ХЁ-О-ОН

Кажется, в какой-то момент у Чимина окончательно едет крыша, потому что когда сорвавшийся в ванной кран окатывает его фонтаном ледяной воды, и та бодро и неизбежно начинает заливать пол, добираясь до комнаты, Чимин, конечно, первым делом звонит коменданту, а вторым — хватает сухие штаны и учебники на завтра и вылетает из комнаты с единственной мыслью «идеально». После чего делает самые несчастные брови — что, по правде, не так уж и обязательно — и стучит в комнату к Юнги: — Хё-о-он, пустишь переночевать? У меня воду прорвало… Юнги обалдело хлопает глазами, но все же отходит в сторону: — Только на полу постелить не получится, а то ты завтра не встанешь — сквозняк. Потому что мое окно так и не починили. Господь, благослови гребаные сквозняки, про себя радуется Чимин, и неисправные краны, и все это летящее в бездну общежитие. Вот если бы еще зима, и отопление вырубили, то можно было бы кутать хёна в огромные мягкие свитера и греться под одним одеялом. Чимин бы даже пообещал не пялиться слишком часто на губы Юнги, представляя всякое… Но не зима, и такими темпами до зимы Чимин боится не дожить. Потому что пока он идет за хёном, крепко прижимая к себе учебники, не в силах оторвать глаз от трогательного созвездия родинок на чужой шее в вороте объемной футболки и босых ступней, утопающих под такими же широкими пижамными штанами. — Сам-то чего босиком? Сквозняки же, — бормочет Чимин. — Да я на кровати сидел, — не оборачиваясь, машет Юнги туда, где поверх смятого пледа стоит ноутбук с каким-то видео на паузе. Чимин на автомате бросает взгляд на его стандартную полуторку и, вдруг заробев, думает: а… может, все-таки на полу? Что такое больная спина по сравнению с пыткой длиною в ночь? — Тебе что-нибудь дать, в чем спать? — спрашивает тем временем Юнги. Он в этот момент уже роется в шкафу, почесывая спину под задранной футболкой, отчего Чимин на свою беду может различить полоску нежной белой кожи над поясом сползающих штанов. — Дать, — шепчет он, и после взлета на крыльях эйфории и своих гениальных идей ему резко хочется плакать, как остро ему с размаху больно. — Только не обижайся, если меня в ближайшее время вырубит. Я вчера опять полночи не спал, доделывая проект… Но Чимин как раз нарочно ждет этого — пока «вырубит». Благо ждать и правда приходится недолго. А потом убирает ноутбук на стол, стягивает с Юнги наушники, заворачивает в одеяло и еще долго лежит на краешке его подушки, подложив ладонь под щеку и все-таки пялясь на губы. Так и засыпает. Чимину везет, что обычно Юнги из пушки не разбудишь, он очень крепко спит. Только это спасает его утром от возможной моральной травмы, а Чимина — от необходимости объяснять собственные руки под его футболкой и краснеть за свой стояк. А ещё у Чимина есть жалких минут десять полежать, уткнувшись хёну в чуть влажный со сна загривок и сглатывая предательски набегающую слюну. Это такая малость, но даже она делает Чимина на эти десять минут охренеть каким счастливым. А после, когда нужно выбираться из кровати и натягивать на неудовлетворенное тело безжалостные вещи, настолько же охренеть несчастным. Было странной идеей пытаться затушить этот пожар внутри алкоголем — пиздец занимается только ярче. Но Чимин зачем-то все равно продолжает пытаться, ни в какую не желая признавать бессмысленность этой затеи и свой полный провал. Вероятнее всего потому, что других идей у него больше нет. На ближайшей вечеринке, на которую Юнги не идет, потому что снова залип с Намджуном в их импровизированной студии, Чимин доводит себя до той кондиции, когда его отчаяние отключает последние моральные принципы. И в какой-то момент он уже почти без удивления находит себя пристающим к Хосоку. Хосок — тоже любимый хён, Хосок добрый, и он все поймет. Он всегда знает, как утешить, а где — дать вдохновляющего пенделя. Просто в противоположность Тэхёну Хосок — посланник Господа нашего на земле… И Хосок не разочаровывает: он нежно прислоняет Чимина к стеночке… и зачем-то достает телефон. — Привет, Юнги-хён, заберешь своего мелкого, а то он не але… Ага, жду. — Почему его? — мычит Чимин, пытаясь найти опору хоть под что-то: руки, ноги, надежды на будущее, — и не находит. — А чьего? — хмыкает Хосок и, как ребенка, гладит Чимина по голове, которая лежит у него плече. — Да хотя бы… твоего. — Ох, нет, не приведи боже, Чимини, меня хён тогда сам трахнет. Ты не обманывайся, что он заинька, если он с тобой такой. «А какой?» — откровенно не въезжает Чимин, а вслух пьяно бормочет: — Я люблю его, знаешь? — Знаю, Чимини, — вздыхает Хосок. — Хён, по ходу, единственный инопланетянин, кто не в курсе. И вот Юнги тащит Чимина в общагу. Чимин думает: сам довел, сам тащит — справедливо. Или это Чимин себя довел? Вопросики. К сожалению или счастью, Чимин совсем не в ладах с законами гравитации в этот момент, и ему не отлипнуть от хёна, даже если бы он захотел этого. Или Чимин снова себя обманывает, и дело вовсе не в гравитации. Или в гравитации, но в личной — Юнги, которая ни в какую не желает отпускать его хоть пьяного, хоть трезвого… Короче, по итогу Юнги в загребущих лапах Чимина, и тот на нем висит буквально. А еще то и дело задевает губами где подвернется и бормочет какой-то стыдный ванильный бред, вроде того, что Чимин готов утонуть в его глазах, а его пальцы облизать по самые колени. — Чимини, — шипит Юнги сквозь зубы, — я не знаю, кого ты там себе представляешь, но сейчас это крайне не вовремя. — Хён, — скулит Чимин, — а что б-вы ты сделал… Ну если бы тебе кто-то сильно нравился. И-и… ик… давно. Я не для себя, я для друга… — Для какого друга? — тянет Юнги, покрепче перехватывая его за пояс. — Все твои друзья счастливы в парах. — Хос-сока? — А у Хоби весь универ в прямом доступе. Не хочу тебя расстраивать, Чимини, но ему вряд ли нужны твои советы. — Ну, хён, ты же все… это… понял. Чего изд-ве…ваешься? — А чего вот сразу не сказать? Зачем эти уловки? — Я, может, не хотел тебя рас… расстраивать. Ну, чтобы ты не волновался там… — У тебя не вышло. — Ну хё-о-он. — Чимин, я не знаю, что бы я сделал в таком случае. Это зависит от человека и обстоятельств. Но, возможно… ничего. — Ни…чего? — Чимин аж прекращает переставлять ноги и, едва не ныряет рыбкой в асфальт, пытаясь заглянуть Юнги в лицо, потому что координация у него все еще в режиме «программное обеспечение не обнаружено». Однако Юнги упорно смотрит в сторону. — Потому что, если за это время человек не обратил на меня внимания, то, вероятно, я ему… неинтересен? — оборачивается он в конце концов и дергается, едва не сталкиваясь с Чимином губами. — Как это неинтересен? — шепчет Чимин в шоке. — Какая сволота посмела? — Ты… Ты не пушинка, Чимин-а. А я не Геракл, и подвиги — не мой конек. Давай-ка, мы тебя уже дотащим до общаги, помоги мне хоть немного. — Кто?! Хён, ты только скажи… — Чимини, блин, я тебя сейчас здесь спать оставлю, клянусь… — Нет, не оставишь, — мурлычет Чимин, утыкаясь лицом Юнги в шею и дышит там сладким родным запахом. — Потому что ты добрый. Никогда не оставляй меня, хён. Я люблю тебя. На несколько секунд повисает тишина, а потом Юнги вздыхает и качает головой: — Пиздец, ты ужрался, ребенок. Пойдем, а? Чимин испытывает дежавю, когда через несколько дней мечется по комнате со своим шипящим «кто?» в поисках виноватых. Правда уже по-другому поводу, да и претендентов не так уж много, Юнги ни в жизнь не подпустил бы к себе никого из посторонних. Поэтому Чимин с решительным видом возвращается к кровати и безо всякого почтения встряхивает за плечи человека на ней: — Какого хера, Намджун-хён? — Вот ты наседка, — смеется тот. — И мне нравится твое «хера» и «хён» в одном предложении, очень показательное и прекрасно тебя описывает. — Речь сейчас не обо мне, а о Юнги-хёне. Чья это была гениальная идея его накурить? — Его и была, — пожимает плечами Намджун. — Он хотел расслабиться, в чем проблема? — Проблема в том, что он меня только что за жопу трогал в качестве приветствия, до того как слился в туалет. По-твоему, это нормально? — Ты оскорблен? — поднимает бровь Намджун. — Обязательно прочитаю ему лекцию об этике, когда дурь выветриться. Возможно, он даже выслушает первое предложение до конца, прежде чем послать меня лесом. — Кто еще участвовал в этом? — Да никто, Чимин, угомонись. Хёна не интересуют ничьи жопы, кроме твоей. — Чего? — В смысле, что ничья жопа, кроме твоей, не пострадала, будь спокоен, — исправляется Намджун. Моя тоже не особо страдала, думает про себя Чимин, пока легкое возбуждение помогает ему азартнее отыгрывать драму. — Я забираю его, понял? Нарасслаблялись и хватит с вас. Чимин думает, что Намджун будет хоть как-то возражать, но тот только рукой машет, мол, да на здоровье. Друг, называется. Отдает Юнги сам не понимает кому. Впрочем, если бы он посмел отдать Юнги кому-то еще, Чимин бы его вообще зарыл. А так только разворачивается и буквально выносит собой из комнаты показавшегося в дверях хёна. — Э-э, а что происходит? — интересуется тот, пока его тащат по коридору. — Мы идем спать. — Вместе? — Конечно, вместе. Я тебя одного в таком виде не оставлю. — А в каком «таком»? — В любом, — огрызается Чимин и поздно прикусывает язык.