∞ 🌸 ∞
Чашки курились ароматным уютным паром. Подмёрзшие и усталые, Вэй Ин и Цзян Чэн устроились рядом друг с другом, соприкасаясь плечами. Цзян Фэнмянь сидел за столом напротив. Он выглядел бодро и свежо, будто не было никакой затянувшейся охоты, а, следовательно, никакой усталости и растрёпанности. Только гуань слегка накренился, а один из концов ленты лежал на плече между россыпью длинных чёрных волос пурпурным отблеском. Это мальчишки сидели взъерошенные, как воробьи, и жались друг к другу, почти не стесняясь. Их первая настолько серьёзная охота. Вспоминая тот вечер, когда они втроём вернулись с охоты, Вэй Усянь часто думал: знал ли дядя Цзян уже тогда, насколько близки сын и пасынок. Приходил к выводу, что знал, но дал им право раскрыться самим. Когда пришло время, Вэй Ин сделал это за них двоих. За него и Цзян Чэна. В обеих жизнях он жалел о многих поступках, за многое чувствовал вину. Но его признание дяде было одним из его немногих лучших принятых решений. Чай не успевал остывать. Вэй Ин пил его — торопливо, обжигая губы и язык. Прихлёбывая громко и некультурно. Цзян Чэн морщился. Дядя Цзян не обращал внимания. Слуги внесли большое блюдо с ужином на троих и записку от Мадам Юй. Она была осведомлена, что семья вернулась, но показываться на глаза не спешила: перед отлётом на ночную охоту она и глава Цзян вновь повздорили. Впрочем, повздорила сама госпожа — Цзян Фэнмянь только выслушал ругательства в свою сторону и ничего грубого в ответ ей не сказал. (У Вэй Ина замирало сердце от восхищения этим человеком.) Записку Цзян Фэнмянь отложил, даже не став читать. Блюда на столе исходили манящим ароматом, и никто не проронил ни слова до тех пор, пока тарелки не опустели. Вэй Ина совсем разморило. Он мечтал о купальнях. О том, как после подлезет под бок к шиди, обнимет его усталое, восхитительное тело, упрётся лбом в плечо и крепко уснёт. И ему ничего не будет сниться. Пожалуйста, пусть нынче вечером его не потревожит ни один сон. Цзян Чэн своей усталости не показывал. Он старался держать спину прямо. Лицо сосредоточенно, губы поджаты. После каждой охоты происходило её обсуждение. Разбирались ошибки. Пути их исправления. Варианты правильных действий. Но тем вечером Цзян Фэнмянь сказал только одно: — Сегодня вы всё сделали правильно. Вы кинулись спасать друг друга, даже не задумавшись. Это — ценность, которую вам надлежит сохранить в себе на всю жизнь. Цзян Чэн кивнул. Слава отца, его редкая похвала, мягкое лицо… отец смотрел на него. Наконец, на него, а не только на Вэй Ина рядом с ним. Отец гордился ими обоими, и его обычно скупая любовь к родному сыну в тот вечер наполнила Цзян Ваньиня до краёв. Это был первый и последний раз, когда отец признался ему в любви, сказав при этом совершенно другие слова. Но они друг друга поняли. Или Цзян Чэн хотел, чтобы это было признанием, и пусть оно так и останется его самым дорогим воспоминанием об отцовском тепле. Даже если он его выдумал… Вэй Ина совсем разморило. Он прикрыл глаза, но ещё не спал. Спросил тихо: — Дядя Цзян, расскажите о слезах Весенней Ласки. Обещаниях. Вы говорили, что однажды видели их своими глазами. Значит, это не вымысел? Цзян Фэнмянь покачал головой. Он тронул кольцо на своём пальце. Мгновенной искрой свет свечей отразился в небольшом тусклом камне, зажатом в металле, и тут же угас. Цзян Фэнмянь всё рассказал. Весенняя Ласка плачет лишь в единственном случае: когда человек щадит её жизнь. Слёзы-Обещания выглядят как небольшие камни, переливающиеся множеством цветов, и обладают телесной памятью. Тот, кто соберёт их, дотронется первым — запечатлеет в них отпечаток своей души. Ту её часть, что наполнена страхами и опасениями. Достаточно одного касания. Если после этого человек даст дотронуться до камня кому-либо ещё, меж их душами возникнет мост: они оба познают самое сокровенное в другом человеке. Это может сблизить их навсегда или навсегда оттолкнуть друг от друга. Поэтому следует хорошо подумать над тем, стоит ли вообще прикасаться к этим камням. Возможно, лучше уничтожить их насовсем. Возможно, даже любимым людям не стоит давать коснуться твоей души. Особенно, если нет уверенности в силе чувств. Цзян Фэнмянь говорил тихо и ласково. Его мягкий голос растекался, подобно тому, как травяной чай омывает рецепторы языка. Вэй Ин слушал внимательно. Цзян Чэн, такой собранный, такой угрюмый, внезапно скатился ниже. Вэй Усянь посмотрел на него и увидел, что шиди уснул. Убаюканный отцовским теплом, сытым ужином и спокойствием. Должно быть, он прослушал весь рассказ отца о слезах Весенней Ласки. Ничего. Вэй Усянь как-нибудь обязательно расскажет ему всё, что он пропустил. — Дядя Цзян, — шёпотом позвал Вэй Ин. — Это Обещание у вас в обручальном кольце? Поэтому вы так много знаете. — Нахальный мальчишка, — устало улыбнулся Цзян Фэнмянь без капли возмущения или злости. Он кивнул, потерев холодный, никогда не нагревающийся камень подушечкой большого пальца. — Ты, конечно, прав. Твоя наблюдательность и смекалка… — дядя Цзян восхищённо покачал головой. — Второе у Госпожи Юй? Цзян Фэнмянь посмотрел на глубоко задремавшего сына. Кивнул. Он никогда бы не смог достичь подобной близости с родным сыном, но открывать душу Вэй Усяню всегда так легко. Это не требовало никаких усилий и лишних раздумий. Он знал, что Вэй Ин никогда не старается казаться лучше, чем есть, и что любит его как родного отца. С ним можно было обсудить многое. С Цзян Чэном приходилось держать рамки. Скрепя сердце, Цзян Фэнмянь признавался сам себе в том, что Вэй Усянь — его любимый ребёнок. Ребёнок, так напоминающий женщину, навсегда заполнившую собою его сердце. Он любил А-Ли и А-Чэна. Но если дочка пошла в отца, с ней было просто и приятно, то А-Чэн многое перенял от матери. Госпожа Юй не чает в нём души, и понятно, почему: они так похожи. Но проблема людей в том, что им тяжело с теми, кто похож на них самих, и с теми, кто совсем отличается — тоже. Идеал где-то посередине — небольшой островок суши, окружённый бескрайней водной гладью. Редкий, почти несуществующий. Вэй Ин стал для него таким островком. А-Ли и А-Чэн не смогли, но в том не было их вины. Виноват был только Цзян Фэнмянь. Наконец, Цзян Фэнмянь вздохнул: — Мы не смогли принять страхи друг друга. А теперь пора спать, А-Ин. Буди брата и отправляйтесь к себе. С госпожой Юй я поговорю сам. Вэй Ин кивнул. Он встал и, прежде чем разбудить шиди, низко поклонился дяде Цзяну. Тот положил свои руки поверх его, мягко потянул наверх. Глаза его, печальные, красивые, брезжили отцовским теплом.∞ 🌸 ∞
Под ногами разверзалась пропасть такая глубокая, что непостижимое дно её чернело открытой язвой. Тонкий канатный мостик с деревянными перекладинами — единственный барьер между «здесь» и «где-то там, внизу». В лицо хлынул мощный поток ледяного ветра — полы белоснежного ханьфу заполоскались у ног с тихим шелестом. Невольный шаг назад. Канат натужно затрещал, мост медленно закачался из стороны в сторону. Лань Ванцзи поднял потерянный взгляд вперёд. Цзян Ваньинь. Стоял расплывающимся белым пятном, хотя поклялся снять траурное, и снял. Но почему опять — такой? Снежный холодный ком с прохладным ореолом. Ванцзи вздрогнул. Он растапливал этот лёд долгие годы, и делал это не напрасно. Благодаря Ваньиню и его собственный внутренний холод сначала стал терпимее, а после покрылся плотным изоляционным слоем тепла, пробить который могли только воспоминания о Вэй Усяне. Цзян Ваньинь стоял, не двигаясь. Лань Ванцзи знал, что его ждут. Ему нужно преодолеть мост. Медленно, дощечку за дощечкой. Держать канатные перила и уверенно идти вперёд. Он уже прошёл этот путь однажды, неужели не сможет преодолеть его вновь? Шаг вперёд. Канат натянулся. Сплетённые вместе нити ощерились, вспушились, будто ежовые иглы. Второй шаг. Что-то лопнуло. Над самой головой пронеслась тонкая дощечка, расколотая на несколько частей. Лань Ванцзи обернулся. С другого края стоял силуэт в чёрном. Вэй Усянь. Он также расплывался перед глазами, но его алая лента, колышимая ветром, летала вокруг его лица, и Чэньцин у губ тихо-тихо о чём-то плакала. Её мелодия отрывками доносилась до Лань Ванцзи. Несколько знакомых нот, и ещё горсть, и ещё — щепотка. Та самая мелодия, которую он напел в пещере Черепахи-Губительницы. Лань Ванцзи резко обернулся назад. Там, где с другого края стоял Цзян Ваньинь. Наконец, храбрость его покинула, и всей душой завладел безраздельный страх. Куда идти? Может, сначала в одну сторону, а затем — в другую? Может, крикнуть кому-нибудь из них, чтобы шли к нему навстречу? И тогда они вместе с Вэй Ином или Цзян Чэном придут ко второму?.. Лань Ванцзи попытался закричать. Глотка его напряглась, гортань дрожала, точно струны гуциня. Но звука не издала. Тогда он махнул Вэй Усяню рукой, подзывая его к себе, как они это делали много раз до этого. Вэй Усянь отнял от губ Чэньцин, покачал головой. И Лань Ванцзи понял: им не ступить на мост. Никому из них двоих. Это его путь, и пройти его придётся в одиночку. Лань Ванцзи пообещал себе, что возьмёт Вэй Усяня и вернётся за А-Чэном. Он пошёл вперёд — быстро и уверенно. Может, мост чувствовал его неуверенность, а потому начинал, подобно горному дракону, извиваться? Тогда он покажет ему свою уверенность и решимость. Идя в противоположном ранее выбранному направлению, Лань Ванцзи слышал, как за спиной лопались перекладины моста, как крупные щепки летели ему в спину, застревали в канате острыми краями. Силуэт Вэй Усяня приближался. Уже можно было разглядеть его одежду и лицо, и кисточку на флейте, и серебряный набедренный колокольчик. Вэй Ин протянул ему руку. Лань Ванцзи обернулся назад: половина моста к Цзян Ваньиню была разрушена. Зияла пустотой, больше не отделяла «здесь» от «там». Страх прилил к разуму новой волной — ещё более ядовитой и разрушающей. Резко развернувшись, Лань Ванцзи побежал в обратном направлении, и мост позади него трещал и грохотал, отрезая ему путь к Вэй Усяню. Как и с Вэй Ином, при приближении силуэт Цзян Чэна становился отчётливее. Он стоял, сжимая в руках вышитую облаками белую ленту. Мост под ногами почти закончился. Лань Ванцзи оглянулся: он стоял на небольшом островке из четырёх досок, и пути ни вперёд, ни назад у него уже не было. Он мог встать на самую крайнюю перекладину и попытаться прыгнуть вперёд. Сделал ещё один шаг, и две перекладины за ним, треснув, осыпались в черноту. И вдруг Цзян Ваньинь закричал: «Баобэй, не двигайся! Умоляю». Ни вперёд, ни назад Лань Ванцзи уже ступить не мог. Его метания между двумя возлюбленными обрушили мост окончательно. Он остался стоять один где-то посередине, без шанса выбраться и без шанса спастись. Сделай он ещё один шаг, и под ногами лопнет последняя дощечка, связывающая нижние канаты воедино. Яростно вскрикнув, Лань Ванцзи несколько раз повернулся вокруг своей оси: Цзян Чэн тянул к нему ладонь с лентой, Вэй Ин всё ещё стоял с флейтой в руках. — Гэгэ! Слёзы тебе помогут! Лань Ванцзи разозлился. Как ему должны были помочь слёзы? Если только он сядет на последнюю перекладину и станет плакать так долго, что язва под ним в конце концов станет океаном его горя, и тогда он сможет вплавь добраться сначала до одного, а затем и до второго. Отчаянно взвыв, Лань Ванцзи схватился за концы развивающихся волос, лезущих ему в лицо и рот, не сдерживаемых ни лентой, ни гуанем. Щёки что-то защекотало. Содрав это неприятное ощущение ногтями, Лань Ванцзи увидел скатывающиеся в ладони небольшие прозрачные камни: неровные, удивительно красивые и очень тёплые. «Обращайся с ним осторожно: он всё чувствует и ему очень больно». …когда Лань Ванцзи открыл глаза, он сидел на коленях в покоях и ногтями скрёб свои щёки, стараясь избавиться от слёз. Он не плакал с тех пор, как был беспомощен и немощен, высечен и подавлен. И вот он сидел на коленях за день до своей свадьбы и плакал, и слёзы эти раздирали ему глаза, точно осколки горных хрусталиков. — Гэгэ, гэгэ, — Вэй Усянь крепко держал его за запястья, пытаясь отвести калечащие лицо руки. — Гэгэ, пожалуйста. Всё хорошо. А-Чэн… Цзян Чэн сидел позади. Обнимал со спины, укачивал бережно. — Мы любим тебя. Тебе никогда не нужно будет выбирать между нами, баобэй. Я обещаю тебе. Никогда. — Обещаю, — тихо повторил Вэй Ин. Ему всё-таки удалось отвести болезненно прижатые к глазам ладони. Поцеловал крепко, в самый жар искривлённого горькой судорогой рта. Лань Ванцзи медленно закрыл глаза. Осталось последнее Обещание.∞ 🌸 ∞
Цзинь Жулань взвалил на себя обязанности главы клана сразу же после завершения обучения в Гусу Лань. В Ланьлин Цзинь он прибыл, как ему казалось, совершенно готовым: он отучился, получил гуань и совершил три поклона с Лань Сычжуем. Они вдвоём облачились в золотое и переехали в Ланьлин в качестве супругов. Дела их постепенно налаживались, бесконечные амадины в Пристань Лотоса с просьбой дать совет (написанные, конечно, Сычжуем в большом секрете от Жуланя) стали приходить всё реже. Всё чаще уже-не-дети стали гостить в отчем доме — как только представлялась возможность. Всё происходило слишком быстро, и Цзян Чэн горевал по этому поводу больше всех. Он ходил хмурый и отречённый больше обычного, и всё никак не мог принять факт, что теперь А-Лин и А-Юань окончательно переехали в Башню Золотого Карпа. Что теперь Пристань Лотоса — их гостевой дом, а нынешний — там, в Ланьлине. И с этим уже ничего нельзя было сделать. Спустя полтора года после переезда детей Цзян Ваньинь пришёл в покои вечером позже всех и предложил им совершить поклоны. Теперь их не останавливало ничего: ни постоянная забота о мальчишках, ни людская молва, ни помощь временно оставшемуся без главы клану Ланьлин Цзинь. Те тринадцать лет без Вэй Усяня ни Цзян Ваньиню, ни Лань Ванцзи и в голову не приходило совершить поклоны вдвоём. Теперь всё было можно, а потому тем вечером Лань Ванцзи просто взял и согласился. Сказал неожиданно тихо, что хотел предложить и сам, но не думал, что сможет подобрать для этого подходящее время. А время было очень подходящее: Цзян Чэн более не желал пустых слухов о том, что Глава Цзян живёт с двумя мужчинами, что они все бесстыдны пред небесами и превратили Пристань Лотоса в Дом Весенних Забав. Он желал одеть Ванцзи в пурпур, чтобы больше никогда в жизни не видеть его в белом. И Вэй Усянь его в этом полностью поддерживал. Потому взял и тоже согласился, поскольку ещё никогда не чувствовал, что делает всё настолько правильно и безошибочно. Ванцзи и Ваньинь каждый день развеивали все его сомнения. Тогда Цзян Ваньинь вспомнил про собранные много лет назад на охоте слёзы Весенней Ласки. Он нашёл этот мешочек и отнёс его к лучшему Юньмэнскому ювелиру, велев тому изготовить три одинаковых гуаня, в каждом из которых сверкало бы по одному из предложенных камней. Старый ювелир от дорогостоящей работы сначала отказался. Признав в камнях Обещания, он сомневался, что сделанные с использованием этих драгоценностей гуани принесут их хозяевам счастливые годы брачной жизни. Он подробно рассказал Цзян Ваньиню о том, как они действуют, и тогда Глава Цзян только больше укрепился в своём желании (а ещё с ужасом вспомнил, как неосторожно предложил тогда, на охоте, взять камни Ванцзи сразу же после него). Старику ничего не оставалось, кроме как найти самые тонкие перчатки и приняться за искусную работу. Цзян Чэн желал, чтобы это были именно гуани. Поскольку корону возлагают при достижении совершеннолетия, и делают это родители, Вэй Усянь гуаня был лишён. Он все две жизни проходил с лентой в волосах и особо хитрых причёсок никогда не делал. Но Цзян Чэн вместе с Лань Ванцзи могут это исправить. Могут переодеть Вэй Усяня в пурпур и дать гуань. Пусть он и продолжал ходить лохматый с забранным на скорую руку хвостом, не изменяя своему любимому чёрному цвету. Цзян Ваньинь знал: Вэй Усянь не спешил надевать клановые одежды, потому что никогда не считал себя достойным их. Его покойная матушка позаботилась об этом, не забывая напоминать о том при каждой встрече. Цзян Чэн теперь каждый день сталкивался с тем, что было сломано до него и что требовало кропотливой починки. Его это не пугало. Напротив, делало счастливым: ведь он мог с этим справиться. Он был не один. Больше нет.∞ 🌸 ∞
За день до свадьбы Цзян Ваньинь принёс дожидающуюся своего часа шкатулку в покои. Это был почти обычный вечер. Разве что каждый немного нервничал перед завтрашним утром. Им предстояло надеть красные наряды, поклониться в Храме Предков и отметить свершившееся небольшим праздничным ужином в кругу семьи. А-Лин и А-Юань обещали прилететь из Ланьлина ранним утром. Лань Сичэнь и Лань Цижэнь — из Гусу. Больше они никого не звали. Лань Чжань и Вэй Ин уже готовились ко сну. Вэй Ин сидел на низком стуле, и Ванцзи, с непоколебимым терпением бережно и нежно вычёсывал колтуны из только что вымытых волос Вэй Усяня. Вэй Усянь громко ойкал и ахал при каждом движении гребня, хотя Цзян Чэн знал, что руки Ванцзи никогда не делают больно. Просто кто-то не любил расчёсываться, и позволил навести на голове порядок только по случаю завтрашней свадьбы. Когда Цзян Чэн прошёлся по комнате и присел на кровать, Вэй Ин проводил его любопытным взглядом. — Что это у тебя там, шиди? М? — любопытно спросил Вэй Ин, вертя головой. Лань Ванцзи ласково вернул его голову в обратном направлении и продолжил проходиться гребнем по чёрным прядям. — Свадебный подарок для нас, — просто ответил Цзян Чэн. — Конечно, если вы захотите его принять. — От кого? — Вэй Ин изо всех сил попытался вновь посмотреть на шиди, но Лань Ванцзи продолжал удерживать его голову в одном положении. — От меня. — А-а-а-а!.. Гэгэ, пожалуйста! — Сейчас закончу, — успокоил Лань Чжань Вэй Ина, действительно распутав все колтуны и собрав влажные волосы в длинную свободную косу. Как только Лань Ванцзи отпустил Вэй Ина, тот, как ребёнок, подскочил к Цзян Чэну. Следом, наведя на столике порядок, очистив гребень от волос и положив его на место, подошёл и Лань Чжань. Они сели по бокам от Цзян Ваньиня. Тот, вздохнув, открыл крышку. Три гуаня аккуратно лежали на красном шёлке в золотой шкатулке. В середине каждого — по слезе Весенней Ласки. В свете свечей камни переливались золотисто-гранатовым цветом, искрились, точно вино. Лань Ванцзи и Вэй Усянь мгновенно поняли, что это. Лань Ванцзи уточнил: — Это с той охоты? Цзян Ваньинь кивнул. Они никогда не рассказывали Вэй Усяню об охоте на Весеннюю Ласку, но сегодня — расскажут. В этом не было ничего секретного. В конце концов, на той охоте случился их первый настоящий поцелуй друг с другом. — Я первым взял слёзы, и они запечатлели мою душу, — пояснил для Вэй Усяня Цзян Чэн. — Если вы не хотите, мы не станем… Вэй Ин вспомнил тот вечер, когда дядя Цзян сказал, что им с мадам Юй не удалось примириться со страхами друг друга. Он знал, что его страх — его секрет, который он собирался хранить в себе вечно, и что как только он дотронется до камня, гэгэ и шиди увидят то, что должно было остаться только между ним, Вэнь Цин и Вэнь Нином. Мысль о том, что секрет станет явным, одновременно и тревожила, и дарила облегчение. Ему бы не пришлось больше скрывать это в себе. И если шиди его поймёт и простит… больше ему в жизни не в чем будет сомневаться. Он будет точно уверен, что заслужил быть рядом с ними. Что они знают его всего, и принимают таковым полностью. — Если хоть один из вас не готов, мы можем это не делать, — после продолжительного молчания сказал Цзян Чэн. — Мы можем подождать с этим или уничтожить камни навсегда. — Я готов, — ответил Лань Ванцзи. — Мне нечего от вас скрывать. — Шиди, а ты сам готов? — тихо спросил Вэй Усянь. Он надеялся увидеть сомнения. И тогда его слабость была бы оправдана. Тогда он мог бы отказаться, выбрать лёгкий путь и похоронить всё в себе навсегда. Но Цзян Чэн выглядел уверенно и непоколебимо. Он не упростил Вэй Усяню выбор, сказав короткое: — Да. — Хорошо… Ладно. Цзян Чэн… Пожалуйста… Цзян Чэн насторожился. Вэй Ин хотел попросить: «Скажи, что ты меня любишь», но это звучало бы очень по-детски. Он и так знал, что шиди его любит, просить сказать об этом глупо. Просить не бросать после увиденного — тоже. Он не имел права на такую просьбу. Но и отказаться уже не мог. Ему оставалось только поверить в то, что сила любви шиди к нему больше этой тайны. И он поверил. Поверил легко, потому что все последние годы ему только и делали, что доказывали, как он важен и нужен им двоим. Откажись он, и предаст доверие. Пусть ему об этом никогда не скажут. Ничем не упрекнут. Но помнить будут. — Я люблю вас. Поэтому, если вы хотите этого, то и я сделаю то же. Только давайте сделаем это сейчас. До свадьбы. — Вэй Ин, — Лань Ванцзи положил руку ему на плечо. Повернул к себе. Смотрел внимательно. — Ничего не изменится. Но если ты не хочешь… — Хочу, гэгэ. Давайте сделаем это прямо сейчас. Я первый. Не дав себе раздумать, Вэй Ин опустился на пол. Шиди и гэгэ сели рядом. Цзян Чэн поставил шкатулку между ними и вытащил из неё первый гуань, который должен был принадлежать Вэй Усяню. — Мне нужно просто коснуться Обещания? — спросил Вэй Усянь. Цзян Чэн кивнул. — Как я узнал, это оставит на камне отпечаток второй души. А после этого камня коснёмся мы с Ванцзи. И тогда увидим твой страх… — Вэй Ин, ты точно готов? — Точно, — кивнул Вэй Ин. Он не был готов, он солгал, но камня коснулся уверенно и быстро. Запечатление произошло мгновенно, и он отдал гуань в руки гэгэ. Лань Ванцзи и Цзян Чэн переглянулись. Вэй Ин подтолкнул их тихим: «Ну же». И всех троих, едва пальцы Лань Чжаня и Цзян Чэна пересеклись на слезе, отбросило в горы…∞ 🌸 ∞
Колени утопали во влажной мягкой траве. На вершине, куда они поднялись, всегда роса и прохлада. Цзян Чэн осматривал размазанные по небу тонким слоем бледные молочные облака. Пахло травами и цветами. — А-Нин, о, Небожители, о чём ты опять задумался? Помогай мне, мальчишка! Цзян Чэн оторвал глаза от неба и перевёл взгляд на девушку. Строгая, собранная. Она недовольно поджимала губы. Красное ханьфу с вышивкой солнца. Вэнь Цин. Подняв ладони перед глазами, он увидел точно такие же красно-белые рукава. Ладони не его. Мальчишеские, но не хрупкие. Пальцы тоньше и намного длиннее, ногти другой формы. — Подай мне тонкий нож и дезинфицирующий отвар. Поскорее! Цзян Чэн будто знал, что от него требовалось. Быстро нашёл нужный пузырёк, извлёк инструмент. И только тогда обратил внимание, что перед ними лежали два тела: одно его собственное, юношеское, измождённое. Оно не двигалось и едва дышало, будто крепко-крепко спало. Второе — Вэй Ина. Тот лежал на спине по пояс обнажённый, повернув голову влево — туда, где лежал сам Цзян Чэн. Его пальцы сжимали безвольную ладонь. Вэй Ин не улыбался и не плакал. Он молчал, и его голый живот подрагивал от пока ещё невесомых прикосновений Вэнь Цин. Та намечала внизу живота линию разреза. Скрупулёзно и точно, ведь от этого зависело две жизни, и у неё не было права на ошибку. — А-Нин. Я сейчас сделаю разрез, и тебе придётся подержать края раны, чтобы они не начали срастаться слишком быстро. У тебя, Вэй Усянь, слишком быстрая регенерация. Это может нам помешать. Возможно, мне придётся сделать не один порез и даже не десять… Ты готов? Вэй Ин хмыкнул. — Готов, Вэнь Цин. Сделай всё, что сможешь. И если что-то пойдёт не так — спаси его, а не меня. Поняла? Вэнь Цин нахмурилась. Она терпеть не могла, когда ею командуют — это она обычно отдавала указания. Цзян Чэн откуда-то это знал. Увидев хмурый взгляд, Вэй Усянь вздохнул и вежливо добавил: — Пожалуйста, госпожа Вэнь. Если выживу, буду в неоплатном долгу. Вэнь Цин сделала вдох. Её дрожащие руки замерли. А после, уверенно и чётко, сделали глубокий разрез. Цзян Чэн видел своё собственное тело. Видел, как Вэнь Цин вытащила живое, отлично сформированное золотое ядро Вэй Усяня и пересадила его Цзян Чэну. Видел, как больно Вэй Ину, и как спокойно он лежал, покорно выполняя всё, чего требовала целительница. Он чувствовал каждый надрез, каждую рану, то, как покидала его тело ци, переходя к новому хозяину. Не мог закрыть глаз и провалиться в то же небытие, в котором пребывал Цзян Чэн. Ему следовало контролировать поток энергии, следовало делать всё правильно, иначе бы все их старания, вся его боль была бы напрасна. И это всё длилось, и длилось, и длилось… «Обращайся с ним осторожно: он всё чувствует и ему очень больно,— напутствовала Вэнь Цин, видя, как Вэй Усянь медленно теряет связь с реальностью. — Осторожно поднеси ему к носу этот раствор, но держи при этом лоб, чтобы непроизвольно не дёрнулся, иначе реакция может быть непредсказуемой». Цзян Чэн в теле Вэнь Нина присел на колени возле головы шиди. Положил прохладные руки на горячий лоб, готовясь удерживать его. Поднёс раствор. Вэй Ин не шевельнулся, но глаза распахнул, встретился с ним взглядом. — Как, скажи на милость, я должен с этим жить? — с болью и растерянностью спросил Цзян Чэн, оглаживая лоб шиди, всматриваясь в его усталое печальное лицо. — Слёзы тебе помогут, — почти ласковым голосом произнесла Вэнь Цин. Не менее усталая, но спокойная. Всё шло примерно так, как она себе представляла. — Слёзы тебе помогут, — повторил Цзян Чэн, не отводя от Вэй Ина взгляда. Он хотел бы забрать всю его боль и безмолвие себе, но мог только наблюдать. Смотреть, как карие глаза обволакиваются прозрачной сверкающей плёнкой, и как эта плёнка, собираясь в уголках, медленно стекает по щекам в траву, сразу же превращаясь в переливчатые камни. Вэй Ин сомкнул веки, окончательно поддаваясь власти небытия. Он всё ещё чувствовал пальцы шиди на своём лице, и когда вновь открыл глаза, увидел перед собой его растерянный взгляд. — Прости. — Спасибо. Они сказали это одновременно и замолчали. Лань Ванцзи нежно гладил щёки Вэй Усяня. Видел всё, но напрямую не участвовал, и его не видел никто. Он не был удивлён: догадывался, почему Вэй Ин так часто пренебрегал Суйбянем. Зато Цзян Чэн выглядел уязвлённым и растерянным. Его гордость, его сила, вдруг внезапно увеличившаяся… всё это время… — Цзян Чэн, прости, — повторил Вэй Ин, внимательно всматриваясь в лицо шиди. — Я должен был сказать тебе, но не мог. И не сказал бы, даже если бы всё повторилось вновь. Цзян Чэн встал. Он прошёлся по комнате тяжёлым шагом и вернулся обратно на пол. Взял лицо Вэй Усяня в ладони и твёрдо сказал: — Больше никаких «спасибо» и «прости», — Цзян Чэн повторил однажды сказанные Лань Ванцзи слова. Вэй Ин кивнул. Он понимал, что им придётся поговорить об этом однажды. Что он расскажет всё снова: подробно и со всеми деталями. Что шиди не простит его вот так: быстро и сразу. Он будет мучиться и сомневаться. Но теперь у Вэй Ина была поддержка в виде Лань Ванцзи, и вместе они смогут всё наладить. Помочь друг другу принять и развеять собственные страхи. — Всё хорошо? — тихо спросил Вэй Ин. Цзян Чэн качнул головой. — Нет. Нет, но… Неужели ты думал, что это заставит меня разлюбить тебя? Отменить свадьбу? Вэй Ин пожал плечами, и Цзян Чэн нервно расхохотался. Их ждал подвесной мост и путешествие в Пристань Лотоса. Познавать друг друга оказалось болезненно. Ночь только начиналась.∞ 🌸 ∞
В храме предков ярко горели свечи. Пряно пахло благовониями. Трое сидели на коленях перед табличками с именами почивших. Все поклоны совершены. Лоб каждого трижды коснулся чистого деревянного пола. В алых одеждах поблёскивали вышитые золотыми нитями мифические птицы. В гуанях сверкали Обещания. Вэй Усянь, впервые надевший корону, красиво причёсанный, аккуратный, необычно серьёзный выглядел таким взрослым. Таким красивым. Лань Ванцзи, снимавший белое лишь на Новый год, без повязки на лбу, с частично забранными волосами сидел спокойно и взгляд его влюблял в себя заново. Цзян Ваньинь без косичек. Только небольшой пучок на затылке, перехваченный короной и шпилькой. Свободный и уверенный. Гордый за то, что они пережили вчерашнее, и что Слёзы не отдалили их друг от друга, но дали пищу к размышлению. После поклонов все трое ещё долго сидели в храме. Молчали, рассматривая друг друга. Переживая каждое мгновение тишины перед тем, как выйти на улицу и поделиться своим счастьем с их детьми, с Лань Сичэнем и Лань Цижэнем. Их ждал праздничный стол и поздравления. Разговоры и пожелания. Подарки и повышенное внимание. Но позже. Сейчас каждый из них троих хотел уделить внимание только своим двоим возлюбленным.