Фюрер, помогите с курсовой?

      На следующий день бассейн отменился — у папани после водочки да коньячка разболелась голова. Бедный, лежал и кряхтел. Ну, оно даже к лучшему, не увидит прекрасных следов на заднице. Не будет трупов. Все счастливы.       Зато за завтраком, на который папанька не смог выползти, как и говорила Аня, маман начала воспитательную беседу. Реально перерыла интернет, почитала форумы, даже с кем-то пообщалась и успокоилась, осознав, что БДСМ это не произведения де Сада. И слава богу, ебаный рот.       — …Поэтому я теперь спокойна, — выдохнула женщина и отпила чаю. — Извините за такую бурную реакцию.       Ну, бывает. Испугалась за дочку, хуже было бы, если бы хуй положила. Вот это было бы печально, на самом деле.       Ближе к вечеру начали собираться домой. Отец с чего-то решил, что поступил очень некрасиво и долго извинялся перед дочерью, перед Саней, обещал сводить в бассейн в следующий раз. На деле никто так и не понял, чего он подорвался, но Разин его успокоил, сказав что сам вряд ли бы сегодня пошел.       Борьба с котом опять…       Уже около дверей вместе с родителями выл и Санта. Жалобно и плаксиво, не прекращал даже тогда, когда Аня села рядом на колени и начала гладить, успокаивающе. А потом… Потом Саша понял, к чему все идет, когда уловил молящий взгляд девушки и кобеля.       — Саша…       — Нет! Мне хватает кота.       — Ну, пожалуйста. Он всегда так плачет, когда я уезжаю… Посмотри, как ему грустно, — и указала эту жирненькую моську, заливающуюся жалобным воем.       — Ань, ты ебанутая? Ты представляешь, какой пиздец будет дома? Они ж его разнесут.       Родители активно поддерживали Разина, соглашаясь с действительно правильным мнением. Ну как, родители… Папа только рад от собаки избавиться. Он, конечно, любит это храпящее и пердящее недоразумение, но ему ничего не мешает любить его на расстоянии. И его совсем не волнует, что дочь в край обнаглела, раз тащит в дом всякого кобеля. Это он про Санту, естественно!       Аня поджала губы, вздохнула, чмокнула Санту в нос, и… Саня сдался. Она ж его потом с говном сожрет.       — Не дай бог он что-то погрызет. Я тебя вместе с животиной моментом депортирую мамке на деревню. Поняла? — согласился он из-под палки. Зато Анька довольная, завизжала, наряжая собаку в шлейку и поводок.       — Спасибо!       И с тех пор его тихая жизнь кончилась. Без шанса спасения рухнула в бездну. У Ани всегда играла музыка, когда она чем-то занималась, кот гонял кобеля, кобель Саню. Почему? Потому что гулять с ним надо, а его прелестная спутница порой просто не успевала из-за учебы. Он, конечно, не жаловался. Просто как-то все это не привычно было. То он хозяин своей холостой жизни, сам себе барин. А теперь вот тесно стало, но так тепло…       Хорошо, хоть и шумно. Пусть шумят, — признак жизни.

***

      Шли дни и недели. Пролетел февраль с тихим, но уютным днем защитника Отечества, который принес в технику дома кофемашину. Аня все думала, что подарить и остановилась на этом. Кофе он любит, а сварить не всегда есть время. Прошел март с женским днем. Ярким и веселым из-за счастливого визга Лабзиной, когда в руки ей положили новенький айфон. Не просила, даже не думала о нем, просто Саша тоже такой себе выдумщик. Цацки и так купить может, хотелось чего-то, что будет полезно по-настоящему и чему она будет искренне радоваться. Выбор был очевиден. Он еще думал над часами, но Аня даже обычные браслеты не носила, ссылаясь на то, что ей просто некомфортно.       Начались первые дни апреля, когда Саша понял: так продолжаться больше не может.       — Что ты такой хмурый, дед? — вошел на пустующую кафедру Кондратьев, когда Саня задержался в универе, проверяя контрольные нескольких групп. — Случилось что?       — Случилось, — пошарив рукой в сумке, показал Лехе бархатную коробочку.       — Ни-ху-я, — философ усмехнулся, уселся напротив и взял подарок. Аккуратное кольцо из белого золота. На верхушке маленький цветок, вроде — лотос, в центре брильянтик, и по кромке вкрапления мелких камушков. — Поздравляю, давай краба, — пожал руку другу и вернул кольцо. — Когда планируешь сделать?       — Сегодня. Позвал ее в «Континенталь», скоро поеду за ней, — глянул он на часы. — Сейчас, наверное, свисток сидит рисует, — на губах дрогнула улыбка при вспоминании, как бесится Аня, когда у нее не получается идеальный контур.       — Не рано? Я думал, ты всю жизнь одинокий бродяга будешь.       — Не знаю, может, рано. Но мне с ней спокойно. Ты представляешь меня и спокойствие?       — Да я и так заметил. Тогда буду ждать визгов Сони, когда ей Анька похвалится.       Ближе к восьми Саша заехал за Анькой, и уже в восемь их привели к забронированному столику. Лабзина вся светилась, радостно хлопая ресницами, когда Разин, как настоящий джентльмен, выдвинул для нее мягкий стул и помог сесть. За все эти манерности она его обожала. Приятно, когда за тобой ухаживают даже в таких мелочах.       Пока она разглядывала меню, Саша заказал вино. Киндзмараули. Не элитное, но с ним ни одно другое вино не сравниться. Разин вообще сомневался, что где-то кроме Грузии могут делать вкусные вина, от которых потом блевать не тянет из-за изжоги.       Потом он приковал взгляд к девушке. Черное платье на бретельках и на запах отменно смотрелось на ней, а отсутствие лямок лифчика на плечах только драконило воображение.       С подсказкой Саши, Аня остановилась на свиной корейке, с салатом и десертом уже сама разобралась.       — Сегодня какой-то праздник? — сощурилась девушка, заигрывающее стреляя глазками.       — Когда мне нужен был повод, чтобы отвести тебя в кафе или ресторан? — спросил Саша, не обращая внимание на официанта, разливающего вино по бокалам. — Просто хочу провести с тобой время. Отвлечь тебя от учебы, а то грустная такая.       — Я не грустная. Просто устала уже. Практики, отчеты, курсовые. Кто так программу создает? Зачем все сразу пихать? Хочу на заочку…       — Глупости не говори, два года осталось, а так — три.       — Три, но не с такой бешеной нагрузкой… У меня будет возможность пойти работать нормально, наконец.       — Еще ты во время учебы не работала. Сиди на жопе ровно.       — Не буду этого Кичина видеть…       — Он опять к тебе лезет? — Саша напрягся. Вероятно, в понедельник он будет говорить с ним по-другому. На более доступном языке.       — Нет, — Аня качнула головой и поджала губы грустненько так. — Просто смотрит как на говно. Особенно после того, как мне разрешили писать курсач с тобой. Бесит.       — У тебя с ним уже не будет никаких пар. Будет опять приставать, я с ним поговорю, — заверил он, уводя тему разговора. Не получилось.       — Но ты ведь тоже работал, когда учился, — пожала она голыми плечами, поправила завитые локоны и с тоской посмотрела в окно. — Я устала уже быть содержанкой: твоей, родителей… Трудно сесть обратно на чью-то шею, когда уже слезла.       — Ань, — посерьезнел Саша, нахмурившись. — Я ущемляю тебя финансово?       У девушки брови вверх взлетели, когда ее поняли неправильно:       — Нет! Мне приятно, что тебе не жалко на меня денег, но я тоже хочу дарить тебе подарки. Хочу, чтобы твои деньги были нашими деньгами, а мои — моими, — Лабзина мило улыбнулась на прыснувшего смехом фюрера.       — Ну, хорошо. Куда ты пойдешь работать?       Аня не задумываясь выдала:       — В школу, где практику проходила. Уже можно.              — Ты понимаешь, что там нагрузка нереальная? На практике ты только одну сотую делала того, что делают учителя. Еще и платят копейки.       — Ничего не копейки! В лицее обещали сорок, плюс надбавка как молодому специалисту, — она жалобно посмотрела на Сашу, уже не зная куда деться от учебы. Она готова уже за бесплатно работать, лишь бы этот универ не видеть. — Ну, почему нет?       — Потому что это проверка тетрадей, составление планов, подготовка мероприятий. И все это тащится домой.       Аня вздохнула, сложила руки на груди в недовольстве и припомнила тот случай, когда ей дали проверить тетради на дом. Она ж прям ответственно отнеслась, каждую проверяла. Долго, тщательно, не обращая внимания на фюрера, который так и лез к ней. Второй раз повторилось, а на третий тетради со словами: «Чтоб я эту хуйню в доме больше не видел», полетели в помойку. Такое он условие еще тогда поставил: сначала он, потом уже Ариане Гранде… И сейчас делить девушку ни с кем не собирался, даже с тетрадями и учениками.       — Я не буду брать домой. Буду проверять в школе.       — До ночи собралась там сидеть? Нет, — отрезал он так строго и агрессивно, что Аня стушевалась. Блять. — Доучись этот год, на каникулах отдохнешь. Если желание останется, переводись, — добавил смягчившись. — Договорились?       — Договорились, — согласно кивнула Аня, улыбнувшись уголками губ. Под короткий тост за хорошую и легкую учебу они тихо чокнулись бокалами.       Свинина таяла во рту, вино добавляло игривого и романтичного шарма… А потом, ближе к десяти, свет приглушили и заиграла живая музыка. Сначала просто джазовые мотивы, потом подключился вокалист… Аня завороженно глядела на микрофон, слушала, как звучит приятный баритон.       — Потанцуем? — пригласил Разин, поднявшись из-за стола и, протянув руку, когда заиграла медленная мелодия.       — Не откажусь.       Джазовый мотив с какими-то отголосками Стинга окутывал зал и пару на танцполе. Саша обнял девушку за талию так нежно, будто совсем хрупкую вещь. Улыбнулся, когда она обняла его за плечо, вложив вторую руку в широкую и теплую ладонь. Она была прекрасна, плавно двигаясь, следуя за ведущим фюрером. Он вел неспешно и мягко, подстраиваясь под нее, под ее короткий шаг. Всматриваясь в покрасневшее от вина и любви лицо, счастливые глаза и красные губы, которые он стремился поцеловать. Пальцы гладили тонкую талию, нежа себя теплом ее тела, ощущением змеиных извиваний и изгибов. Шаг за шагом, точно уловив ритм и темп. Она по-девичьи, смущенно совсем закрыла глаза и легко поцеловала в щеку, благодаря за танец.       — Нас еще ждет номер, — шепнул на ухо Саша, отодвигая стул для Ани.       — Номер? Тут? — удивилась она, не понимая.       — Здесь красивый вид на ночной город. Я подумал, что ты захочешь немного сменить обстановку.       — А как же…       — Брось свои конспекты хоть на один день. Отдохни.       — Спасибо.       В номер пошли ближе к полуночи, когда ресторан уже закрывался, а у Ани жадно горели глаза. Маленькая нимфоманка, куда ей в школу? К этим озабоченным пубертатным язвам? Ни за что!       Номер встретил приятной прохладой, ароматом цитрусовых и шикарным видом на ночной город в панорамном окне. Свет включать не стали, только ночники у кровати, чтобы атмосферу не портить. Аня завороженно смотрела за тем, как внизу ярко горят фонари, как мелькают по трассе машины… Саша устроился сзади, обняв со спины.       — Красиво, — тихо восхитилась Аня, положив свои руки сверху мужских. — Спасибо большое, Саш.       — Ты плачешь? — удивился Разин, услышав, как дрожит голос, наклонился немного вперед, заглядывая в лицо. Да нет, вроде…       — Нет, просто это очень приятно. Правда, — с глубоким вздохом она доверчиво откинулась назад, облокачиваясь на крепкую грудь. — Подарки без повода, внимание, комплименты… Знаешь, как приятно чувствовать себя любимой? У меня такого никогда не было, родители не в счет. Мне дарили подарки, делали комплименты, но не так, как ты…       — Как? — улыбнулся он в макушку, прижавшись к ней губами, чувствуя, как растет его самомнение под таким восхищением.       — По своему желанию, не из-за обязанности. Ты такой хороший.       Саша тихо засмеялся, удовлетворив свое самолюбие и погладил талию. Поцеловал в висок и нехотя выпустил из объятий:       — У меня еще кое-что есть для тебя. Подожди, — оставив Аню в предвкушении, он ушел в ванную за букетом, который оставили тут по его просьбе. Стебли роз привычно уже проэпилированы во избежания всякой царапины на руках девушки.       — Саша, — восхищенно прошептала она, принимая огромный и слишком тяжелый букет, чтобы удержать одной рукой. — Ты сумасшедший. Он прекрасен, — разглядывая алые розы, не могла их сосчитать. И внутри все так трепетало, как будто влюбилась впервые. — Его срочно нужно залить в инсту…       — Не сейчас, — зажав в руке коробочку так, чтобы ее не было видно, он забрал букет и аккуратно уложил его в кресло. Под недоумевающий взгляд Саша подошел ближе. — Я не могу не баловать тебя, понимаешь? Ты достойна самого лучшего, — специально же ее смущает, открывая заветную коробочку.       — Это слишком, правда, — совсем уж нерешительно и дрожаще отозвалась Аня, разглядывая колечко. Красивое очень. Хотелось надеть его на палец, но что-то мешало. — Это слишком дорого для одного дня. Не стоило…       — Я как-нибудь сам разберусь, стоит или нет тратить на тебя деньги. Стоит, и я хочу, чтобы у тебя в этом никогда не возникало сомнений.       — У меня уже есть кольцо.       — Не на том пальце.       Аня сначала не поняла, но, когда Саша опустился на одно колено, одернув штанину… Она все поняла прекрасно. И ноги едва не подкосились — пришлось даже немного отшатнуться, удерживая равновесие. Не верилось. Вообще. Никак. Сердце билось как сумасшедшее, и все казалось сном. Ее всю пробила дрожь от самых ног до макушки. Будто паника, или реальная паника. Восторг? Или радость…       Слезы.       — Это шутка? — прошептала Аня, распахнуто глядя не на кольцо — в глаза Саши. — Ты серьезно?       — Разве с таким шутят? — улыбнулся, он довольный. — Ты выйдешь за меня?       Что-то мяукнула, всхлипнув и разревелась, кинувшись на шею будущему мужу, когда он только начал подниматься. Сбила с ног к хуям! Свалила на пол, ну и похуй!       — Аня! — засмеялся Саша, крепко обняв девушку. — нос не расшиби, ебана рот, — джентльмен, епта. Что-то опять бурчала, он не разобрал, но Маркиза явно была рада, раз целовала его беспорядочно. Шею, подбородок, нос, щеки, лоб. И заливая его слезами.       — Мне только снилось недавно, как ты делал мне предложение! — завыла она еще громче.       — Так я ж волшебник! Ты не знала?       — Ты колдун!       — Ебучий?       — А какой еще?! — она вся тряслась, усевшись на его бедрах и протянула дрожащую руку. Весь ее макияж размазался, смешная такая… — Любимый самый…       Ухмыльнувшись, он надел кольцо на безымянный палец и прижал ладонь к губам, оставляя на ней поцелуй.       Она немного успокоилась, умылась… И понеслось. Сторисы, хуерисы, обзвонила подруг, перебудила родителей. Завизжав в трубку, что замуж выходит.       — Да-да-да! — начала она скакать на кровати, прижимая телефон к уху. — Я тебе в ватсапе отправила! Мама! Я замуж выхожу! Я невеста! Я Разина скоро буду! — визжала и плакала, и опять визжала, обнимая Саню.       Когда ее малеха отпустило, она блаженно раскинулась на мягкой кровати. Дышала тяжело после такой встряски. Довольная и счастливая. Господи…       — Саша, — вздрогнула она, когда будущий-муж-фюрер опустился на колени перед кроватью, задрал платье и поцеловал колени. Его ладони поползли вверх, задирая платье все выше, вызывая табун мурашек и, открывая вид на красивые черные танга под колготками. — Александр Дмитриевич, — уже хихикнула, стоило ему поцеловать лобок и стянуть колготки вместе с бельем.       — Руки, Лабзина, — приказал, услышав верный призыв к игре. Блядство. Какая же идеальная-то! — Раздвинь ноги, — она послушно поджала колени и развела их в стороны, открываясь для любимого фюрера. — Умница, — похвалил, довольно взглянув вверх, в жадные глаза Ани. Жадности даже больше, чем в его. — Хорошая девочка.       Сколько же она терпела? С самого вечера, раз такая мокрая? Она блестела влагой и обильно пачкая пальцы, когда Саша провел ими по большим половым губам. Протяжный стон под плавное погружение и поцелуй в гладенький лобок. Он мог дать на отсечение руку, что позавчера тут были короткие волоски… Она точно ведьма. Ну, да, точно. Предвидела все и оккупировала кабинет мастера шугаринга.       Узкая и тугая до пиздеца… Тянул ее пальцами, касаясь клитора губами и языком. Вылизывая так, как Санта миски не вылизывает. Снаружи, изнутри, под восторженный вздох, заменяя пальцы языком. Дрожала вся и текла, пачкая ему лицо, когда он с упоением погружал голову между бедер слишком тесно, почти обжигаясь ее жаром.       — Не могу… — простонала, прохныкала Аня, дернувшись в экстазе, чувствуя, как гладят ее пальцы изнутри и лижет язык, лаская набухший клитор.       — Ты можешь кончить, солнце. Ты можешь все, — зубы совсем слабо цапнули горошину, вырвав из груди плаксивый стон, и девушка тут же сжалась на пальцах, задержала дыхание и дрогнула в глубокой судороге. — Если бы ты знала, как красиво ты кончаешь, — прохрипел Саша, завороженный ею. Красная. Раскрытая. Доверчивая. Зажмурившись, цеплялась за покрывало. Его.       Она так… Похуй. На все похуй. На весь мир. Зачем он нужен, когда есть она? Они.       Саша поднялся под тихий собственный смех, стянул рубашку и пиджак, а на кровати заворочалась Лабзина.       — Разве я разрешал?       Она не ответила, молча потянулась к ремню, трясущимися пальцами расстегнула. Облизала губы, затуманено и преданно заглядывая в голубые глаза.       — Возьми подушку. Тут холодный пол, — и Аня послушно скинула одну подушку на пол, устраиваясь на ней коленями. Пробил пот, когда она прижалась губами к расстегнутой ширинке, обжигая дыханием вставший член. Он благодарил себя за то, что ему хватило времени и ума принять быстро душ дома. Ну как… Он явно рассчитывал на отсос. — Ох, блять… Я обожаю твой рот, солнце, — выдохнул он сипло совсем. Горло сжалось, стоило горячему языку заскользить по члену, вылизывая венку, смачивая его, чтобы проще было взять. И она взяла. Глубоко и сразу в глотку, отчего Разин вцепился ей в волосы. Тут же отцепился под болезненный шик и намотал их на кулак, убирая от лица и направляя. — Ебаный рот…       Действительно. Даже не в шутку. Аня втянула щеки, быстро двигая головой. Старательно заглатывала в горло на пару секунд и снова поверхностно.       — Играешься, сучка? — зарычал Саша и, надавив на затылок, вжал девушку носом себе в лобок, ворвавшись членом в самую глотку. Второй рукой обхватил заднюю часть шеи и едва не кончил от ощущения того, как дрожит горло под его пальцами, как обглаживает головку. Как Аня со слезами заглядывает ему в глаза, сама почти закатывает, принимая глубже… Двадцать семь… Отпускает, позволяет отстраниться на секунду, чтобы вздохнуть и снова присосаться. — Пиявка, блять, — блаженно усмехнулся он, толкаясь в горячую щеку. — Ты можешь помочь себе руками, — жалится, замечая, как усердно она пытается удержать руки внизу.       Волосы встают на загривке, на ногах, на блядской дорожке, которую она лижет, надрачивая член. И снова в рот. С начала так, а потом глубоко и так резко, что Сане сносит крышу, и он спускает в глотку. Изо всех сил держится на ногах, жмурится и разрешает отстраниться.       Она умница. Нет, она лучше. Облизывает мокрые губы, глотает, морщится. Горло деранула, дурочка. Зато какая старательная.       — Иди ко мне, — и она послушно тянет руки, когда он наклоняется, чтобы поднять. Сил хватает, спасибо. Даже не шатает. В любом случае — кровать рядом, а на полу они уже валялись, нестрашно. — Твой рот самый лучший, — хвалит от чистого сердца, пылко целуя в губы. Крепко держит за бедра, укладывая на кровать. Она такая… Такая, блять… У него встает быстро. Всегда. И только на нее так. — Ах, ты моя красота, — смеется, глядя на то, как Аня переворачивается на живот и прогибается лучше Симбы, отклячив жопу. Не удержался. Цапнул зубами. Да так, что она завизжала, испуганно глянув назад. — Больно?       — Очень…       — Прости, — поцелуй в укус уже ласковый и нежный, помогающий вернуть все в нужное русло. Довольно мурчит и прижимается грудью к постели. — Поближе, — подвинул он ее к краю для удобства и уперся одним коленом в кровать.       Анька затрепетала, ощутив горячий член, упирающийся в бедро. Саша сжал в руках ягодицы, раздвинул, но больше ничего не сделал, — слово дамы — закон, а она категорически запрещала покушаться на ее жопу без предупреждения и подготовки. К тому же у него не было с собой смазки… Жалко.       Он ухватился за бедра и плавно толкнулся, с дрожью наблюдая за тем, как мурашится спинка Маркизы. Под протяжный стон он двинулся. Плавно, потом ускоряясь, восхищенно и завороженно принимая ее удовольствие в открытых губах, в стонах, в покрывале, которое она сжала, подмахивая бедрами. В тугой киске. В этом адском пекле. Рука сама соскользнула с бедра на спину, поглаживая пальцами глубокий прогиб. Может, она реально ведьма? Это уже даже не было шуткой. Иногда его пугала такая сильная любовь, даже обожание женщины. Что она сделала?       Ничего. Просто идеальная для него. Ласковая, противная и капризная, шумная и яркая. Хохотушка и та еще плакса, только и подавай ей носовые платочки. Или плечо. Или член. Раз на раз не приходится. Сейчас вот член выбрала.       И получала удовольствие, слушая шлепки бедер, собственные стоны и стоны будущего мужа. Мужа… Супруга. Она от одной только мысли сорвалась почти на крик, сжимаясь на члене и, закатывая глаза в глубоком, сильном оргазме. Настолько, что даже Саше пришлось перенести большую часть веса на кровать, почувствовав, что тоже на грани. Под стон. Под всхлип. Под вдох и выдох. Под каплю пота, покатившуюся у него по крепкой груди и напряженному торсу, очерчивая кубики…       Аня к этому торсу и груди поспешила прижаться, чтобы унять мелкие судороги и скрыть довольное лицо на плече, как только оба оказались в положении — горизонтально. Поцеловать шею и шепнуть признание в любви.       — И я тебя, — просипел Саша, целуя в мокрую макушку. — Бобер.       — Да почему бобер-то? — устало поинтересовалась девушка, потираясь о плечо носом, жмурясь от ощущения вытекающей спермы, пачкающей бедра.       — Мне просто бобры нравятся. В деревне, кстати, есть. Хочешь, покажу, когда поедем?       — Ты мне уже один раз там ежа показал. Я больше на это не куплюсь, — фюрер засмеялся, вспомнив, как она потом обижалась. Во времянку отвел, выебал, еще и обманул. — Козел…       — Ладно, найду я тебе ежа. Летом их много там лазит.       — Ловлю на слове.