∞ 🌸 ∞
Обряд наречения решено было провести спустя месяц после первого появления Лань Ванцзи на людях. Вечером накануне он коротко и чётко рассказал А-Юаню, что его ждёт и как подобает себя вести. Ребёнок в предвкушении кивал и обещал сделать всё в точности так, как ему велели. В главном зале библиотеки, где обычно проводили собрания кланов и подобного рода мероприятия, включающие в себя множество людей, проводили так же и обряды наречения. Ранним утром, до завтрака, зал уже полнился белыми одеждами и тихими шорохами. Все старейшины выстроились в ряд по обе стороны от главы клана. В центре, прямо перед ними, на низком столике лежало два свитка, кисть и тушечница. Адепты клана, ждущие своей очереди и их близкие стояли у стены напротив. Остальные члены клана, чтобы не создавать толпу, ожидали снаружи и готовились к праздничному завтраку. В клан могли вступить люди любого возраста. Как правило, все они проходили перед этим должный отбор главы и старейшин, а после многих отсеивало многолетнее, отнюдь не весёлое обучение. Люди, рождённые внутри клана проходили обряд наречения ещё в детстве и, в отличие от адептов, сразу же получали фамилию Лань, налобную ленту и одежду. В библиотеке Гусу Лань хранилось два вида основных свитков: родовой и общий. В первом при обряде наречения старший родственник записывал имя ребёнка как части древнего клана и продолжения семьи. Второй содержал в себе имена адептов, получивших право зваться Ланем. Считалось, что дети предков заслуживали это по праву своего рождения. А-Юань, по всем правилам, для вхождения в клан должен был вырасти, пройти обучение, ряд теоретических и практических испытаний, но поскольку Лань Ванцзи принял ребёнка как своего родного, то его имя предстояло записать в родовой свиток (что случалось крайне редко). Нарекаемых собралось меньше десятка. А-Юаню, как самому младшему из них, полагалось завершить церемонию, но поскольку его нарекали как часть семьи, и таковым он был один, то ему, напротив, предстояло стать первым. Отец сказал: «Ничего не бойся. Я буду рядом». И он действительно стоял рядом. Не было ещё ни одного случая, когда бы отец сказал неправду. К тому же, во главе старейшин стоял дядя Лань, и уж его-то А-Юань точно не боялся. Когда Лань Цижэнь открыл последний родовой свиток и зачитал все предыдущие имена в нём, он пригласил Лань Ванцзи вместе с А-Юанем выйти в центр. Второй старейшина, Лань Гуанмин, держал на вытянутых перед собой руках объёмный хлопковый конверт, поверх которого лежала искусно расшитая мастерами лента. Концы её свисали вниз и колыхались от малейшего потока воздуха. Лань Ванцзи и А-Юань опустились на колени перед столом. Лань Цижэнь подал Лань Ванцзи нужный свиток. Разместив его на столе, Ванцзи взял в руку кисть, смочил её в туши, отжал излишки о край чернильного камня и медленно, каллиграфически-воздушно вывел: «Лань Сычжуй». Тушь впитывалась быстро. К концу последнего штриха первые уже выглядели так, будто жили на бумаге не один десяток лет. Лань Ванцзи встал, и Лань Сычжуй встал следом. Глава взял с хлопкового конверта, в который были завёрнуты клановые одежды, налобную ленту и передал её брату. Тот принял ленту в поклоне и, держа перед собой, снова опустился на колени перед А-Юанем. Тот приподнял голову, и отец бережно, но туго стал повязывать ленту, зачитывая ему по памяти раздел из свода законов Гусу о значении ленты и правилах её ношения. — …«держи себя в узде». Помимо самого носителя к ленте имеют право прикасаться члены семьи или супруги — только с ними можно забыть о правилах… И хотя информация для Лань Сычжуя не была нова (прежде он уже интересовался у дяди о значении ленты, и Лань Сичэнь не отказал в пояснении), он всё равно слушал отца предельно внимательно, боясь что-то упустить. Повязав ленту, Лань Ванцзи встал. А-Юань потрогал лоб — подушечки пальцев скользнули по гладкой вышивке — и улыбнулся. Вместе с отцом они отошли на два шага от стола и дважды поклонились: один раз главе и второй — старейшинам. Случайно поймав взгляд дяди, А-Юань наткнулся на мягкую добрую улыбку. От переизбытка эмоций и ощущений глаза сковало влагой. Она неровным мутным слоем закрыла обзор, и если бы после поклонов отец не взял его за руку, чтобы вернуться на место, А-Юань не смог бы сделать и шага. По окончании церемонии Лань Цижэнь наказал всем прибыть на праздничный завтрак в клановых одеждах. А-Юань никак не мог прекратить трогать свою ленту. А когда отец помог ему впервые надеть все слои ханьфу, мягкого и тяжёлого, в правильном порядке, он стал совсем счастливым. Рассматривал себя со всех сторон и говорил: «Теперь я точно стану таким же, как ты». Лань Ванцзи надеялся на обратное. Он смотрел на Сычжуя и вспоминал, как сам в его возрасте прошёл через этот обряд, но, как ни пытался, не мог найти в своей памяти правду: чувствовал ли он себя таким же счастливым в тот день, как А-Юань сейчас? Знал ли он вообще хоть когда-нибудь это запретное слово? Быть может, если бы обряд проводил его отец, а не дядя, он бы запомнил тот день лучше. Тем же вечером Лань Сычжуй, которого Лань Ванцзи после выхода из заточения забрал жить в свой небольшой дом, пришёл в цзинши к отцу. После ужина и перед сном оставалось немного свободного времени. Отец сидел за столом, настраивая гуцинь. Его пальцы нежно гладили инструмент, не тревожа струны. А-Юань, ещё не снявший клановых одежд, опустился рядом, разглаживая складки ткани на коленях так, как всегда это делали отец и дядя. Некоторое время сидели в молчании. После нескольких лет жизни с дядей, А-Юаню пришлось привыкать к тишине, ведь, в отличие от Лань Сичэня, Лань Ванцзи говорил редко. Дядя обещал, что однажды тишина заговорит, но что это значило Лань Сычжуй пока не понимал. — Папа, — робко позвал А-Юань отца, положив руку ему на колено. Не дав себе передумать, тут же спросил: — Все говорят, что папа Вэй умер. Это правда?.. Лань Ванцзи повернул голову. Всмотрелся в детское лицо: гладкое и светлое, как утреннее солнце над холмами. Сюнчжан сказал, А-Юань все три года спрашивал только про второго отца. Как же остальная семья? Забыл в агонии болезни? Почему же тогда помнил Вэй Ина? — И дядя? — только и спросил отец. Лицо его не изменилось, но голос стал совсем холодным. Сычжуй съёжился. — Дядя сказал, ты заболел из-за того, что папа Вэй пропал. Что ответить мне можешь только ты. И что не нужно слушать всех. Лань Ванцзи кивнул. Понял, что испугал ребёнка — нужно мягче. Сжал маленькую ладошку. Вдохнул. — Вернётся. — А где он? — Узнаем. Будем играть песню поиска души. Откликнется — спросим. Плохо понимая, о чём идёт речь, Лань Сычжуй кивнул. Отец пояснил: — На будущий год начнёшь обучение. Поймёшь наверняка только когда выберешь свой инструмент. — Хочу как ты. — Значит, тебе сделают лучший гуцинь. — Лучше твоего? — Мгм. А-Юань обнял колени Лань Ванцзи и неожиданно расплакался. Он так старался вести себя как взрослый. Не болтал лишнего, вёл себя подобающе, смотря на старших, копировал их поведение. Старался никому не мешать и не досаждать лишний раз вопросами. Лань Сычжуй многим казался запертым в теле ребёнка взрослым: рассудительным и не по годам умным. Усидчивым и старательным. Даже плакать старался тише, чтобы не нарушать правил. Но в конце концов он оставался ребёнком. Слёзы мочили полы ханьфу. Лань Ванцзи думал об этом с равнодушием. Постирает. Но от того, чьи это были слёзы горестно стонало сердце. Он поднял тяжёлую ладонь, распустил высокий тугой хвост Сычжуя, давая волосам отдых. Осторожно снял и свернул ленту, уложив рядом со своим гуцинем. Огладил тёплый лоб, плечи. Заговорил тихо: — Я научу. Будем играть вместе. Вернётся. — А ты больше не оставишь меня? — глухо спросил Лань Сычжуй, постепенно успокаиваясь. — Нет, — твёрдо ответил Лань Ванцзи.∞ 🌸 ∞
Первое время после выхода из глухой цзинши Лань Ванцзи по ошибке пытался наладить свой прежний быт, вспомнить, как жилось в прошлом. Но в прошлом был Вэй Ин и не было А-Юаня. Каждый день приходилось выстраивать настоящее. Тянуло назад — в трясину, в болото. Там плохо и темно, зато два луча доставали до дна. Теперь тоже два, но один из них совсем бледный, почти невидимый, оторванный от солнца, которое так опорочил клан Вэнь. В прошлом его звали по-разному: молодой господин Лань, Второй Нефрит, Ханьгуан-цзюнь, Лань Ванцзи, Лань Чжань (ох), А-Чжань… В настоящем прибавилось ласковое «папа» наедине и учтивое «отец» при посторонних. Непривычное, но не чуждое. Только начав жить с ребёнком, полностью взяв на себя заботу о нём, Лань Ванцзи понял, почему некоторые семьи заводят детей даже после того, как у них уже родился наследник. Потому что дети делали всё сложнее, но эти сложности отвлекали от невзгод, вытесняли болезни и сожаления, заставляли преодолевать их, стараться не для себя — для кого-то даже более любимого, чем ты сам. Каждый вечер перед отбоем Ванцзи играл на гуцине. А-Юань, сидящий рядом и уже переодевшийся в ночное ханьфу, внимательно следил за его пальцами. Первым всегда игрался «Поиск», в ответ на который струны молчали. После шли более простые мелодии, сыграв которые, Лань Ванцзи предлагал повторить их Сычжую. Тот играл всё с минимальным количеством ошибок, но поскольку его золотое ядро ещё не было развито, и пальцы не вливали в струны духовные силы, мелодии носили лишь эстетический характер. Ванцзи скупо хвалил сына, отмечая успехи и указывая на недочёты. В доме с отцом Лань Сычжуй привыкал жить по-новому. К ранним подъёмам и насыщенным дням. Ко времени, проведённому вместе, к молчанию и ценным словам. К касаниям, которых отец никогда не избегал, давая ему ту ласку, которую он просил. К новой постели, к вибрации струн. К клановым одеждам и налобной ленте. К отрастающим волосам и их подравниванию раз в месяц твёрдыми руками. Ко всему, что предлагал ему мир. Лань Ванцзи учился всему этому вслед за сыном.