Самое сильное проклятие

Сурин поражённо уставилась на Годжо, не поверив собственным ушам. Что он сказал?       — Человек, которого ты любишь — я? Она растерянно подняла на него глаза, непонимающие и глупо заморгала ресницами, впервые не зная что сказать и каким образом из такой ситуации можно выбраться. Годжо не переставал удивлять — только она подумала, что хоть немного начала понимать ход его мыслей, что приблизилась достаточно, чтобы увидеть его таким, каким он мог быть на самом деле, как он тут же безжалостно ударял с другой стороны, ошеломляя и сбивая с толку.       — И что, если это вы? — спросила она решительно, пока не передумала и не успела смутиться. Ударила в ответ.       — Не знаю, — честно ответил Сатору, не особо поверив её ответу.       — И я не знаю, — тоже честно ответила Сурин. — Но разве я не говорила, что это касается только меня и его. Почему вы вдруг спросили об этом? — она внимательно пробежалась глазами по его лицу, отчаянно пытаясь понять.       — Хотел убедиться, что это не я. Хотел убедиться был ли у них шанс. Но, похоже, он действительно ошибся. Она с той невероятной нежностью в глазах говорила не о нём. И не для него была та мечтательная и ласковая улыбка. У них ничего не получится, а он — просто эгоист, который захотел посягнуть на то, на что никогда не должен был посягать. Всё к этому и шло. И всё останется в той кондиции, которая была сейчас — Сурин была, есть и будет его близким другом. Но на этом всё. И эту безумную тягу к ней он подавит, как и хотел изначально. Искоренит. Всё пройдёт. И всё встанет на свои места. И всё будет как прежде — без лишних чувств и желания чего-то большего.       — Я ведь такой красавец мужчина, разве сложно в меня не влюбиться? — улыбнулся он лукаво. У Годжо почему-то создалось впечатление, будто он всё испортил своим дурацким любопытством и желанием всё узнать — всю эту дружескую и приятную атмосферу между ними. Поэтому, единственным вариантом всё исправить было вот так глупо пошутить. Пошёл на попятную, понял, что не должен был всё это начинать и перекладывать ответственность за ответ, который изменит их отношения, на неё. Он здесь взрослый и это он должен был подумать головой, прежде чем что-либо делать и спрашивать. Но, с другой стороны, Сатору действительно убедился, что это не он. Неприятно, конечно, но ничего — он уже привык, что в любовных делах не всё так гладко и просто, как кажется.       — Ужас какой, — Сурин улыбнулась в ответ и посмотрела на него таким же взглядом, как и в тот вечер — понимающим, нежным и снисходительным. Годжо понравился этот взгляд ещё с прошлого раза — она воспринимала его дурость без укора и раздражения, как это бывало с другими людьми. Знала всему меру и тоже умела пошутить. — Никогда бы не подумала, что в мире может быть что-то хуже и страшнее самовлюбленного мужчины, но вы смогли превзойти себя даже тут. Они взглянули друг на друга и почти одновременно рассмеялись.       — Ты сейчас задела моё хрупкое эго.       — Что-то мне с трудом верится, что оно у вас действительно хрупкое. Годжо только хмыкнул, улыбнувшись, а Сурин, посмотрев на свою кисть, которую он всё ещё осторожно держал в своей ладони, медленно потянула её обратно к себе, скользнув пальцами по тёплой коже без Бесконечности. Мужчина не снимал свой излюбленный барьер почти никогда, но почему-то решил снять сейчас и девушка вдруг с улыбкой подумала, что его наверняка задел тот недавний случай между ними. Пальцы до сих пор неприятно жгло от ударившего тока, но это не казалось сейчас столь важным. Куда больше беспокоили ощущения от текстуры кожи, от её теплоты, нежности, от того, что он, всегда завернутый в невидимую скорлупу, позволял ей себя так касаться.       — Если вам правда интересно, то я вижу в вас своего друга и близкого человека, на которого можно положиться. И вы дороги мне не меньше, чем Мегуми, — она подняла глаза обратно на его лицо. Годжо внимательно слушал и нежно улыбался уголками губ. — Мы с вами уже говорили об этом. Помните то Рождество?       — Ты тогда рассказала, как вы познакомились. Он хорошо помнил тот день. Тогда Сурин едва исполнилось четырнадцать, Мегуми тринадцать, и он впервые дал им попробовать алкоголь. Тогда девушка, охмелев от выпитого шампанского, поделилась своими переживаниями и чувствами, сказала, что увидела в хмуром и молчаливом мальчишке свою родственную душу и что он для неё впоследствии стал кем-то больше, чем просто другом, что он — её обретённая семья, которой никогда не было.       — Да, тогда я не сказала этого, но скажу сейчас. Я вижу и в вас свою родственную душу, всегда почему-то казалось, что наша встреча не случайна, — мужчина удивленно приподнял брови — в этом их мысли идеально совпали. Она тоже чувствовала, что их встреча произошла не просто так. — Вы и Мегуми — моя семья. И этой душевной близости, я надеюсь, у нас никто никогда не отнимет. Хоть и приходилось иногда жалеть о том, что любовь к Годжо в какой-то момент приобрела совсем другой смысл. Но во всём остальном Сурин была искренна: он — её спасение, человек, без которого не было всего того, что есть сейчас и когда-нибудь она скажет ему и об этом тоже.       — Не отнимет. Я не позволю, — пообещал Годжо, крепко сжав её ладонь. Слова Сурин отрезвили его затуманенные мысли. Ну, конечно. Они все, сами того не осознавая, восполнили отсутствие семьи в традиционном её понимании через отношения, к которым пришли спустя долгие годы, находясь рядом и незаметно поддерживая друг друга. Годжо не считал, что сделал для них что-то особенное — он просто старался дать им то, что не было у него самого, хоть, порой, делал это не так хорошо, как следовало и как хотелось бы (из-за работы он часто отсутствовал и не всегда участвовал в их жизни, но никогда не беспокоился по этому поводу — Сурин и Мегуми всегда казались страшно и не по годам взрослыми детьми и всегда прекрасно справлялись и без его опеки), но то, что они этой семьёй всё же стали — было логично и неизбежно.       — Рада это слышать, — девушка тепло улыбнулась, сжав его ладонь в ответ. — Ну всё, раз с этим решили и все теперь спокойны, я могу пойти спать?       — Можешь, — ласково улыбнулся Годжо, нехотя выпустив её руку. Они поняли друг друга, а это главное. Даже хорошо, что всё разрешилось таким образом. — Сладких снов.       — И вам, — Сурин последний раз посмотрела на него и исчезла за дверью. И только когда услышала отдаляющиеся шаги, смогла спокойно выдохнуть. Это было… чертовски трудно. Пожалуй, стоило заранее догадаться, что Годжо выкинет что-то подобное, что у него вполне хватает смелости, чтобы спросить обо всём напрямую, но не предполагала, что это произойдет так сразу и так безапелляционно. А ведь Сурин всего лишь хотела его убедить, что в любви нет ничего плохого, что это прекрасное и светлое чувство и что любить могут даже они, шаманы, как бы опасно это не было в их работе, и вот к чему этот спор привёл.       — С ума сойти, — она рухнула на кровать лицом вниз. Похоже, у них обоих были свои сумасбродства и способы от их избавления. Интерес Годжо был вполне объясним. Жаль только ему пришлось соврать и сказать, что её сердце уже было занято кем-то другим. «Дура, не могла сказать ему что-то другое?» — корила она себя мысленно, хоть и понимала, что признаться в чувствах была не готова. У неё не было столько сил, смелости и уверенности в том, что это будет правильно воспринято. Меньше всего на свете хотелось терять то, что было между ними сейчас. Она не была готова поступить так опрометчиво. В итоге, терзаемая тяжелыми и мучительными раздумьями, девушка ещё долго провозилась, чтобы заснуть. На ней всё ещё было надето чужое хаори и, не долго думая, Сурин без стеснения закуталась в приятно пахнувшую одежду, которая уже успела смешаться с её собственным запахом и не заметила, как наконец-то провалилась в сон. Почувствовала себя лёгкой, умиротворенной и защищённой.

***

Оставшиеся два дня поездки прошли спокойно и без приключений. Правда, обратно подростки доехали уже без особого энтузиазма, но зато отдохнувшими и посвежевшими. Готовыми к новым свершениям. Группа из Инумаки, Панды и Маки вернулись к заданиям, прихватив с собой Юту, который начинал привыкать к шаманской рутине; Сурин тоже вернулась к заданиям, но перед этим встретилась с Нанами и отдала ему несколько сувениров, которые прихватила с Хоккайдо, Мегуми вернулся к учёбе, а Годжо начал подготовку к новому шаманскому марафону. Теперь уже не просто, как штатный работник, а как учитель. Официально. Было решено, что Фушигуро будет в его группе с ещё двумя другими учениками — он возьмёт ответственность за их обучение на себя. Правда, Мегуми пока что оставался единственным кандидатом в новую команду. Так и прошёл, разошедшись кто-куда, оставшийся учебный год. Привыкнув к своему новому ремеслу, Сурин в какой-то момент начала ходить на миссии одна. Нанами сопровождал её лишь тогда, когда работа была сложной и запутанной, требующей расследований, но в основном девушка старалась справляться сама. Фигурально она, конечно, никуда одна не ходила — ей бы просто не позволили, поэтому на задания её постоянно отвозил и привозил на служебной машине Сато Миура — один из членов Окон, который выполнял такую же работу, как Идзити. Парень сам предложил свою помощь, сказал, что руководство не разрешает студентам ходить на задания самим в целях их безопасности и так как они уже были относительно знакомы, Сурин без вопросов согласилась. Его она запомнила ещё с того раза, как из лаборатории Сёко сбежало проклятие и довольно быстро нашла с ним общий язык. Миура оказался неплохим парнем, был старше всего на четыре года и ему удивительным образом удавалось скрашивать все её рабочие будни, рассказывая по дороге домой всякие забавные истории из своей жизни. В целом, оставшийся год обучения прошёл для Сурин довольно тихо и без громких происшествий. Каждый месяц проходил довольно однообразно — первую половину дня она училась, а после ходила на задания, иногда просто училась и шла домой, иногда, бывало, не училась совсем и ходила на задания, но единственное, что оставалось неизменным — её упорные тренировки. Девушка доработала свою технику, выучила несколько новых и набралась достаточно опыта, чтобы в критичный момент не ударить в грязь лицом и быть всегда начеку. С Годжо они встречались теперь редко — мужчина начал больше работать за рубежом, прихватил с собой Юту, как самого сильного и способного студента, и они оба уже несколько месяцев не появлялись в техникуме. Отдушиной оставался Мегуми — единственный, у кого всё оставалось стабильно. Он уже сдал все экзамены и вот-вот должен был забрать документы об окончании средней школы, чтобы уже через пару недель, может даже раньше, с чистой совестью вступить в ряды шаманов. А сегодня у Сурин был день рождения — ей наконец-то исполнилось семнадцать. И Годжо, не изменяя своим традициям, как всегда опаздывал на все важные мероприятия, но кровно пообещал, что постарается успеть приехать хотя бы к праздничному ужину. Сначала девушка отпраздновала с друзьями из техникума — они недолго посидели в общажной гостиной, а потом планировала отпраздновать всё ещё раз, но уже дома — в кругу близких, при непринужденной обстановке, с вкусной едой и выпивкой.       — Я дома. На часах уже было больше десяти вечера, в доме было подозрительно тихо и темно. Годжо запер дверь, положил кучу пакетов на пол и прямо в обуви прошёл по коридору, уже чувствуя по приближающейся энергии кто идёт навстречу. Сурин как раз проходила мимо, на ходу поправляла своё симпатичное праздничное платье, совсем его не заметив в тени прохода, но вдруг резко обернулась и испугано подскочила, забавно схватившись за сердце.       — Не пугайся, это я, — он показался из тени, мягко улыбнувшись. — Привет, — как ни в чём не бывало поздоровался Годжо.       — С возвращением, — протянула она как-то неверяще, неловко застыв на месте, наблюдая, как он снимает куртку и ботинки.       — Вы чего все попрятались? Я уже успел подумать, что опоздал.       — Вы опоздали, — с лёгким укором произнесла девушка, придя в себя. — Мы с Мегуми уже заждались вас. Годжо тихо посмеялся над её серьёзным тоном, понимая, как, оказывается, скучал по этому и остановился в шаге напротив, наконец-то взглянув на неё. Платье и вправду было симпатичным — хорошо сидело по фигуре. И её волосы, кажется, немного отросли.       — Можно мне… — она смущённо запнулась, тоже замерев в нерешительном шаге.       — Почему ты спрашиваешь? Иди сюда скорее, — он раскрыл руки, приглашая обняться, и Сурин, с облегчением выдохнув, сразу же рванулась вперёд, чтобы в следующее мгновение впечататься лицом в тёплую грудь и счастливо улыбнуться. — С Днём Рождения.       — Спасибо, — она чуть потерлась щекой о ткань приятно пахнувшей рубашки, чувствуя, как начинает терять голову от долгожданной близости. Только сейчас, оказавшись рядом, она поняла, как сильно по нему скучала. Они все это время переписывались, разговаривали по телефону и Годжо всегда присылал фотографии с какой-нибудь достопримечательностью, местными сладостями, а порой и свои селфи на фоне какого-нибудь пейзажа, но всё это было не то. Не то, что нужно. И не то, что хотело влюблённое сердце.       — О, приехали наконец-то, — Мегуми тоже неловко застыл в коридоре, не желая мешать идиллии, но Годжо и Сурин почти одновременно раскрыли руки, приглашая и его обняться тоже. Парень отвёл глаза, почесал затылок, смущаясь, но все равно подошёл, потому что эти тактильные люди его точно не оставят в покое. Годжо загреб их обоих в свои медвежьи объятия, покрепче прижал к себе и счастливо улыбнулся, наконец-то понимая, каково это — возвращаться в дом, где тебя ждут. Дом был там, где были Мегуми и Сурин, все остальное уже вторично. Менялись квартиры, адреса, районы, города и страны, но только они оставалась константой. И только они были отдушиной.       — Я привёз кучу сувениров, — сообщил довольно мужчина, когда они все вместе уже сидели на кухне, болтая обо всём на свете. — И тебе подарочек, — весело подмигнул он Сурин.       — Правда? — тут же обрадовалась она, подойдя ближе и любопытно заглянув в большой подарочный пакет. Он знал, что она фанатела по какой-то корейской музыкальной группе, поэтому, ничего лучше не придумав, достал для неё автографы всех парней, пока был проездом в Корее, нашёл эксклюзивные карточки с их изображениями, кучу альбомов (купил на всякий случай побольше) и много-много другого. И какого же было его удивление, когда девушка, открывая подарок, чуть не взвизгнула от восторга, как маленький ребёнок. Годжо было искренне не понять этой радости вокруг каких-то карточек со смазливыми парнями, но раз она была довольна, то и он был счастлив.       — Нравится?       — Ещё спрашиваете? — она оторвалась от подарка и взглянула на него, щуря глаза в улыбке. А потом вдруг сделала то, чего он ожидал в этот момент меньше всего на свете — незаметно оказалась рядом, опасно близко, поднялась на цыпочках и горячо мазнула губами по его щеке, целомудренно целуя. — Большое спасибо, — и, сверкая от счастья, быстро вернулась к своим кумирами. Сатору откровенно завис. Никогда ещё простой поцелуй в щёку не трогал так за душу. Кожу моментально обожгло, а по телу поднялась предательская волна жара, заставив его на секунду испугаться от собственной же реакции. Испугаться от того, насколько это было неожиданно и от того, как сильно он, оказывается, этого хотел. Не было смысла больше врать саму себе — он правда неравнодушен к ней. И если до сегодняшнего дня Годжо мог обманываться, думая, что всё вернулось на круги своя, что его больше не тянет к ней, как сумасшедшего и что все её прикосновения, улыбки, взгляды, слова и всё остальное его ни сколько не волнуют, то после этого злосчастного поцелуя пришлось признаться. Волнуют. И даже более чем. И ни черта он не ошибся — его место рядом с Сурин, он чувствует это. Только рядом с ней у него просыпалось спокойствие и ощущение правильности происходящего, и только её хотелось видеть рядом с собой. Другой вариант Годжо просто не устроит.       — А ты что подарил? — спросил он у Мегуми, чтобы хоть как-то отвлечься от мысли о поцелуе.       — Какая разница, если ваш подарок всё равно его переплюнул, — беззлобно ответил парень. Годжо самодовольно хмыкнул, нахохлился и сел поудобнее на стуле — реакция Сурин была тому подтверждением, его подарок действительно произвёл эффект. Весь оставшийся вечер прошёл для него, словно в тумане. Они сидели за столом, выпивали, разговаривали, делились новостями, шутили и замечательно проводили время, а его мысли все равно каждый раз предательски возвращались к дурацкому девичьему поцелую. Сатору как-то мимолётно тронул щёку пальцами, на ней остался след от помады и как-то глупо улыбнулся сам себе. Давно такого не было. Кожу до сих пор жгло от невинного прикосновения, которого и поцелуем-то назвать можно было только с натяжкой, и почувствовал себя каким-то по-идиотски влюблённым мальчишкой, которому понравившаяся девочка наконец-то оказала хоть какой-то знак внимания. Застряв в своих дурных мыслях и пытаясь понять свои ощущения, он не сразу заметил как Мегуми и Сурин ушли в отрыв. Они оба в какой-то момент дошли до той кондиций, когда уже пора было прекратить веселье и расходиться по комнатном, иначе грозило всё закончиться множеством неприятных сюрпризов утром. На бледных щеках что у одной, что у второго появился хмельной румянец и они оба о чём-то друг другом хмуро спорили, так и не найдя компромисса.       — Ты не прав. Это совсем не так работает.       — Откуда тебе знать, как работает моя техника?       — Я знаю тебя с шести лет.       — Это не аргумент, Сурин. Годжо только улыбнулся — наблюдать за перебранкой двух подвыпивших подростков было очень весело. Он даже щёлкнул их пару раз на камеру, чтобы завтра, выспавшимся и одетым с иголочки, позлорадствовать над их помятыми лицами. Уже предвещал, как сильно они будут жалеть, что столько выпили сегодня. Мегуми капитулировал первым.       — Эй, ты даже не дослушал, — Сурин мягко ткнула его пальцем в щёку.       — Ты его утомила, — добродушно посмеялся Годжо. Он любопытно взглянул на девушку, отмечая, что стоит ей чуть охмелеть, как она превращается в тот самый тип пьяных людей, которые становятся приставучими, неугомонными и вечно признающимися всем подряд в любви.       — Надо его уложить в кровать. Она поднялась и, чуть покачиваясь, подошла к парню с намерением его поднять, но Годжо мягко её остановил, быстро оказавшись рядом.       — Сиди. Я отнесу его сам.       — Ладно, — согласилась она без претензий, пьяно ему улыбнувшись. Он помог парню дойти до кровати, уложил и заботливо накрыл одеялом. Правда, когда захотел уже уйти, Мегуми неожиданно поймал его пальцами за рукав, остановив.       — С ней лучше сейчас не спорить.       — Ты поэтому притворился спящим?       — Нет, я действительно хочу спать.       — Я тебя понял. Много слов и не нужно было — Сатору за столько лет уже привык и нашел общий с ним язык, понимал его порой по одному лишь взгляду. Улыбнувшись, он ласково растрепал и без того торчащие в разные стороны тёмные волосы, чувствуя к нему какую-то особую непреодолимую нежность, не такую, какую чувствовал к Сурин. Понял, что всегда любил он их по-разному. Мегуми отпихнул его ладонь, словно кот, который посчитал, что хватит с него милосердия, но все равно тепло улыбнулся в ответ.       — Идите уже, я в норме.       — Ладно. Сладких снов. Он последний раз взглянул на него, вышел из комнаты и тихо закрыл за собой дверь, а когда вернулся обратно на кухню, Сурин уже успела пьяно растянуться по столу.       — И как я только допустил такое? — хмыкнул он, качнув головой. Подошёл к ней и сел на корточки напротив, заглянув в чуть опущенное и скрытое под волосами лицо.       — Сегодня можно, — запротестовала девушка, открыв глаза и попытавшись сфокусироваться.       — Спать пойдёшь? Или будешь буянить? — он быстрым движением убрал чуть отросшие волосы за аккуратное ухо, чтобы видеть её лицо.       — Вы за кого меня принимаете? — обиделась Сурин.       — За маленькую пьянчугу? — усмехнулся Годжо. Она мягко ткнула его в плечо, улыбнувшись, а он, случайно переместив взгляд, с учащенным сердцебиением заметил, как одна лямка её платья немного сползла вниз по плечу, открывая вид на красивую молочную кожу. И стало вдруг совсем не до смеха.       — Давай, поднимайся. Пора баиньки. Мужчина быстро поднялся сам и отвёл взгляд от греха подальше.       — Давайте лучше ещё по бокальчику? Вы совсем не выглядите пьяным. Вообще-то Годжо был пьян, но, к сожалению, далеко не от алкоголя, и ей об этом знать не стоило совершенно.       — А ты хочешь видеть меня пьяным?       — Никогда не видела. Интересно было бы посмотреть.       — Уверяю, не самое лучшее зрелище. Она вдруг весело и пьяно хихикнула, проговорив:       — В таких случаях мне нравится думать, что вы от одного алкогольного вдоха уже в нокауте.       — Да ну? — улыбнулся он лукаво.       — Ну да, — съехидничала она в ответ. — По крайней мере, это объясняет почему вы иногда избегаете выпивки. Или делаете вид, что пьёте.       — Всё-то ты знаешь. Сурин подперла рукой подбородок, улыбнувшись, — наблюдать за хозяйничавшим на кухне Годжо оказалось очень приятно. Он убрал всё со стола и принялся за мытьё посуды, пока она, не стесняясь, уже в непонятно какой по счету раз скользнула по нему взглядом, чувствуя как непрошенный жар поднимается к лицу, заставляя трепетать от волнения — в этой белой рубашке с закатанными рукавами и классическими брюками мужчина смотрелся просто потрясающе. Вызывающе соблазнительно.       — Сурин.       — Да? — она тут же села по струнке смирно, словно её поймали над чем-то запретным. Все это время Сатору о чём-то говорил, а она совсем его не слушала.       — Ты там заснула что ли? — он коротко на неё взглянул. — Я спрашивал что с вашим переездом.       — Ах, да, — она смущённо почесала затылок. — Мы с Мегуми почти все перевезли в общежитие. Планируем заселиться в начале июля.       — В каком корпусе?       — В третьем. Поближе к Панде, Инумаки и Маки, хотя Мегуми был изначально против. Но я его убедила, что так будет веселее.       — Я не удивлён. Он только тебя и слушается, — улыбнулся он по-доброму. Хотел сказать что-то ещё, но позади неожиданно скипнул стул и он уже крам глаза видел, как Сурин в последний момент тяжело оперлась рукой о стол, чтобы не упасть.       — Ой, что-то меня штормит, — она несчастно схватилась за гудевшую голову. Годжо вытер руки о брюки и молниеносно оказался рядом, поймав её за талию, чтобы не дай бог не рухнула лицом вниз.       — Тошнит? — спросил он обеспокоено, положив одну её руку себе на плечо. — Если надумала вырвать прямо здесь, то это плохая идея, — и мягко подтолкнул её к выходу из кухни.       — Нет-нет. Я, наверное, просто резко встала, — она слабо, но абсолютно искренне в своей возмутительной пьяности улыбнулась, взглянув на него. — Хотела вам помочь прибраться. Годжо только покачал головой, чувствуя, как сам начинает улыбаться. Даже в таком состоянии эта девушка куда-то рвется и хочет помочь. Такая неусидчивая. Ну вот что с ней делать?       — Давай-ка лучше и тебя уложим спать, м? — предложил он, аккуратно подтолкнув её вперед ещё раз.       — Но я хочу поговорить с вами ещё немного, — запротестовала Сурин, уперевшись пятками в пол.       — Завтра поговорим. Ты пьяна, — мужчина без каких-либо проблем приподнял её одной рукой над полом, покрепче ухватив за талию, и продолжил свой путь. — Все хорошие девочки в это время уже спят. И тебе тоже пора. Девушка успела только пораженно вдохнуть и самой дотянуться мысками до пола, чтобы её не несли так, будто она вообще ничего не весила, и забавно фыркнула в ответ. Годжо мимолётно на неё взглянул, но не стал настаивать — просто помог дойти. Рукой, прижимающей тонкую талию к себе, чувствовал каждый волнующий изгиб, торчащие рёбра и упругую кожу, скрытую тонкой тканью атласного платья и так на это отвлёкся, что даже не услышал, как она в какой-то момент начала ворчать и жаловаться на что-то.       — … и такой невыносимый и вредный.       — Ну, спасибо, — он кивнул, сделав вид, что всё слышал до этого. Она явно говорила о нём.       — Нет, вы не поняли. Они дошли до комнаты и в темноте пробрались до кровати.       — Нет, я понял, — Сатору включил свободной рукой ночник, озарив комнату слабым тёплым светом, и наконец отпустил её, не отрицая досаду, которую при этом испытал. — Лучше… Сурин накрыла его рот пальцами, затыкая.       — Вот об этом я и говорю. Вы даже не дослушали. Почему меня вообще сегодня никто не слушает? — пробурчала она обиженно. Годжо хмыкнул, дёрнул губами, фактически целуя её пальцы, но ничего не сказал. Стало любопытно посмотреть что она скажет и сделает. — Вы не просто невыносимый, вы… я правда иногда не понимаю что творится в вашей белобрысой голове, но… — она вдруг грустно улыбнулась и переместила ладонь на его грудь, прямо там, где находилось сердце. — Но здесь, — она мягко надавила. — Здесь находится такое большое и доброе сердце. Вы даже не представляете каким замечательным человеком являетесь. Если бы не вы, у меня бы не было всего того, что есть сейчас. Я вам так благодарна. Стольким обязана. И так ещё хочется всего сказать… Годжо молча слушал, чувствуя, как теплеет лицо от её слов и как сердце под чужой горячей рукой отзывчиво пропустило пару ударов.       — Я очень сильно люблю вас, — почти не заплетающимся языком призналась Сурин и прильнула к нему всем телом, обнимая с отчаянной, жадной нежностью, какой обнимала его всегда.       — Я тебя тоже, — слова дались тяжело, ещё никому не приходилось говорить их вслух, но он покрепче обнял её, отказываясь жалеть или забирать их обратно.       — Вы такой хороший, — шмыгнула она носом, отстранившись. — Я правда… — девушка смущенно запнулась — Годжо неожиданно накрыл ладонью её щёку, приласкав горячую кожу.       — Ну-ну, ты ничуть не хуже, — сказал он мягко и, отодвинув покрывало, попытался уложить её на кровать. — Ну всё, ложись давай. Сурин как-то странно хмыкнула над его «ты не хуже», закуталась по пояс в одеяло, а затем крайне обиженно и искренне выпалила, отвернув голову:       — Какой же вы скупой на комплименты.       — А вот и не правда, — оскорбился Годжо. Да он мастер комплиментов. О чём она говорит?       — А вот и правда. За весь вечер вы даже Мегуми сделали парочку комплиментов, а мне ни одного.       — Прямо-таки ни одного?       — Ни одного. Сатору тяжело вздохнул, не поверив собственным глазам. Пьяная Сурин так завуалированно и забавно требовала его внимания, была такой жадной до ласки, такой податливой, почти сама лезла под руку. Пришлось напомнить себе, что она пьяна, что вряд ли себя сейчас контролирует, что едва ли понимает, что творит — и что с ним делает один её взгляд, одно её прикосновение.       — Сурин, — он решил поступить по совести. И постараться не показать, как сильно его всё это волнует. — Я не вижу смысла говорить о том, что и так всем, включая меня, понятно. Ты очень красивая и привлекательная девушка, но ты же сама понимаешь, что главное далеко не это, — сказал он с учительским напутствием, сев рядом и взяв её руку в свою. — Как ты там сказала? У меня большое и доброе сердце? Так вот знай, твоё сердце в разы больше и добрее. Мне ещё не доводилось встречать человека чудеснее тебя, — он ласково улыбнулся, погладив её теплую кожу большим пальцем. Сурин молча слушала и завороженно смотрела на него во все глаза. — А ещё ты слишком добрая и я всё боюсь, что ты когда-нибудь из-за этой доброты и бескорыстия попадёшь в беду. Умоляю, будь с этим осторожна. Я теперь не всегда буду рядом и не смогу защитить тебя, — девушка хотела было запротестовать и сказать, что защищать её вовсе не нужно и что она справиться со всем сама (уже справляется), но он мягко её остановил, накрыв губы указательным пальцем. Правда, тут же его убрал, потому что представшая перед глазами картина оказалась слишком соблазнительной и притягательной. — Об этом у меня тоже есть пару слов. Я знаю, что ты сильная и знаю, что ты можешь за себя постоять, даже так скажу, в будущем на тебе будет ответственность побольше моей, но это в будущем, а пока позволь просто помочь, пока это ещё возможно, — она вздохнула, но ничего не сказала. — Ну как? Что тебе больше всего из этого понравилось? Выбирай любой комплимент. Я сегодня расщедрился от души.       — Матерь божья, — Сурин отчаянно покраснела и зажмурилась, закрыв лицо руками.       — На пару лет вперёд тебе хватит, я думаю, — сил глумиться у него было хоть отбавляй.       — Это уж точно, — они оба тихо рассмеялась. — Вы правда обо мне так думаете? — выдохнула она с трепетом, снова взглянув на него.       — Конечно, — мягко и искренне улыбнулся Сатору.       — Хотите знать, что думаю я?       — Разумеется. Всё выкладывай, — он уселся поудобнее, собираясь слушать.       — Если честно, я всё думаю о том, что у вас такие громадные и невероятные способности, что вы всё делаете с блеском, но, кажется, вовсе не от того, что жаждите успеха, а потому что боитесь неудач.       — Всё верно. Именно поэтому я и сильнейший.       — Нет, — качнула головой Сурин, улыбаясь так, словно открыла для себя всю правду мироздания. Она подняла ладонь и мимолетно коснулась пальцами его щеки, обжигая. — Именно поэтому вы такой же человек, как и все остальные. Глаза Годжо удивлённо расширились. Ну надо же. Какие хорошие и правильные слова — она попала прямо в точку. И это испугало, ужаснуло и восхитило одновременно. Сурин прекрасно понимала кто он такой, какая на нём была большая ответственность, прекрасно осознавала все причинно-следственные связи, которые привели его к тому, что было сейчас, но всё равно видела в нём простого человека. Для неё он не был идеальной картинкой, какой являлся для всех остальных, а был вполне живым человеком со своими проблемами, болью и переживаниям. Видела его таким, какой он есть и никогда не пыталась изменить его, требовать что-то или ожидать грандиозных свершений — принимала его всего без сомнений и лишних вопросов. Всего без остатка. И осознав это, ему вдруг стало совершенно не важно откуда она пришла, почему произошли те или иные события и что за всем этим стоит. Важно лишь то, что она выросла хорошим человеком. И что Годжо никому её не отдаст, не позволит обидеть и будет на её стороне, даже если против неё будет целый мир. Она будет в безопасности. Потому что судьба сложилась так, что он смог снова полюбить. Полюбить эту девушку.       — Все мы слабы и боимся неудач в той или иной степени, — сказал он задумчиво. — Но ты верно подметила. Пусть я и сильнейший, это не отменяет того факта, что я всё ещё обычный смертный человек.       — Как приятно знать, что вы на самом деле не самодовольный тип с огромным эго.       — Ой, да брось! Будто ты в этом когда-то сомневалась, — улыбнулся он лукаво. По началу Сурин может и сомневалась, но она бы не полюбила его, будь это действительно так. А сейчас его просто хотелось немного подразнить. Не ему же одному над ней издеваться, верно? — Скажем так, мой случай индивидуален и одно другому никак не мешает, — Годжо весело подмигнул ей.       — Как две крайности одной и той же сущности?       — Именно, — он сделал забавный жест подтверждения, вытянув указательные пальцы. Сурин довольно и широко улыбнулась, всё ещё наблюдая за его лицом во все глаза. И ей в этот момент вдруг так безумно захотелось поцеловать его ещё раз. Того раза оказалось недостаточно — так нестерпимо подмывало на что-то более откровенное, тесное и жадное. Обнять его, прижаться ближе, узнать какие на вкус его безупречные тонкие губы. Но зная, что это невозможно и поцелуй в щеку единственное, чем она может довольствоваться, её душа и желания пискнули немного разочарованно в воспаленном наваждением мозгу. Заставив все свои мысли заткнуться, девушка закрыла глаза. «Дура, сама во всём виновата», — подумалось досадно. Если бы она только тогда сказала ему, что любит, что в нём видит свою отдушину, что он человек, который делает её невероятно сильной, чтобы, интересно, было между ними сейчас? Получилось бы что-то? Пришли бы они к чему-то? Или она бы только всё испортила?       — Неужели ты наконец-то угомонилась? — съехидничал Годжо, который всё это время, пока наблюдал за её внутренними мучениями, хотел поцеловать её не меньше. Может даже больше. И мысли его были далеко не такими невинными. — Я-то думал, у нас Мегуми проблемный, но оказалось, что проблемная ты.       — Ничего я не проблемная, — пихнула она его рукой, но сделала это так слабо, что мужчина даже ничего не почувствовал.       — Да-да, ты очень хорошая девочка, — он тихо рассмеялся над её возмущенным и нахмуренным лицом, положив её руку обратно на кровать. — Ой, смотри-ка, ещё один комплимент. Да я сегодня в ударе.       — А мне кажется, что уже попахивает издевательством. Годжо лишь в очередной раз посмеялся над ней. Сурин сегодня казалась забавнее обычного — он уже не знал, чего от неё ожидать и чему удивляться.       — Ну всё, засыпай скорее, — он хорошенько укутал её в одеяло.       — Угу, спокойной ночи, — сказала она совсем тихо, действительно засыпая. Понаблюдав за ней ещё немного, Годжо, взвесив всё за и против, всё же наклонился вперёд, чуть отодвинул в сторону тёмную чёлку и крепко, но коротко прижался губами к тёплому лбу. А затем, когда чуть отодвинулся, с учащённым сердцебиением заметил, как довольно растянулись её губы в улыбке.       — Сразу на упокой меня решили отправить?       — Спи давай. Поцелуй в лоб тебя не убьёт.       — Не в этом была шутка.       — Кто-то, помнится, сказал мне, что он не проблемный.       — Да всё-всё. Уже сплю. Сурин улеглась поудобнее и спустя пару минут, довольная и счастливая, наконец-то заснула. Годжо нежно улыбнулся и, прежде чем встать и уйти, провёл пальцами по её щеке. Больше он ни в чём сомневаться не будет.