Моя милая L.

А мы? Не так же ль мы Сошлись на краткий миг для переклички?

*** Просторная, освещенная дневным солнечным светом комната вмиг наполнилась приглушенной музыкой и бликами разноцветных лампочек. Вокруг царила по–настоящему праздничная, но одновременно такая умиротворенная атмосфера. На нескольких столах стояли изысканно приготовленные капкейки, эклеры, тортики и множество других сладостей, которые в сочетании с цветовой гаммой создавали единую гармоничную картину. По залу активно расхаживали гости мероприятия, которые в совокупности были и организаторами торжества. Они активно переговаривались между собой, что–то обсуждали, рассматривали зал, но не спешили наполнять свои бокалы. — Машина приехала! — воскликнула русоволосая девушка, стоя у окна и держа в руках бокал. — Все, идут! — прозвучала последующая фраза. В один момент все присутствующие в зале, а их было человек пятнадцать, утихли, оборвав все разговоры. — Куда мы приехали? — удивленным, но одновременно восхищенным голосом задала вопрос девушка, выйдя из машины. На ее глазах была красная повязка, которая не давала ей возможности контролировать происходящее. От легкого волнения она пальцами поправляла ткань, растягивая интригу. Крепкая мужская рука рядом помогала ей преодолевать трудности в виде выхода из машины и ходьбы. Светловолосая старалась держаться за нее, дабы случайно не оступиться. Мужчина вывел свою спутницу из автомобиля, и они направились в здание. — Я сейчас упаду, Макси–им, — жалобно протянула девушка, попутно смеясь. — Если ты не будешь дергаться — все обойдется, — мужская рука обхватила талию. Через несколько минут пара ступила в тот самый зал, который был оформлен в кремовых оттенках. Гости с замиранием задержали дыхание, пытаясь не выдать лишнего шороха. Темноволосый мужчина расположился сзади девушки, положив свои руки ей на повязку. Женские пальцы легли сверху. — Теперь можно снять, — прошептал он на ухо. Блондинка развязала повязку, и перед ней предстало невероятное зрелище, которое с первых секунд пробрало до легких мурашек. — С днем рождения! — в голос прокричали гости. — Боже мой! — изумленно отреагировала девушка, взявшись за голову от потрясения. — Наша дорогая Мария, — к кареглазой подошла женщина средних лет, держа в руках бокал с игристым. — Наш прекрасный цветок, наша светлая девочка! Прими в этот день мои поздравления. Ты знаешь, что я не люблю все эти шаблонные фразы. Я просто хочу сказать, что я благодарна судьбе, что она подарила мне такую гордость. На лице светловолосой непроизвольно заиграла широкая улыбка, отчего женщина продолжила: — Да, Мария, ты — это моя персональная гордость. Не так часто на своем пути, поверьте мне, — она обратилась к остальным присутствующим, подняв указательный палец. — Встречаются такие трудолюбивые, талантливые, творческие студенты и девушки. Я горда, что являюсь твоим научным руководителем и не только. Это моя награда. — Ирина Анатольевна! — дрожащим от смущения голосом отреагировала девушка, заключая преподавательницу в своих объятиях. — Пусть твои девятнадцать будут такими же запоминающимися и яркими, какой являешься и ты, — русоволосая взяла ее руки в свои. — Поздравляем! — одновременно поздравляли гости. — Спасибо, мои дорогие! Спасибо вам за такой приятный сюрприз! — благодарила Мария. — Я вас всех очень люблю и ценю, что какой год вы присутствуете в моей жизни. Праздник набирал свои обороты: кто– то беседовал между собой, дегустировал блюда, танцевал под музыку, другие наслаждались атмосферой вечера. Светловолосая девушка на пару минут решила скрыться от шумного празднования, скрывшись на террасе. Второй бокал шампанского разливался в организме приятным теплом. Одинокую компанию девушки нарушил тот же мужчина, который и привез ее сюда. — Ты оценила? — на лице у темноволосого появилась улыбка, которую даже в темное время суток, казалось, девушка ощущала. — Я знаю, что это все ты, — радостно ответила она, протягивая ему свои руки. — Ты достойна намного большего, Маша. Можно теперь и я тебя поздравлю? — в полголоса прозвучало, когда он притянул ее к себе. — Разрешаю! — захихикала блондинка. — Сегодня твоя обожаемая Ирина Анатольевна, то есть моя мама–оратор, заговорила о судьбе. Маша, два года с тобой дали мне понять, что ты — часть этой судьбы. Должно было все сложиться именно таким образом, чтобы в этом одиноком Кельне мы встретились четыре года назад. Ты из маленькой, ранимой девочки превратилась в такую… — парень взглядом прошелся по ее праздничному платью, подбирая слова. — Самодостаточную, целеустремленную, талантливую и очаровательную девушку. — После всех сказанных слов сегодня я сейчас заплачу, — Мария отвернула лицо, но Максим продолжал: — Я готовил эту речь несколько дней, дослушай, — он пододвинул к себе кареглазую. — Германия определенно тебе к лицу. Ты изменилась за эти года. Я полюбил тебя еще тогда, когда ты со своим испуганным взглядом только переступила порог колледжа. Я сразу понял, что ты не такая, как все. — Это правда, — Третьякова отвела глаза в пол. — Ты наблюдал эволюцию моих изменений. — Я менялся с тобой. Рядом с тобой. Я уже говорил, что ты достойна больше, чем весь этот праздник, — голубые глаза всматривались в карие напротив. — Для тебя и Берлин захватить не страшно. В ответ девушка засмеялась, а ее губы прильнули к мужским. Сладкий поцелуй вовлекал пару, разливая по телам приятное тепло. — Машу можно поздравить ведь не только с девятнадцатью годами, — рыжеволосая девушка обратилась к сидящим за столом. — Так, рассказывайте, — обратились гости. — Мария Владимировна, Вам слово! — заулыбался тот самый парень Максим. — Ну что, дорогие, — Третьякова встала из–за стола, держа в руках наполненный бокал. — Этот день я действительно безумно ждала по причине еще одного события. После своего восемнадцатилетия я взялась за то, к чему питала особую любовь моя душа. Это… — Мария сделала паузу, переводя дыхание от находящего волнения. — Часть меня. Мое детище. Моя оголенная душа. Все приглашенные, затаив дыхание, ловили каждое слово, ожидая, о чем говорит именинница. — Моя первая авторская книга «Письма к стене», на которую изрядно повлияло творчество прекраснейшего Иосифа Александровича Бродского, особенно его поэзия «Письма к стене», которая располагается на первой странице, отсюда и название. Пока что на немецком, но если зайдет, то, конечно, будет тираж на русском языке. Оставляю свой отпечаток в современной немецкой литературе, — с неподдельной радостью и легким смущением говорила девушка. Праздничный зал разразился аплодисментами по причине того, что каждый присутствующий с нетерпением ждал данного события. Макс, молодой человек белокурой именинницы, приглашал на праздник лишь тех, кто играл в жизни девушки важную роль: подруги, хорошие ребята из университетской группы, коллеги с работы, на которую успела устроиться кареглазая, научная руководительница Ирина Анатольевна, которая по совместительству была мамой ее молодого человека. Каждый из них знал, с каким трепетом и значимостью писалась эта работа, что она значила для начинающей писательницы. Лишь Макс заставал девушку в процессе написания книги, видя ее эмоции. — Ты пишешь? — он тихо подошел сзади, оставляя легкий поцелуй на правом плече. — Пишу–пишу, — с грустной улыбкой ответила Мария. — Почему у тебя всегда глаза на мокром месте, когда ты садишься писать? Это такая чувственная работа? — парень взял ее руки в свои. — Переживаю за героев, — отшутилась белокурая. Лишь одна Ирина Анатольевна знала, что "Письма к стене" девушки вмещала в себе нотку автобиографизма, как выражалась сама Третьякова, но не отдавала предпочтение кому–то об этом распространяться. Пока все сидящие за столом гости обменивались впечатлениями о столь радостной новости о выходе в свет «Письм к стене», Марию отвлек телефонный звонок. Извинившись, она покинула зал и вышла во двор, дабы шум не отвлекал ее от разговора. — Да, — взяла трубку Третьякова. — Машенька! — заговорил женский голос на том конце трубки. — Татьяна Николаевна? — радостно обратилась Мария. — Да, это я. С Днем рождения тебя, солнышко. Хочу пожелать тебе всего самого– самого лучшего в твои девятнадцать. Будь такой же цветущей розой, талантливой и умной девочкой. Пусть твоя жизнь будет наполнена лишь светлыми красками. Жаль, что я не имею возможности поздравить тебя лично, а лишь по телефону, но я мысленно обнимаю тебя, — голос бывшей учительницы в одно мгновение согрел сердце девушки, относя ее в собственные воспоминания. …Новая квартира. Комната. Чужая страна и чужой город. Даже расставив все свои вещи по местам, не создается ощущение дома. Былого уюта и мысли, что ты у себя в гнездышке. Новое место без воспоминаний, которые грели бы душу в холодный вечер. Не было иного варианта, как принять то, что происходило. Что она знала о Германии? Лишь то, что не владеет немецким языком и будет жить в Кельне, городе–миллионнике, который является четвертым по населению и третьим по площади городом Германии. А также одним из крупнейших экономических и культурных центров страны. — Не переживай, зайка. Ты начнешь ходить в русско–немецкий полиграфический колледж, при нем есть хороший университет. У нас все так сложится, что через пару лет ты сама удивишься, как все изменится! — обнадеживающе звучали слова Анны Витальевны. Действительно, именно так и произошло. Четыре года жизни в Германии оказались судьбоносными, ошеломляющими, значимыми. Именно в этих местах юная девичья душа познала много нового, приятного и позитивного, что в корне отличалось от тех эмоций, которые она пережила за пятнадцать лет жизни в Москве. Кельн стал тем самым городом, в котором раскрылся потенциал юного дарования. Нет необходимости скрывать, что последние месяцы жизни в Москве оказались слишком эмоциональными для школьницы, которая только училась жить, овладевать собой и своим поведением. Это оставило отпечаток на блондинке. Возможно, именно те события так сильно повлияли на нее, что по приезде в новое место она открыла в себе то, что не проявлялось ранее: талант к писательству, все та же страсть к литературе, поэзии, к искусству. Ей привилась любовь к хорошей музыке, что принесло свои плоды в виде того, как научилась играть на фортепиано белокурая девушка. Благодаря улучшению материального положения и хорошей работе Анны, с семнадцатилетнего возраста Мария начала открывать для себя мир путешествий, побывав в европейских странах. Ее творческую душу заполонило необъятное желание познать искусство… То, которое в свое время оголяло душевные струны великих людей, распахнуло теперь и перед ней свои двери. Учась в университете, Третьякова сумела экстерном сдать программу двух курсов, дабы больше выделять времени на работу в редакции, самообразованию и той части жизни, в которой минимальное пространство занимала бы сухая теория. Лишь одно существовало на фоне, что не могла принять девушка: стабильно занятая мама. Конечно, это тянулось еще из Москвы, поэтому данный факт не мог не огорчать дочь. Мария понимала, что все то, что она имеет, — благодаря Анне, которая проводит сутки в приватной клинике. Голос Татьяны Николаевны подарил кареглазой мгновение, в котором она утонула с головой… Воспоминания о школе. Одноклассники. Перемены. Множество домашних заданий. А еще Лиза, которая звонила раз в месяц. Теплые разговоры с Татьяной Николаевной. И Ла… И, пожалуй, все. — Как давно я не слышала Вас! Спасибо Вам, очень приятно, что Вы вспомнили, — благодарила Мария свою собеседницу. — Я всегда помню, милая. Как ты там вообще? Как твоя жизнь? Как учеба? Извини, что так редко выходим на связь, с этой жизнью забываешь обо всем на свете, — ответила Татьяна. — Если честно, я думала о Вас недавно, хотела связаться по одному вопросу, но все руки не доходили, — жалостно вздохнула девушка. — Какой вопрос? Я могу тебе чем–то помочь? — с интересом задала вопрос женщина. — Это касаемо учебы. Мы с Вами месяца три назад общались, Вы говорили о том, что у Вас есть знакомая с факультета филологии, припоминаете? — напомнила Мария. — Да–да, конечно. После моего ухода из школы и начала работы в университете вокруг столько прекрасных людей окружило. А что такое? — Есть одно дело, но там с бумажками много мороки. Это надо, чтобы знающие люди глянули, есть ли вообще какие–то шансы или идеи. Практика мне необходима, — задумчиво произнесла Третьякова. — Маш, — перебила ее Татьяна Николаевна. — Я понимаю, что наша жизнь и жизнь в Германии — это параллельные прямые, которые не пересекаются, но скажи мне, ты вообще не думала приехать в Москву? Хоть бы на пару деньков. — Вы опередили ход моих мыслей! — засмеялась белокурая. — Я постоянно слежу за новостями, вроде бы, должны открыть границы и возможности для перелетов в Россию. С этой пандемией… — У нас коллега с кафедры в Румынию улетает с понедельника, говорит, что открыли уже все, можно с тестом или вакциной въезжать-выезжать, — ответила женщина. — Я еще с прошлого года хочу попасть в Москву. Все–таки четыре года… — с некоторой печалью в голосе отреагировала девушка. — Давай так сделаем: я буду в корпусе, переговорю с заведующей университетским отделением филологии, что она скажет, есть ли вообще смысл в этих бумагах, а потом тебе напишу или позвоню. Если ее ответ будет позитивный, то я буду ждать тебя, — предложила Татьяна. — Это прекрасно! Я хоть не буду оттягивать это дело. Замечательно, Татьяна Николаевна, буду очень ждать. Так соскучилась! — воскликнула Третьякова. — Ну конечно, солнце, ты ведь уезжала еще ученицей, а сейчас… Телефонные разговоры с Татьяной Николаевной всегда были душевные и приятные для обеих женщин. Несмотря на то, что прошел не один год после переезда Марии, учительница изредка, но все равно звонила, поздравляла с праздниками, делилась новостями. Это вызвало чувство ностальгии, которая трепетно окутала память. Следующие дни прошли в привычной обыденности: Мария заочно училась в университете, свои дни проводила в редакции, работая над одними и теми же текстами. Единственное, что ей казалось большим и выдающимся минусом жизни в Германии — постоянная многотонная рутина, которая не меняется. Конечно, Третьякова не требовала веселья и праздников каждый день, но та атмосфера, которая царила в немецких городах, она часто называла нудной и скучной, будто пересматриваешь один и тот же фильм в черно–белых красках. Немцы — народ спокойный, сдержанный и «занудный», как часто выражалась Маша своему молодому человеку, который всегда воспринимал это с улыбкой. Так сложилось и во время их очередного общего ужина. — Я здесь уже четвертый год, а до сих пор не могу привыкнуть к тому, как все медлительно и монотонно делается. Одну и ту же статью я редактирую на протяжении двух недель, а все потому, что растяжимые сроки дедлайнов, — выражала свое возмущение Мария, параллельно ножом отрезая небольшой кусочек стейка. — Ну, Маш, ты ведь знаешь, что это факт, — усмехнулся Макс, делая глоток вина. — Не надо торопиться тогда. — Максим, ты просто не понимаешь, — белокурая перевела взгляд наверх в отчаянии. — Это вам, архитекторам, длительные сроки лишь на пользу, а я не могу заниматься таким. Понимаешь, та самая работа с текстами, репетиторство, литературная деятельность — моя жизнь. Я не могу быть в пассивном состоянии, когда горю желанием от этого дела. — Ты сейчас опять намекаешь на то, что в России иначе? — парень вскинул бровь. — Ты просто не жил в Москве. Это такой поток энергии, информации, возможности. Там есть, где можно выражать свой креатив, раскрывать потенциал, а здесь нужны формальные работники, которые будут поднимать экономику, — возразила Мария. — Ой, Маш, — темноволосый махнул рукой. — Здесь не нужно творчество, понимаешь? — она жалостным взглядом обратилась к нему, ища поддержку. — Я не поеду в твою Москву! — на повышенной интонации отрезал Максим. Их вовлеченный разговор прервал звук приходящего сообщения, которое всплыло на экране мобильного Третьяковой. Татьяна Николаевна (Москва) Добрый вечер! Я поговорила сегодня с заведующей. Можно попробовать, возможности и места есть. Прилетай! На лице у девушки безвольно заиграла лучезарная улыбка, которая, казалось, сейчас светила ярче торшера. — А я поеду, — обратилась Мария к парню, отрезав очередной кусочек мяса с неподдельным удовольствием от новости.