Моя милая L.

Чувства можно звездно окрылить, Если их хранить, а не тиранить. И, напротив: горько загубить, Если всеми способами ранить.

*** Казалось, целая вечность могла пролететь вот так… Прижавшись к человеку, от которого вовсе не ожидаешь тепла, грамм понимания и поддержки. И не хочется вовсе бежать от него, защищаться и прятаться, просто потому, что уже не было в этом потребности. Бежевое разлетающееся пальто впитывало в себя холодные капли дождя, растекавшиеся вдоль рукавов. Жители Питера спешили спрятаться от дождя, который быстрыми темпами перерастал в ливень. Вокруг — единицы, которые не боялись ни проливного дождя, ни скоростного ветра. И лишь на том самом крыльце ресторана, из стен которого была спасена Мария, стояли две женщины. Две души, которые существовали каждая по отдельности, но все же держалась вместе. Две души, которые боролись с раздирающими на куски чувствами ненависти, обиды, злости и непонимания. Сколько недосказанного, не выплеснутого сидело в них. Разве когда–то у них был спокойный момент, дабы обсудить все? Обиды, тянувшиеся несколько лет, плотно засели внутри женщин. И каждая вела борьбу со своим внутренним «Я» самостоятельно. Мария прижалась к Лукиной, пытаясь найти утешение в объятиях. Она держала ее за руку, дабы унять дрожь. Лаура испытывала сильную эмоцию недовольства, злости на девушку, которая очередной раз могла найти себе дополнительные проблемы. Еще после того, как Лаура во второй раз увозила Марию из бара, она поклялась себе, что не будет играть в спасателя и помощника. Она не станет вытаскивать из беды того, кто сам в нее лезет. Телефонные звонки в тот вечер Третьякова отклоняла, что изрядно начало раздражать Лауру. Вернувшись в отель, она не застала в нем девушку. — А где Мария Владимировна? — озадаченно спросила Лаура. — Она еще днем ушла куда-то, — сказала Алиса Дмитриевна. — Я ей писала, предложила отправиться с нами на ужин, но она отказалась. Посоветовала ресторан один в центре, уже успела испробовать, — Ирина Борисовна потянулась, дабы залезть в телефон. — Вот, «Black and White» писала. Лукина непонимающе взглянула на нее, но в одно мгновение пазл сложился. Ей не требовалось много времени, дабы понять логику Третьяковой. — Сходите в ресторан напротив нашего отеля, — обронила Лукина, направляясь к выходу. — Будет получше. Не объяснив ничего коллегам, Лаура захватила сумку и направилась в то самое место, которое прочитала из сообщения Ирина Борисовна. За восемь лет питерской жизни Лукина разбиралась в местных заведениях, прекрасно понимая, какой контингент обитает в них. Больше того, Лаура знала владельцев крупных точек, ведь много лет назад была хозяйкой питерского бара в центре города. Расстояние от отеля до ресторана «Black and White» было малое, поэтому уже через пятнадцать минут брюнетка решительно ворвалась в здание, зная, что ее будет ожидать. Догадки подтвердились, и теперь она наблюдала, как взволнованная Мария, в черном облегающем платье, пытается вырвать из чужих рук, которые нагло позволяли себе залезать под платье. В голове у женщины стукнуло так, как часто бывает, когда выпитый бокал алкоголя начинает действовать — резкий прилив. Лаура, не теряя и минуты, осадила мужчину, который мысленно уже давно раздел светловолосую. За свои сорок четыре Лукина знала, что на уме у таких представителей элитных заведений, на что они способны, когда видят на горизонте молодых девушек. Мария прижималась к Лауре, пытаясь скрыться от всех проблем внешнего мира, которые хотели взять ее в крепкую охапку. Лукина, минутами ранее встревоженная, разъяренная, с ощутимой дрожью от эмоций, сейчас стояла в полной растерянности. В этот момент Лаура осознала, что еще никто ранее так не обнимал ее. Так, будто ты — это единственное спасение. Когда Третьякова уткнулась лицом в мокрое пальто, все былые эмоции потеряли смысл. Злость на девушку, возмущение, нервность испарились. Лаура впервые замешкалась, чувствуя себя в роли потерянного ребенка, который не знал, что ему делать и куда идти. Ее зрачки забегали из стороны в сторону, выдавая непонимание. Не оставалось ничего, кроме как прижать взволнованную Марию к себе крепче. Рука Лукиной легла на ее спину. Впервые белокурые пряди находились так близко, что можно было почувствовать их аромат — нотки вишни, персика и ванили. Лаура вдохнула запах, прикрывая глаза. Казалось, этот момент, длившийся несколько минут, остановил время вокруг. И даже проливной дождь уже не так имел значение. Лукина провела тыльной стороной ладони по мокрым прядям, заговорив первой. — Мы насквозь промокли. Пойдем отсюда. Мария отстранила голову от груди Лукиной, заглядывая в ее кристально-голубые глаза. Она лишь кивнула. Знание хороших и безопасных заведений помогло женщине определиться с выбором. Лаура вызвала такси, дабы отправиться в уютное заведение, находившееся вдали от центра. Женщины заняли почетный одинокий столик, который находился на террасе. Она открывала прекрасные виды, что давало возможность насладиться Питером с другого угла. Третьякова села напротив Лауры, пряча глаза после того, что произошло. Мария не решалась заговорить первой, а поэтому просто молча наблюдала. Перед ними был миниатюрный деревянный столик с яркими фиолетовыми ирисами, которые мгновенно привлекали внимание. По обе стороны стояли бархатные диванчики. На них располагались клетчатые подушки для удобства и аккуратно сложенный пушистый плед светло-желтого оттенка. Мария разглядывала цветы, наслаждаясь их весенней красой. Лукина заказала китайский чай улун, который часто помогал женщине расслабиться после тяжелого рабочего дня. — Как ты себя чувствуешь? — нарушила молчание Лаура. — Нормально, — непонимающе ответила Мария. — Задаю такие вопросы, потому что ты пила алкоголь из той бутылки, которую он принес, а там может быть намешано все, что хочешь, — разъяснила Лукина. Третьякова лишь молча кивнула, осознавая, что очередной раз Лаура сорвалась ее спасать. — Почему ты не дождалась меня? — прямолинейно задала вопрос женщина, дабы выяснить причину сложившейся ситуации. — Я ждала, — осторожно ответила Мария, разглядывая цветы. Она не поднимала глаз, дабы случайно не встретиться взглядами. Лаура же испепеляющим взглядом смотрела на нее. — Мария, — холодно обратилась брюнетка. — Я говорила, что у меня конференция. Ты должна была ждать или в отеле, или возле здания. — А я ждала возле здания, — подхватила она. — А кого я тогда забирала из ресторана? — Лукина недовольно вскинула бровь. — Я приехала к этому помещению, видела Вас с такой приятной девушкой, позвонила, но Вы скинули вызов. Я решила не отвлекать и ушла, — честно объяснила Мария. Лаура поджала губы в ухмылке, стараясь ее сдерживать. — Если я дала обещание — я его выполняю вне зависимости от того, общаюсь я с приятными девушками или нет. Сидя на террасе, ловя моменты весеннего питерского вечера, Третьякова отчетливо почувствовала привычную холодность женщины. Как редко выпадали мгновения, в которых Лаура становилась более живой, настоящей. Мария удивлялась собственной мысли: внутри Лукина была вовсе не такой, как снаружи. Именно в волнительных ситуациях, когда она спасала Третьякову от очередных неприятностей, раскрывалась настоящая Лаура. Переживающая, теплая и мягкая. Она теряла самообладание, отчего ее образ отходил на задний план. Диалог был прерван телефонным звонком. Некто настойчиво пытался дозвониться до Лукиной. Гаджеты лежали на краю стола, находясь ближе к Марии. Она потянулась за телефоном, дабы передать женщине, но на экране успела прочитать абонента — «Саша». Лаура с некоторой выдержкой смотрела на экран, после чего взглянула на Марию, которая отвела взгляд в окно. — Прости, я сейчас. Шатенка отошла на край террасы, всматриваясь в вечерние огни города. — Да, Саш. — Моя дорогая жена пропала. Отдалась в ностальгию питерскую? — усмехнулся мужчина. — А мы соскучились, между прочим. — Что– то случилось? — Лаура решила перейти ближе к сути, не растягивая разговор. За столом ее в одиночестве ожидала Мария. — А куда ты торопишься, Лукина? А пообщаться с супругом? — Александр продолжал в своем стиле. — Я занята сейчас. Говори, — торопила она. — Питер все–таки подкинул тебе очередную девчонку, как было по старинке, да? — супруг любил язвить на эту тему. — Что ты несешь? — злостно отреагировала женщина. — Ладно–ладно, не заводись. Мне нужно слетать на несколько дней в Женеву, решить кое–какие вопросы. Звоню, чтобы спросить, ты долго собираешься сидеть в Питере? Нужно быть в «Кварце». — Ну я рада, — нервно ответила Лаура. — Это же не мои прихоти, что захотела — уехала, захотела — приехала. Это моя работа, Саша. — Лукина, ты не знаешь, как это делается? Без тебя там справятся, а в «Кварце» ты необходима. — Зачем тебе в Женеву? — задала вопрос Лаура, хоть догадки и лезли в голову. — Тоже по работе, — коротко ответил он. — Как работу зовут в этот раз? — Не начинай, Лаура. Или тебе напомнить, у кого рыльце в пушку? — в ответ агрессивно сказал Саша. — Хорошего вечера. Лукина положила трубку, пытаясь унять внутри бушующие эмоции. Со временем она не то, что боролась с ними, скорее, научилась жить с ними и принимать. Ей нужно было за считанные минуты привести себя в порядок, дабы в очередной раз не сорваться на Марии. Третьякова сидела за столом, изредка поглядывая на женщину. По одному виду Мария могла почувствовать ее настроение. Она наблюдала и заметила, что телефонный разговор закончился, но Лаура не спешила обратно возвращаться за стол. Светловолосая поняла, что диалог был не из приятных. Она молча покинула стол и тихими шагами подошла к женщине, оставаясь за ее спиной. Лаура повернулась и даже слегка вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как подошла девушка. Их взгляды встретились. Один пытался прочитать на лице причину появившейся грусти, а второй хотел найти свое утешение. — Что–то случилось? — беспокойно задала вопрос Мария. — Все в порядке. Лукина не имела желания делиться личными вещами, нагружать своими проблемами, ведь это не входило в ее правила и привычки. — Я вижу, что не в порядке, — карие глаза забегали по лицу, пытаясь прочитать ее эмоции. — Все хорошо. Лаура хотела отойти от поручня террасы и пройти обратно к столу, но Третьякова умело загородила ей путь. — Почему Вы убегаете от разговора? Не Вы ли хотели его? — решительно обратилась Маша. Услышанная реплика изрядно удивила женщину, вызвав легкий восторг. — А что конкретно хочешь ты? — Лаура заглянула в ее глаза, сделав акцент на последнем слове. — Конкретно я, — она сделала такой же акцент. — Хочу узнать Вас. Раскрыть. Увидеть Вашу душу. И даже после того, что случилось четыре года назад. После всего, что Вы тогда сделали мне. Я хочу понять Вас, Лаура Альбертовна, — на одном дыхании сказала девушка. — Зачем тебе это? — прямо спросила Лукина. Женщины стояли на одинокой террасе. За ними виднелся вечерний Питер со своей особенной атмосферой, с вечерними огнями и бликами машин. — Потому что я знаю, что Вы другая. Не такая, какой себя показываете миру, — Мария говорила честно и открыто. — С чего ты это взяла? — она усмехнулась. Улыбка выдавала свое волнение от… правдивости? — Четыре года назад, будучи подростком, наивной Машей с первой парты, я видела в Вас зверя. Своего собственного зверя, который был готов растерзать меня на части. Я видела в Вас недовольство жизнью, людьми, ненависть к миру. Я помню, как вот этими дрожащими пальцами, — Третьякова перевела взгляд на руку. — Писала то письмо. Со слезами, отчаянием и попытками подобрать слова. Я писала о личном и о том, что мне болело. Я знала, что уеду из России, поэтому не боялась быть откровенной. Я была уверена, что это наша последняя встреча, пока Вы не приехали под мой дом. Вы хотели поговорить, но говорить было особо и не о чем. Лаура смотрела на ее лицо, на светлые пряди, которые освещал потускневший свет лампы. — И вот тогда я поняла, что это все. Вас больше не будет в моей жизни. Я могу забыть все, что происходило. Я ненавидела Вас, — Маша подняла на нее глаза, ощущая в голосе дрожь. — За то, что Вы, как мой папа, могли ранить словом, хоть я и ничего Вам не сделала. Я так сильно хотела все забыть, но мой переезд открыл мне второе дыхание. Я начала творить, а моим творением стала книга «Письма к стене». Лаура от волнения облизнула губы. — Главная героиня пытается достучаться до людей с помощью писем. Но они попросту их не слышат, — она развела руками. — Так бывает, знаете. Когда люди не хотят друг друга понимать и слышать, они начинают причинять друг другу боль. И удивительно, что Вашей мишенью для растерзания стала я. Лукина ловила каждое слово, доносящееся из уст девушки. — И, несмотря на все, что было, теперь я твердо уверена и знаю: в глубине души Вы другая. Впервые я это почувствовала, когда во время пожара Вы остались в школе, чтобы меня спасти. От воспоминаний, нагло закрадывающихся в голову, у Марии заблестели глаза. Она улыбнулась, сдерживая слезы. Дрожащим голосом заговорила вновь: — Вы рисковали своей жизнью, но отправились в горящее крыло. Два раза отвозили меня в отель, когда я была пьяна. Сегодня Вы вовремя забрали меня из того ресторана, предотвратили страшное. Лаура закусила нижнюю губу от того, что слышала. — И я не считаю, как писала тогда, что Вы ненавидите мир. Просто этот мир в свое время сделал Вам больно. На мгновение Третьякова отвернула голову, дабы смахнуть те слезы, вызванные эмоциями и атмосферой. Лаура выдержала паузу, дабы заговорить. — Я прожила в Питере восемь лет. У меня был здесь свой бизнес, семья, работа. Изо дня в день я очаровывалась красотой этого города. Пока несколько раз он не искалечил меня так, что не хотелось жить дальше, — Лаура держалась уверенно, контролируя свою интонацию. — В моей жизни был человек, единственный, кто понимал меня, слышал и принимал такой, какая я есть. Со всеми недостатками в характере, вспыльчивостью и минусами. Мария смотрела на нее, задерживая дыхание. — Он чувствовал меня так, как никто больше, наверное, в этой жизни и не почувствует. Знал, как подступиться ко мне, как сделать приятное, как вызвать на моем лице улыбку. Мне не надо было говорить, чтобы он узнал о моем расположении духа, о том, что у меня на уме. Порой мне становилось страшно, когда он озвучивал те мысли, что сидели у меня в голове. Это мой папа. Последнюю фразу Лаура сказала полушепотом и выдержала паузу. — Девять лет назад он заболел Альцгеймером. Врачи говорили, что люди с таким диагнозом могут десятилетиями жить при должном уходе. Я много работала, чтобы обеспечить его всеми удобствами, комфортом, сиделками. Позже я поняла, что не могу родного человека оставлять на сиделку, поэтому мы с мужем договаривались по графику с ним сидеть. Он жил с нами в квартире. В один день я должна была с ним сидеть, но меня срочно вызвали в университет, в котором я работала. Я попросила Александра побыть с папой буквально два часа. Лаура опустила глаза вниз, собираясь с силами. — У меня разрядился тогда телефон, я задерживалась на кафедре. Если бы я только знала, что произойдет в тот день, я послала бы к чертям все. Саша решил отъехать в наш ресторан ненадолго, оставив папу наедине в пустой квартире. Это же больной человек, он не дает отчет о своих действиях! — интонация Лауры была слегка истерической. — Он пошел на кухню и открыл все конфорки, которые были на нашей газовой плите. Их было четыре. И отравился. Мария с нескрываемым шоком на лице смотрела на Лауру, от услышанного у девушки дрожало все тело. — Я приехала и застала все это. Спасать было поздно. После этого в моей жизни начался настоящий кошмар, — по щеке проскользнула слеза от воспоминаний, отчего она быстро смахнула ее. — Именно поэтому я помчалась в то крыло. Я не могла допустить, чтобы еще хоть одна живая душа пострадала от меня. Особенно ты. Я достаточно причинила тебе боли. И осознала это, когда в письме прочитала историю о твоем отце. Даже с этой клятой болезнью папа мог заменить мне всех, но никто не смог заменить его. Мария впервые стала очевидцем ее слез. С открытой душой нараспашку, с потоком слез, которые оставляли соленые дорожки на коже, с тормошенными воспоминаниями и затронутой раной… Она была искренняя. Настоящая. Без привычного образа и маски. Без фальши и натянутой улыбки. Лаура впервые, спустя девять лет, заговорила с кем–то о своей боли. О своей утрате. Не наедине с собой и своими мыслями. Не с психотерапевтом, который помогал ей все эти годы справиться с трагедией. А с Марией, такой лучезарной, теплой, излучающей жизнь. Лаура заговорила об этом, впервые почувствовав то незнакомое ощущение безопасности, доверия и нужности. Человек может держаться долго, крепко, подобно стали, но в один момент его сердце разобьется на тысячу мелких осколков. Такое с людьми делает молчание. Мария замерла на месте, не находя возможности выронить и слова. От услышанной истории слезы подкатили и к ее глазам. Она впервые почувствовала максимальную открытость. И теперь Третьякова понимала, что руководило женщиной, что так сильно повлияло на ее реальность. Когда теряешь значимое в своей жизни — теряешь и себя. С головой. — Лаура… — шепотом произнесла Мария. Лукина хотела отвернуться, дабы девушка не видела ее слез, которые шли из распахнутой души. Мария повернула ее к себе и прижала, гладя руками по спине, дабы успокоить весь ураган эмоций, что сейчас испытывала такая сильная, но одновременно до невозможности хрупкая женщина.