Самое сильное проклятие

Хаякава Сурин определённо умела веселиться, когда это было нужно. Мегуми, не скрывая нежности в глазах, лениво наблюдал за ней со своего укромного места. Она не была как-то по-особенному одета, в отличие от своих сверстниц, или накрашена, но было в ней что-то, что цепляло взгляд и не оставляло шанса его оторвать. Может дело было в её волосах, свободно падавших мягкими волнами на плечи и спину, а может, в выражении лица и поведении. Сурин танцевала с ребятами на импровизированном танцполе, крала угощения с чужих столиков, от души хохотала над шутками одноклассников и явно чувствовала себя, как рыба в воде. Мегуми уколола зависть. Естественно, он не был в числе тех людей, которые действительно чему-то завидовали или жалели, что у них не было того, что было у других. Нет. Он никогда не занимался такими глупостями. Просто… Мегуми не умел вот так искренне и широко улыбаться. Не мог веселиться от всей души и отдаться моменту так, как это делала Сурин. Парень никогда не понимал откуда в ней было столько света, силы и доброты. Она была той, кто первым подошёл к нему познакомиться, кто настойчиво бегал за ним, желая подружиться — была первой, кто увидел, какой он на самом деле человек и что за всей его собранностью, спокойствием и внешней холодностью скрывается чувственная эмоциональная натура. Поняла почти сразу, поэтому не отставала ни на секунду, и он, не особо на самом деле сопротивляясь, потянулся к её свету, к её доброте, ненадолго забыв о собственных переживаниях. Но сейчас, не в силах объяснить себе внутренний надрыв, он вдруг почувствовал себя таким лишним здесь, таким не подходящим. Большой зал, заполненный радостными людьми, неожиданно сузился и стало вдруг так душно, что он не смог даже нормально вздохнуть. Бросив последний взгляд на Сурин, он вышел на улицу и вдохнул прохладный ночной воздух полной грудью. Ничего ужасного не происходит, успокаивал себя парень, просто накатило, убеждал себя он, прикрыв глаза. Некстати вспомнился их недавний разговор с девушкой, в котором она поделилась своей недавней выходкой. Она рассказала ему всю правду, поделилась своими переживаниями и тревогой, и сказала, что приняла для себя важное решение. Мегуми позавидовал и этому тоже. Он всегда думал, что способен легко отпускать прошлое, что, живя рядом с по-настоящему хорошими и отзывчивыми людьми, он позабудет о своих тревогах. Ведь, как ему было известно, время лечит и стирает все болезни. Но как же он ошибался. Он не смог смириться с тем, с чем, как думал, уже давно смирился. И в этом они с Сурин были похожи. С одним лишь важным отличием — она действительно могла отпустить всё то темное и страшное из своей души. А он не мог. Он знал, что его отец сейчас ведёт где-то разгульный образ жизни, что даже мысли не допускает о том, где его сын и как он поживает без него. Мегуми даже не помнил его лица, как и лица матери, которой уже давно не было в живых, и все эти мысли его терзали. И отпустить их было очень тяжело. А Сурин могла. Или (Мегуми никогда этого не исключал) очень хорошо могла справляться со своими внутренними демонами. Собственным демонам он тоже думал, что нашёл правильное применение — он выпускал их и они дрались до закатывающихся в обмороке глазах. Нашел в этом свою сумасшедшую необходимость, потребность выплескивать все своё дерьмо в бое без правил. И Мегуми действительно легчало, его демоны успокаивались и отходили на задний план. И в какой-то момент даже казалось, что все встает на круги своя. А потом накатывало вновь и кучка из избитых им хулиганов становилась все выше и больше. Наверное, как бы Мегуми не была страшна эта мысль, ему действительно было трудно осознать, что он был кому-то нужен. Что он больше не несчастен и не одинок. Но пора было взглянуть правде в глаза — это никогда не было так с тех пор, как он встретил Сурин. Он не был один. И он был счастлив, каким бы болезненным трепетом и теплом внутри него это не отзывалось. Наверное, ему стоило взять пример с подруги и тоже пойти дальше без сомнений и сожалений, потому что для шамана, которым он ещё, кстати, не стал, это будет большой проблемой в будущем. Мегуми понимал, что с такими мыслями его не хватит и на два года обучения. Он должен правильно расставить свои приоритеты. Обратно он вернулся с ясной головой. Нашёл взглядом Сурин и почувствовал как губы сами растянулись в улыбке. И всё вокруг вдруг стало таким неважным. Ну, конечно. У него есть она и есть Годжо, который, хоть иногда и раздражал своей гиперактивностью и назойливостью, стал для него незаменимым. Он правда больше не одинок. Мегуми был нужен им, а они были нужны ему. Ему не о чем больше переживать. Кстати, о Годжо. Не изменяя своим традициям, он как всегда опаздывал. Фушигуро уселся на своё прошлое место, налил себе сока и даже заговорил с подсевшими к нему однокласниками. Сурин, которая всё это время его искала, облегчённо выдохнула, заметив его в компании людей. Внимательно взглянула на его лицо, поведение и жесты и, удовлетворившись осмотром, улыбнулась — Мегуми не казался ей напряжённым или скучающим, значит, можно было сделать вывод, что его вполне всё устраивало. Она не стала к нему подходить. Вместо этого тоже налила себе попить и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, не сразу обратила внимание на приближающуюся к зданию ауру. Она была смутно знакома и чем ближе приближалась, тем сильнее и отчётливее становились. Сомнений не было — это была мощная проклятая энергия Годжо. Взволнованно обернувшись, Сурин стала ожидать, когда он зайдёт внутрь. Мужчина легкой походкой переступил через порог и девушка, вдруг почувствовав, как перехватило дыхание, не нашла в себе силы сдвинуться с места. Годжо был эффектным, высоким и широкоплечим, сразу привлек к себе внимание девчонок и некоторых парней. Подстать случаю, он сменил рабочую форму на стильный брючный костюм, а на глаза, вместо повязки, надел свои фирменные очки. И смотря на него дрожащими глазами со своего места, Сурин вдруг очень отчётливо поняла, как назвать те эмоции, что он вызывал в её душе — она была влюблена. Влюблена в Годжо, в своего учителя, опекуна, спасителя, друга и близкого человека. И эта мысль настолько отрезвила и обожгла её, что, не зная, как с ней справиться, Сурин лишь растерянно хлопнула ресницами. Годжо, отыскав её взглядом, весело махнул рукой и пошёл к ней, улыбаясь своей неизменной яркой улыбкой. Нужно было срочно что-то с этим сделать. Ни за что не дать ему понять, что было что-то не так. Он ведь поймёт это почти сразу же и точно не оставит её состояние без внимания.       — Пришли таки, — голос от долгого молчания прозвучал чуть хрипло и нервно, но девушка улыбнулась, стараясь не акцентировать на этом внимание.       — Обещал же, — он улыбнулся ещё шире и в своей привычной игривой манере подмигнул. Сурин отчаянно проигнорировала вспыхнувшие кончики ушей от этого действия. — А я свои обещания, как ты знаешь, держу.       — В отличие от манер и пунктуальности, — беззлобно заметила она, протянув ему стакан с соком.       — Признаю, есть грешок, — не стал спорить Сатору, хохотнув. — Там точно только сок? — он подозрительно зыркнул в стакан.       — Точно, — кивнула Сурин. Конечно, ребята подпольно притащили алкоголь, но она тактично отказалась и ни за что бы не стала предлагать его Годжо — знала, что он не особо любил выпивать. — Тут алкоголь предусмотрен только для слабоумных и отважных. Совсем учителей не боятся, — покачала она головой.       — И ты, конечно же, не выпила ни глотка, — сощурил он лукаво глаза, вглядываясь в её отчего-то румяное лицо, и принюхался, пытаясь определить, действительно ли это так.       — Конечно же, нет, — хотела было возмутиться девушка, но лишь отодвинулась назад — Годжо наклонился к ней слишком близко.       — А Мегуми? Где он, кстати? — он завертел головой, выискивая парня. — Уж он-то от алкоголя точно не отказывается. Сурин последовала за его взглядом и они оба замерли, наблюдая интересную картину. Мегуми сидел в компании девушки. И по его рассеянному, слегка хмельному лицу не сразу стало понятно, было ли ему комфортно в её компании или нет, но Хаякава знала его слишком хорошо — ему не было приятно.       — Разве мы не будем ничего с этим делать?       — Ревнуешь? — весело спросил Годжо, моргнув своим прожекторами.       — Нет, — ответила она резче и громче, чем хотела. — Конечно, нет, — добавила тише и спокойнее. Ни о какой ревности идти речь не могла. Просто эта девушка нагло и без спроса решила залезть к Мегуми не только в душу, но и рукой под пиджак, а она знала, что ему никогда не нравилась подобная раскрепощенность. Впрочем, парень быстро пересёк пьяное прикосновение и отодвинулся подальше, держа вежливую дистанцию. Старшеклассница надулась, но больше лезть не стала и продолжила о чём-то беззаботно щебетать.       — Вот видишь, он и сам неплохо справляется, — хмыкнул Годжо. — Честно признаться, я больше за тебя переживаю.       — В смысле? — не поняла Сурин, подняв на него глаза. — Почему?       — Смотри, — он положил ладонь на её плечо и, чуть развернув, указал пальцем на какого-то парня. — С того момента, как я пришёл, этот малец в своих мыслях уже успел отмутузить меня несколько раз. Наверное, думает, что я твой кавалер, — сказал он беспечно. — У вас какие-то недомолвки или он просто местный хулиган-красавчик?       — Ни то, ни другое. Я станцевала с ним один раз, а он, наверное, подумал, что я дала согласие на что-то большее. Это был её одноклассник — Тацуя Мацумото. И такого непрошибаемого парня ещё поискать надо было. Он походу с детства не привык слышать слово «нет» — бегал за Сурин весь вечер, пытался завести с ней разговор, добивался внимания и настойчиво приглашал на танец, и она согласилась поневоле, думала, что он отстанет, если получит своё, но сейчас парень сидел в углу зала и явно был недовольный тем, что рядом с ней стоял кто-то другой, а не он.       — Пф, тоже ревнует что ли? — Годжо начинало нравиться происходящее. Сурин не стала разбираться в смысле его слов и узнавать, что он на самом деле об этом думает, единственное, что её сейчас волновало — нервный Мацумото, явно что-то задумавший. Он расстроенно поджал губы, поочередно посмотрел на неё и на Сатору, и, что-то там в своей голове решив, встал со своего места.       — О, кажется, к нам идёт, — весело подметил мужчина.       — У меня идея, — она мгновенно переключилась — мысли лихорадочно заметались. Не хотелось всяких дешёвых и нелепых сцен, по типу санды-барбары на глазах у Годжо. Идея родилась быстро и воплотить её очень хотелось, хоть и было страшно от мысли, что он ей откажет.       — Какая?       — Пойдёмте танцевать? Сурин взволнованно подняла на него глаза, следя за реакцией.       — Пойти танцевать? — он задумчиво почесал подбородок. — И лишить себя возможности посмотреть на спермотоксикозного подростка?       — Господи, — она невольно покраснела от его слов. — Просто идёмте. Не долго думая, Сурин смело взяла его за руку и повела за собой в сторону забавно дрыгающихся одноклассников.       — Да брось! Давай посмотрим, что он сделает, — Годжо капризно остановился, но руку не выдернул.       — Просто идёмте танцевать, — она ещё раз нервно посмотрела на идущего к ним парня. — Считайте, что соглашением на танец сделаете мне подарок на выпускной. Уже не зная, как его уговорить, Сурин ещё раз потянула его за руку, но встревоженно застыла, когда Сатору в один широкий шаг оказался в паре жалких сантиметров от неё. Барьер Бесконечности опасливо заискрился от неожиданного столкновения, но тут же успокоился по воле хозяина.       — Но я и так приготовил тебе подарок, — Годжо сделал вид, будто ничего не произошло и развернул другой стороной ладонь, соглашаясь и одновременно приглашая на танец.       — Правда? — Сурин вложила свою немного дрожащую руку в его ладонь и почувствовала, как он вместе с этим мягко положил вторую руку на её лопатки. Внутри стало так горячо от ощущения его широкой ладони в своей руке, от понимания, насколько его пальцы длинные и крупные по сравнению с её. Все внутри скрутило узлом от волнения.       — Конечно, — он с энтузиазмом закивал и с гордостью произнёс: — Твой подарок — моё великолепное присутствие на этом тусклом празднике.       — Годжо-сенсей. Он весело рассмеялся, довольный её нахмуренным лицом, и притянул чуть ближе к себе, ведя за собой в танце. Мацумото, о котором она уже успела позабыть, недовольно запыхтел, наблюдая за ними, и, круто развернувшись, пошёл прочь, приняв молчаливое поражение. Сурин облегченно выдохнула. Все обошлось.       — Не хотели танцевать, но так хорошо это делаете, — заметила она, стараясь следовать за его уверенным движения и не наступать на мыски дорогих туфель. Отчаянно старалась отвлечься, не думать о волнительной близости и о том, как одновременно хотела и боялась ощутить его без Бесконечности.       — Нет ничего, чтобы я не умел делать хорошо, — он самодовольно хмыкнул. Сурин тихо рассмеялась. Мужчина был в своём репертуаре.       — А вот ты совсем новичок, — заметил он, бросив насмешливый взгляд на её заплетающиеся ноги. — Тому бедолаге небось все ноги отдавила.       — Ну уж, извините, — она шуточно возмутилась. — Для меня не доступна опция: нет ничего, чтобы я не смогла сделать идеально, — перековеркала она его фразу, пытаясь повторить интонацию и выражение лица. — И ничего я ему не отдавила. Годжо прыснул от смеха.       — То-то он за тобой бегает. Точно отомстить хочет. Сурин никак это не прокомментировала. Во время их танца Сатору постоянно дурачился и очень громко возмущался, когда она наступала ему на ноги, но в целом, всё прошло довольно гладко. Если, конечно, не учитывать учащенное сердцебиение девушки и её вспотевшие от волнения ладошки. Всё-таки хорошо, что мужчина не развеял свою технику — было бы неловко, если бы он это заметил. Она подняла на него глаза, он отпустил свои, приспустив очки на нос, и улыбнулся. Мягко, искренне, невероятно красиво. Сурин вдруг почувствовала себя такой безоружной и беззащитной под этим взглядом и улыбкой. Ошибки быть не могло — она точно влюблена. Не возможно было найти другого рационального объяснения чувству, что было сильнее привязанности, доверия и уважения. Но вот почему-то ожидаемого облегчения и радости от осознания этого чувства не было. Конечно, девушка не была столь глупа, чтобы не понять какое значение имела в жизни Годжо. Она определённо была для него важна — невозможно было это отрицать, иначе бы он не дал ей когда-то понять, что сделает всё, чтобы защитить её, что поддержит и что она может быть в нём уверена, даже если не будет уверенна ни в чем. И хоть эти мысли почему-то неизбежно ранили, Сурин всегда гнала их прочь. И сейчас сделала то же самое. Не было тут ничьей вины. Ни её, ни Годжо. Любовь просто зародилась из теплоты и нежности, которые она всегда к нему испытывала, которые после того разговора, а может и после той роковой Рождественской ночи, после того трепетного объятия, неизбежно превратились в желание быть рядом с ним. Быть чуточку ближе, теснее, пройти через этот холодный барьер Бесконечности. Сурин отчаянно и болезненно тянуло к нему, влекло с сумасшедшей силой, и как бы она не сопротивлялась, чтобы не говорила, не делала и не думала, любовь к Годжо становилась с каждым днем всё сильнее и сильнее. И, возможно, эта любовь была в ней всегда. Зародилась с того самого момента, как они встретились, с того самого момента, как они переплелись мизинчиками, пообещав друг с другом подружиться и с того самого момента, как Годжо ласково щёлкнул её по носу, сказав, что она больше не одна.       — Не понял, — мужчина склонился над ней, заметив собравшуюся в уголках глаз влагу. — Ты плачешь? — спросил он, озадаченно моргнув ресницами. — Тот парень тебя как-то обидел?       — Нет. Не в этом дело, — упрямо замотала головой девушка, шмыгнув носом.       — А в чём? — он моргнул ещё раз, не совсем понимая, как реагировать на чужие слёзы. Особенно, на слёзы Сурин. И, ничего лучше не придумав, начал нежно вытирать её щеки подушечками больших пальцев, чувствуя, как что-то странное, похожее на беспокойство, зашевелилось и защемило в груди. — Ну что же ты, — сказал он так кротко, что ей захотелось расплакаться ещё сильнее. — Смотри, у тебя вся тушь растеклась.       — Где? — девушка попыталась самостоятельно исправить ситуацию.       — Да стой ты. Сейчас всё размажешь. Он аккуратно убрал её руку и сам всё вытер. С невероятной нежностью и осторожностью, пока она смотрела на него, боясь лишний раз вздохнуть и моргнуть. Захотелось так нестерпимо обнять его, прижаться к широкой груди и забыть обо всем, выкинуть из головы эти дурные мысли. Она не должна любить его такой любовью. Годжо буквально был тем, кто её вырастил, кто дал ей беззаботное детство, кто всегда давал ей выбор. Чёрт возьми, она правда не должна его так любить. Но разве сердцу прикажешь? Разве ему объяснишь, что так нельзя или что так не правильно?       — Что у вас здесь происходит? — Мегуми неожиданно показался рядом, удивленно подняв брови.       — Мегуми-и-и, — протянула Сурин, подойдя к нему ближе и уткнувшись носом ему в плечо. Он недоумённо перебросился взглядами с Годжо, молчаливо спрашивая, что произошло, но тот лишь невинно пожал плечами, мол, я вообще тут ни причём и тоже не знаю, что происходит. Оказалось, они оба не знали, как справиться с женскими слезами. Зато заботливо усадили девушку за стол, принесли воды и тоже уселись по бокам от неё, молчаливо поддерживая своим участием её горестную проблему.       — Извините за эту сцену, — неловко произнесла Сурин, когда окончательно успокоилась. — Просто что-то накатило.       — Если всё-таки дело в том парне, я…       — Что за парень?       — Да нет же, — перебила она их обоих, улыбнувшись. — Все в порядке, не переживайте, — она уверенно взглянула на своих верных защитников. — Давайте лучше веселиться. Весь оставшийся вечер прошёл замечательно. Сурин поочередно танцевала то с Годжо, то с Мегуми, хотя последнего приходилось очень долго упрашивать, а иногда они танцевали все вместе и отдавала всю себя. Отплясывала, пока не заболели и не загудели ноги, улыбалась и хохотала так искренне, пока глаза не заслезились от смеха и счастья. Возможно, Сурин действительно была достаточно сильной, чтобы справиться с демонами из прошлого, чтобы кому-то искренне помочь и поделиться своим теплом и заботой, но, пожалуй, единственное, в чём она действительно оказалась слаба — любовь к близким.

***

Сурин начала ответственную подготовку к поступлению в магический техникум. Средняя школа осталась позади, но впереди ожидала шаманская жизнь, наполненная приключениями и опасностью. Она прекрасно осознавала весь риск, понимала, что её путь будет тернист и долог, что однажды может произойти даже такое, что она просто не вернётся с задания, отдав жизнь за спасение людей. Поэтому тренировалась ещё упорнее и ожесточенные, не жалея себя, оттачивая навыки и всё ещё по-немногу всему обучаясь. Но сегодня девушка решила дать себе выходной и первым делом, пока не появились сомнения, решила посвятить свободное время себе и пойти в салон постричься. Длинные тёмные волосы почему-то вдруг резко надоели, захотелось каких-то внешних перемен и, глядя на себя обновлённую в зеркале салона, она удовлетворённо улыбнулась сама себе. Получилось даже короче, чем она ожидала, но результат порадовал. По дороге домой Сурин прикупила продуктов, захватила любимые сладости Годжо, имбирь для Мегуми и уже прикидывала, что приготовит на ужин.       — Я дома! — крикнула она с порога, разуваясь прямо на ходу. Никто ей не ответил. Хотя было чёткое ощущение, что дома кто-то был. Ещё странным казалось, что чужая проклятая энергия была приглушенной, едва заметной. Выключив свет в коридоре и взяв пакеты в руки, она хотела было пройти на кухню, как в проходе неожиданно показался Годжо с полотенцем на плечах.       — О! С возвращением, Сурин. Она остановилась, почувствовав как сердце предательски затрепетало от его мягкой улыбки и такого же мягко тона.       — Вы один дома? — она оглянулась, стараясь вести себя непринужденно. — Мегуми ещё не пришёл? Всё ещё было трудно оставаться наедине с Годжо и притворяться, что всё в порядке, когда это было совершенно не так, но Сурин начинала привыкать. И даже вела себя почти так же естественно, как и раньше.       — Нет. Думал вы вместе придёте, — он подошёл ближе. — Что купила? Показавшись из слабо освещенной гостиной, мужчина вдруг остановился и приподнял брови в приятном удивлении.       — Постриглась, — просто констатировал он факт и, подойдя ещё ближе, взял одну передню прядь пальцами и любопытно её рассмотрел.       — Подумала, что прежняя шевелюра будет мешаться в бою. Сурин не решилась поднять взгляд, как и спросить, идёт ли ей новая стрижка. Постеснялась. Впрочем, Сатору и не спешил раскидываться комплементами.       — Вряд ли бы она тебе действительно помешала, — он кивнул каким-то мыслям в своей голове и осторожно взял пакеты из её рук. — Так что купила-то? Они вместе прошли на кухню. Годжо начал рассказывать о своём прошедшем дне, в какой-то момент даже начал жаловаться, что ему не удалось купить своих любимых эксклюзивных моти и уселся за стол, вытянув ноги. Домашняя рутина почему-то всегда его успокаивала, а суетившаяся туда-сюда Сурин, которая расставляла все по своим местам и внимательно его слушала, иногда что-то уточняя, вызывала сплошное умиление, спокойствие и тепло на душе. Он даже не заметил, как начал улыбаться.       — Познакомлю тебя с одним своим старым другом, — мужчина как всегда перескакивал с темы на тему, и девушка не сразу поняла о чём шла речь, пока он не добавил: — Первое время будешь ходить на задания вместе с ним.       — А почему не с вами?       — А ты хочешь со мной? — спросил он лукаво, явно издеваясь. Сурин показательно нахмурилась, никак не реагируя. Конечно, она хотела — глупо это было отрицать. Да и так было логичнее, он же её учитель в конце концов. Девушка правда надеялась, что первое задание, а по совместительству, определение её ранга, пройдёт именно с ним, но, видимо, этому не суждено было сбыться. Мужчина тем временем продолжил:        — Сейчас как раз сезон, сама понимаешь, проклятия в это время становятся агрессивнее обычного, — да, в этом он был прав. С наступлением осени люди становились менее стрессоустойчивым и проклятия появлялись одним за другим из-за скопления отрицательных эмоций. И Годжо был чуть ли не единственным, кто мог понизить этот показатель за удивительно короткое время. — Я очень занят. Едва урвал себе сегодня выходной. На самом деле, он возвратился домой совсем недавно, незадолго до её прихода. Но чётко решил, что до обеда следующего дня пробудет в постели в обнимку с долгожданным сном.       — Ничего страшного, — Сурин развернулась к нему, улыбнувшись. — На вашего друга ведь можно положиться?       — Конечно. Я за него ручаюсь.       — А как его зовут?       — Нанами Кенто.       — Так я же его знаю, — удивилась девушка. — Если это, конечно, тот, о ком я подумала.       — Ты верно подумала, — словно прочитав её мысли, уверенно кивнул он. За всю свою жизнь Мегуми и Сурин удалось повидать Нанами всего пару раз, но он успел оставить о себе неизгладимое впечатление. Он был младше Годжо всего на год, но казался в разы взрослее и серьёзнее, да и в принципе отличался от него почти по всем параметрам, — для девушки до сих пор оставалось загадкой их дружба, если её такой действительно можно было назвать. Нанами явно требовался месяц перерыва после каждой встречи с Сатору. Общение с ним ему было прямо в тягость. И, наверное, поэтому Сурин видела его так редко.       — Он конечно хандрит порой, не любит работать сверхурочно и тот ещё зануда, но своё дело он знает. Я могу без проблем тебя ему доверить.       — Как лестно вы о нём отзываетесь, — подметила девушка, стараясь не обращать внимание на зашевелившееся в груди тепло от мысли, что Годжо доверяет её безопасность не кому попало, а хорошим людям, кому безоговорочно доверял сам. А как она знала — заслужить его доверие было не так уж и просто. Мужчина вообще редко кому доверял. — Нанами-сан хоть знает, что вы о нём на самом деле думаете?       — Я ни за что ему такое не скажу!       — Вот поэтому вы ему и не нравитесь!       — Думаешь? — спросил он так удивлено, будто сам об этом даже не догадывался.       — Знаю.       — Ты можешь сказать ему каким хорошим и замечательным я могу быть, — попытался он подлизаться, но Сурин нашлась с ответом.       — Что-то мне кажется, что это вряд ли сработает. Он точно найдёт в этом какой-то подвох.       — Тут ты права, — он согласно хмыкнул, а потом вдруг резко переключился на другую тему. — Кстати говоря, у меня для тебя есть подарочек, — и поднялся со своего места, исчезнув с кухни.       — Если это такой же подарок, как на выпускной, то я заранее отказываюсь, — крикнула она ему в догонку.       — Обижаешь, Сурин, — он весело посмеялся. Обратно Годжо вернулся с большим подарочным пакетом и протянул его ей.       — Открывай. Его глаза засветились неподдельным интересом к её реакции и девушка, не томя ожиданием обоих, любопытно заглянула внутрь — там лежала большая плоская коробка. Она достала её из пакета и, ещё раз взглянув на Годжо и получив утвердительный от него кивок, взволнованно открыла крышку. Сурин уже догадывалась, что там будет, но от увиденного сердце подскочило к горлу, а на губах расцвела широкая радостная улыбка. На дне коробки, акуратно сложенная и выглаженная, лежала форма. Сделанная специально для неё.       — Нравится?       — Да, она замечательная, — она любовно прошлась пальцами по пуговицам с эмблемой-вихрем и дорогой темно-синей ткани. — Спасибо. Годжо горделиво заулыбался, довольный собой, и, не успев толком среагировать, вдруг оказался зажат в порывистых девичьих объятиях.       — Спасибо, — шепнула ещё раз Сурин куда-то ему в волосы и, отстранившись, счастливо прощебетала: — Пойду примерю. Она ушла в свою комнату, а Сатору озадаченно прошелся рукой по волосам, где всё ещё призрачно ощущалось чужое горячее дыхание. Это было странно. Но не придав этому особое значение и сев за стол, он принялся ждать. Хаякава быстро вернулась обратно. Она медленно покрутилась вокруг своей оси, демонстрируя идеально сидящую по фигуре форму, и, замерев, всё-таки решилась задать мучащий её вопрос.       — Ну как? Желание получить глупый комплимент — такая мелочь, так по-женски, но Сурин так хотела услышать хотя бы что-то.       — Тебе идёт. Годжо почему-то все дурацкие сладкие комплименты показались сейчас такими неуместными. Ей правда просто шло. И короткие волосы ей были к лицу. И он только сейчас вдруг заметил, как резко она вытянулась в росте, как стала выше, кажется, даже Мегуми. Как грамотно сложилась ранее угловатая подростковая фигура, как заострилось лицо, на котором пропала почти вся трогательная детская припухлость и как взгляд стал чуть холоднее, подстать цвету глаз. Сурин и раньше была красивым ребёнком, но сейчас, то, какой она выросла, как прекрасно расцвела — невозможно было описать словами. И оторвать от неё взгляд совсем не получалось, как бы Годжо не пытался. Это напомнило ему о их первой встрече. Тогда он тоже не мог отвести взгляд, поразившись проницательному, не по годам взрослому взгляду. И теперь он, чувствуя дежавю, вдруг очень ясно осознал — девочка действительно выросла. Она больше не ребёнок. Сурин приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, и Сатору невольно отпустил взгляд на её губы, собираясь слушать, но они оба отвлеклись на щёлкнувший дверной замок — Мегуми вернулся домой.       — Я дома, — проговорил парень настолько громко, насколько было не лень и замер, завидев вышедшую к нему подругу и следом за ней Годжо, — Оу, — парень быстро оценил взглядом её новые обновки.       — С возвращением, Мегуми, — улыбнулась ему Хаякава. — Как тебе моя форма?       — Хорошо смотрится, — он посмотрел на её волосы и отвёл глаза, покраснев.       — Пф, ты что, смутился? — весело спросила она, подойдя ближе и пытаясь поймать его взгляд.       — Нет, отстань, — Мегуми смешно завертел головой, не давая на себя посмотреть.       — Какой милашка.       — Прекрати. Годжо прислонился к стене и, сложив руки на груди, молча наблюдал за ними с мягкой улыбкой на губах. На самом деле, как бы грустно это не было осознавать, они уже оба были взрослыми. Тех маленьких восхитительных ребятишек, которые держались за руки и недоверчиво смотрели на него своими серьёзными глазами, уже язык не поворачивался назвать детьми. В груди что-то снова защемило, непонятная тоска и радость перемешались — Сатору почувствовал себя странно, непонятно, но ощущения не были неприятными. Когда-то давно он полагал, что никто не станет ему дороже него, но как же он ошибался. Мегуми и Сурин заняли себе особое место в его сердце и сколько он не пытался их оттуда выгнать, они лишь сильнее укрепляли свои позиции. Всё же, их связь была неизбежна. И теперь, когда они выросли, Годжо смог наконец-то расслабиться и успокоиться, был уверен — дальше они пойдут сами. Всё необходимое, всё что он смог и попытался им дать — он уже сделал. Его долг, как их защитника, был почти исполнен. Оставалось всего ничего.