Моя милая L.

Гляжу на будущность с боязнью, Гляжу на прошлое с тоской И как преступник перед казнью Ищу кругом души родной.

*** Громкая, разносившаяся по квартире мелодия, от которой она каждый раз нервно дергалась во сне. Сигнал изрядно поднадоел, но никогда не находилось времени, дабы его сменить. Минутами ранее на смятой постели распласталось женское тело, поджимая под себя теплое одеяло, которое, казалось, могло скрыть от назойливого внешнего мира, где каждому есть до тебя дело. И чуть, конечно, согревало от холода. Звук будильника, который доносился со смартфона, лежавшего на тумбочке, в один миг разбудил женщину. С закрытыми глазами она поднялась, дабы как можно скорее устранить причину шума. Она взглянула на часы, которые показывали ровно семь утра. Для сонной женщины по ощущениям время казалось ранним, но и на это было свое оправдание — за окном темно. Подойдя к окну, она потянулась в своей шелковой пижаме, зарываясь пальцами в каштановые пряди. — С добрым утром, Москва, — тихо проговорила брюнетка, окинув взглядом город. Через несколько минут Лукина уже оказалась на кухне, заваривая себе очередную дозу черного кофе, который стал ее спасателем. С самого утра в привычку вошло листание новостной ленты, таив в себе надежду лицезреть нечто приятное. Ее утреннюю рутину прервал видеозвонок по FaceTime, отчего темноволосая моментально расплылась в улыбке. — Мам, привет, — заговорил юношеский голос на том конце. — Егор! — с ощутимой радостью в голосе воскликнула Лаура. — Доброе утро, сынок. Почему ты без камеры? — У нас уже день, мам, — усмехнулся парень. — Настраиваю, погоди! — Ах, да, я забыла, что у нас пять часов разницы, — исправила себя женщина. — Так, теперь видно меня? — в камере был заметен темный силуэт. — Я вижу только твои ноги, — женщина начала всматриваться в экран своего телефона. Вдруг на нем появилось изображение… Темноволосый юноша с выразительными карими глазами, которые, казалось, сразу привлекают к себе внимание. Острые черты лица придавали возраст, своеобразное мужество и строгость во взгляде. Знакомые и друзья всегда подмечали, что Егор — уникальный синтез красоты и ума Лауры и Александра. Семейная пара воспринимала это с гордостью в виде комплемента. — А сколько у тебя времени? Ты выглядишь сонной, — улыбнулся парень. — Без двадцати восемь, — ответила женщина. — Я уже давно встала. — Тогда ты выглядишь уставшей, — в интонации Егора чувствовалось беспокойство. — Не придумывай. Зимнее московское утро никого не одаряет улыбкой, — Лукина поджала голову рукой, выдавливая улыбку. — Ма, может, ты взяла бы отпуск и махнула куда– то? Я тебе на днях присылал фото с Лондона, тебе понравилось бы, — предложил сын. — О да, сейчас только отпуск, сынок! — засмеялась брюнетка, вздохнув. — Скоро период сессии начнется, мне надо быть на месте. Да и к тому же работы много в ресторане. Все– таки близится к празднованию Нового года. Лучше ты приезжай к нам на Новый год. — Может, приеду. Я вчера созванивался с папой, мы быстро поговорили, он на работе был. Тоже устало выглядит. — Да? — Лаура подняла бровь в ответ на услышанную фразу. — А ты то не знаешь, мам? — спросил Егор, удивившись реакции. — Конечно, знаю. Мы просто крутимся в «Кварце», как белка в колесе, поэтому даже не замечаем, как пролетают дни, — поспешно начала оправдываться Лаура. Что она должна была ответить? Что уже давно не существует той идиллии, которая строилась для сына? Что она не знает, во что одет и как выглядит бывший муж, потому что они не живут под одной крышей, а в ресторане пытаются не пересекаться? Что она не знает ничего о происходящем в своей собственной семье, утопая в делах, встречах и работе? Для своих шестнадцати лет Егор был чрезмерно проницательным и сообразительным, поэтому ему не понадобилось особых усилий, дабы понять, что все не так радужно, как это пытались показать. Еще вначале данного своеобразного «надлома» в отношениях, сын чувствовал исходящую неискренность со стороны родителей, тети и бабушки. Он отлично понимал, для чего создавалась картина домашнего уюта и приятных отношений, но парень не имел желания рушить усилия семейства. Находясь на протяжении года в различных разъездах по учебе и увлечениям, Егор следил за родителями лишь по видеосвязи, что всегда Лауре и Александру казалось ничтожно малым. Как бы им не хотелось чаще видеться с собственным ребенком, постоянная занятость давала о себе знать. После семиминутного разговора Лаура наконец закончила разговор и положила телефон экраном вниз. Она громко выдохнула, издавая облегчение. Как же тяжело врать собственному сыну, не выдавая то, что все трещит по швам. Он наивно думает, что у нас с Сашей все хорошо, мы живем, работаем — и так по кругу. Не просто тяжело выдавливать из себя фальшивую улыбку. Это ничтожно больно. Рассказывать о выдуманных общих планах, о совместных поездках, проведенных вместе вечеров, а после возвращаться в реальность. Жестокую реальность, которая дает пощечину за твою ложь. Ты врешь о том, что вы вчера вместе ходили в боулинг, в кино, после чего вас ждал ужин в заведении в честь вашей годовщины. Хотя на самом деле твой ненаглядный муж давно вытеснил вашу дату с памяти, а ты ближе к полуночи вернулась в одинокую квартиру, разделяла в тихом одиночестве праздничный бокал вина и закусывала кусочком сыра, который завалялся на полке холодильника. — Выпьем этот бокал за нас: за меня, за тебя, — женщина рукой указала в пустоту рядом. — За твои нескромные подарки мне! Алкоголь оказывал свое действие на состояние брюнетки, которая в стенах своего дома смогла выйти из образа и выплеснуть нахлынувшие эмоции. — Давай подсчитаем, — голубоглазая поставила бокал на стол, загибая пальцы. — Двухмесячные измены с Маришей. Одна ночь с этой… — Лаура замялась, пытаясь вспомнить имя. — Каролиной! Кто ее так назвал? Ну и королева вечера — директор питерского ресторана, непревзойденная блондинка с длинными ногами, прекрасной карьерой и мягким голосом — Мария или же просто «Машенька», спутница длиною в половину брака. Сопровождающие фразы разлетались по квартире, которые ощущались на контрасте с тем смехом, что она привычно дарила в ответ своему сыну. Эта реакция была другой. Жалостной, наполненной тихой злостью и громкой интонацией. Задорным смехом, который граничил с истерикой. Вино изрядно развязало язык женщине, которая привыкла контролировать не только себя, но и все, что происходит вокруг нее. Глаза блестели, но ни одна слеза не обожгла ее кожу. Слез уже и не было, потому что это стало частью. Некоторым принятием. Известным фактом. Обыденностью. После недолгих раздумий шатенка направилась в спальню, дабы привести себя в порядок и спрятать последствия вчерашнего вечера. *** Девичье тело с ощутимым волнением шагало по комнате, издавая приглушенные звуки. Она заламывала пальцы, дабы хоть куда– то выплеснуть свои переживания. Долго не раздумывая, девочка потянулась к телефону и набрала знакомый номер. — Алло, Маша! — Привет, ты уже собираешься? — послышался голос на том конце трубки. — Маш, я не могу, я ужасно переживаю, — жалостно протянула девочка. — Лиззи, дорогая, только не говори, что ты паникуешь, — белокурая усмехнулась. — Мы же еще вчера с тобой настраивались. — Маша, ты можешь поехать со мной? — спросила подруга. — Я? — переспросила та, теряясь. — Мне так намного спокойнее будет, если я буду знать, что ты сидишь где– то рядом и мысленно поддерживаешь меня, — все также уговаривала Елизавета. — Я тебя могу и с дома поддерживать, — засмеялась светловолосая. — Ну Ма– а– ш! — протянула в трубку Белова, упрашивая. — А если… — Мария на секунду замялась, но ее перебила Лиза. — Нет– нет, ее не будет там точно, я даю тебе гарантию в сто процентов! — быстро говорила рыжеволосая. — Оно ей надо, шариться в выходной день? — Ладно, уговорила. Сегодняшний день был довольно-таки особенным и важным для Елизаветы. Она шла к такому решению на протяжении трех месяцев, вкладывая в это свое время, силы и ресурсы. Речь шла о вступление на подготовительные курсы московского университета, при котором находился колледж. В голову девочки еще летом засела идея о том, дабы после девяти классов учиться в специализированном месте, которое будет направлено в сторону изучений тех предметов и дисциплин, которые были бы, во– первых, интересны для школьницы, а во– вторых, полезны для поступления в ВУЗ. Большим плюсом был факт существования колледжа при желаемом университете, что изрядно привлекло Лизу. <i>Неделями ранее… — Маш! — громко окликнула Елизавета, застыв в дверях с подносом блинов. — Почему она тебе звонит? — голос непроизвольно начал дрожать, а руки сжимали телефон, на который навязчиво звонил абонент под именем «Лаура Альбертовна допы». — Маш, я все объясню тебе сейчас! — Лиза мигом оказалась возле подруги, кладя поднос на стол, она забрала телефон и подняла трубку. — Алло, Лиза, здравствуй, — раздался такой знакомый для обеих девочек голос. — Да, Лаура Альбертовна, — тихо ответила Белова, что было на нее не похоже. — Я звоню сказать, что завтра ты можешь прийти не на пять вечера, а на четыре. Я освобожусь пораньше, — говорила Лаура, не подозревая, что находится на громкой связи. — Хорошо, Лаура Альбертовна, спасибо, — кратко ответила рыжеволосая и отключила звонок. Услышав данные реплики, Мария сидела на краю кровати в застывшем положении, пытаясь уложить все в своей голове по полочкам. — Маш, послушай, — Лиза моментально оказалась рядом с белокурой, положив ладонь на ее плечо. — А что это… — в полголоса заговорила блондинка. — Было? — Маш, послушай, не сердись на меня только, что тебе пришлось вот так все узнать, — девушка знатно занервничала, но Мария не перебивала ее, но и не поднимала глаз. — Да, я занимаюсь с Лаурой дополнительными по химии. Я долго упрашивала ее, мама упрашивала, она не хотела сначала. Кареглазая молча устремила свой взгляд в глаза подруге, которая при рассказе активно жестикулировала руками. — Я не хотела от тебя скрывать или врать. Я думала, что сегодня тебе расскажу об этом, если бы не эта история с машиной, — быстро проговаривала Лиза. — Если не сегодня, то когда бы ты поделилась? — Мария поджала губы. — Маш, послушай меня, пожалуйста, ты единственная, кто знает, как сильно мне нужно поступить на бюджет. Ты знаешь, как сильно я хочу именно на фармацевтику, — голос девочки предательски задрожал. — Ты теперь и сама знаешь, каково это, когда в тебя не верят. Не хотят верить. Не признают. Никто не сможет оплатить мне учебу, но ты знаешь, как я хочу учиться именно там. В ответ вновь последовало молчание, в котором Лиза пыталась сдерживать накатившие слезы, а Третьякова в это время смотрела в пол, боясь выронить и слова. — Я знаю, что я поступила неправильно, несправедливо по отношению к тебе. Я знаю, как тебе неприятен этот человек, что она сделала для тебя, но, Маш… — Елизавета сжала ее плечо, продолжив: — Когда она только пришла к нам, какой бы она не была противной, строгой, жестокой, я сразу поняла, что она знает свой предмет так, как не знает никто. Она много придиралась, исправляла, но Лаура действительно сможет подготовить меня так, как никто другой. Своим напором, контролем она сможет помочь мне добиться того, что я поступлю в тот колледж, про который я говорила. Маш, я смогу выбраться и доказать родителям, что я не такая, какой они меня считают, — мокрые дорожки в миг образовались на девичьей коже. — Я не знаю, что сказать, — тихо послышалось в ответ. — Я прошу тебя, пожалуйста, пойми меня. Я металась между вами обеими. Я понимаю, что сейчас тебе это неприятно и больно слышать, но я просто занимаюсь с ней и готовлюсь к тому, к чему я не смогла бы подготовиться сама, — Елизавета положила свою ладонь поверх руки подруги. — Как она к тебе относится? — Мария обратилась к рядом сидящей Лизе. — Я не знаю, что еще спросить… — Она очень строгая и требовательная. За одну ошибку мне может так влететь, что мама не горюй, — девочка усмехнулась, пытаясь сгладить атмосферу. — Мы по материалу идем очень далеко. — Тебе то нравится с ней заниматься? — неожиданно прозвучал вопрос. — Она часто переносит занятия, меняет время, как ей вздумается, но учитель она замечательный. Страшно, конечно, но это намного выше уровень, чем школьные учителя, — Лиза утерла остатки слез. — Это неожиданно и очень для меня… — Маша говорила медленно, теребя в своих руках подушку. — Спонтанно. Я не могу тебя в чем– то винить, но мне нужно осмыслить все это, что ли. — Ты имеешь полное право злиться на меня, но я знаю, что ты поймешь меня и то, что я не хотела тебя этим обидеть, напомнить тебе об этом человеке. Если это как– то помешает нашей дружбе, то… — говорила Белова, но Третьякова ее перебила: — Не может что– то помешать нашей дружбе, если это делается на благо одной из нас, — неуверенно улыбнулась Мария. После данного признания прошло три недели, что помогло стереть все непонимания и сгладить углы. Подруги больше не возвращались к обсуждению этой темы, но Елизавета пообещала Марии, что с Лукиной ее связывают лишь занятия и подготовка к вступительным экзаменам в колледж. Маша повела себя так, как привыкла относиться к миру и людям, особенно когда речь идет о твоей близкой подруге. Третьякова, как никто другой, знала о сложностях и проблемах в семье Беловых: мама работает на трех работах с одним выходным в неделю, а отец раз в месяц высылает определенную сумму в качестве алиментов, что хоть как– то помогало женщинам справляться. Несмотря на это, Лиза всегда оставалась оптимистически настроенной, со своими планами на будущее, целями и мечтами, которые она всегда стремилась превращать в реальность. Летом девочка старалась находить себе хоть малый способ заработка, но в силу возраста не всегда это давалось легко. Блондинка часто была очевидцем испорченного настроения и слез у своей подруги, поэтому обещала себе всегда быть рядом, помогать и поддерживать во всем. Бессмысленно скрывать, что новость о занятиях вызвала у светловолосой неимоверный колорит эмоций: непонимание, обида, молчаливость и, наконец, — принятие. Она сделала для себя вывод: собственный опыт с этой женщиной не должен быть причиной для того, чтобы перекладывать его на подругу, которая так стремится добиться желаемого. В собственной голове Мария пыталась оправдать Лукину, улучшая ее положение тем, что она помогает ее подруге, значит нужно стараться не думать о собственных обидах и ранах. Значит, так нужно. — Пожалуйста, только не волнуйся. Ты ведь все знаешь! — проговаривала Мария Лизе, когда они ехали в авто. — Меня кое– кто убьет, если я не пройду, — грустно улыбнулась рыжеволосая. — Не думай ни о чем, кроме заданий. Ты же все это проходила, поэтому справишься. Я верю в тебя, — бодро поддержала Маша. Девочки вышли из машины Анны Витальевны, которая вслед успела пожелать удачи. Зайдя в помещение колледжа, где будут участники писать свои работы, подруги расположились в холле на одном из мягких диванчиков, которые были окружены высокими растениями в виде декораций. — Здравствуйте, ваши имена? — к ним подошла женщина зрелых лет с блокнотом. — Елизавета Белова, я одна беру участие, — волнительно ответила девочка. — А Вы? — шатенка обратилась к Третьяковой. — Я группа поддержки, — улыбнулась белокурая. — Тогда Вы должны знать, что Вам запрещено подниматься на верхние этажи. Можно находиться здесь и ожидать. А Вы, Елизавета, пройдемте со мной, — женщина удалилась, а за ней последовала рыжеволосая. На задания было отведено три часа. Первые полчаса Мария смирно сидела, оглядывая интерьер холла, который на фоне с их школой выглядел контрастно. После проведенного часа в здании светловолосая поняла, что подруга раньше положенного времени кабинет не покинет, а поэтому в ее голову пришла мысль проветриться на улице и параллельно позвонить маме Лизы, которая без остановки звонила на телефон дочери. В помещение нельзя было громко разговаривать, дабы никому не мешать. Накинув поверх плеч пальто, Третьякова молча покинула здание. Выйдя на крыльцо колледжа, девочка заметила на улице снег. Первый снег. На лице непроизвольно заиграла улыбка, а глаза устремились вверх. Отвлекаясь от столь приятной картины, Мария перевела взгляд вперед. Зрачки быстро забегали из стороны в сторону, а дыхание участилось от того, как она пыталась себя утешить, что ей показалось. Не показалось. Прямо перед собой кареглазая заметила, как к зданию направлялась высокая темноволосая женщина, нажав на кнопку сигнализации своего белого авто и на ходу поправляя черную оправу очков.