Смерть, укрытая лепестками

Она вдохнула влажный холодный воздух. Заставив себя распахнуть глаза, девушка увидела лишь каменные стены. Все помещение было пропитано запахом плесени, сырости и старости, впрочем, ей это казалось запахом смерти. Грейнджер чувствовала боль во всем теле, но ее грудная клетка доставляла наибольший дискомфорт. Сначала она списала это на ханахаки, однако первая же попытка подняться дала понять, что дело было в ребрах, на паре из которых судя по всему появились трещины. Она заставила себя дышать ровно и не поддаваться панике. Повернув голову, девушка нашла взглядом дверь: тяжелый металлический пласт с окошком-решеткой посреди. Что ж, это не дало ей новой информации. Гермиона пыталась заставить себя анализировать. Это всегда было ее спасением, однако сейчас страх был сильнее. С трудом поднявшись на локтях, она села, впиваясь взглядом в решетку на двери, заставляя себя сдерживать слезы, которые уже пеленой застилали глаза, делая картинку мира вокруг мутной. Помимо страха и боли она чувствовала лишь холод, который исходил от стен и пола этой камеры, пронизывая до костей и заставляя тело дрожать. Она готова была поклясться, что если бы здесь был бы источник света, помимо того жалкого его количества, проникавшего сквозь решётчатое окно на двери, она бы увидела тонкие прожилки темно-серого оттенка на этих камнях. Она читала, что древние алхимики полагали, что именно такая порода способна подавлять природную магию. Гермиона закрыла глаза и сосчитала до десяти. Гарри был в безопасности, но о судьбе Рона ей не было известно. Друг потерял много крови, а она даже не знала, какое заклятие в него попало. С детства ее больше всего пугала именно неизвестность. Ей всегда было проще закопаться в книги, прочесть сотни страниц, но найти ответы, чем ждать, пока ситуация прояснится сама. Но в эту минуту она буквально утопала в неизвестности. Она обволакивала ее, увлекая в свои холодные объятия, пропитывая страхом ее разум. Грейнджер усмехнулась. Что ж, одно радовало - болезнь убьет ее достаточно быстро, чтобы она не успела сойти с ума от пыток. Она поднесла руку к груди и почувствовала под пальцами тонкий слой пергамента, скрытый магией в потайном кармане на внутренней стороне ее рубашки. Гермиона знала, что скоро друзья найдут ее письма, которые она оставила в ящике стола. Девушка надеялась, что они прочтут их и будут помнить, как дороги ее сердцу. Это же письмо она всегда держала при себе, чтобы после ее возможной смерти на поле боя, оно могло дойти до адресата. И сейчас она благодарила Мерлина за то, что создала этот потайной карман раньше, чем сделала операцию, так как иначе послание прочитали бы ее друзья. Не для такого случая она писала эти письма. Гермиона не была готова умирать сейчас, она уже смирилась с мыслью о потере эмоций и полагала, что встретит свой конец безжалостной машиной в одной из битв, но судьба была жестока как никогда, отнимая ее последние дни с эмоциями и превращая их в кошмар наяву, лишний раз указывая, что слабость на войне недопустима. Ей стоило сделать операцию сразу, а не жалеть себя и свои чувства. Шаги в коридоре показались ей слишком громкими. Им вторили удары ее сердца, которое ускорялось по мере их приближения. Она внутренне сжалась от страха, однако заставила себя встать, несмотря на боль в ребрах. Гермиона Грейнджер привыкла встречать опасность достойно, а не как загнанная в угол жертва. - Так... Очнулась. - Дверь с противным металлическим лязгом открылась, пропуская внутрь волшебника. Из-за скудного освещения, источник которого находился в коридоре за спиной вошедшего, девушка не сразу поняла, что перед ней Розье. - Ну здравствуй, грязнокровка. Готова повеселиться? Он сказал эти слова медленно, растягивая и наслаждаюсь их звучанием. Последний вопрос и вовсе заставлял кровь стынуть в жилах, настолько небрежно он был произнесен. Мужчина явно привык наслаждаться страхом своих жертв, но Гермиона не собиралась предоставить ему такое удовольствие. Грейнджер гордо вскинула голову, глядя прямо в глаза презираемого ею пожирателя. - Здравствуй, подонок. - Она знала одно: ничто не могло ухудшить ее положение. Она была жива, а это значило, что либо им от нее что-то нужно, либо они хотят как следует поиздеваться. В любом случае ее жизнь будет оборвана в мучениях, так что она вполне могла себе позволить выплюнуть пару грубых слов в лицо каждого, кого здесь встретит. Быть может, тогда ей повезет и кто-то не выдержит и пустит Аваду ей в лоб. Джордж Уизли когда-то сказал, что достанет любого, схватившего его пожирателя так, что заставит убить быстро, лишь бы избавить себя от его песенок и издевательских стишков. - Весело тебе будет получать круцио от твоего хозяина, когда я скажу, что ты настолько никчемен, что все твои проклятия мы легко лечим? - Только попробуй, сука. - Он в два шага преодолел расстояние между ними и ударил девушку по лицу. Его фамильный перстень рассек ее губу, заставив чувствовать во рту привкус крови. - Не страшно запятнать свою фамильную драгоценность моей грязной кровью, Розье? - Она смотрела в его глаза, надеясь увидеть, что он выходит из себя, желая, чтобы он поднял палочку и приговорил их обоих к смерти, потому что Лорд наверняка не простил бы ему такой выходки. Однако судьба не была к ней милосердна. Розье не был дураком, поэтому сжал челюсть и отступил на шаг назад. - На выход. Живо. - Произнес он дрожащим от ярости голосом. Медленно, стараясь не хромать, девушка прошла через дверной проем. Щиколотка, которую она ушибла при трансгрессии на кладбище, ныла, а ребра отдавались болью при особо глубоких вдохах. Гермиона заставляла себя переставлять ноги, понимая, что вероятнее всего ее ведут к Воландеморту и едва ли она сможет вернуться на своих ногах, если вообще придется возвращаться. - Шевелись, грязнокровка. - Ей в спину полетело жалящее, заставляя вздрогнуть. Кожу жгло, будто она упала голой спиной в заросли крапивы, но девушка только сжала зубы, заставляя себя переставлять ноги. Шаг. Еще один. Она будто шла на эшафот. Что ж, хотя бы Гарри и Рон были живы. Она очень надеялась, что мадам Помфри знает как помочь другу. Резкий укол в груди заставил ее остановиться. На этот раз дело было не в ребрах. Она надеялась, что не начнет выплевывать голубые лепестки посреди зала, полного Пожирателей. - Чего встала? Шевелись, я сказал. - Розье кинул в нее еще одно жалящее, заставив ее глаза слезиться. Грейнджер зажмурилась на долю секунды, выдыхая воздух и заставляя себя расслабить мышцы. Так боль была чуть менее мучительной. Когда Розье привел ее к массивным дверям со сложным рельефным орнаментом на створках, она вновь почувствовала, что каждый вдох ощущается иначе. Воздух был таким... непозволительно вкусным. Так бывает, когда втягиваешь любимый аромат и не можешь надышаться. Только сейчас она вдыхала аромат смерти и страха, но все равно не могла насытиться. Девушка знала, что за этим дверьми ее ждет лишь боль и, если повезет, смерть. Когда они отворились и Розье с силой толкнул ее в зал, полный черных фигур, она упала на мраморный пол, больно ударяясь коленями. Однако тут же заставила себя встать и посмотреть на фигуру, восседавшую на своеобразном троне. Во главе зала с белыми колоннами на белом пьедестале сидел Воландеморт в угольно черной мантии, поглаживая голову Нагайны, обвивавшей трон. - Подойди, девчонка. - Прошипел он очень тихо. Однако в гробовой тишине его голос прозвучал пугающе четко. Она вскинула голову, смотря прямо в змеиные красные глаза, и не сдвинулась с места. Гермиона не понимала, почему до сих пор способна стоять с гордо поднятой головой, однако полагала, что причиной тому был адреналин, бурливший в крови. - Я сказал подойди! - Воландеморт взмахнул палочкой, заставляя ее упасть на колени, после чего заклятием заставил ее парализованное тело проскользнуть к нему по шершавым плитам, сдирая кожу до крови. - Друзья, - теперь он обращался к своим приспешникам. - Сегодня у нас гостья. Подруга Гарри Поттера. Гермиона Грейнджер, чьих магловский родителей мы нашли на этой неделе. - Ужас от мысли, что он мог говорить правду чуть было не заставил Гермиону поддаться панике. Однако она слишком хорошо знала, что сделала все возможное, чтобы их спрятать. Где точно находятся ее родители не знала даже она. Поэтому усилием воли она заставила себя оставаться в здравом рассудке. Он хотел вывести ее из себя, заставить проявить слабость. - Пошел к черту. Вам их не достать. Как тебе не достать Гарри, Том, - Она делала это намеренно. Гермиона не знала, откуда в ней взялось достаточно смелости, чтобы произнести эти слова. И о да... Ей удалось. В его взгляде мелькнуло нечто безумное. - Да как ты смеешь? - Взревел Рудольфус Лестрейндж, стоявший в паре метрах справа, однако Воландеморт остановил того одним взмахом руки. - Ну что ты, Рудольфус. Мисс Грейнджер просто не понимает, что говорит. - Он произнес это спокойно, и от этого спокойствия становилось жутко. - Девчонка грязнокровая, она не знает манер. Научим же ее. - Он плавно поднял палочку. - Круцио. Круциатус Беллатрисы был самой сильной болью в жизни Грейнджер. Однако заклятие Темного лорда было пропитано такой черной ненавистью, усиливавшей его, что он в мгновение ока дал ей понять, что пытки Лестрейндж были куда слабее. Гермиона кричала, но не слышала своего крика. Ее кости выворачивало, а внутренности горели огнем. Казалось, будто кровь вскипает внутри вен, истязая, мучая, плавя все внутри. Она не чувствовала, что пыталась вцепиться в пол, ломая ногти и царапая подушечки пальцев. Все прекратилось также резко, как и началось. Грейнджер лежала на спине, в неестественной, странной позе. Холод от мрамора будто помогал избавиться от остатков тех страшных мучений, что закончились пару секунд назад. Голова была повернута к стоявшим в ряд Пожирателям, смотревшим на нее с презрением. Когда она почувствовала, что слеза покатилась по ее виску, Гермиона столкнулась со взглядом серых глаз. На пару мгновений она застыла, позволяя себе запечатлеть это лицо в своей памяти: плотно сжатые челюсти, острые скулы, серые глаза, в которых было лишь холодное безразличие, но хотя бы не презрение. Она заставила себя перевернуться на живот и попытаться встать. Неуклюже, морщась от боли, слизывая с губ кровь и рвано дыша. Она поднялась, вновь взглянув в красные глаза сидевшего перед ней монстра. - Так-то лучше. Будем надеяться, мисс Грейнджер усвоила небольшой урок. - Воландеморт медленно, почти лениво, крутил между тонкими бледными пальцами палочку. - Полагаю, в этой голове много полезной информации. Будет жаль подпортить ее сумасшествием, не правда ли? На этот раз она промолчала. Чувствовала, как сильно саднило горло от недавних криков, понимала, что сорвала голос, и просто не знала что ответить. Поэтому она просто сжала кулаки, готовясь к новой порции мучений. - Ну-ну... Девчонка, ты можешь сказать мне все сама. Просто выбери нужную сторону. Я могу быть милосерден. - Гарри все равно победит. - Она выдавила из себя эту фразу, не узнав собственный голос: низкий, хриплый, неровный. - Что ж, упряма как и все гриффиндорцы. Глупое качество. - Воландеморт играл на публику, наслаждаясь производимым эффектом. Пожиратели, казалось, испытывают все больше благоговейного трепета после каждого его слова. - Легиллименс. Она думала, что она была готова, но Гермиона ошиблась. Боль была настолько дикой, что ей казалось, будто голова вот-вот треснет. На ее глаза будто давили изнутри, а череп раскалывали на сотни мелких осколков. Заклятие Фиделиуса не позволяло добраться до воспоминаний, связанных с Гриммо. Ради остальных ключевых моментов девушка попросила Роуз научить ее накладывать блок. Гермиона не была обучена окклюменции с детства, однако выяснилось, что у нее неплохие способности к магии разума. Это давало ей надежду, что Обливиэйт родителей надежен, а она сама сможет скрыть необходимую информацию в случае необходимости. Помогал также артефакт, который она вживила себе под кожу на ноге: маленькая металлическая капсула из отдела Тайн. Такие вручались каждому невыразимцу, помогая строить мощнейшие барьеры для разума. Когда Роуз отдала ей одну, она подчеркнула, что важно носить ту с собой. Грейнджер понимала, что самый надежный метод - сделать капсулу частью себя. Она владела слишком важной информацией Ордена, чтобы позволить себе раскрыть ее врагу. И сейчас барьеры, которые она выстраивала в своем разуме под предводительством Роуз наверняка рухнули бы, если бы капсулы не было с ней. Внезапно все прекратилось. - Интересно... - Прошипел Воландеморт. - Северус, взгляни. - Воландеморт был спокоен, не было раздражения или ярости, лишь легкая усмешка в голосе. - Легиллименс. - Бывший преподаватель причинял куда меньше боли. Его касания к ее разуму были куда мягче, вызывая лишь незначительный дискомфорт. - Интересно. Мой Лорд, полагаю, что она обладает весьма... ценной информацией. Поручите это мне, и я раскрою для вас тайны этой грязнокровки. - Похвально, что ты вызвался сам, Северус. У меня и правда есть дела поважнее. - Гермионе, уже слегка отошедшей от боли, очень не понравились эти слова. Создавалось ощущение, что темный маг был в хорошем расположении духа, что пугало. - Мы заключили пакт с магической Италией. Министр перешел на нашу сторону. - Грейнджер пришлось закусить губу, чтобы с ее губ не слетел вздох. Новость была ужасающей. Оставалось только гадать, как это отразиться на Ордене. Насколько знала Гермиона, Кингсли боялся, что Воландеморт заручиться поддержкой Франции, однако то, что Италия сдалась быстрее показывало весь ужас ситуации. - На следующей неделе мой человек будет уже во Франции. - Продолжил Темный Лорд. - А другие - в Швейцарии и Польше. Европа будет нашей в скором времени. Мы очистим магическую расу от грязи. - Прошипел он, поднимая палочку. - Круцио. Гермиона вновь упала на пол. Ее мышцы будто разрезали раскаленным лезвием, а кости дробили на мелкие осколки. Сил больше не было. Прежде чем она провалилась во тьму, на краю сознания промелькнула мысль: ханахаки добьет ее прежде, чем они что-то узнают.

***

Гарри Поттер был сломлен. Это видели все. Под глазами героя были сине-зеленые круги, а белки глаз покраснели от жуткого недосыпа. Но только Джинни Уизли видела, как он плакал в первую ночь, закрывшись в старой комнате Сириуса и не подпуская никого кроме нее. Из его рваных объяснений девушка поняла, что Гермиона в плену, а Рон ранен. Она хотела кинуться к брату в Больничное крыло, но испугалась за Гарри по-настоящему. Впервые Джинни боялась, что Поттер причинит вред сам себе. За одну ночь он едва не потерял двух наиболее дорогих ему людей, что нанесло ему слишком сильный удар. Позже она поняла, что решение было верным. Наутро Мадам Помфри сообщила, что Рон идет на поправку. В него попали новым заклятием, пузырек с образцом антидота от которого так вовремя передал шпион. Гарри же... Он замкнулся. Закрылся от всего мира, даже от нее. Он больше не плакал, не кричал, не требовал пустить его на собрания, он ходил безмолвным призраком по коридорам дома, изредка отвечая дежурное "нормально" на вопросы о его состоянии. Но оно было ничерта ненормальным, и Джинни видела это как никто другой. Впервые за всю войну она теряла его по-настоящему. И ей было страшно. Джинни было невыносимо больно от мысли, что она потеряла подругу, ценой своей жизни спасшую ее брата и любимого, но Уизли не могла позволить и себе потонуть в печали. Настало время бороться как никогда. И она боролась: разговаривала с Гарри, не получая ответов на самые обычные фразы о погоде или маггловских новостях, сидела в Больничном крыле с Роном, общалась с Кингсли. Джинни впервые поняла от чего Гермиона их всех оградила, принимая участие во всех собраниях. Информация, которую Джинни теперь получала, была страшной. Девушка словно встала в строй вместо подруги, неся на себе ее ношу, выполняя невысказанное обещание справляться за них двоих. Теперь Джинни Уизли помогала мадам Помфри менять повязки, преодолевая отвращение при виде гноя, сочащегося из ран, теперь именно она фильтровала информацию, порционно делясь ею с братом и парнем, чтобы пробудить в тех интерес к делу, но не уничтожить их морально окончательно. И если с Роном выходило, то Гарри не поддавался подобным манипуляциям. Гермиона попала в плен неделю назад, а Джинни уже успела понять, насколько подруга их оберегала и какую ношу несла. И Джинни Уизли боролась, жила, взвалив на себя новую порцию страха, ответственности и обязанностей. Она не проронила ни одной слезы, пока не открыла стол Гермионы в поисках новых пергаментов. Именно тогда она нашла письма, заставившие ее сердце разорваться от боли. И именно тогда Джинни приняла решение, за которое Гарри мог ее потом возненавидеть: скрыть на время от него послание от подруги, потому что ее саму оно почти уничтожило, растоптав последнюю нить надежды на то, что Гермиону когда-либо удастся вытащить из плена живой, как удалось с Минервой Макгоналл. "Дорогая Джинни, Я люблю тебя. Люблю вас всех. Вы - моя семья. И даже если ты заметишь, что в последнее время я была сама не своя, прости. Я старалась помнить, как сильно я вас любила. У меня была ханахаки. И если ты это читаешь, значит я уже провела операцию по удалению цветов, вместе с чувствами и, вероятнее всего, меня больше нет с вами после очередной миссии. Знай, я не боялась, я погибла не мучаясь, не страдая, не чувствуя. Не самый худший конец, правда? Это мой выбор, Джинни. Я пишу это, потому что хочу помнить, что именно вы для меня значите. И помни ты. Будь сильной. Ты ведь всегда такая сильная! Я восхищаюсь тобой, Джинни. Я пережила с вами столько радости, столько светлых моментов, что их хватит, чтобы я всегда помнила, что вы - особенные. Даже если у меня не будет чувств, мою память никто не отнимет. Так чертовски странно писать это письмо одновременно и в будущее и в прошлое... Сложно понять, какой я стану. Но я хочу верить, что не задевала вас, не изменилась в ваших глазах. Я постараюсь это сделать, постараюсь остаться такой же. И если не получилось, то прости. Я люблю тебя, ты - моя подруга, о которой я могла лишь мечтать. Ты сильная, ты смелая и стойкая. Ты помогала мне держаться в самые сложные моменты этой войны. Знаешь, я пишу это письмо и понимаю, что этого все равно недостаточно, потому что то, что я чувствую слишком велико, слишком всеобъемлюще, чтобы выразить это на бумаге. Я так хочу, чтобы ты никогда его не получала, чтобы оно было лишь напоминанием мне самой о том, что я должна помнить каждый день. Я видела в одной из книг, что если читать о чувствах, можно научиться понимать, когда и что ты должен ощущать, начать получать их отголоски. Пока звучит безумно, но после операции я постараюсь понять, как это сделать. Просто я сейчас испытываю столько всего. Помни, что я была счастлива, что у меня есть вы. Помни, что я могла лишь мечтать о такой подруге как ты, помни, что я боюсь вас потерять и ценю каждую минуту, что мы проводим вместе. Джинни, просто помни, что я люблю всех вас, так чертовски сильно люблю... Искренне твоя, Гермиона Грейнджер P. S. Знаю, письмо вышло несколько сумбурным, но ты должна знать все это, чтобы последним воспоминанием обо мне стало не то, во что я превращусь, а то, кем была настоящая я"