего желается больше.       Анька не спала — гладила кота у себя на коленях и залипала в ТикТоке. Отвлеклась, чтобы улыбнуться Разину, когда он вошел в дом и обреченно выдохнул, вешая пальто на тремпель.       — Устал? — Аня осторожно переложила кота с коленей на кровать, освобождая место для Саши. Оказывается, у него есть особый фетиш — лежать на мягких ляжках после рабочего дня. Вот и сейчас он уложил голову у нее на ногах, глядя снизу вверх.       — Мозги мне выебли своим бредом… — Саша лениво улыбнулся и прикрыл глаза, когда тонкие пальчики Лабзиной начали медленно массировать ему голову. Он перехватил ее вторую руку, поглаживающую по щеке, и притянул к губам, чтобы поцеловать запястье, пальцы, внутреннюю сторону ладони. — Чем так вкусно пахнет? — запах напоминал что-то очень знакомое…       — Рыба, горбуша, — с улыбкой отозвалась девушка, наблюдая за тем, как быстро раскрыл глаза Разин. — Под сметанным соусом.       — Моя любимая…       — Твоя любимая. Иди поешь, она еще теплая, только недавно из духовки достала.       — М-м-м, — довольно протянул Саша, вновь целуя руку Ане. — Я тебя обожаю.       То ли руки у Аньки золотые, и она такой великий повар, то ли горбуша свежая, но она таяла во рту, а вместе с ней и балдеющий фюрер. Душ немного прибавил бодрости, но кровать все равно зазывала к себе. Разин проверил карманы пальто перед тем, как лечь и привычно обнять Лабзину, когда она перебралась к нему на грудь. Теплая такая, мягкая, пахнет приятно… Не жизнь, а сказка.       — Ты поговорил? — осторожно начала девушка, медленно вырисовывая пальцем узоры на крепкой груди.       — Да, — Саша на секунду нахмурился, тут же отмахнувшись от противных мыслей. — Проблем не будет. Завтра пойдешь к Ирине Ивановне, напишешь заявление, что хочешь сменить научного руководителя. Я попробую с ней договориться, чтобы ты со мной писала.       — Спасибо, — потянувшись, Аня оставила поцелуй на щеке мужчины и довольно улыбнулась.       — Надо было сразу мне рассказать, — он принялся гладить ее по голове, зарываясь пальцами в мягкие волосы. Внимательно следил, как она вырисовывает узоры… — Знаешь, у меня кое-что еще для тебя есть.       — Что? — Аня подняла на него заинтересованный взгляд, уперевшись подбородком ему в грудь.       — Тут четырнадцатое было недавно, — томительно-медленным голосом произнес Разин, снуя рукой под одеялом в поиске подарка. — но никогда не поздно, я считаю, — он самодовольно отметил шок в глазах девушки, как она медленно приподнимается при виде маленькой бархатной коробочки.       — Зачем?.. — тихо так, едва слышно, глядя на тоненькое колечко из белого золота, аккуратное переплетение металла с вкраплением мелких фианитов и сапфиров.       — Что значит «зачем»? Захотелось. Повод разве нужен? Рядом с баром был ювелирный, я подумал: почему бы и нет? — Саша взял протянутую дрожащую руку Лабзиной и с замиранием сердца, едва сам не дрожа, надел кольцо на средний палец. — Я так боялся ошибиться с размером… — зря, село идеально. — Нравится?       — Очень… — одними только губами, почти беззвучно, с восхищением рассматривая украшение на пальце. — Это ведь не фианиты… — Аня нервно облизала губы, приглядываясь лучше, после перевела взгляд на Сашу. — Это же не фианиты, — продублировала она, наблюдая за тем, как мужчина отрицательно качает головой. — Это же очень дорого…       — Я уже говорил, что подарки должны быть хорошими, — он самодовольно засмеялся, когда Аня кинулась ему на шею с объятиями, едва не удавливая.       — Я с тобой никогда не рассчитаюсь, — поцелуй в щеку, висок, лоб, нос…       — Согласен брать натурой, — Саша зажмурился от легких поцелуев, которые приятно щекотали кожу. — Взял бы начальный взнос сегодня, но сил нет.       — Ты такой дурачок, — поцелуй в губы, и Аня смотрит на него с милой смущенной улыбкой. — Спасибо большое…       — Ты достойна самого лучшего, — он ласково погладил ее по раскрасневшейся щеке, ощущая пальцами жар кожи.

***

      Утро началось приятно, даже очень. Не было звона будильников, только влажные поцелуи, нежные поглаживания, тихие признания в любви. Как там? Чем выше любовь, тем ниже поцелуи?       — Ох, блять… — тихо, выдохнул Саша, ощутив горячий рот на вставшем члене. Из-под тяжелых ото сна век, он видел, как опускается и поднимается светлая голова, и ощущал тоже. Даже лучше, чем видел… — Ты — чудо…       Аня помогала себе рукой, надрачивая у основания, иногда несильно сжимая яйца в ладони, заставляя Разина срываться на стон. Сама с довольным мычанием взяла в самое горло, когда на затылок легла тяжелая ладонь, надавливая. С таким желанием она уже давно не сосала. Наверное, потому что эти две недели в своем коконе страха и отвращения тухла. Зато сейчас раскрылась, вернулась. С обожанием заглатывала всю длину, лаская головку вибрациями глотки, после вылизывала ее и каждую набухшую вену. С дрожью в теле ощущала, как Саша сжимает ей волосы на затылке, контролирует и направляет. Сжалась вся, чувствуя жгучую тяжесть внизу живота, влагу между ног… Громко замычала, зажмурилась, сжав в руках одеяло, когда Саша хрипло простонал и спустил прямо в глотку, прижав ее голову к паху.       За губами потянулась тонкая ниточка слюны, когда Разин позволил Ане выпрямиться и задышать всей грудью. Милая такая. Растрепанная, красная, с мокрыми глазами и такая довольная. Кусая губы рухнула на кровать, тут же принимая пылкий поцелуй в губы.       — И тебе доброе утро, — прошептал Разин, щекоча ее губы своими. — Я так понимаю, с меня завтрак?       — Ага, — Аня радостно потянулась под тихий смех Саши.       — Оладьи?       — О, — вам просто надо попробовать те оладушки, которые он готовит, — вы от восторга кипятком уссытесь, отвечаю! — Да-да! С вареньем!       Пришлось уступить ему душ, чтобы из-за завтрака не опоздать на пары. Хотя…       Она вышла в одних пушистых тапочках, чем заставила фюрера замереть, обернувшись на звук открывающейся двери душа. Он, наверное, хотел что-то сказать, но лишь громко сглотнул быстро скопившуюся слюну и заворожено смотрел за тем, как Аня к нему подходит. Голая, в один своих ебанных тапках, с ошейником на шее, и такая красивая… Мокрые волосы немного завились, по телу стекали капельки воды: по ложбинке груди, собирались во впадинке пупка и катились ниже…       — Я не хочу в универ, — она поморщила нос, уперевшись спиной в кухонную столешницу.       — Надо, — кому? Саша переставил миску с тестом на барную стойку. На всякий случай.       — М, — помотала головой и заглянула в глаза, по-лисьи так, хитро. — Один раз ведь можно? Хочу с тобой побыть.       Ну все, поплыл мужик, как восьмиклассница на первом свидании.       — Один раз, — согласился он, гуляя взглядом по обнаженному телу. Пришла, возбудила, отвлекла от готовки… — Но только один, — продублировал для уверенности, подхватив Аню за бедра и, усадив на столешницу.       — Ой, — Лабзина вздрогнула, когда Саша придвинул ее к самому краю и заставил лечь на спину, потому что подхватил ноги под колени, прижал к животу девушки и развел широко в стороны, открывая для себя любую доступную часть тела.       Аня закусила губу, когда фюрер оставил влажный поцелуй на коленке, потом на второй и начал не спеша спускаться вниз, оставляя за собой легкое покалывание от горячих губ. Ноги покрылись мурашками, стоило ему поцеловать внутреннюю часть бедер, затем гладкий лобок, медленно и широко лизнуть его…       — Гос-по-ди, — на выдохе сорвалась Лабзина, по слогам произнеся одно слово, когда горячий язык заскользил прямо между мокрых складочек, собирая влагу, пробуя привычный немного кислый привкус.       — Можно просто Александр Дмитриевич, — улыбнулся Разин, припав губами к губам, к тем, что ниже привычных, смеясь про себя от реакции. Всегда такая забавная и бурная…       Язык задвигался вверх и вниз, зигзагом, лишь вскользь касаясь клитора. Исподлобья Разин наблюдал, как кусает губы Аня и жмурится, пока он дразнит ее. Медленно разгонял кровь, вылизывая каждую складку, чувствуя, как быстро набухает маленькая горошинка, скрытая тонким капюшоном кожи.       Тихий стон сорвался с губ, когда Саша осторожно протолкнул в нее два пальца, начав медленно ими двигать, сгибая немного почти на выходе, надавливая на верхнюю стенку. Постепенно наращивая темп, втягивая набухший клитор в рот, чтобы дразнить его языком так, чтоб — до громких стонов, до судорог, до сжатых в тонких пальцах волос.       — Саша… — протянула Аня, цепляясь пальцами за волосы, прижимая голову плотнее. — Александр Дмитриевич, — исправилась она, ойкнув, когда Разин укусил ее за внутреннюю часть бедра.       Она жмурилась, поджимала пальцы на ногах и кусала губы, ощущая, как собирается вся вибрация и жар в одном месте, множась там на сотню. Горячий язык нещадно ласкал влажные лепестки половых губ и чувствительный клитор, заставляя ее выгибаться дугой и едва не выдирать волосы на затылке мужчины. Она сжималась вся от частых движений пальцев внутри, от давления на верхнюю упругую стенку, чувствуя нарастающие позывы, бешеную пульсацию клитора и вокруг.       — Александр Дмитриевич! — короткий визг вырвался из груди, когда она дернулась всем телом, забрызгав резко вынутые пальцы и лицо Разина. — Саша! — долгий всхлип, когда она в долгой судороге зажала его голову ногами, вздрагивая и сжимаясь, потому что мягкий язык неустанно лизал и лизал, вынуждая едва ли не ерзать на столешнице, только фюрер крепко удерживал, лишая всякой возможности увернуться.       — Можешь уже отпустить меня, солнце, — тихо усмехнулся Саша, прекратив сладкую пытку, ощущая и видя, как дрожит Аня.       Он осторожно разомкнул трясущиеся ноги и выпрямился, уже сверху наблюдая, как глубоко дышит девушка.       — У тебя опять весь рот мокрый, — надрывно хихикнула Аня, лениво поглядывая из-под опущенных ресниц. — У вас, — быстро исправилась, умничка. — И щеки тоже…       — Ну, еще бы, — бумажные полотенца быстро справились с этой проблемой. — Иди сюда, — Саша придвинул ее поближе, приспустил трусы и приставил влажную головку к мокрой киске. — Только голову резко не откидывай, а то ударишься, — ухмыльнулся он, ощущая под пальцами то, как напряглись дрожащие ноги. Руки спустились с бедер на талию и крепко сдавили. Медленный толчок, чувство заполненности и сильных пульсаций заставило Сашу громко вдохнуть носом, а Аньку схватиться за перевитые венами предплечья, раскрыв рот в немом стоне.       Толчок, второй, третий. Быстро нарастающий темп, стоны, и два горячих тела, покрытые испариной. Жар поцелуев, краснеющие следы на коже и неукротимая дрожь. Все, что так любит и он, и она.       — Ты мне вены вспорешь, — на выдохе намекнул Разин на впившиеся в его руки ногти и, наклонившись вновь, прижался к шее губами, заскользил языком по часто бьющейся жилке, прикусил несильно, чтобы следов не осталось.       Аня потянулась за поцелуем, долгим и глубоким, притянула лицо Саши к себе, он даже успел облегченно выдохнуть прямо в губы, когда она обвила шею руками, прекратив терзать предплечья, стоило ему опереться в столешницу, чтобы не придавить собой Лабзину. И напрягся всем телом, прикусил губу в отместку, когда ногти впились в спину. Кто еще тут садист…       В теле сокращалась каждая мышца, и Аня с дрожью прижималась к Разину, пряча лицо на плече, обжигая горячим дыханием шею. Недовольно замычала, когда он выпрямился, вновь взявшись за талию, возобновляя быстрый темп.       Она сжала его ногами так тесно, что получалось двигаться и трахать ее мелкими, короткими толчками. Так не пойдет. Пришлось с силой расцепить скрещенные за спиной лодыжки и раздвинуть ноги. Стон громкий, долгий, такой же глубокий, как и толчок во всю длину, заставляющий все сжаться и всхлипывать, растворяясь в ощущениях, в поисках хоть чего-нибудь, за что можно ухватиться.       Рука, сжавшая горло, заставила девушку широко раскрыть глаза и рефлекторно сделать вдох. Ничего, ни малейшей капли кислорода. В голубых глазах плескалось животное удовольствие от вида того, как Аня хватается за его запястье, открывает рот, как рыба на суше, и быстро краснеет, закатывая глаза. Отпустил так же резко, позволив сделать один глубокий вдох и тут же судорожно сжаться на члене, срываясь на сиплый стон.       Он видел, как задрожал живот девушки, как поджались пальцы на ногах, как она замерла, вцепившись в его руки, как сжала его, часто и ритмично сокращаясь, срываясь на громкий стон с каждым новым движением.       Саша заглядывал в эти, широко распахнутые затуманенные глаза, с восхищением следил за каплями пота, скатывающимся по шее, за прыгающей грудью. С каким-то помешанным блаженством вбивался в узкое влагалище. Пронизанный мурашками и короткой судорогой вдоль спины, последний раз вжался в бедра, спуская внутрь, с хрипом на выдохе упираясь руками в столешницу, удерживая себя над уморенной Анькой.       — Я ведь заслужила выходной? — устало хихикнула Лабзина, ткнувшись лбом в расцарапанную руку.       — Определенно, — одна ладонь скользнула на бедро, принявшись гладить дрожащую ногу.       — И шашлыки?       — Их тоже. Только вечером, хорошо? — он смахнул второй рукой с лица Ани прилипший волос, обвел пальцем красные губы. — Ты такая красивая… Прям пиздец… — и глаза влюбленные такие, задурманенные.       После такого начала утра сытный завтрак в виде оладий с вареньем и чаем — то, что доктор прописал.       Такой довольной и радостной Аню Саша давно не видел. Все ластилась к нему, целовала, обнимала, не отходила ни на шаг. И он сразу подобрел. И кота на кровать пустил, и даже погладил. И даже, нихуя себе, поиграл с ним, даже вскользь признался, что не такая уж Симба и бесполезная скотина… Надо почаще такие выходные устраивать.       Она лежала на животе, что-то там лазила в телефоне, когда Саша закончил с шашлыками и вернулся к ней.       — Что смотришь? — он лег рядом, заглядывая в телефон. — О, интересно, — на губах заиграла похотливая ухмылка, стоило увидеть, как Аня листает ассортимент секс-шопа.       — Я хочу попробовать что-нибудь еще… — девушка задумчиво закусила губу, отзывчиво принимая поглаживания по спине.       — Например?       — Ну… Например, анальную пробку? — Аня глянула на Разина через плечо, тот удивленно двинул бровью.       — Смело, обычно девушки этого боятся.       — У меня двоякое отношение к такому, но многие говорят, что это прикольно ощущается. Вот и хочу попробовать, но боюсь, что будет больно…       — Тогда лучше не надо.       — Но я хочу, — она перевернулась на спину, сложив руки на животе.       — Можно взять бусы, у них диаметр меньше.       — Ну да, тоже верно…       Аня надолго задумалась, а потом хитро заулыбалась, глядя на Разина.       — Что это ты такая загадочная? — Саша пощекотал ей живот, заставив максимально втянуть его и дернуться в сторону.       — Хочу купить вибратор, — Лабзина около минуты лазила в телефоне, чтобы потом показать розовую игрушку с длинным силиконовым хвостиком. — Вот этот.       — У тебя же такой есть вроде, — фюрер быстренько пытался вспомнить небольшую коллекцию Ани, ну да, есть. — Нет, разве?       — Он старый уже. В этом режимов больше, и он почти бесшумный.       — Ладно, купим, — для такого дела не жалко, главное — чтоб приятно было.       Отвлек телефонный звонок, и Разин сразу стал серьезным, глядя на вибрирующий мобильник.       — Это — мама, — Аня снисходительно улыбнулась, показывая дисплей. Ох, уж эта ревность…       Саша только вздохнул, обычно разговоры с родителями затягивались надолго. Лежал, балдел, листал ленту инсты, лайкал фотки Аньки, если они попадались. Пф, кольцо уже успела выставить, похвастаться. «Какава красата», — на губах невольно дрогнула улыбка от подписи и множества восхищенных комментов. Не, ну хорош же! Разин собой очень гордился.       Пришлось неожиданно напрячься, потому что, кажется, разговор зашел за него…       — …Я спрошу, конечно… Ну не свяжу же я его? Он большой, у меня сил не хватит. Ладно, я очень хорошо попрошу…       Так долго окончания разговора он еще никогда не ждал. А увидев милую улыбку и клянчащий взгляд, понял — что-то сейчас будет.       — У тебя есть какие-то планы на эти выходные?       — Не думал еще, а что? — а по спине холод такой. Не знакомство же? Нет? Пожалуйста…       — Мои родители очень хотят с тобой познакомиться. Мама зовет к себе.       — А… — кажется, он забыл, сколько ему лет, потому что ладошки вспотели как у школьника. — Прям ждет?       — И папа тоже, — и папа тоже, ох, блять… — Она очень просила.       — Не слишком рано?       — Через сколько мы переспали? Через день после начала отношений? А съехались? Недели через две.       — Это другое, — нервно хмыкнул Саша. — Я не думаю, что понравлюсь твоим родителям.       — Ой, брось! — Аня с улыбкой отмахнулась. — Мама в восторге от тебя, и папе ты нравишься. Ну, давай, — надежда на то, что поцелуй немного разжалобит мужчину, грела сердце. — Давай съездим? Я соскучилась по дому…       — А кот? — выдохнул Саша, надеясь, что Симба окажется все же спасительным якорем. С другой стороны... Раз так просят, некрасиво отказываться — лучше с родителями партнера поддерживать хорошие отношения, мало ли.       — С собой возьмем.       — У тебя же собака.       — Ой, какая там собака? Французский бульдог, не собака, а игрушка плюшевая. Он не агрессивный совсем, да и Симба тоже… Короче, траблов не должно быть. Поедем?       Саша только вздохнул и покачал головой:       — Поедем-поедем…