Бизнес

Бертерайт уронила помаду Калаверайт, но та даже этого не заметила! Если всех демонов собрать вместе… Миака ака Ари

— Одо? Что случилось с твоим лицом? — спросил Кварк. — Не обращай внимания, — ответил шейпшифтер, взяв в руки уши ференги, притянув того ближе к себе и запечатлев на лбу хозяина бара продолжительный поцелуй. — Я когда-нибудь говорил тебе, что ты выдающийся негодяй? Два траниса, будь добр, очень холодных. — Будет сделано, — рассеянно ответил Квакр, всё ещё не пришедший в себя от подобного обращения со стороны Одо. Перемену в облике и поведении начальника службы безопасности заметила также и Эсме, машинально воскликнув «дабо!» при очередном удачном для клиента повороте колеса и соответственно не удачном для заведения. Доведя игру до «Карджинко», Эсме направилась к Кварку, выяснить, что это сейчас такое было. — Что случилось с нашим «другом» констеблем? — спросила она, усаживаясь на табурет, одной рукой приподнимая подол платья, в очередной раз напомнив себе, что не стоит заказывать у Гарака слишком уж воздушные и пышные платья, в которых не развернуться в маленьком пространстве. — Полагаю, это связано с джан’тарой Джадзии, — после некоторого раздумья ответил Кварк. — Вот как… Кстати, как прошла часть ритуала с твоим участием, Кварк? — поинтересовалась Эсме. — Не спрашивай меня об этом. Никогда. — Мрачно ответил ференги. Эсме настаивать не стала, прекрасно разбираясь в степени категоричности «никогда» Квакра. В этом случае это было железное, не подлежащее сомнению и обсуждению «никогда», развивать тему которого было бесполезно и даже опасно. — Как скажешь, сладкий, — примирительно произнесла Эсме, проведя пальчиками по краешкам дуг ушей ференги, дабы чуточку развеять мрачное настроение босса. — Пойду-ка я спрошу об этому Литу. Или… мне кажется, я давненько не играла в тонго. — Ты никогда не играла в тонго, — поправил её Кварк. — Самое время начать, я полагаю, — проговорила Эсме, заметив, что именно сыграть в тонго сейчас и собирался констебль. Эсме села за пустующий столиком рядом с тем, за которым расположилась компания играющих в тонго. Как всегда неспешно потягивая газированную воду через трубочку, она наблюдала за играющими: несколькими ференги, Джадзией и Одо. Констеблю везло невероятно, даже не смотря на то, что тот периодически бросал нескромные взгляды на беззастенчиво наблюдающую за ним сквозь призрачную завесу сигаретного дыма женщину. Одо брал банк раз за разом и следовало принять меры, дабы солидная сумма латинума тем или иным образом осела в карманах ференги или маленькой, но в то же время весьма вместительной, дамской сумочке баджорки. Один из игроков решил, что с него на сегодня достаточно и за столом образовалось одно свободное место аккурат напротив Одо. — Вы не возражаете, если я присоединись к вам? — спросила Эсме, обведя взглядом прочих игроков и остановив свой взгляд на Одо, черты лица которого стали гораздо выразительнее и четче. Никто не возражал. Игра возобновилась. Констебль сдавал карты. — Одо, вы сегодня выглядите… — женщина помедлила немного, подбирая подходящее слово, остановившись на нейтральном и всеобъемлющем, — необычно. — Вам нравится? — ответил констебль, не похожий сам на себя, опережая Джадзию, хотевшую внести ясность и объяснить что к чему, почему и зачем. — Очень, — коротко ответила Эсме, не сводя взгляда с глаз шейпшифтера. Джадзия воспользовалась моментом и всё же прояснила ситуацию. — Констебль Одо любезно согласился принять участие в джан’таре, предоставив в распоряжение Курзона своё тело. — Так значит, это и есть знаменитый Курзон, о котором все говорят? — спросила Эсме, бросая в чашу свою ставку — пластинку латинума. — К вашим услугам, — мужчина слегка поклонился, в свою очередь добавляя в чашу ставку после бросков ференги. Игра обещала стать весьма и весьма интересной. Первый круг выиграла Эсме, легкомысленно заметив, что новичкам везёт. Затем выиграл один из ференги, а потом снова Курзон-Одо, не смотря на отвлекающий маневр Эсме: та вытянула под столом свою длинную ножку, носком туфли касаясь ткани брюк мужчины. Не помогло. *** — Извините, господа, но бар уже час как закрыт, — настойчиво проговорил Кварк, подходя к столику, за которым всё ещё продолжалась игра в тонго. — Я был вежлив с вами, но если вы не уйдете сейчас же, мне придётся позвать службу безопасности. — Я и есть служба безопасности, — ответил Курзон-Одо, выгребая из чаши свой очередной выигрыш. — Не беспокойся, Кварк, мы уже уходим, — произнесла Джадзия, под недовольное ворчание шейпшифтера. Бар, наконец, опустел. Пришло время подсчитывать прибыли. Или скорее убытки, учитывая то, как ловко обчистил всех за тонго Курзон-Одо. Эсме вытащила из сумочки выигранные ею слитки латинума — женщина благоразумно вышла из игры после пары кругов, зная, когда следует остановиться. Она проводила Курзона-Одо взглядом, прикидывая свои шансы сыграть в свою любимую игру. — Не забудь взять с него плату, — проговорил Кварк, безошибочно узнавая этот её взгляд особой заинтересованности. — Я спрошу у него в самом начале, намерен ли он заплатить за моё время, — с алчной улыбкой ответила Эсме. — А что если он ответит, что не намерен оплачивать твою компанию? — спросил ференги с парочкой ядовитых нот в голосе. — Тогда я извинюсь за беспокойство, развернусь и уйду. — В самом деле? — Я не намерена тратить своё время бесплатно, — ответила Эсме. Это были правильные ответы на очень коварные вопросы. И всегда был риск, что она ответит не правильно. Что-то там про право распоряжаться собой по собственному усмотрению в свободное от работы время… Опасная и тревожная мысль, ядом отравляющая мысли обоих: мужчины и женщины. Они оба не хотели знать по-настоящему честные ответы на подобные вопросы. Не собираясь рисковать и разрушить то хрупкое равновесие, что давали их собственным отношениям условия контракта, в котором каждый пункт ясно и чётко обозначал все грани их взаимоотношений: начальника и подчинённой, любовников. Договор был гарантом стабильности и обоюдоострой выгоды от их взаимодействия, давая возможность совмещать полезное с приятным. Бизнес и удовольствие всегда шли рука об руку в культуре ференги. Оба признавали такое положение дел более чем удобным. Но иногда… *** Он ожидал увидеть Джадзию, но вместо трилла, на пороге его каюты стояла Эсме — женщина в красном из бара. — Могу я войти, Курзон? — спросила она. И без того запутанный узор жизни Курзона-Одо в этот момент стал ещё сложнее. В паутину потаённых желаний и чувств вплелась ещё одна ниточка, изумрудно-зелёного цвета, обагрённая цветом густой тёмной крови, с оттенками фиолета… Всё было и без того сложно. Так что собственно не было большой разницы, если запутать ещё немного. Он разрешил ей войти. — Хотите что-нибудь выпить? — предложил мужчина. В наличии правда имелась только конфискованная у иридианского контрабандиста уже початая бутылка. — Пожалуй, хочу, — после пары секунд раздумий ответила женщина. — Правда, прежде всего, позвольте задать один вопрос. Что позволит нам понять, не тратим ли мы время зря. Курзан-Одо уже догадывался, какой именно вопрос задаст ему Эсме. — Спрашивайте, — не дрогнувшим голосом сказал он. — Будете ли вы так любезны заплатить за моё время? — нарочито небрежно спросила баджорка. С ответом он не торопился, оценивающе пройдясь по женщине взглядом. Когда их взгляды снова встретились, та повернулась к нему спиной, давая возможность всесторонне оценить товар. Курзар-Одо усмехнулся, достал из кармана несколько пластинок латинума и небрежно звякнул ими в ладони. Предварительно взвесив возможности получить удовольствие в том случае, если бы он решил отказать ей. — Этого хватит? — спросил он, пересыпая слитки в подставленную ладонь Эсме, прекрасно зная (Одо) её обычную цену. — Вполне, — женщина убрала плату в свою бархатную сумочку. — Теперь я с удовольствием пересчитаю пятнышки на твоём теле, прелесть моя. Она с легкостью перешла на ты. Всё сложное стало лёгким. И если судьба не позволила ему получить то, что хотели обе его части… Кира, Джадзия… то он был согласен сейчас и на компенсацию в виде Эсме. Курзону-Одо хотелось сполна насладиться жизнью, всеми её гранями и удовольствиями. И он не стал себе в этом отказывать. *** Всё растаяло как дым… Это сладкое чувство, когда слитки латинума становятся твоими. Волшебная музыка… Лёгкий привкус горечи на губах. Иногда она ненавидела свою жизнь, но всё же недостаточно сильно, чтобы изменить что-то и оставить в прошлом перезвон золотых слитков и объятия множества мужских рук на своём теле. Всё было так сложно. Всё было так просто. Сознание Курзона вернулось в тело Джадзии. — Вы искали меня, Одо? — спросила Эсме, заходя в каюту шейпшифтера, отмечая про себя, что стала бывать там в последнее время слишком уж часто. — Да, я хотел… Курзон просил передать вам кое-что на прощанье. Он просил извиниться за то, что не успел попрощаться лично. — Весьма мило с его стороны, — заметила Эсме. — Полагаю, это весьма в его стиле — быть галантным и любезным в любом случае. Даже с дамами моего ремесла. Эсме явно не собиралась облегчать шейпшифтеру задачу. Здесь сама собой напрашивалась реплика о том, что Эсме не так уж «плоха» в этом отношении. Вместо этого Одо подошёл к ней и поцеловал. Медленно, наслаждаясь каждой секундой, в губы. — Доверить такое Джадзии он не мог, — зачем-то добавил он после, когда поцелуй кончился, и они отстранились друг от друга. — Полагаю, что это так, — согласилась Эсме. Второй поцелуй оказался совершеннейшей неожиданностью для них обоих. Будто бы частичка Курзона всё ещё оставалась в Одо, заплутав на извилистых телепатических дорожках. — Вы играете с огнём, Одо, — медленно проговорила Эсме, когда поцелуй закончился. Шейпшифтер всё ещё держал её в своих объятиях, явно не собираясь разжимать рук. — Не советую. Это может очень плохо закончиться. — Я знаю. Но это всегда очень плохо заканчивается, не так ли? — спросил он её. — Вы уверены, что Курзан покинул ваше тело? — сделала Эсме ещё одну попытку. Скорее для очистки собственной совести (если там ещё остались незапятнанные места…), нежели и вправду надеясь остановить происходящее. — Уверен. — Ответил Одо, чувствуя как её пальцы сплетаются на его шее, не давая передумать и отступить. Клубок запутывался всё сильнее и сильнее. Теперь проще было сжечь его ко всем чертям, нежели распутать. Но их это уже нисколько не волновало.