Стальной легион

Кейн взирал на звезды сквозь иллюминатор. Для кварианца это могло звучать странно, но Кейн вот уже пять лет не видел простора космоса. Тогда, на "Биче Ксеносов", он был слишком занят работой, которой его загрузил ленивый полковник и которую он, как порядочный армагеддонец, выполнял добросовестно. А теперь... Не было ни полковника, ни серьезной работы, и у него появилось время. Кейн вспоминал Армагеддон. Ту планету, на которой он родился. В его памяти проносились давно забытые образы. Образы, которые он предпочел бы забыть. Штурм-командор, как теперь его величали солдаты. Он грустно улыбнулся. Никогда не стремиться и так вот получить... Кейн достал из-за "щеки" противогаза потертое пикт-изображение. Оно было далеко не новое, поцарапанное и согнутое в двух местах. Но капитан относился к ней как к величайшей ценности, ведь это и вправду была самая ценная его вещь. Неожиданно нежными и мягкими движениями для человека в толстых пехотных перчатках он развернул снимок, аккуратно разминая загнувшиеся краешки. На пикте была запечатлена супружеская пара. Молодой мужчина без противогаза в армагеддонской шинели и женщина с красивой улыбкой и маленькой девочкой на руках. В глазах мужчины отражалась целая буря позитивных эмоций. Кейн вспомнил тот день. Он был, наверное, самым счастливым днем в его затянувшейся жизни. Среди солдат ходило много слухов о капитане, но почти ни один из них не был правдивым. На самом деле ему уже было 94 года – довольно серьезный возраст для стального легионера. Кейн печально покачал головой. Внезапно, он почувствовал себя неимоверно старым и уставшим. Чтобы там не говорили, он слишком много повидал на своем веку. Слишком много... ВАААГХ! Газкулла, войну с кабалом Кровавой Диадемы, Тринадцатый Черный поход, мясорубку у Кардиса-11... Всего и не упомнить. Кейн нередко вот так взирал на космос. Нередко он спрашивал у Императора в храме, почему тот отнял у него единственное, чем он дорожил. Капитан часто смотрел на звезды. Их холод всегда немного пугал и успокаивал его. Но одновременно с этим... Раздражал? Они вечны. Им плевать на смертных. И это страшно бесило армагеддонца. Они безразлично наблюдали за его судьбой. Наблюдали, как гибнет то, чем он дорожил больше всего на свете. Кейн вспоминал тот самый день, который был запечатлен на фотографии. Он тогда взял отгул на сутки и, конечно, решил провести это время с семьей. Он вспомнил, как обнимал свою любимую, как ему на шею бросилась дочь. Тогда еще рядовой, Джордан Кейн прижимал к себе двух самых близких ему существ в галактике. Потом они пошли на прогулку по городу-улью. Кейн не боялся тех недолюдей, что часто встречаются среди жителей ульев. Он был рослым армагеддонским гвардейцем. И плюс ко всему вооруженным цепным мечом. Какой безумец решиться напасть на них? Как же он ошибался... Он показывал дочери стены мануфакторумов, казармы Арбитрес и планетарную губернию. Кейн рассказывал ей истории о своей жизни и службе, о местах, в которых ему доводилось побывать, и о том, что ему приходилось видеть. Любимая же не прерывала его, а лишь улыбалась своей улыбкой. Сейчас он готов был отдать все, что имел, чтобы вновь ее увидеть... Ее улыбку. Но страшное произошло, когда они шли назад, мимо казарм арбитров. Именно это место стало полем боя между силами имперского закона и преступниками улья. Казарма взорвалась в яркой вспышке, а на уличных арбитров обрушились потоки огня. Кейн закрыл собой жену и дочь. Благо по ним никто не стрелял. Местные бандиты надолго запомнили урок, который им преподнесли гвардейцы 51-го мотопехотного, боец которого погиб в уличной схватке. Мимо него пробегали бандиты, но на армагеддонца никто не обращал особого внимания. И когда уже переулок был так близко, когда уже казалось, что они спасены, ее сразила стабберная очередь. Но на сей раз стреляли отнюдь не бандиты. Кейн ринулся к ней, но она из последних сил махнула ему рукой. Ее последним желанием было спасти свою дочь. Кейн тогда плакал. Взрослый мужчина плакал как ребенок. Капитан взирал на пикт. Те воспоминания каждый раз приносили ему боль. Ведь он так и не выполнил своего обещания. Его дочь, его любимая дочь, погибла на следующий день. То нападения было лишь прелюдией к тому, что должно произойти. На следующий день начался поход Газкулла. Непрерывные потоки огня обрушились на улей. Смерть не минула никого и ничего. Ему повезло выжить. А ей... Его маленькой Амели не повезло... Кейн часто задавался вопросом: "Почему?". Почему осколки прошили ему лишь ноги, а ей... Почему? Почему Император не защитил их? Почему? Почему, варп его дери?! Капитан не знал ответа на эти вопросы. И никогда бы не узнал. Вдруг он почувствовал, что за его спиной кто-то стоит. Кейн не беспокоился. Если это враг, то он ничего не успеет сделать. А если... Друг, то бояться нечего. – Это ваша семья? – со странным акцентом спросил стоящий за его спиной. Командор неспешно обернулся и увидел капитана Кариана'Тола. "Кварианец. Ксенос", – мелькнуло в его голове. Но почему-то этот "ксенос" не вызывал немедленного желания убить себя. Даже наоборот. – А вам какое дело? – резко ответил он. Манерничать сил просто не было. – Да нет, – кварианец встал справа от него и тоже начал смотреть в обзорное окно. – Никакого, в принципе. Просто поговорить хотел. – Поговорили? – язвительно спросил Кейн. – Ну зачем вы так. Я просто спросить, – и, не дожидаясь очередной колкости со стороны штурм-командора, кварианец продолжил. – Почему вы так нас недолюбливаете? Кейн угрюмо молчал. В его времени ненависть к ксеносам не только пропагандировалась, но и поощрялась, и не зря. А тут... Это была уже просто антипатия. – Есть причины. – Не хотите отвечать? Хорошо, я спрошу по-другому. Расскажите о своем времени. Кейн хотел было послать этого наглого чужака, но почему-то не сделал этого. – Вы должны радоваться, – армагеддонец не видел лица кварианца, но уловил его не произнесенный вопрос. – Судя по тому, что я слышал – у вас необычайно хорошее время. Вы можете жить припеваючи, если и вправду этого захотите. Ваш народ, Кариан'Тол, слишком много жалеет себя. Вы стонете и ноете, что некие геты 300 лет назад взбунтовались и захватили вашу родную планету. Мы же сражаемся и молчим, когда приходиться 10 000 лет держать осаду. Молчим, когда нашу планету превращали из райского уголка в бесплодную пустыню. Молчим, когда нашими телами заваливают поля битв галактики. Вы вот уже сколько лет не можете заставить некий Совет Цитадели принять ваше консульство. Мы же вместо этого никуда стучимся и никого не заставляем. Мы повергаем всех. Мы с вами разные, Кариан, – Кейн повернулся к кварианцу, и тот невольно отступил перед двухметровым ростом армагеддонца. – У вас есть все возможности и перспективы, но вы их отвергаете. Мы же хватаемся за каждую соломинку. Но у нас все-таки есть общая черта. Мы верой и правдой служим своему народу. Я отдал семью и шанс на нормальную жизнь тому, что наступит только через 39 000 лет. Но я буду пытаться... – внезапно, в голове Кейна, словно яркий маяк, загорелась идея. Это было настолько неожиданно, что штурм-командор замолчал. Кварианец, не смотря на предсказания Кейна, не стал грубить или что-то отвечать. Казалось, слова капитана заставили его задуматься. Он еще раз посмотрел на звезды, а потом снова на Кейна. Неожиданно в его горящих под забралом глазах появилось что-то неотвратимо до боли человеческое... – Вы правы, капитан. Мы слишком много жалели себя. Мы прибудем на Цитадель через пятьдесят минут, – сказал кварианец и молча вышел. А Кейн обдумывал то, что пришло ему на разум. Идея была неимоверно безумной, но она могла очень многое изменить. Даже слишком многое, чтобы пренебрегать ею. На лице Кейна расцвела улыбка, и он, свернув свой пикт-снимок и засунув его за щеку противогаза, вышел. Несмотря на внешнюю безмятежность, в его голове все еще крутилась все та же безумная идея. И он решился. Одним движением включив рацию и перейдя на высокий готик, он произнес: – Старшему офицерскому составу взять с собой двух адъютантов и подойти на посадочную палубу к борту "Грифона"-11. Не дожидаясь подтверждений, он выключил связь и пошел к ангару. За эти пятьдесят минут предстояло еще много чего сделать...