***
Кенма трижды стирает сообщение, прежде чем отправить его. В первый раз он начинает его с: «Эй, чмо». Второй раз он подключает все свои дипломатические навыки и, скрипя зубами, набирает: «У меня есть одно взаимовыгодное предложение». В третий раз приходится со вздохом удалить: «Слушай сюда, ублюдок». Останавливается Кенма на нейтральном: «Дело есть. Интересует?» Куроо читает сообщение почти сразу же, даже начинает что-то печатать, но останавливается. Три точки скачут над пустым полем для сообщений раз в несколько минут, но Куроо медлит. Дразнится, как последний сукин сын. Через полчаса Кенма уже не просто закипает, он — подгорелый осадок на дне кастрюли, когда всё уже выкипело и запеклось. Если ему сейчас не придёт от Куроо как минимум ещё одна «Повесть о Гэндзи» в пятьдесят четыре свитка, то он раздолбает телефон об стену. Или о чью-то голову. Но ответ Куроо лаконичен и прям, как просьба проследовать нахуй. «Я беру 5,000 иен в час за консультацию по вопросам пиара». Кенма делает медленный вдох. Медленный выдох. Если бы существовали чемпионаты по дыхательной гимнастике, он взял бы золотую медаль. Он додышался бы до самой Олимпиады. «А скидку бойфрендам делаешь?» — пишет Кенма. В соревновании по самоунижению он тоже бы занял не последнее место. «Нет, только инвалидам». Сука. Ничего не выйдет. Не с этим ебучим шутником, нет. Придётся смириться с потерей половины аудитории и ждать, пока все забудут о его ошибке. Будто интернет забывает об ошибках. Будто ему до конца жизни не будут припоминать этот идиотский стрим. Кенма раздражённо кусает ноготь и окидывает мысленным взглядом свои подсознательные леса. Ищет, под какой сосной прикопать свою гордость. «Ок. Согласен на 5 тыщ. В налоговой помечу как благотворительный взнос в фонд поддержки страдающих клоунизмом». Куроо снова отвечает слишком долго, а когда сообщение приходит, Кенма жалеет, что Максвелл когда-то открыл существование радиоволн, а Эдисон коммерциализировал электричество. Но истинная вина, конечно, лежит на том самом уёбке, который впервые взял в руку палку и лишил человечество спокойного пещерного будущего. Это из-за него Куроо сейчас пишет: «Вау. Я весь горю. Ты даже не представляешь, как возбуждают парни, заполняющие налоговые декларации». «Надо запомнить, — думает Кенма. — Пригодится для интервью». «Прошу, поделись с нами чем-нибудь остреньким. Есть ли у тебя или твоего партнёра какие-нибудь необычные пристрастия?» «О да, есть три слова, от которых Куроо мгновенно кончает». «О боже! Это то, о чём мы все подумали?.. Вы такие милые!» «Я наклоняюсь к его уху и шепчу: "Я заплатил налоги". И всё. Сперма хлещет фонтаном». «Запишу тебя на 10.00», — пишет Куроо, и Кенма мучительно вздыхает. Он и не помнит, когда в последний раз просыпался в такую рань…***
То, что для встречи Куроо выбрал публичное место, вовсе не удивляет: со свидетелями всяко безопаснее. Но вот то, что этим местом оказывается общественная баня, сильно настораживает. Видимо, это для того чтобы убедиться, что на переговоры никто из сторон не пронесёт оружие. — Я туда не пойду, — говорит Кенма, едва Куроо открывает дверь такси и выкамаривает оттуда свои длинные конечности. Перед тем как попрощаться с водителем, он протягивает ему парочку купюр и по-свойски хлопает по крыше машины: езжай, мол. Счастливого пути. Более пафосного появления придумать сложно, но Куроо идёт ва-банк, поправляя лацканы своего пиджака. Он сидит на нём как влитой, и это подозрительно втройне, потому что одежда смотрится так идеально только на пластиковых манекенах и кинозвёздах. И поскольку под блестящими туфлями Куроо нет красной дорожки, Кенма подозревает, что можно постучать его по груди и услышать пустой звук, какой издаёт пластик при встрече с костяшками пальцев. — Почему нет? Горячие источники прекрасно подходят для деловых переговоров. Наверняка он вычитал это в какой-то методичке по психологическим манипуляциям. Что-то про расслабленную атмосферу и обнажённость тела и мотивов. Кенма смотрит на его идиотский галстук с идиотскими утятами и понимает: нет, не вычитал. Детсадовцы обычно не умеют читать. — Забей, — бормочет он. — Я сваливаю. Грёбаный Акааши. Это всё его вина. И как Кенма поддался на его уговоры? Ясно же было, что дело заранее проигрышное. Дело не просто труба, дело — вся сантехника мира, спаянная намертво в груду металлолома. — Постой, — говорит Куроо ему в спину, в пару шагов догоняя Кенму и опуская руку ему на плечо. От этого жеста появляется пара навязчивых мыслей, например: «Какими должны быть причины, чтобы суд выписал ему запрет на приближение?» «Есть ли такой адвокат, который подгонит руку на плече под причинение особо тяжких?» «Успеет ли Куроо отдёрнуть пальцы, прежде чем зубы Кенмы сомкнутся на его фалангах, дробя суставы?» — Желание клиента для меня — закон, — голос Куроо обволакивает, и это мерзкое чувство. Это пакет на голову и глубокий вдох. — Отправимся куда скажешь. Кенма зверем оглядывается по сторонам. Перспектива ехать куда-то с этим пластмассовым мудаком вызывает острый приступ клаустрофобии, и Кенма кивает в сторону ближайшей кафешки. — Туда. — В «Киски-ириски»?.. — Да похуй вообще. Главное, чтобы там не пришлось раздеваться. Но, зайдя внутрь, Кенма понимает, что ошибся. Потому что, ей-богу, толпа голых мужиков в онсэне была бы и то менее деморализующей, чем розово-зефирное безумие, в котором они оказываются. — Добро пожаловать в «Киски-ириски», — приветствует их официант таким бодрым тоном, что сомневаться не приходится: внутри у него не просто скелет, а целое кладбище. К сожалению, оно к тому же обтянуто лоснящейся кожей и облачено в костюм горничной. С кошачьими ушками. Блять. — Вам столик на двоих? Куроо совершенно спокойно соглашается и так же невозмутимо садится на чудовищно розовый пуфик. На нём он выглядит как бизнесмен, дочь которого заставила его играть в чаепитие с мистером Плюхусом и миссис Зайкой. Кенма бесформенной кучей расползается напротив и натягивает капюшон байки, подавляя желание удушить себя им. Мальчик-официант, оставив на столе два обтянутых искусственным мехом меню, удаляется, покачивая бёдрами так, чтобы длинный хвост игриво ходил из стороны в сторону. Куроо смотрит на наручные часы с видом человека, которому само время что-то задолжало, а потом принимается деловито изучать ассортимент. — Аж глаза разбегаются, — говорит он, и Кенме хочется, чтобы это было правдой. Чтобы его блядские насмешливые глазища действительно разбежались прочь, покинули его довольную рожу. — Никак не могу выбрать между «Мяундальным шейком» и «Тройным мур-муром». Посоветуешь? — Иди нахуй, — бурчит Кенма. «Иди нахуй и никогда не возвращайся». — Это так ты разговариваешь со своим парнем? — Куроо качает головой, раздосадовано цыкая. Конечно же, он всё понял. Обо всём догадался. Конечно же. А раз так, можно пропустить формальности. — Что ты хочешь взамен? — спрашивает Кенма, готовясь к худшему. Но к тому, что Куроо делает дальше, приготовиться невозможно, как нельзя открыть зонтик и надеяться, что он спасёт тебя от атомной бомбы. Куроо улыбается. Куроо улыбается, и это страшнее ядерной войны. — Всего ничего: хорошенько повеселиться, — отвечает он, подпирая подбородок рукой. Смотрит ласково, как бронепоезд. — А ещё доступ к твоему аккаунту для продвижения моего пиар-агентства. Кенма знает, что брать сыр из мышеловки — последнее дело. Особенно, если этот сыр чёрствый и плесневелый. Особенно, если мышеловка — это кабаний капкан. Особенно, если тебе с этим капканом нужно инсценировать самые тёплые и здоровые отношения. Но разве у него есть выбор?.. — Сойдёт, — говорит он и отворачивается к окну, пока Куроо делает заказ у официанта таким тоном, будто приглашает его на свидание в подсобку этого чудного заведения. Кенма своевременно вставляет своё: «Мне то же, что и ему», лишь бы поскорее отделаться, и они вновь остаются в сомнительном уединении. — Если мы хотим, чтобы всё сработало, нужно обговорить детали и составить план, — размеренный голос Куроо намекает на то, что план уже давно составлен, но Кенма не обращает внимания, застопорившись на этом «мы» — ожидаемом и всё же заставшим его врасплох. Звучащим щелчком того самого капкана. — Вот здесь, — Куроо достаёт из кожаного портфеля папку и кладёт перед Кенмой, раскрывая на первой странице, — расписаны все совместные мероприятия на ближайшие полгода. Кенма неверяще переводит взгляд с аккуратно подшитых листов на Куроо. Когда он только успел?.. И почему Кенме кажется, что именно так выглядит сделка с дьяволом? — Действовать надо обдуманно и осторожно, — продолжает Куроо, и из-за чётко поставленной речи создаётся ощущение острой нехватки экрана с презентацией за его спиной. — Будет слишком подозрительно, если сразу после скандала мы начнём вести себя как стремящаяся к публичности пара. Мы должны создавать впечатление людей, привыкших скрывать свои отношения, но при этом надо держаться друг с другом естественно, ведь по легенде мы встречаемся уже год. Слишком быстро. Всё закручивается слишком быстро, и Кенму начинает подташнивать, словно он на карусели, и это совсем, совсем не весело. — Как только мы объявим о наших отношениях, поднимется волна сомнений, так что лучшим вариантом будет перестраховаться. Согласно моим твитам, мы живём вместе, так что с завтрашнего дня я переезжаю к тебе. — Что? Нет! — К тому же нам нужно заручиться поддержкой свидетелей, — говорит Куроо, игнорируя ярое возмущение. — Бокуто выступит с заявлением о твоей неуверенности в себе — последствии тяжёлой борьбы с внутренней гомофобией. Мы поведаем миру красивую историю о том, как сложно тебе было принять себя и как ты боялся осуждения, а потому скрывал наши отношения. Разумеется, тайна давила на тебя и заставляла злиться на Бокуто и Акааши, которым не нужно было прятаться, — отсюда и резкое осуждение их спонтанных проявлений физической близости. Кейджи также послужит надёжным источником как уважаемый журналист. Я же расскажу о том, как тяготила меня необходимость скрывать свою любовь, но при этом я не хотел давить на тебя, зная, что ты публичная личность с миллионами подписчиков, а значит, каминг-аут для тебя выходит за грани личного дела. Так мы заручимся эмпатией аудитории и надавим на их чувство вины, ведь именно из-за них нам пришлось столько всего пережить. Кенма смотрит на него со смесью ужаса и непрошеного восхищения. Сделка с дьяволом? Куда там! Сатана ходит на курсы к Куроо Тецуро и хранит его автограф в рамочке на стене в аду. — Далее, — невозмутимо продолжает Куроо, — мы перейдём к осторожному маркетингу. Будем продвигать свой бренд крошечными шажками. Начнём с того, что я «случайно» промелькну за твоей спиной во время стрима. Потом я выложу пару фото в своём Инстаграме, что-то вроде переплетённых пальцев или наших кроссовок рядом: «Обожаю то, что он меньше меня». Нечто милое и безобидное. Через пару недель мы позволим заметить нас вместе в каком-нибудь ресторане или кинотеатре. Через месяц ты запишешь видео, где мы будем играть в кооперативе. Игра на твоё усмотрение, но я скажу сразу, что плох в гонках и шутерах. Впрочем, твоим подписчикам может показаться милым, если я буду ошибаться, а ты меня учить. Да, пожалуй, так и сделаем… — Куроо помечает что-то в своей копии плана и вновь поднимает глаза на Кенму, по-деловому сцепив руки замком. «Мы», «мы», «мы». В его речи так много «мы», что коммунистам впору платить ему жалование. — На второй месяц мы подключим внешние ресурсы. Я уже договорился с двумя видеоблогерами о коллабе: челленджи для парочек в первом случае и двойное свидание во втором. К тому времени я должен буду как минимум трижды появиться в твоих собственных видео, а совместные фотографии приобретут чуть более пикантный оттенок. В Инсте Бокуто появится несколько историй, где мы дурачимся на заднем плане. Начиная с четвёртого месяца основной задачей будет поддержание регулярности выкладываемого контента: новые видео, новые стримы, совместные появления на публике… Как видишь, я оставил эти поля свободными, корректировать будем в зависимости от общественной реакции, — Куроо небрежно пролистывает папку до конца и захлопывает. — Вопросы? Вопрос у Кенмы только один. За что? Нет, правда, за какие такие прегрешения боги послали по его душу Куроо Тецуро? В чём именно он так сильно проебался? Те айсберги в Антарктиде, которые безвозвратно тают, — это его вина? Озоновые дыры — это из-за его дезодоранта? На какую, мать её, бабочку он когда-то наступил, что теперь его жизнь сносит ебучий ураган? На стол со звоном опускаются два стакана с чем-то пышным и сливочным, и Кенма вскакивает со своего пуфика. Пора валить. Из кафе этого приблядского, из города, из страны. Пора уёбывать с планеты, твердь которой топчут ноги Куроо Тецуро. Разбивать копилку, снимать деньги со всех счетов и умолять Илона Маска забрать его с собой на Марс. Он согласен выращивать картошку из собственного дерьма, если это отдалит его от Куроо Тецуро на целых шестьдесят миллионов километров. Четыреста миллионов, если Марс находится в афелии, а Земля — в перигелии. Самые благоприятные условия для того, чтобы забыть об улыбке Куроо Тецуро. Кенма вылетает из кафе, не прощаясь, и лишь на улице, едва не врезавшись в машину, чувствует, как головокружение немного отпускает его, словно он наконец-таки сошёл с той ужасной карусели. Вот только ебучие лошади соскочили со своих шестов и бросились за ним следом, чтобы нахуй его растоптать. — Эй, — окликает его Куроо, на ходу засовывая бумажник во внутренний карман пиджака. — Прежде чем убегать от меня, взгляни-ка вот на это. И он подсовывает Кенме под нос свой телефон, на котором мелькают цифры. Уходит несколько секунд, чтобы понять, что это не обратный отсчёт до какой-нибудь жуткой катастрофы. Всего лишь подписчики, которых теряет его канал с каждой секундой. — Подумай вот о чём, — предлагает Куроо голосом, которым религиозные фанатики просят вступить в свою секту. — В ближайшие пару дней число твоих подписчиков будет резко снижаться. Где-то через неделю ситуация сгладится и статистика выровняется, но ты и сам это понимаешь. Разумеется, ты опустишься на несколько мест вниз по рейтингу. По моим подсчётам, твой канал откатится примерно к своему состоянию на октябрь прошлого года. Ущерб не столь значителен в перспективе, не правда ли? Кенма знает, что это ловушка, но всё равно пожимает плечами. — Небольшой процент отписавшихся вернётся в течение полугода, но в основном положительного роста следует ждать от новых зрителей, ведь твоей целевой аудиторией остаются подростки. Уверен, ты думаешь: «Плевать, пусть отписываются. Я всё ещё смогу продержаться на плаву, ведь мой контент не заточен под ЛГБТ-сообщество, я просто играю в комп». Кенма смотрит в его насмешливые глаза, и ему хочется выковырять их чайной ложкой. — Но чтобы оставаться на вершине рейтинга, мало регулярно выкладывать контент. Нужно развивать свой бренд. Эволюционировать. Подстраиваться под современные тенденции. Пока что ты самый востребованный летсплейщик, но игровая ниша далеко не самая большая на рынке. Проще говоря, ты — король своего болотца, но я… Я могу вывести тебя в океан, — глаза Куроо сверкают, и он облизывает губы, будто они успели пересохнуть от жара его речи. — Скандал, в центре которого ты оказался, может послужить толчком. Конечно, ты можешь переждать его, смириться с клеймом гомофоба и продолжить клепать однообразные видео с прохождениями и обзоры. Нет, нахер чайную ложку. Можно сделать это вилкой. Тупой и ржавой вилкой. — Сейчас ты на пике популярности, но будут и другие. Пройдёт время, и появится какая-нибудь хорошенькая геймерша, и у неё будет такая же хорошенькая девушка, и все устанут от твоего ворчливого стиля, всем захочется чего-то нового и свежего. И они уйдут один за одним, и через несколько лет ты будешь никому не нужным безработным парнем преклонного двадцатипятилетнего возраста. Оглянись вокруг, Кенма, — он произносит его имя так, словно это целое откровение. — Без развития успех ржавеет, остывает и становится тягостью. Нельзя построить империю, не завоёвывая новые территории. Блогеры, начинающие с обзоров на косметику, переходят на брендовую одежду, работают с дизайнерами, запускают свои собственные линии. Мальчишки, которые бренчат на гитаре для тысячи подписчиков, заключают контракты со студиями и отправляются в мировые турне. Мамаши с пошаговыми рецептами пишут кулинарные книги, открывают рестораны и рекламируют свои диетические кексы как стиль жизни. А что предлагает Кодзукен, кроме десятичасового пыхтения у экрана и гомофобных высказываний? «Убийство по найму, — думает Кенма. — Хотя хуй с ним, первый раз бесплатно». — Кем ты будешь через пару лет, когда устанешь часами сидеть за компьютером? Я скажу тебе. Ты будешь безработным парнем с синдромом запястного канала. Без трудовой книжки, без диплома — ты ведь бросил универ, когда твой аккаунт набрал полмиллиона, так? Зато с набором навыков, какие — вот так сюрприз — имеет любой школьник, которому папочка подарил на день рождения приставку. — А ты предлагаешь мне стать гейским гуру или что? — сплёвывает Кенма. Ему хочется размозжить эту пластиковую бошку об асфальт. Ему хочется разорвать бумажную папку с их распланированной аферой и скормить Куроо каждый чёртов лист. — Я предлагаю тебе выход, только и всего, — он улыбается так, будто уже победил. И если утром Кенма ещё раздумывал, соглашаться ли на это безумие, то теперь он уверен: лучше сдохнуть. Если он действительно угодил в капкан, то он отгрызёт себе ногу. Лишь бы никогда больше не видеть этого пафосного ублюдка. — Скажу лишь раз, так что запоминай, — говорит он, и слова проворачиваются в горле, как в жерле мясорубки. Вылезают неприглядным фаршем. — Иди. На… — О боже! Это Кодзукен? Смотри, это… Это реально он! — тоненький голос перебивает его, и Кенма раздражённо оборачивается на двух фанаток, выбравших худшее время, чтобы явиться. — Здравствуйте, юные леди, — воркует Куроо, и Кенма столбенеет. Потому что чужая ладонь фамильярно опускается на его талию, привлекая к себе в защитном жесте — таком естественном и вальяжном, будто делала это уже сотни раз. — Пожалуйста, никаких фото, — просит он и даже очень натурально оглядывается по сторонам будто бы с беспокойством. Кенма с ужасом понимает: только что он очень грамотно подал им идею. — Понимаете, мы ещё не готовы к… Ох. Никаких фото, ладно? Девочки смотрят на него с раскрытыми ртами, и Кенма буквально видит, как их мозги складывают два и два, нет, один и один — Кодзукен и его парень. Пиздец. Это пиздец. Это… — Конечно-конечно! — заверяет одна из фанаток, и её щёки чуть румянятся от смущения. Глаза блестят, будто она только что отрыла на своём заднем дворе пиратское сокровище. Берцовую кость трицератопса. Священный, мать его, грааль. — А вы… то есть?.. — Без комментариев, — отрезает Куроо, прижимая Кенму поближе. И там, где вжимается в его бок властная рука, кожа горит огнём. «Без комментариев», — пожалуй, самый красноречивый комментарий, который Куроо только мог дать. — Идём, котёнок, — шепчет Куроо ему на ухо. Ровно настолько громко, чтобы его услышали. — Никаких фото, окей? — напоминает он и разворачивается. И Кенме даже не надо оглядываться, чтобы знать, что только что их триумфальный уход был запечатлён на камеру сразу двух телефонов. Через минуту снимки будут уже в сети. — Я уже написал текст для твоего признания. Опубликуем в ближайший час, когда фотки разлетятся, — говорит Куроо с самым беспечным выражением лица. Он чуть поворачивает голову к Кенме, заглядывая в глаза. — Ты в порядке, коть? Выглядишь бледным. Надеюсь, ты не думаешь о том, чтобы всё отрицать? Только представь, как гомофобно это будет выглядеть… Ну, нет, я не могу позволить своему парню так опозориться. — Я убью тебя. Голыми руками вырву твои кишки и скормлю крысам. Твоё тело будут искать годами. — Над твоим публичным проявлением симпатии мы ещё поработаем, — успокаивает его Куроо. — Мерзохуйственный выблядок. — И над ласковыми кличками тоже, — кивает Куроо сам себе. — Мне нравится «котик», но на «солнышко» я тоже согласен. Сейчас довольно популярно называть своего партнёра «деткой», но исследования показывают, что это слово имеет несколько вульгарный оттенок, а я пока не уверен, что нам нужно делать акцент на сексе. Думаю, нашему бренду лучше подойдёт что-то домашнее вроде «зай». Можем попробовать и что-нибудь винтажное… «Дорогой». «Милый». «Любовь моя». Впрочем, нет, это излишне вычурно, а нам надо сосредоточиться на естественности. Давай-ка составим ассоциативную карту. Что первым приходит тебе в голову при слове «дом»? Кенма пропускает его трёп мимо. В одно ухо влетает, из другого вылетает, прямо как прицельная снайперская пуля. И мозги кашицей по асфальту. И закрытый гроб. И печь крематория. И Куроо Тецуро, бережно прижимающий урну с его прахом к своей груди. Смахивающий слезу длинными пальцами и говорящий: «Он был так молод и так хорош. Он был любовью всей моей жизни. Пожалуйста, покидая храм, не забудьте взять мою визитку. "Пиар-агентство Куроо Тецуро". Все клиенты остались довольны. Все клиенты или мертвы, или Бокуто. Всего пять тысяч иен в час за консультацию. Инвалидам скидка».