Моя милая L.

Как правая и левая рука — Твоя душа моей душе близка. Мы смежны, блаженно и тепло, Как правое и левое крыло. Но вихрь встаёт — и бездна пролегла От правого — до левого крыла!

*** В женской голове моментально возникла мысль, что увиденный знакомый силуэт — лишь плоть воображения. Показалось. Так ведь бывает. Момент вызвал внутри Марии неоднозначное чувство находящего волнения, отчего она сделала нервный глоток вина, оставив отпечаток розовой помады на бокале. Это не прошло мимо глаз напротив сидящей женщины, что отразилось на ее лице. — Маш, — Татьяна накрыла ее ладонь своей. — Все в порядке? — Да, все хорошо, — она отвела взгляд лишь на мгновенье, и в тот час образ пропал из поля зрения. — Утомилась после перелета? Ты ведь даже не отдохнула, — в женском взгляде читалось переживание за бывшую ученицу. — Я отлучусь на минутку в дамскую, — неуверенно улыбнулась Третьякова, покидая свою собеседницу. Девушка направилась в уборную, дабы привести себя в чувства. Закралась мысль, что это и вправду было последствие утомительного перелета и нескольких часов на ногах без желаемого отдыха. Она проникла вглубь комнаты, останавливаясь у зеркала. Синие круги под глазами, слегка размазанная помада кораллового цвета, запавшие скулы и бледноватый оттенок кожи. Мария усмехнулась от собственного отражения в зеркале. Молодая особа включила кран с водой, которая холодными ручьями стекала между пальцами. Воспоминания нагло проникали в голову, отчего она пыталась их тормозить. Мария подняла голову, отвлекаясь от увлекательной картины сточной воды, замечая за собой в зеркале образ. Тот самый образ. Зрачки молниеносно расширились от непонимания и неверия происходившего. Она тяжело и нервно сглотнула образовавшийся в горле ком. Вода продолжала стекать, но сейчас фокус ее внимания был на другом объекте. От неконтролируемости собственных действий и реакций, на лице у Третьяковой четко читалось удивление. Женщина, которая стояла за ее спиной, выключила кран. Тишину разбавлял лишь звук воды, который вмиг прекратился. Повисло гнетущее молчание. Слышно лишь громкое дыхание и волнующее постукивание сердца. Кареглазая не спешила поворачиваться лицом к объекту сзади, всматриваясь лишь в зеркальное отражение. На лице заиграла легкая улыбка, которую она не в силах была контролировать. Смахивает на истерическую, но вряд ли это было нечто схожее. Улыбка от неожиданности визита? От человека, который притаился за спиной? От терпкого ощущения лет, молниеносно пролетевших? — Ну здравствуй, — тихо прозвучал сзади голос. До боли знакомый, часто всплывающий в воспоминаниях голос, который так часто делал больно лишь одним звучанием. Мария не сводила глаз с зеркала, пытаясь уловить малейшие детали. — Добрый вечер, — прилетело в ответ. Девушка повернулась, боясь сделать лишнее движение. Ее взгляд обратился к тем самым глазам. Глубоким. Лазурных оттенков. Таким знакомым и вечно холодным, будто коснулся ты льда Антарктиды. Сейчас в этих глазах отсутствовала былая насмешка. Сарказм. Желание встревожить душу. Позлить и вывести на эмоции. В них было спокойствие. О Господи, самое обыкновенное спокойствие, которое привлекало взгляд. И ты не в силах больше отвести свое внимание от этих глаз. На лице женщины она заметила, как уголки губ слегка приподнялись в довольной улыбке. — А ты действительно изменилась, — заговорила Лукина, кинув мимолетный взгляд с ног до головы. — А Вы — нет, — в ответ Мария также оценивающе прошлась по одеянию напротив. Черные классические штаны, которые с точностью подчеркивали линии бедер, демонстрируя стройные ноги. Сиреневый пиджак подчеркивал изгибы плеч, которые по классике жанра держались ровно. Мария окинула взглядом все те самые детали образа, которые, казалось, годами оставались неизменными. Кольца. Все то же обручальное кольцо с жемчужиной, серебряное украшение со вставкой в виде одинокого кристалла. Ногти, покрытые прозрачным лаком. Туфли на каблуке, что было стабильным в любое время года. Сейчас же, весной, выбор пал на замшевые коричневые ботильоны. – Волосы заметно отросли, — пронеслась мысль в белокурой голове. Что–то действительно поменялось в прическе Лукиной. Это было не только длина волос, но и привычная идеальная укладка отсутствовала. Теперь лишь слегка волнистые пряди спадали на плечи. Это даже умилило Третьякову, что ли. Между двумя репликами наступила пауза. Переполняло желание одновременно и что–то выронить в ответ, но в то же время слов не находилось. О чем говорить двум людям, которые четыре года назад буквально не терпели друг друга, что граничило со взаимной ненавистью, а спустя годы они стоят перед друг другом? — Кельн — прекрасное место. Германия не может не оставить свой отпечаток, — вслух произнесла Лаура. От факта, что женщина знала название города, где проживала Мария, стало не по себе. Откуда она могла владеть информацией? Эту мысль, казалось, смогла прочитать Лукина на ее лице, добавив: — Я интервью смотрела, поэтому знаю, что Кельн. — Как Вы тут оказались? Следили за нами с Татьяной Николаевной и пришли? — задала вопрос Третьякова, понимая, что это звучит как бред сумасшедшего, ведь такие действия были далеко не в стиле брюнетки. — Это ты ко мне пришла с Татьяной Николаевной, — ее поправили. Мария удивленно вскинула одну бровь, ощущая, как накрывает та самая напряженная атмосфера диалога, которая присутствовала у них по классике жанра. — Татьяна не сказала, что это мой ресторан? — довольно усмехнулась Лаура, не сводя глаз с девушки, дабы запечатлеть в голове реакцию. — А Вы и вправду не изменились, Лаура Альбертовна, — подметила Мария. — Думаешь? — Лукина облизала губы, ощущая в данную минуту свое превосходство. — Не уверена, — кареглазая за несколько минут разговора заметила, как что–то все же изменилось в женщине, но пока конкретного ответа не находилось. — Хочешь проверить? — прозвучал вопрос, который больше смахивал на вызов. В ответ девушка лишь отвернулась обратно к зеркалу, поправляя свои локоны. Она окинула женщину последним взглядом и вернулась обратно в зал, направляясь к Татьяне. — Все хорошо? — поинтересовалась Лукина младшая. — Да, — ответила Мария, добавив интересующий вопрос: — Татьяна Николаевна, а что это за место? Интересный дизайн. Татьяна задумчиво всмотрелась в собеседницу, понимая, что такой вопрос прозвучал неспроста. — Хорошее заведение. Часто бываю здесь на различные мероприятия, — улыбнулась женщина, скрывая свое волнение. Мария кивнула в ответ, положив в рот ярко–зеленый лист салата. — С сестрой? — неожиданно уточнила она. От второго вопроса Татьяна чуть не подавилась надпитым глотком вина, ведь звучало это крайне неожиданно. — Да, да, — сдалась она. — Это ресторан Лауры, но какое это имеет значение? После стольких лет мне захотелось пригласить тебя в достойное место, а я могу быть уверена только в этом ресторане. — Это не имеет абсолютного никакого значения, — сгладила ситуацию Мария, продолжая смаковать свой салат. Ужин неспешно подходил к концу, когда за окном уже было темно. Оставшееся время Третьякова с интересом поглядывала в сторону, ожидая увидеть там ту самую женщину, которая так внезапно появилась в уборной. Татьяна же чувствовала легкую вину оттого, что умолчала факт, в какой ресторан повела свою будущую коллегу. — Завтра в 8:00 будь на кафедре. Меня там не будет, конечно, у меня пары в своем корпусе, но мысленно я буду тебя поддерживать, — ласково улыбнулась рыжеволосая. Они также с необычайной трепетностью и нежностью попрощались у входа в ресторан, пожелав друг другу хорошего завтрашнего дня. Когда Татьяна скрылась за углом квартала, Мария на мгновение задумалась о человеке, который все еще, возможно, находился в заведении, скрываясь от посторонних глаз. Ловя себя на мысли, что спешить особо некуда и не к кому, она смело распахнула дверь и проникла в зал ресторана. В этот раз девушка заняла себе место у барной стойки, заказывая первый алкогольный напиток на предпочтение бармена. Она все с таким же неподдельным интересом уставила взгляд вперед, ожидая, что вот–вот перед ней появится темноволосая женщина. Спустя и двух стаканов чего–то приторно–сладкого, ожидаемая гостья не явилась. Алкоголь оказал свое волшебное воздействие: теперь уже Мария ловила себя на мысли, что ужасно соскучилась по Москве. По этим знакомым и таким родным улочкам, паркам, кварталам. Квартира, в которой она провела свои целых пятнадцать лет, была продана по воли Анны Витальевны, поэтому и возвращаться было некуда, кроме холодного отельного номера. Как известно, напиток под градусом — то, что раскрывает человека, развязывая не только язык, но и оголяя душу. Спустя час, все в такой же компании в виде себя самой, светловолосая внутри ощущала чувство горечи и обиды, что ее молодой человек за день ни разу не соизволил позвонить. Обиделся. Не захотел принимать тот факт, что душа творческой личности тянется в родные края, всячески отталкивая то, что предоставляет ей Германия. Это изрядно злило парня, который не всегда понимал порывы девушки, в которую был влюблен на протяжении двух лет. Марии не хотелось глубоко копаться в этой теме, вспоминать все прошедшие ссоры и конфликты в связи с ее отъездом, а поэтому она просто попросила бармена повторить тот самый напиток. — Не наливай ей больше, — приказала интонация сзади, отчего белокурая невольно дрогнула. Лаура подошла со спины, наклонившись, прошептала на ухо девушке: — Что случилось? Третьякова повернулась, на протяжении минуты осматривая темноволосую, пока та ожидала услышать ответ. — Почему Вы всегда так внезапно появляетесь? — Ресторан через пятнадцать минут закрывается, — ответила Лаура, кинув взгляд на бармена. — Так тут людей еще люди сидят… — указала девушка рукой на зал. — А Татьяна где делась? — задала вопрос шатенка. — Так это все–таки Вы были в зале, мне не показалось, — кивнула Мария, понимая, что это действительно так. Лаура с проницаемой внимательностью всматривалась в лицо напротив, пытаясь понять, что происходило в данный момент с девушкой. Стоит сказать, что она всегда смотрела все интервью с Марией, даже те, которые были на немецком языке. Картинка всегда была красивой и утешительной: довольная Третьякова, изменившаяся в лучшую сторону, найдя свой собственный стиль, обзаведясь манерами, вкусами и предпочтениями, с улыбкой рассказывает о своей удачно сложившейся жизни за границей. Она демонстрирует зрителю свою первую книгу с громким названием «Письма к стене», после чего охотно рассказывая о всех достижениях. И моментально складывается ощущение, что это совсем не та Маша Третьякова, наивная девчонка с идеально выученными уроками, с дрожащими коленками и подкатывающими слезами, готовая вот–вот расплакаться и сбежать из класса под моральным давлением учителя химии. Создавалась иллюзия, что перед тобой сидит вовсе не та девочка. Уже состоятельная девушка, которая и словом не обмолвится о моментах из своей личной жизни, но так ярко описывает свою новую жизнь, достижения и успехи. И лишь сейчас, когда та самая успешная, радостная девушка, объездившая множество европейских стран, отучившаяся в немецких учебных заведениях, автор бестселлера за границей, сидит в твоем ресторане, который за последние годы нередко смахивал на элитный клуб, и стеклянным взглядом глядит в полупустой стакан, залпом выпивая алкогольный напиток, который бьет в голову не хуже дорогого коньяка. Перед брюнеткой сидела совсем не та счастливица, что так яро делилась снимками с широкой улыбкой с различных мероприятий, в пестрящих образах и прелестной внешностью. Несколько стаканов под градусом хватило, дабы оголить женскую душу. Лаура смерила ее взглядом, понимая: все, что она лицезрела перед собой на экране, ту идеальную картинку, которую так старательно выстраивала Мария перед зрителями, став довольно медийной личностью — иллюзия. В жизни девочки, которая четыре года назад вызывала такую смешанную гамму эмоций, случилось, конечно, много перемен. Переезд, новые возможности, знакомства, таланты, события. Она повзрослела. Кардинально поменялся имидж, стиль, даже взгляд. – Взгляд повзрослел. И одновременно впитал в себя печаль, которой не было в глазах той самой пятнадцатилетней Маши, сидящей за первой партой — Лукина поджала губы. Идеальная картинка, которая затмила разум белокурой. Идеальная картинка, которой восхищались зрители. Идеальная картинка, которая вызывала уйму эмоций от услышанных рассказов, происходящих в жизни девушки. Идеальная картинка, которая часто вызывала у молодых особ зависть и желание обрести такую же жизнь. Идеальная картинка, которая всем нравилась. И идеальная картинка, в которую не смогла поверить та самая, которую ее творила. — Как жизнь в Германии? Нравится? — задала вопрос Лаура, ощущая в районе груди легкое покалывание. — Очень! — с выразительной интонацией ответила Мария. — Счастливая там жизнь, правда? — прозвучал второй вопрос, ироничность которого Третьякова не улавливала. — Правда, Лаура Альбертовна. Не сравнится с Москвой. Там и возможности, и учеба, и карьера — все растет, — поджала губы кареглазая, опустошая стакан. — Да что ты? — брюнетка сложила руки, наблюдая за ее действиями. — Там и преподаватели в университете на высоком уровне, и жизнь комфортная. Я довольна. Все есть для счастья! — воскликнула Третьякова, копируя фразы своего молодого человека, которые он говорил во время очередной ссоры. — Ну, я так и поняла, Мария, что чувствуешь ты себя там превосходно, — ответила Лаура. Блондинка подняла глаза на женщину, отчего та выдержала паузу, но разведя руками, продолжила: — Именно поэтому ты, такая счастливая и довольная, сбежала со своей комфортной Германии, а сейчас сидишь в полупустом вечернем ресторане в неперспективной Москве, глушишь какую–то дрянь для подростков и спокойно разговариваешь с той самой ненавистной, бездушной Лаурой Альбертовной, которая четыре года назад растоптала тебе душу, вонзила в сердце кинжалы и напоследок разбила его, – на одном дыхании сказала женщина, порой цитируя некоторые выражения, которые присутствовали в том самом письме Марии. Закончив свою драматическую реплику, Лукина подошла к бармену, что– то ему шепнув, удалилась в сторону, громко стуча каблуками.