***
— Всем привет, с вами сексуальный и очаровательный, молодой и успешный, неповторимый и незабываемый… Козуме Кенма. Признайтесь, вы уж подумали, что я скажу: «Куроо Тецуро, а также его бойфренд Кодзукен»? И я действительно собирался так сказать, но имя моего котёнка само сорвалось с губ. Ничего не могу с собой поделать. — Он пиздит, не слушайте его, — отмахивается Кенма. — Мы пытаемся записать вступление уже в третий раз, и сейчас ему впервые удалось сдержаться и не надрочить своё эго. — Котик… — Хуй в ротик. Мы не будем перезаписывать это снова. Давай уже свои вопросы. — Он злится, потому что я попросил его выучить две строчки сценария, — объясняет Куроо камере. — Мой мозг отказывается запоминать бессмысленную информацию. — Сказал человек, который выучил девятиминутную версию рэпа с восемью сотнями имён покемонов… — Не тебе осуждать меня, — закатывает глаза Кенма. — Ты знаешь наизусть историю того долбоёба со скрепкой. — Это поучительная басня о рыночных отношениях, чистая поэзия: обменять скрепку на ручку в виде рыбки, пишущую рыбку — на дверную керамическую ручку, ручку — на печку для кемпинга, печку — на портативный электрогенератор, его — на неоновую вывеску и бочонок пива, их — на поездку в Як, поездку — на грузовик, грузовик — на… — Это мы вырежем при монтаже, — обрывает его Кенма. — Пацан обменял скрепку на дом, это самое что ни на есть чудо, ставшее явью исключительно благодаря удачной рекламной кампании. Тебя это не вдохновляет? — Меня вдохновляет мысль о том, что если он смог выменять скрепку на дом, то я смогу обменять тебя на бойфренда получше. — Вау, окей, это мы точно вырежем при монтаже. — Нет, мы оставим это, вдруг кто-то откликнется. Внимание всем, — Кенма смотрит прямо в камеру, игнорируя обиженное лицо Куроо, которое он состроил для публики. — Отдам в хорошие руки. Можно плохие. Самовывоз из Токио. Отправлю по почте за дополнительную плату. — Он шутит. «Не шучу», — одними губами сообщает Кенма в объектив, но то, как Куроо закидывает свою руку ему на плечи, притягивая к себе и фыркая в макушку, сглаживает весь эффект. Сглаживает все острые края раздражения Кенмы. Сглаживает что-то у него внутри. То, что слишком долго было многоугольником, а теперь превращается в овал. Такое случается с осколками стекла, брошенными в море. С дикими котами, подобранными на помойке. Их гладят, гладят, гладят, пока не сточат окончательно до состояния домашней мягкости. Бок, к которому прижимает его Куроо, тёплый, свитерный, с бьющимся сердцем где-то внутри, и Кенма хочет отодвинуться подальше, потому что помнит пустую комнату дальше по коридору. Помнит, почему она пуста. Помнит молоток, которым Куроо вбивал в стену за их спинами гвозди, и дыры, которые останутся в этой стене, когда он уедет. Ведь он уедет. Этот фарс закончится, и Куроо уедет, оставив после себя красную папку, запах яблочных пирогов и дом, который Кенме останется лишь выменять на скрепку. — Итак, первым, что мы сегодня сделаем, будет небольшой челлендж, суть которого крайне проста. Я включу аудиозапись с вопросами, на которые следует отвечать, стреляя друг в друга водой из пистолетов. Например: «Кто из вас больше времени проводит за компьютером?». Очевидно, это Кенма, так что здесь я должен прыснуть ему в лицо. — Я тебе прысну, блять, — угрожающе шипит Кенма, недоверчиво косясь на водяные пистолеты, которые Куроо невесть откуда достал. — Чтобы всё было честно, я не прослушивал вопросы заранее, так что не хмурься так — морщины появятся. Ну что, поехали? Я включаю. Пару секунд аудиозапись множит тишину, а потом механический голос озвучивает: — Кто из вас больше зарабатывает? — и Кенма тут же зажмуривается, получая струёй воды прямо в лоб. — Я тебя убью. — Кто из вас агрессивнее? — Да блять! Куро! — Кто из вас чаще ругается матом? — Сука! Я тебе сейчас этот пистолет в жопу затолкаю, только попробуй ещё раз… — Кто из вас красивее? — Ха! — Кенма мстительно ухмыляется и наконец давит на курок, но… — Эй! Они несколько долгих секунд смотрят друг на друга, оба мокрые и растерянные, держа своё оружие в боевой готовности. Вода стекает по заалевшим щекам Куроо, и они пропускают следующий вопрос, полностью его прослушав. И Кенма не может поверить, что так тупо спалился. И что Куроо считает его… — Кто из вас больше любит животных? — А Кенма сойдёт за животное? — Кто из вас чаще готовит? — Ну зачем же прямо в глаз?.. — Кто из вас спортивнее? Кто из вас дольше одевается? Кто из вас раньше встаёт? — Так, всё, хватит, ты меня утопишь, — смеётся Куроо, выключая аудио и забирая у Кенмы пистолет. — Да стой, я только вошёл во вкус, — Кенма тянется за игрушкой, но Куроо отбрасывает её в сторону и убирает взмокшие волосы назад. Выглядит он при этом так пошло, будто вылез из рекламы геля для волос или духов: «Аромат, который хотят все». Или секса. — Вдруг там будет вопрос про галстуки, и я смогу просто столкнуть тебя в реку. Кенма вытирает лицо рукавом свитера и отворачивается к камере. Смотреть на Куроо сейчас слишком опасно: хватит и того, что ему придётся любоваться его дурацкой рожей в процессе монтажа. Может, зацензурить её расплывчатыми пикселями, чтоб не пришлось вешать на канал рейтинг «18+»?.. — Второе, чем мы сегодня займёмся, это йога-челлендж, — меж тем продолжает вещать Куроо, разворачивая камеру к ковру. — Я выбрал несколько поз, которые мы попробуем повторить и… Эй, котёныш, ты куда? — Я в этом не участвую. — Конечно, участвуешь. — Я знаю, что ты пытаешься сделать. Ты хочешь навязать мне свои мерзкие фетиши, — Кенма на всякий случай отступает подальше, будто какое-либо расстояние сможет спасти его от Куроо Тецуро и его ужасных идей. — Здоровый образ жизни — это не фетиш, это… — Держи свои больные фантазии в узде. — Детка, йога у тебя в крови, поверь! Видишь, ты уже встал в позу. — Я сейчас тебе организую собаку мордой вниз, умник. — Твой сарказм лишь доказывает то, что йога-терапия нам необходима. Эти позы помогут нам научиться доверять друг другу. Здесь нет ничего сложного, не бойся, — уговаривает Куроо, протягивая к Кенме руки. В сочетании с дружелюбной улыбкой этот жест делает его похожим на миротворца, доброго вестника, дипломата. «Я пришёл к вам с исключительно благими намерениями». Бетонировать дорогу в ад. — Когда я сломаю позвоночник твоей йогой, это тебе придётся возить меня на коляске до конца жизни, — цедит Кенма, осторожно делая шаг навстречу. Потому что Куроо не отстанет — это они уже проходили. Тем более крошечный червь — мозговой паразит — грызёт Кенму изнутри, нашёптывая: «Разве это не идеальный предлог, чтобы коснуться его?» «Если ты согласишься нехотя и немного поупрямишься, он никогда не поймёт, насколько сильно тебе это нужно». — Всего десять лёгких поз, — продолжает истекать сиропом Куроо. — Три, — отрезает Кенма. — Семь. — Пять. — Договорились, — Куроо улыбается и, протянув ладонь для рукопожатия, неожиданно дёргает Кенму на себя, заставляя врезаться в свою грудь. — Видишь, — шепчет он на ухо, — ничего страшного здесь нет. Он врёт. Страшного здесь столько, что хватит на новую часть «Аутласта». Психбольница строгого режима и опыты над людьми — вот на что похож шёпот Куроо Тецуро. Кенма думает, что вырежет это недообъятие из видео. Никому не покажет. Ни с кем не поделится. Скормит его тому вечно голодному червю, пусть подавится. — Первая поза называется «Прогиб стоя». — В прогибах ты эксперт, конечно, — фыркает Кенма, неловко переминаясь на ковре и косясь на фото с образцом. Парочка на нём стоит спиной друг к другу, касаясь пятками и держась за руки. Оба отклоняются вперёд, образуя своими телами букву «V». — Если ты меня отпустишь, я ёбнусь носом в пол. — Не отпущу, — успокаивает Куроо. — Давай, становись. Кенма нерешительно подходит ближе, отворачиваясь от Куроо. Вздрагивает, когда чужая задница прислоняется к собственной, к пяткам прижимаются пятки, к спине — спина. Из-за разницы в росте затылок Кенмы удобно умещается в изгибе шеи Куроо. Он даже чувствует ритм его дыхания, которое сбивается, когда встречаются их ладони. — Готов? — Нет. Куроо отклоняется, и Кенме приходится последовать его примеру, чтобы не завалиться на спину. Сцепленные руки напрягаются под весом двух тел, плечи сами собой расправляются, грудь выпячивается вперёд колесом. Кенме хочется обернуться, но страшно потерять хрупкое равновесие, и он просто сжимает зубы и зажмуривается. Если один из них разожмёт руки, упадут оба, и есть в этом что-то пугающее и незнакомое. Возможно, в народе это зовут доверием. — Ну всё, давай дальше, — бормочет Кенма, делая шаг вперёд и разрушая момент. — Следующая поза называется «Закрытая книга», — говорит Куроо, показывая Кенме фото. — Я так не согнусь. — Не попробуем — не узнаем, — бодро отзывается Куроо, но несмотря на все его старания ничего у них не выходит. Сам он, конечно же, складывается вдвое, как и положено мобильным манекенам, но максимальный наклон заржавевшего тела Кенмы — это девяносто градусов, и в итоге он снова и снова заваливается на пол, пока не говорит, раздражённо сдувая со лба волосы: — Дальше. После этого они криво-косо делают нечто под названием «Лодочка» и «Дерево», а потом Куроо добрых десять минут пытается уговорить его сделать прогиб, находясь в воздухе и опираясь лишь на его ладони и колени. — Это закончится трагедией, — вздыхает Кенма, глядя на Куроо сверху вниз. Тот лежит на ковре, готовый исполнять роль подставки. — Просто доверься мне и попытайся не упасть. Совет, конечно же, здравый: если Кенма упадёт, то лицом в… лицо. Прямо в это ебучее ухмыляющееся лицо. И хорошо, если они просто выбьют друг другу зубы и сломают носы. Плохо, если их губы нечаянно соприкоснутся. Не нужно быть врачом, чтобы понять: такого лобового столкновения Кенма не переживёт. С горем пополам Кенме удаётся взобраться на Куроо и не упасть. Они даже застывают так на несколько секунд: Кенма — пыхтящий и красный от напряжения, и Куроо — расслабленно улыбающийся и ободряюще подмигивающий. Поза идеально подходит для того, чтобы плюнуть ему в рожу, но цена будет слишком высока. Костей не хватит, чтобы расплатиться. Следующая поза больше напоминает акробатический этюд, и Кенма наотрез отказывается играть в трансформеров своим телом, так что Куроо отдаёт ему телефон и предлагает выбрать самому. — Это, — решает Кенма, указывая на самое невинное из предложенных упражнений. На фото пара просто сидит спина к спине в позе лотоса, и Куроо усмехается: — Трус. Давай лучше вот эту, — он пролистывает снимки, пока на экране не появляется человекожук: партнёр держит девушку вниз головой, сцепив молитвенно руки у неё под бёдрами, пока она висит, широко расставив ноги, у него между коленями. — Это уже Камасутра какая-то, — бурчит Кенма. — Кстати говоря, тантрическая йога омолаживает мочеполовую систему, повышает уровень сексуальной энергии, пробуждает чувствительность и благотворно воздействует на кожу… — Всё, мы закончили, — прерывает его Кенма, мысленно нажимая «пропустить» на затянувшемся рекламном ролике. Он передёргивает плечами, пытаясь избавиться от тянущей боли в мышцах. И кто сказал, что спорт продлевает жизнь? Ещё пара упражнений свела бы его прямиком в могилу. — Что там дальше у тебя в программе? — Мы будем отвечать на вопросы твоих подписчиков. Кенма вяло машет рукой, мол, как знаешь, и устало заваливается на диван. Куроо, всё ещё цветущий и свежий, как весна, присаживается рядом, перекладывая его ноги себе на колени. Кенма не отбрыкивается, потому что знает: сопротивление бесполезно. И, что куда хуже, нежелательно. — Так-с, посмотрим, что тут у нас… Ага! — Куроо просматривает ленту комментариев и зачитывает: — «Как часто вас узнают на улицах?» Вопрос с подвохом. Чтобы тебя узнавали на улицах, нужно на этих улицах появляться, а Кенма не вышел бы из дома даже в случае пожара. Кенма согласно кивает, дрыгая ногами, когда Куроо начинает их гладить. — Вопрос номер два. «Когда свадьба?» — Это моя мама написала? — Кенма подозрительно щурится и тянется за телефоном Куроо, но тот легонько шлёпает его по рукам, за что получает носком по щеке. Вообще-то, жест задумывался как унизительный, но Куроо любовно прижимает ступню Кенмы к своему уху и говорит: — Алло? Кенма хихикает, уткнувшись в подушку, позволяя Тецуро закинуть свою ногу себе за шею. Он знает, что, когда будет пересматривать это видео, то умрёт со стыда и возненавидит себя и за этот глупый смех, и за ту естественность, которую Куроо умело отыгрывает, а он… А что он? Разве умеет он играть на камеру?.. — Вопрос номер три. «Как вы познакомились?» Расскажешь, котёнок? Кенма мотает головой, передавая слово Куроо, и тот увлечённо расписывает во всех подробностях лживую сказку, которую они сочинили месяц назад на фотостудии. История Кенме знакома, а потому поверить в неё ещё проще, чем забыть, что ничего подобного не случалось. Он никогда не ходил на вечеринку Бокуто, никогда не сидел с Куроо на последних рядах кинотеатра, никогда не одалживал ему байку. Он никогда не влюблялся в него ни с первого взгляда, ни со второго, ни с третьего. Всё это постановка, режиссёр которой к тому же исполняет вторую главную роль. — Четыре. «Когда будет стрим с Куроо и Майнкрафтом?» — Мы ещё не настолько близки, — говорит Кенма, и Куроо со всей серьёзностью кивает: — Разумеется. Майнкрафт только после свадьбы. Вы, детки, не слышали о таком? Пять. «Кем вы мечтали стать в детстве?» — Я хотел делать видеоигры, — говорит Кенма. — Потом я понял, что для этого нужно быть программистом или художником, и мне стало лень. А Куро мечтал стать настоящим мальчиком, ну, знаете, как Пиноккио. Спойлер: у него не получилось. — Вообще-то, я хотел стать профессиональным волейболистом, но из-за травмы меня не взяли в юношескую сборную. — Ага, конечно, — фыркает Кенма, а потом вдруг замирает и настороженно смотрит на Куроо. Стоп, он что, серьёзно?.. Воображение живо подкидывает образ Куроо в спортивной форме, Куроо в больнице, Куроо, подметающего осколки мечты и решающего двигаться дальше. И Кенме становится не по себе оттого, как сворачивается тот самый червь в его груди. Узлом. Намертво. Жалкое, жалкое создание… — Шесть. «Каковы ваши планы на будущее?» — Яблочный пирог, — не задумываясь, отвечает Кенма, рассматривая потолок. — Может, пицца. — Коть, думаю, они имеют в виду нечто более глобальное. Вроде свадьбы и Майнкрафта. — М-м-м, — неопределённо тянет Кенма и ёрзает на диване. Планы на будущее? На будущее с дырявыми стенами без фоторамок? Будущее без галстуков, трёхразового питания и дневного сна в подушку? Будущее без… — Я всегда хотел завести собаку. — Если ты заведёшь собаку, то я заведу кошку. Нет, двух кошек. — По рукам, — говорит Куроо так, будто действительно верит в это. Будто замки на песке, что они тут строят, не смоет первой же волной. — Кстати, о будущем. На следующей неделе мы снимаем видео «Выбираю одежду для своего парня». — Если ты заставишь меня надеть галстук, я наряжу тебя в костюм горничной. — И я буду в нём великолепен, — ослепительно улыбается Тецуро. — Семь. «Какие языки кроме японского вы знаете?» — Кхалани из «Старкрафта». — Английский и итальянский. — С каких пор ты знаешь итальянский? — Кенма недоверчиво хмурится. — Взял в универе как дополнительный, мне было скучно, — пожимает плечами Куроо. — Пиздишь. — Ti amavo prima che diventasse mainstream, — произносит Тецуро, глядя ему в глаза так бесстыже, что сомнений нет: он только что обругал Кенму последними словами. Проклял его по всем законам фонетики, обрёк своим безупречным произношением на вечные муки в аду. — Ты чё щас вякнул? — Правду, правду и ничего кроме правды, — мурлычет Куроо и торопливо сворачивает с темы: — Восемь. «Какое самое странное место, где вы занима…» Так, это мы пропустим. О, вот хороший. «Что вам больше всего нравится друг в друге?» На самом деле я даже не знаю, как выбрать, ведь есть столько всего, что… — Пресс. — Вау. Ни секунды раздумий. Кенма пожимает плечами, не чувствуя за собой вины. — А как же моя многогранная личность, моё чарующее обаяние, моё умение тебя рассмешить? Нет, нет, не отвечай, я вижу: тебя интересует лишь моё тело… Я чувствую себя так грязно, Кенма. — Помойся, хули. Куроо смеряет его многозначительным взглядом, выражающим то ли разочарование, то ли какой-то пошлый намёк, а потом прокашливается и возвращается к вопросам. — Девять. «Что вас больше всего раздражает друг в друге?» — Пресс, — решительно повторяется Кенма. — Его зацикленность на моём прессе, — вздыхает Куроо и с видом оскорблённой жертвы одёргивает край свитера, поглаживая свой живот. — И последний вопрос. «Можем ли мы получить поцелуй?» — Нет там такого вопроса, ты всё выдумываешь. — Ещё как есть, вот, смотри. — Да никто бы не стал… — Кенма обрывает себя на полуслове, потому что взгляд его утыкается в экран, подсунутый Куроо. Кто-то действительно написал это в комментариях под стримом и… не просто кто-то. Blacktail69. Тот самый Blacktail69, с которого всё началось, который был с ним там, в самом начале, на самом дне, и который… всё ещё следит за его видеоблогом?.. Предатель. Чёртов предатель и извращенец. Их вместе с Акааши надо посадить в одну камеру и навсегда изолировать от общества. Кенма поверить не может, что из всех людей в мире, из всех подписчиков именно он написал этот ужаснейший вопрос. Но зачем? Зачем ему это? Зачем кому-либо?.. — Толпа требует хлеба и зрелищ, котик, — подначивает Куроо. Как пить дать, эти римлянские повадки он подцепил на своих курсах итальянского. — Ну, значит, доставай свою хлебопечку, потому что я не стану сосаться с тобой на камеру, это… Мерзко. Неприемлемо. Невыносимо. Нечестно. — …личное. — Он стесняется, — после небольшой паузы, заполненной разочарованной улыбкой, Куроо отводит взгляд и объясняется перед камерой. — Но мы не оставим вас ни с чем, так, любимый? — В смы… И прежде чем Кенма успевает закончить, Куроо сбрасывает его ногу со своих плеч, наклоняется близко-близко к его губам и хватает подушку, закрывая ею обзор камере. Подмигивает Кенме, шепчет почти беззвучно: — Покраснеешь для меня ещё разок?.. И резко отстраняется, выключая камеру, оставляя Кенму лежать, закрыв лицо руками, чтобы весь мир не успел увидеть его послушно зардевшиеся щёки.6
15 ноября 2021 г. в 02:17
Ничего хорошего от воскресенья Кенма и не ждал, но оно всё равно умудрилось его подвести.
Во-первых, воскресенье — это день, когда Куроо остаётся дома. В субботу он ещё, бывает, занимается рабочими делами, или ездит на встречи, или закупается на неделю, или… Да чёрт его знает. Но в воскресенье он весь день мозолит Кенме глаза. И, казалось бы, месяц спустя мозолям пора бы уже зачерстветь, но нет, каждый раз, когда взгляд Кенмы падает на Куроо, боль всё ещё свежая.
Это неприятно — смотреть на него. По воскресеньям это неприятно вдвойне, потому что в этот день Куроо позволяет себе лениться. И не успевает Кенма удивиться наличию этого слова у него в лексиконе, как понимает: Куроо трактует понятие лени абсолютно неверно. Вместо восьмикилометровой пробежки он арендует велосипед и проезжает шестнадцать километров вдоль набережной. Вместо вечерней тренировки с гантелями он медитирует. Вместо уборки и готовки он устраивает день стирки. Вместо работы он прочитывает одну книгу (техника скорочтения, изученная им на втором году старшей школы, позволяет управиться за два часа) из списка рекомендованных к прочтению гильдией маркетологов. И все эти отвратительные мероприятия он называет «отдыхом».
Если бы Куроо был человеком, то давно бы выгорел, но его андроидская прошивка абсолютно стрессоустойчива. Возможно, Куроо подпитывается работой, как солнечные батареи — светом. Возможно, режим «расслабление» не предусмотрен системой.
Кенма не уверен, что может починить сей баг, но часть его хочет попробовать. Он жестоко убивает эту часть каждое чёртово утро, но она продолжает восставать. Совсем скоро внутри Кенмы можно будет снимать новый сезон «Ходячих мертвецов».
— Ты готов к съёмкам? — спрашивает Куроо, щелчком перелистывая страницу. За пять минут, что Кенма просидел на кухне, мрачно потягивая кофе, он делал это уже двадцать раз.
Съёмки, к которым Кенме нужно быть готовым, — это то самое «во-вторых», из-за чего он заранее невзлюбил сегодняшнее воскресенье.
— Морально или физически? — бормочет он, и от его смешанных с дыханием слов кофейная пенка расступается в кружке, жмётся к краям. Куроо сварил этот кофе, как только услышал возню в ванной. Он так старается Кенме угодить, будто ждёт чаевых за услужливость и расторопность.
Не дождётся.
— Дай угадаю: ответ на оба вопроса — «нет»? — Куроо с ухмылкой вздёргивает бровь, издеваясь: вот насколько я хорошо тебя изучил. Вот насколько ты предсказуем. Кстати, у меня есть отдельная папка, где расписаны все твои реплики с сегодняшнего дня и до самой смерти. Подсказка: дальше ты посылаешь меня нахуй.
— Иди нахуй.
— Начинаем через полчаса. Снимать будем не в твоей комнате, а в гостиной, чтобы подчеркнуть домашнюю атмосферу этого видео. Как видишь, я передвинул диван так, чтобы стена с фотографиями попала в кадр.
Кенма морщится с неодобрением, хотя на диван ему плевать. Куда больше его беспокоит Куроо, на этом диване сидящий: одна босая нога согнута в колене, другая свисает с края; льняные домашние штаны, свободная футболка — всё слишком свежее, выглаженное, рекламное; электронная книга в руках с особым дисплеем, не портящим зрение. Куроо скачивает все свои книги с сайта издательства, чтобы авторы получили процент за продажу. Куроо не покупает бумажные книги, если есть электронная версия, чтобы не вредить экологии.
Сначала Кенма не понимал, как уживается в нём этот пунктик на «осознанном потреблении» с истинной капиталистической сущностью, но позже пришёл к выводу, что всё это — рекламный ход. Часть образа. Изящное дополнение к фасаду. Точно так же мегакорпорации заменяют пластиковые соломинки на бумажные, продолжая убивать планету выбросами отходов. Точно так же политики ездят на метро во время предвыборной компании, чтобы после инаугурации летать на бизнес-джетах.
— Ты собираешься записывать видео в этом? — то, как невинно Куроо интересуется, заставляет Кенму неуютно поёжиться и осмотреть себя. На нём дырявые спортивки, заправленные в носки, и байка с пожёванными шнурками, которая знает о стиральной машине лишь понаслышке. «Лично мы не знакомы, но трусы из соседнего ящика что-то мне о ней рассказывали».
— Я не стану наряжаться ради какого-то видео, — фыркает Кенма. — Если я приоденусь, подписчики начнут задавать вопросы. Что-то типа: «Кодзукен, тебя взяли в заложники? За камерой стоит мужик с пистолетом?»
— Я заказал для нас парные свитера.
— Не произноси таких слов в этом доме.
Наверняка они отвратительны. Что-то вроде «В случае утраты вернуть владельцу» и «Я владелец». Или двух половинок одного сердца. Повезёт ещё, если Куроо не опустился до банальностей и не купил один из тех наборов, где пакман на одном из свитеров соединяется пунктирной линией с призраком на втором.
— Хотя бы взгляни на них. Тебе понравится, — обещает Куроо и кивает в сторону комнаты, которую оккупировал, когда въехал, и которую Кенма сознательно избегал весь месяц. Всё просто. Если в подвале завелась плесень, ты больше не ходишь в подвал. Если к ноге присосалась пиявка, ты отрезаешь ногу.
— В день, когда мне понравится то, что ты купил для меня, я обольюсь бензином и закурю, — угрюмо сообщает Кенма, но всё-таки отставляет свой кофе и подбирается, готовясь к вторжению на вражескую территорию.
— Курение вредит здоровью и способствует развитию рака лёгких! — кричит ему вдогонку Куроо. — А запах бензина очень сложно вывести с одежды!
«Это не проблема, если вся одежда сгорит. Вместе с лёгкими и их раком», — думает Кенма, осторожно приоткрывая дверь комнаты напротив собственной. На всякий случай он ожидает худшего: стерильность операционной, зарядная станция вместо кровати, стакан машинного масла на прикроватной тумбочке — ночной перекус… Но комната Куроо выглядит…
Выглядит точно так же, как она выглядела до того, как он сюда въехал.
Коробка с книгами Акааши, которую он всегда забывает забрать, стоит в углу. Футон свёрнут и прислонён к стенке. Дверцы шкафа плотно закрыты. Шторы задёрнуты. Стол чист.
Комната Куроо выглядит как одиночная палата. Как тюремная камера. Как номер в мотеле, готовый к заселению. Как временное пристанище, в котором не собираются задерживаться надолго.
Куроо заполнил своими вещами всю квартиру, чтобы создать видимость совместной жизни. Разумеется, не было нужды так же работать над этой комнатой.
Ведь у него есть дом.
Где-то в Токио у Куроо есть квартира, которая ждёт его возвращения.
Кенма и сам не знает, почему от осознания этого очевидного факта ему становится не по себе. Обида раскрывается внутри зонтом, сминающим органы, раздвигающим рёбра. Зонтом, который раскрывают лишь тогда, когда становится влажно. Сыро. Зябко.
Он дёргает плечами, прогоняя это чувство, и идёт к столу, на котором совсем ничего нет, кроме двух свитеров, сложенных квадратно, по-магазинному.
Они белые, мягкие даже на вид, со снежинками, оленями, ёлками и прочими празднично-зимними атрибутами, неуместными в конце сентября. Надпись на первом гласит: «Я не ношу парные свитера».
Второй отвечает: «А я ношу».
Кенма знает, какой из них Куроо заказал для него так же хорошо, как знает, что пора идти за бензином и сигаретами.
Потому что ему нравится.
Они ужасны. Слащавые, глупые, подчёркнуто уютные, вызывающе милые.
Они нравятся ему.
Блять.
— Ну как? — от голоса за спиной Кенма вздрагивает и оборачивается.
Куроо стоит, подпирая плечом дверной косяк с таким видом, будто без его поддержки стены рухнут. Возможно, они и впрямь рухнут. Возможно, они уже.
— Мерзоёбственно, — хмыкает Кенма. Сгребает свитер со стола и молча уходит переодеваться.
То, как улыбается при этом Куроо, должно быть запрещено Женевской конвенцией. Где-то в статье о жестоком обращении с военнопленными. Под звёздочкой мелким шрифтом с поправкой на гуманность.
— Я рад, что тебе понравилось, — отвечает он спокойно и довольно. Комплименты он принимать умеет. Даже те, что выплёвывают ему в лицо оскорблениями. Даже те, о которых ему молчат.
«А я нет», — думает Кенма, но не говорит. Если он скажет это вслух, Куроо использует это в качестве надписи для нового комплекта свитеров.