The Great Pretenders

Каждый день в Элевсис человек может выиграть больше, чем позволено. В обычном случае его аккуратно уводят, как минимум однозначно намекнув. Если первый раз ты обыграл крупье – молодец, второй – везунчик. Десятый выигрыш уже является пределом, но для Чона его не существует. Любой победный раз азарт разгорается, и хочется ещё больше, пока тебя не схватят за горло. Его уши настроены правильно, улавливают шорох карт и скрежет пальцев об них. Чонгук слышит и видит, как за ним следят не только камеры, но также вылизанные подставные. Те пьют спиртное, стучат кольцами о стеклянные стаканы, и этот мерный звук слышен за несколько метров даже в общем гуле заведения. Стараются играть роль обычных посетителей. Чонгук после очередной партии сгребает крупный выигрыш в свои ладони. Карманы с самой первой победы стали шире, поэтому теперь он просит менять купюры на номинал побольше, аккуратно сгибает пополам и прячет их внутри белого пиджака. Наблюдатель не замечает ничего подозрительного в его поведении, кроме того, что он просто часто и беспрерывно побеждает за любым столом, за который сядет. Но должна же быть какая-то зацепка. Скорее всего этот гений подкупил персонал – но такое вообще возможно? Или он ведёт счёт. В правилах всех казино чётко прописано, что счёт запрещён, если игрока замечают за подобным, то лишают всего выигрыша, выгоняют и заносят в чёрный список. Чонгук уже очень давно понял, что наблюдатели обратили на него внимание, но задаётся вопросом, почему те бездействуют. Он ждёт момента, когда ему по затылку хлопнет главный козырь. Наверняка, прямо сейчас тот озадачен текущем положением. С умников сходит десять потов, прежде чем их мокрую спину не учуют остальные и не скривятся от жалости. Они водят глазами, оглядываются, боясь, что в какой-нибудь момент, который они упустят, всякий монстр вцепится в них и утащит во мрак. Но Чонгук продолжает нагло выказывать самое издевательское отношение к персоналу, зная, что производит нахальное воздействие. Он не ждёт, пока кто-нибудь вцепится в него, он ждёт, когда это удастся сделать Ему. Мужчина в строгом чёрном костюме кренится к микрофону в воротнике, стоя в нескольких метрах. Говорит в него тихим голосом, параллельно разжёвывая тарталетку с морепродуктами, и вздыхает. — Ничего не видно, господин Ким. Мужчина наблюдает за ловкими движениями игрока, подмечая тот факт, что настоящая цель выглядит намного внушительнее предыдущих. — Выполняйте то, что было сказано. — Раздаётся шипящий голос из микроскопического динамика. — Он сразу раскусит нас, сэр. Господин Ким, которого слышит любой подчинённый в заведении Элевсис, заблаговременно осознал это. Сейчас его задача состоит лишь в том, чтобы познакомиться с Чоном ближе, но на данный момент к нему стоит – ближе – хоть подойти. Может, он почувствует некий ядовитый запах или колкое замечание с его стороны, после чего всякий поймёт истинные намерения последнего. Подчинённый смахивает крошки с груди и направляется к столу, но останавливается на месте, видя знакомые плечи, прилежно оказавшиеся рядом с Чоном. Не решить: чья спина прямее, чьи волосы смольнее, или от кого мужчина чувствует более угнетающее давление. С двойной подачей хочется удалиться за пределы их видения. Чонгук стучит фишками, отхлёбывает из стакана и победно улыбается. У него зрение обширнее и намного глубже; чтобы ощутить чьё-либо присутствие, ему с малых лет хватало лишь чужеродного импульса, который приходилось чувствовать постоянно. Оно витало в воздухе, и животное обоняние никогда не обманывало, в предвкушении текли слюни, подключался безусловный рефлекс. — Восхитительно играете. — Чонгук не оборачивается на обращение, а смотрит в новый веер на руках. — В чём секрет? После этого парень отрывается от расклада, скидывая Фул-Хауз. Наблюдающие восторженно «ахнули». — Я очень везучий. — Произносит Чон, складывая руки возле груди, он машинально удерживает клокочущее сердце внутри себя. Подсевший располагается идентично и наклоняет голову, чтобы рассмотреть выпавшую комбинацию: — Три шестёрки, Король и… Король. Какая красивая последовательность. Чон внимательно смотрит на стол: — Верно. Моя любимая. Говорящая. Мужчина решается на партию, когда крупье объявляет начало следующей. — Посмотрим, насколько везучий я. — Новый игрок, третий, обводит взглядом сотрудника, который моментально скрыл своё удивление, пока не оторвался от колоды. Должно быть, это правда вырывает землю из-под ног. Мужчина глянул, и молодой крупье сразу всё понял. — Ставки. — Выкрикивает он, одолевая шум казино. Чонгук возносит пятьсот долларов, придвигая пять фишек номиналом по сотни. Старается не обращать внимание на джентльмена слева от него, который, по его догадкам, являлся подставным. Справа неприметный мужчина средних лет, которых здесь хватает, не вызывает заинтересованности, – ставит триста, тремя фишками. Господин по левую сторону выдвигает сто долларов наличной купюрой, минимальную ставку. Игроки берут карты и следят за флопом. Всё происходит своим ходом, в то время, когда дьявольская голова производит свежую массу для переваривания объявленного грешника. Чонгук иначе понял, кто именно перед ним. Когда люди с большими помыслами, идеями врываются в его личное пространство, сразу становится тесно и душно. Это, если бы у человека были глаза на затылке, в придачу с шестым чувством. Они ведут теперь другую игру. Пытаются прочитать, что написано у них на лбу. Но никак не получается. — Не буду ходить вокруг да около. — Сдаётся джентльмен слева, и поворачивается в сторону Чона. — Не скидывайте. Старшая карта хорошая. — Чонгук перебивает его на полуслове, догадываясь о намерениях. Мужчина косится на разбросанные карты. — Ты умный парень. Но ума не хватило быть хоть немного прозрачнее? — Невидимым, что ли? — Твоя азартная тирада слишком вульгарная. Она выбивается из общей картины заведения. Чон снисходительно хмурится, будто весь монолог его собеседника лишь детский вздор. Будь он чуть ущербнее или менее привлекательный, парень точно закатил глаза и проигнорировал. — Ничего не могу с собой поделать! — Но, как всегда, Чонгук отплёвывается, высвобождая насмехательскую натуру. — Мы можем, господин Чон. Он сосредоточился, нахмурился и уставился в одну точку. Но в нём отсутствует эмпатия к своей первой ипостаси, – мальчику, по кончине которого его собственная семья разделила трапезу за обеденным столом. Он в этом уверен. И Ему не жалко себя. Чонгук просто улыбается, усмешка, сравнимая с диким оскалом, не сходит с лица. Ты отвернёшься, а зверь вцепится в шею и утащит в логово. — Ким Сокджин не хочет терять потенциал. — Произносит Чон, наслаждаясь реакцией. Приятель вскинул бровями, скрывая своё истинное удивление. — Пару дней назад я поймал своего сотрудника в потрёпанном состоянии. Кто-то из посетителей напал на него. Сам не признался, потому что был под кайфом. Мне показалось, что, как минимум, признаки поведения не отличимы с твоими. Можешь не спрашивать, как я это понял. — Как ты это понял, Сокджин? — Парировал Чонгук, наблюдая за его натянутой улыбкой. Но после сломались эмоции, поэтому Ким скрутил лицо так, что от складок на переносице между опущенными бровями падала тень на щёки, глаза спрятались, а блеск софитов перестал быть виден в них. Самая яркая черта, игравшая теперь, была смазанным потрясением, будто он сильно старался укрыться от неё и от громадных зрачков рядом. Чонгук подглядывал за ним, источал самый злорадный хрип, малым образом походивший на смех. Сокджин попал в плохую компанию, ему стало противно от неё через пару минут пребывания: воротник сжался на шее, или чьи-то руки душили его. Он сорвался с места, поспешно направляясь в уборную. Сотрудники, в том числе и крупье, смотрели за тем, как их начальник в недомогании убегает.

Зайчик поспешил в свою норку.

— Заметил волка. — Цокнул Чон, спуская усмешку с губ. За короткий миг он смог снести «крышу», и ему хватило на это совести. Та есть необъятная, но для стыда не было места. Все глазницы затекли, разошёлся скрежет костей, гомон усилился, бред посыпался с его рта, а другие им оказались увлечены. Костюмы отступали с прекращением невыполнимой миссии. Один зашуршал в микрофон, спрашивая дальнейшие действия, но ему отвечала тишина и слёзные всхлипы. Чонгук удовлетворённо закинул голову назад, согревая светом зеркал гримасу превосходства. Крутил шеей в такт звучавшей композиции. Жилки ностальгии проснулись, ноги завертелись и радостно потащили пульсирующее тело на второй этаж, откуда доносится захватывающая музыка и становится громче по мере приближения. Пока он пробрался сквозь пассивную расстановку гостей, та уже кончилась ещё на моменте, когда парень перепрыгивал через сразу несколько ступенек лестницы, ведущей в джазовый рай. Он с тяжёлым дыханием и сброшенной чёлкой в мгновении оправился, налетев на незаметный выступ, чуть не запнувшись. Разочарование разлетелось, отравив первое впечатление. На втором этаже казино намного меньше пространства, даже столики ниже, но их основа, – это яркая сцена, отличающаяся от сцены внизу. Здесь можно было разместить одного исполнителя в тесноте с тремя музыкантами. Стоял взрослый мужчина, улыбался небольшой публике, в него светили лампы так, что приходилось прикрывать руками глаза. После конца одной песни наступило представление следующей, а Чонгуку не терпелось вступить в пляс и утащить в него первого попавшегося. Насколько приятно было увидеть Святейшего Крупье, и столкнуться с ним, будто сама судьба и злоехидная удача так решила, ибо ноги не могли подкашиваться по пути наверх без основы на это. Чонгук огрызнулся и ударил кулаком в форменное плечо, дабы убедиться в отсутствии галлюцинации. Ему казалось, что музыка барабанами подражала его пульсу, а дальше всплеск, подобно разряду адреналина. Чимин распахнул глаза от испуга, поддавшись тянущим его когтям. Он даже не понял, как оказался вблизи сцены, как множество лиц положило на них внимание, завизжав в восторге. Они подумали, что это часть представления, нужно было видеть ходуном стучащие подошвы его личной богемы перед ним. Чонгук отплясывал каждый бит, следуя за повышающейся интонацией мелодии, крутил впереди себя кистями рук, а Чимин старался отвернуться, но в одну только секунду другому удавалось схватить его плечи, затрясти ими и раздробить позвоночник от резкого рывка в свою сторону. Они стукнулись предплечьями, крупье вздёрнул бровями, озираясь за танцующим силуэтом позади себя. Оборачивался за ним, но встречался лишь с его тенью: громоздкой, останавливающей время всякий раз, если он узнавал её. Последнюю неделю Чимин часто дёргался лишнему шороху, карты вылетали из рук, он терпел брезгливые взгляды и упадок не оставшихся совсем сил. Ему пришлось выпадать из реальности на небольшое время. Сон вообще стал неотличим от настоящего, круги дозволенного разомкнулись. Солоноватый вкус сжигал щеки изнутри, а снаружи — их румянец, факт которого менял расположение коллег. Они гадали, от чего на этот раз Пак Чимин так скрутился: вот-вот ляжет на пол — иначе быть не может – отлынивает от обязанностей и много времени проводит в Комнате. Оттуда порой испускается сладкий дымок сигарет непонятного происхождения, хотя по казино и так всегда летает какой-нибудь дым. Чонгук ведёт танец смерти, словно бес – кружится вокруг сияющего пламени, отстукивая копытами и заливаясь тонким смехом. Не достаёт только бубна. Зрители скулят собаками, подвывают трубе, а Чимин стонет в груди, переживая чарующее насилие. Ему нравится, что является Солнцем, когда вокруг множество лун. Один Спутник уступает притяжению, подхватывая расслабленные конечности своего светила; оставаясь на расстоянии, Чонгук встряхивает парня, вовлекая в пляску. Музыка поддаётся их темпу, становится предельно медленней, меняет темп и ждёт, пока пол вспыхнет от жара, пока не станет новым котелком с купающимися в нём грешниками. Единственной нечисти в томлено-белом костюме приходится по душе. На самом деле никто на них не смотрит настолько откровенно, как видит это Чимин. Его голова находится в стабильном напряжении с определённого происшествия; явственно представляет, что Чонгук является сонной овечкой, – исключительной в его сознании, – поэтому прыгает через множество заборов, а не наоборот, когда множество овечек скачет через единственный. Он приведёт его к финалу сна, из-за которого проснётся. Если увидите всепоглощающую пустоту в глазах, – отворачиваться нужно, а не пялиться до тех пор, пока она вас не поглотит. Осторожно с их очаровательностью, миловидностью и их переломным шагом навстречу к вам. — Ты так классно танцуешь! — Чонгук смеётся прямо ему в лицо. У Крупье не дрогнула ни одна мышца, но после парень опустил брови, спрятав глаза в их тени. — Сколько в тебе ещё талантов скрывается? — Спрашивает он, а Чон показательно подставляет своё правое ухо к его рту близко так, что тот брезгливо отшатывается назад.

Расскажи ему про свой длинный язык.

— Я умею всё, о чём ты можешь подумать. Чимина передёрнуло от смердящей интонации. Его ослепляет софит, зрение возвращается, а с ним желание опустошить стакан холодной воды, которую Чонгук сейчас протягивает ему. — Охлади свой пыл. Он не умеет читать мысли, но святые угодники вообще не думают. — Как ты?.. — Недоговаривает Чимин, принимая стакан.

Он всегда заглатывает всякую жидкость, которую ему предлагают?

— Ты всегда?.. — Начинает Чонгук и отряхивает голову. Музыка понижается, звук улетает, отражаясь от высоких потолков. Внизу шумные гости также находятся в экстазе от происходящего? Иначе им нечего здесь делать. — Что? — Потеряв дыхание, реагирует крупье. — Ничего. — Утверждает другой. Дьявол ли задумал захватить в терпкие объятья, любовно и неожиданно поглотить сердце своей жертвы? Он этого не делает, а только думает. Чимин смотрит на Его улыбку, удерживает зрительный контакт, по-странному сохраняя контроль. Не удаётся одному, то получится второму. Чон вытягивает руку, приподнимая дрогнувшего от касания подбородка. — Работаешь? — Глумится он, хмурится от резкого звука упавшего стакана. Смена настроения и мотива, внезапность действий не нравилась спокойному темпераменту. Чимин реагировал на подобные отклонения мимолётно, – когда богема меняла выражение лица, словно заменяла картинку. Это его испугало. Постоянные касания, как колья и терновые ветви, – обвивали его за вседозволенность, причиняли боль, а Чимин просто вырывается из них, углубляя порезы. Но всё это на ментальном уровне. Естественными могут быть только прикосновения, лишь бы не трогал он бёдер и поясницы. Бесовские пальцы знают своё место и распространяются лозой вокруг талии, сжимают по бокам и быстро убегают вверх; кольца цепляются за жилет, собирая ткань на спине. Вместо бóльшего, Нечистый раскинет руками, посмотрит вниз, чтобы убедиться, что не наступит на битое стекло, взглянет мимо и хаотично затанцует, оставляя Крупье в надоевшем недоумении. Он испаряется, словно не было, даже софиты по-прежнему ярко светят, указывая на играющих артистов. Тень его исчезла, осталась только Тень собственного бессознательного, которую Лукавый оставил в полном расцвете. Чимин смотрит под ноги, присев, собирает стекло, сжимая его со всей злости. Пыхтит под шлейф накатившего разочарования, но бросает эту затею, вытряхивая осколочную пыль с ладоней. Уходит в другую сторону, совсем позабыв, куда направлялся до того, как на него напало черноглазое Нечто.

***

Перестань бесцельно тратить моё время, Чонгук-и.

— Замолчи ты. — Злобно выдыхает Чон. Днём обстановка в заведении немного спокойнее, можно привести себя в порядок. Отоспаться. — Мне нужен отдых. — Тихо произносит парень, падая на свободное кресло рядом со входом. Откидывается на прямую спинку, укладывая одну ногу на другую. Он пытается скрыть признаки нескончаемой усталости, зажимая между губами сигарету. Часто моргает, а губы дрожат, будто перетягивает с их помощью канаты в эстафетной игре. Пока достаёт спички и поджигает, сквозь пламя рассматривает мимо проходящих посетителей. Их голоса слишком долго ведут путь от их восприятия до полного осознания. Запоздало достигают его мозга однотипные высказывания о недавно прогремевшем аукционе. Говорят, что основатели подняли крупную сумму на одних только женских ожерельях. Чонгук сразу вспомнил прикид той прелестной дамы, отсосавшей ему за простое «спасибо». То колье разлеглось на её пышной груди, словно было создано для данных форм. Девушка была пьяна, безусловно создавалось впечатление покинутой компании и ядовитого влияния. Классический портрет. Чон неслучайно разошёлся в воспоминаниях. Перед ним промелькнули её блеклые, заплаканные глаза, в чьей-то компании, вошедшей в казино. Он невзыскательно глянул на неё, верно по случайности, но тут же отвернулся, основательно затягиваясь. Девушка узнала его, это было понятно. А Чонгук заметил, что красивое колье теперь отсутствовало вовсе. Полнейшая чушь. Не может беспричинно связываться логическая цепочка. Но усталость сменил мелкий испуг, когда Чон нарвался на её измученное лицо.

Жертва.

Досадно смотреть на эти последствия. Она последняя, в своём роде, фурия, отстающая от полноценной перспективы.

Ты прав

Фурия знает, что эта жизнь не для неё. Необходимо её изменить, и отречься. Она нуждается в помощи.

Да, Гук-и, да.

Девушка оторвала взгляд, только когда скрылась за стеклянной панорамой входа. Молитву можно рассмотреть сквозь любые препятствия, не только сквозь слёзы, а через обрывистый взор. Это особенное для Чонгука. Он, как никто другой, питается лишь чужими эмоциями и спешит понять их, освоить. Чон заканчивает с сигаретой, решаясь проследить. Возвращается в свою удобную обитель и теряется в тени.

Умница

Девушка останавливается за барной стойкой, все остальные, бывшие в её компании, со смехом жмут друг другу руки, – двое мужчин, – обнимаются, оставаясь в личной реальности. — Здравствуй. — Она вздрагивает от неожиданности, когда поднимает голову и видит его перед собой, скрещивающего пальцы на столе. Вдруг вертит головой, пугаясь действительности. Почему здесь? — Это я. — Повторяет он. — Ты? — Машинально реагирует та. — Что за херня? Чонгук с улыбкой рассматривает её лицо. — Не помню твоего имени, прелесть. — Варвара. — Варвара... — Повторяет он. — Рассказывай мне. — Что тебе рассказывать? — Блондинка немного отстраняется, крепко вцепляясь руками в сиденье стула. — Рассказывай с самого начала. Я знаю, что ты чего-то хочешь от меня. Вижу это на твоём лице.

И над твоей головой.

Она хлопает ресницами, словно бабочка, и изо всей своей гордости сдерживает себя, чтобы не разрыдаться. Это первый мужчина, который говорит с ней прямо и нежно улыбается, смотря на неё. Слёзы хрустальные уже бьются об её колени. Чонгук молча тянет к её лицу свою руку и медленно вытирает слёзы. Перед ней раскрываются грёзы, расступаясь, как Красное море перед Моисеем. Варвара видит его поступь, а в самом её центре горящие глаза, источающие пламя. Они зачаровывают, кажется, в их взоре распускаются цветы, и поют ангелы, зазывая в свой рай. На самом деле, ангелы ревут внутри того, скорбят по загубленной душе, которая не способна больше вымолить себя. Стóит Чонгуку только посмотреть на них – они в Его власти. Колени подкашиваются, стремясь свалить хозяина, сердце разрывается, а сознание погружается в холодные объятья чертей. — Твои друзья помогут мне; я помогу тебе. — Монотонно произносит он. Юная красота испорчена. Варвара кивает и забвенно улыбается. Она рассказала, как разум подвёл её, и как глубокая привязанность не оправдала себя. Друг пользуется и манипулирует невинностью. — Как, говоришь, его имя? — Чонгук, конечно же, знает. — Серафим. — Произносит девушка.

Еврейские имена самые красивые. Такие люди часто на моей памяти проявлялись.

— Хорошо. Что он значит здесь, Варвара? Она склоняет голову и нехотя отвечает. — Жалкий сынок с полным карманом денег своего папаши. Ничего он не значит. Пустое место. — Девушка косит взгляд в сторону своего парня. Чонгук прослеживает, видит его воочию. Первое, что привлекает внимание, это густые тёмные кудри и белая рубашка – их сочетание. Чон насмехается хлынувшей истине. Серафим – ненастоящее имя его. Он весь фальшивый. — Что смешного? — Вторит Варвара.

Кого-то напоминает.

— И ты лжёшь мне. — Игнорирует вопрос, застаёт врасплох.

Без крайностей.

— Откуда ты это знаешь? — Я знаю всё. Чонгук бросает девушку, возвращаясь в тень. В то же мгновенье видит, как её мальчик заботливо окутывает её руки и целует в предплечье.

Полукровка. Настоящая прелесть.

Перед ним заранее заготовленный сценарий. Принц спасает тонущую кобылицу, выросшую в диких условиях. Зверица не может позволить себе дерзость в его присутствии, потому что нельзя дырявить спасательную лодку. Плыви себе и лечись.

Это ангел-хранитель.

Варвара никому не поможет, так как ей самой требуется помощь. Безуспешно. Чонгук расстроился, не подавая виду. Хотя и унёс со стойки стакан скотча, медленно пробуя его на губах. Ох, этот сияющий нимб над кудрявой головой невыносимо слепит. Серафим разворачивается к лукавому через плечо, снисходительно дозволяя видеть его сущность сквозь опущенные веки, и ухмыляется. Чонгук раскрывает глаза, в своей манере созерцая через ребро стакана.

Ну конечно. Стал бы посланник небесный перерождаться в необеспеченной семье. Всё так и должно быть.

Случайная мысль о родительском крове выбивает землю из-под ног, а тело немеет. Чон вспоминает отца и его непробиваемый взгляд в свою сторону. За огромным обеденным столом мальчик чувствует себя хрупкой статуэткой, ценной лишь своим кредо всевидящего. Мама ласково улыбается, сидя напротив младшего сына. Старший сын, измученный, кусает хлеб, а слёзы его тонкой дорожкой стекают и падают на скатерть. Ничего не происходит, но в воздухе атмосфера глубокой тирании. Его белый костюм портится под натиском, виски проливается и оставляет пятно жжённо-жёлтого цвета. Чонгук шикает, отряхивает осколки и направляется в уборную. Оно кажется бесполезным, но парень всё равно принимается очищать низ пиджака, хоть считает это унизительным занятием. Вот он вовсе снимает пиджак и бросает грубо растирать ткань, пока та не продырявилась. — Плевать. — Произносит он, закидывая часть костюма через плечо. В проёме выхода замер силуэт. Чонгук чувствует ясное присутствие всепоглощающего интереса. Тени замерцали, свет потух до степени, в которой видно лишь собственное отражение в зеркале. Стены шизофренически плавали перед глазами вместе с вошедшим, танцуя под его баюкающий голос. — Легион, вас много. Чонгук только оскаливается, поднимая утробное рычание через судорожное горло. — Не вставай против меня, служитель. — Говорит Нечистый, приближаясь к свету. — Не прогадал, Легион, с искушающей всех смертных плотью. — Выступает другой, принимаясь отряхивать тёмные локоны Чона, чему не противится тот. — Говорю по человеческому рассуждению. — Сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление; а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную. — Наставляет ранняя часть его собственной плоти. — У твоей пассии, на этот раз, лёгкий характер. — Ну что ты начинаешь, братец. Её ждёт прощение, сколько бы Варвара не поддавалась греху. А ты теперь скуп на исповедь. — Парень прерывает диалог, игнорируя излишнюю мерзость. — А ты совсем растерял себя, Серафим. Как тебя зовут на самом деле? Кудрявый усмехается, отстраняя руку от Чонгука. — Я Ким Тэхён. — Хороший парень. — Передразнивает Чонгук. — Надоел. И уносится наружу, сталкивая плечо выявленной преграды. — Побойся Всевышнего. — Раздаётся в след.

Побойся меня.