Досталось больше всех?
Точно невозможно сказать, на кого Чонгук действительно повлиял сильнее. Всем в этой проклятой коммуне придётся горько смаковать вкус собственных пороков. Они будут это делать предельно долго: разглядывать в себе начало бесноватых поступков.
Людей в этот день очень много, сегодня казино загружено. Почти не протолкнуться между ними. От этого дышать становится трудно, форменная одежда распаривает кожу и поглощает треклятый запах алкоголя в смеси с едким парфюмом. Пусть никто не переживает, когда дичь накинется на них, потому что нос разъедает без наличия сверхнюха голодного хищника.
Чимин поставлен за стол в первом зале. С раннего утра он ждал случая, когда ему удастся повлиять на управляющего, заполнив собой всё пространство его занятого мозга.
Сокджин говорил:
—В прошлый раз ты в панике сбежал оттуда. Это — грёбаный стол. Не цепляйся за него. Скоро мы его уберём.
А Чимин отвечал:
— Дело далеко не в столе, Сокджин. А в людях. Пусть они перестанут быть заложниками собственного невежества.
Сокджин смеялся тогда, тычил пальцем в монитор с изображением заброшенного игрального места, хлопал крупье по плечу и повторял:
— Тебе не под силу повлиять на незнакомых тебе людей. Но если ты так озабочен — попробуй.
Он подал второй шанс прямо в руки Чимина, а тот подумал, что управляющий сходит с ума.
В самом начале огромного зала, шныряя от остальных, наступая на горсти рассыпанных монет — он остановился. В эту смену у всех появится шанс восстановления даже под предлогом страшного суда над их немощностью. В точности как у этого красивого игрального стола с лаконично выведенной надписью «blackjack» по всей длине его поверхности от выступа до выступа. В таком оформлении прослеживается смелый вкус.
Чимин быстро ретируется за плоскую «трибуну». Он единожды хлопает в ладоши, вскидывая ими к верху. Правда, насколько чистым бы не был этот профессиональный жест, ощущения у него на данный момент немного запятнаны. Его облик светится, руки раскинуты, вжимаясь в гладкое покрытие. Он весь визуально вывернут, стоит на рабочем месте во всеоружии, превозносится, как липкая москитная ловушка. Своей приветственной улыбкой во всё лицо он ловит первую мушку.
— Здравствуйте.
Приятная девушка подошла к нему и сразу поздоровалась. Не успел он сообразить — провести мимолётный профайлинг — как новый игрок аккуратным движением плавной кисти ставит маленькую горку фиолетовых фишек. Перед ним дивная особа, он старается не зацикливаться на неуместных мыслях. Но мозг твердит: «Что ты здесь делаешь, прелестный ангел? В среде этой мерзости твой лик подобен цветущей незабудке в грязной трясине».
Очень прозаично. Крупье стряхивает голову.
— Всё в порядке, милый? — Светловолосая удивлённым тоном выбрасывает его из раздумий.
— Да. — Коротко. — Ставок больше нет…
Это прозвучало слишком сомнительно. Играющая сложила руки перед своей объёмной грудью. Она незаметно пробежалась глазами по золотистому бейджу сотрудника, и украдкой оглядела его по доступной зоне видимости. У неё сложилось приятное впечатление, губы её растянулись в довольной улыбке. Она очень внимательно прослеживала за летающей рукой в белой перчатке.
— Сыграем несколько раз, золотой. Надеюсь, сегодня удача благосклонна ко мне. — Тихо мурлычет она, заправляя волнистую прядь за ухо, и украдкой смотрит по сторонам.
— Надежда — уместное чувство на пределе отчаяния. — Отвечает Чимин, выкладывает вторую карту перед игроком и расставляет руки по ширине рабочей зоны.
Гостья сдержанно улыбается, но не скрывает удивления. Только по вздёрнутым бровям понятно, что в голове её творится запредельный процесс.
— Ты напомнил мне моего знакомого. — Сказала она, порывисто выдыхая. — Даже как-то не по себе стало. — Продолжала вскидывать бровями, поджимать пухлые губы, без грамма помады, и хлопать глазами с нескончаемым волнением.
— Добавить? — Спрашивает крупье, ожидая ответной реакции.
— У-у-ух, подожди секунду. — Она старается создать искусственный поток воздуха, символично махая кистью руки перед своим лицом.
— Конечно, пока есть возможность. Вы одна за столом.
— Очень мило.
Почему первый его игрок опять выбивается с образа обычного посетителя? Эта девушка одета довольно строго, но платье её расстёгнуто до степени, что груди не остаётся сдерживаемого места, и она вот-вот выскочит наружу. Лицо её миловидное, большие глаза распахнуты в постоянном изумлении, а лицо её вовсе без намёка на приложенную визажистскую кисть. Весь вид выявленной особы противоречит тому же виду сдержанной девице, которые вместе создают новую вершину красоты. В ней будто возложен спор двух основоположников, чьи взгляды априори не смеют быть похожими друг на друга. Было в ней что-то, скрытое от глаз.
— Ещё. — Наконец говорит девушка.
Чимин подбирает новую карту и ловко переворачивает прямо перед её парой.
Туз Крести, восемь Червей и крайний король Крести.
— Сучья восьмёрка. — Ругается она и тяжело вздыхает.
У игрока девятнадцать очков. Вот так и получается, когда вещи, кажется, ступают не своим чередом. А Крупье имеет безынициативную двойку с мгновенно перевёрнутой картой шестёрки. Чимин усмехается:
— Да, действительно. — Неслышно нашёптывая под нос.
Он берёт новую карту.
Десять Пик.
— Юху! — Взвизгивает девушка, вскидывая руками.
Чимина забавляет сегодняшняя первооткрывательница. Она искренне радуется выигранной сотне долларов, загребая дополнительные четыре фиолетовые фишки. Крупье ощущает радостную часть её эмоционального наплыва, думая о том, что привыкать к подобному ему придётся дольше остальных обстоятельств. Ведь он умудрился свыкнуться с кошмарными галлюцинациями, приходившими к нему, вероятно, с тёмных сторон сознания.
Под чьим влиянием они усилились в последнее время: лёгкая дурь или объявленная пассия?
Нет, это больше не иллюзия.
Он нутром чувствует приближение не только звука грозящих шагов, но и исходящего от них зловещего помысла. Разные чары неслись в пучине тяжёлого взгляда Чонгука. Он словно горел синим пламенем своего бархатистого пиджака, поправляя его длинный вырез и расстёгивая все пуговицы по пути к столу. Его ноги стремительно переступают рассыпанную мелочь, замедляя свой ход лишь от этих мелких препятствий.
— Бардак. — Рыкает он, плавно приземляясь в кресло ко второму боксу.
Сердце пропускает удар.
— Партию, крупье.
Чимин напрягся всем телом, увидев бледное лицо девушки, что несколько секунд назад в полном восторге упивалась победой. Она медленно отвернула голову в другую сторону и заметно задрожала. Её губы высвобождали прерывное дыхание, свернувшись в трубочку, пряди волос обдавал лёгкий шлейф — от его прикосновения по натянутой спине Чимина проходил жуткий холод.
Так происходило всегда, при каждом упоминании потустороннего объекта и при его присутствии рядом: создавалось впечатление не из простых, не из тех, какие доводилось испытывать слабому духу.
— Здравствуй, Варвара. — Чонгук сразу повернулся к ней, наклоняя голову близко к столу так, чтобы та обратила на него активное внимание. — Сыграем?
Девушка вздрагивала каждый раз, когда парень произносил краткое слово или звучание, напоминающее об опасности. Что-то в животе тревожно затрепыхалось. Наверное, это органы идут ходуном, потому что в таком страхе всегда дребезжит мельчайшая частичка хрупкой души. Чонгук больше ничего не говорит, лишь смотрит на неё по-собственнически и скалит зубы. Оно тянет обратиться к нему, кинувшись в руки. Его пальцы отстукивают навязчивый ритм, расходящийся внутри черепа, словно ничего кроме этого звука больше нет.
Тирания прекращается, когда Чонгук переводит внимание на напряжённое лицо крупье, который подзывал того тихим кашлем.
— Ставка. — Говорит Чимин и со всей мощью поджимает свои трепетные губы, дабы те не выдавали в нём подступающую панику.
Не ради добра Нечистый
спустился к ним. И разве не ради игры, что постигнет мёртвой хваткой? В его стеклянных глазах видно собственный ужас и то злое намерение.
Чонгук снисходительно вытаскивает идеально сложенную пополам купюру в сто долларов, выкладывая перед собой.
— Ставок больше нет. — Громко говорит крупье.
Перед свирепым взглядом возникают две карты, раскрывая сильнейшую комбинацию.
Чимин раскрыл рот. Пальцы его не успели ещё оторваться от стола, как сразу расхитительная ухмылка с поднятыми безднами устремляется в его распахнутые глаза. Лукавый вздёргивает одну бровь.
— Блэк… — Крупье сглатывает.
— Блэкджек! — Вскрикивает Варвара, её интерес прослеживается в наклонённом корпусе через стол, она мотает обездоленной головой и проникается азартом. — Невероятно! — Смеётся, растворяя горький страх в накалённом воздухе.
Всё вокруг мгновенно поджигается, и безумные гости устремляются к ним за стол. Кто-то один успевает занять последнее место в первом игральном боксе, судорожно кидая несколько зелёных фишек в пятьдесят долларов. Чимин рефлекторно составляет их ёлочкой. Эти четыреста долларов — большая сумма, но Чонгуку достаётся лишь половина с половиной его ставки. Он пододвигает свои двести пятьдесят ближе к груди, добавляет к ним ещё купюру в сто и двигает обратно.
Подсевший мужчина изумлённо рассматривает всякий жест со стороны появившегося в пространстве триумфального принца.
— С тобой желает играть всё казино. — Произносит он, кладя увешанную золотом руку на бархатное плечо Чонгука.
И как не боится? Как не ощущает нездоровую энергетику от него? Кажется, Чон не дёрнулся, не шелохнулся, но безжалостно сверкнул зрачками в сторону слишком радостного. Мужчина поспешно убрал руку, неестественно безобразно прокрутив шеей, и вновь очнулся, быстро отряхивая голову.
Да, тот абсолютно не осознаёт этого.
Варвара хлопает по столу:
— Вот ещё сотня! — Пылко скидывая ещё четыре фиолетовые фишки на стол.
— Ставок больше нет. — Чимин отмирает и делает всё машинально, не переставая сжиматься всей своей сущностью. Он ловко подтягивает старые карты, выдавая новые.
— С Богом! — Ляпает мужчина.
Праведный приподнимает глаза, пока раздаёт партию. Нечестивый безотрывно вгрызается в его душу и коротко закатывает глаза, когда упоминается Всевышний. Крупье чувствует небывалую тягу улыбнуться Ему в ответ, потому как Чонгук улыбается ему самой красноречивой улыбкой. Чимин принимает это, понимая насколько привлекательно тот выглядит сегодня.
Истина — всегда таким был.
Крупье ударяется об терзающие его мысли и плачущие голоса ангелов, что взрываются внутри, нещадно избивая от неполноценных выводов. Нужно опомниться, перестать. Но если оно правда? Само по себе не может ныть под рёбрами при виде такого желанного образа. Он прямо перед ним. Помогает проникнуться томным взором самых непростительных помыслов.
Великая сила окольцовывает с ног до головы. Под её напором Чимин останавливается на раздаче последней карты около скрещенных в замке рук. Его пальцы случайно касаются внешнего ребра и чувствуют разряд тока сквозь тонкую ткань перчаток. Чимин, как ошпаренный, одёргивает кисть, прижимая ближе к рабочему месту.
Если бы руки вели крупье по дороге и шагали вместо ног, то он упал бы сейчас, разбившись лицом об землю. Он бы почувствовал эту боль, но в действительности ощутил лишь лёгкое тепло, обволакивающее все его апогейные эмоциональные шкалы.
Что в сознании, что в теле — всесовершенный ход желаний.
Разве плохо ему от них? В нём они хозяйничают даже после пережитых страданий. А сейчас преобладает только блеск сияющей кожи, которую ему свершилось узреть днём ранее. И ничего, кроме неё. Лишь жажда — прильнуть щекой к телесному бархату, познать её сладкий вкус. Позволить раскрошиться перед обольстительной красотой Чонгука в мягком пространстве с заглушённым позади внешним миром.
Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе.
Красочность «Элевсиса» ложится под пределы чарующих глаз, их начало напротив Чимина, стремится захватить своим влиянием.
Чонгук сидит неподвижно в своём кресле, не клонится в его рабочую сторону. Но крупье всё кажется: он встанет с места, подожжёт воздух — и вот праведник горит в аду, потому что его поймали. Он боится, что Чонгук словит его на мысли.
В горле пересыхает от страха, вдруг Лукавый читает его сознание прямо сейчас, вальяжно упав на спинку кресла. Иначе не объяснить подло растянувшуюся ухмылку на глумливом лице. Даже когда она не сходит с него, видно, как она пропадает и появляется снова.
Одиннадцать очков в Его комбинации. Обязан взять ещё.
Крупье раскрывает свою карту, получая двенадцать. У мужчины десять. У девушки пятнадцать. Перчатки вопросительно кладут указательный палец рядом с парой первого игрока по левую сторону — незнакомца. Он смело кивает, получая пять Червей. Мужчина кивает снова, получая в итоге перебор в двадцать два очка.
— А мне говорили, что рядом с тобой можно сорвать куш. — Разочарованно произносит он, медленно поворачивая голову в сторону Чона.
Парень игнорирует обращение человека, но заинтересованно возвращает корпус к краю стола, элегантно скрещивая пальцы в бывалый ранее замок. Он отвлекается от напряжённого лица крупье и опускает взгляд.
— Ещё.
Чимин подводит к нему раскрытую девятку Бубны.
Двадцать очков.
Чон поднимает ладонь в сигнале, что ему хватит. Остальные несколько человек, стоящие позади следят: их головы и плечи тянутся подобно тому, если бы парень держал их на коротком поводке. Все одобрительно мычали.
Варвара энергично кивала головой, давая разрешение на дополнительную карту. Получила она неудачную четвёрку, глядя на ничтожные девятнадцать очков.
— Дьявол. — Вырывается из её рта.
Чонгук насыщается, надувая губы. Под ним лучшая из всех комбинаций, она победная, без сомнений.
Партия закрывается, открываясь снова. Чимин терпит бурение преисподен и мучается от аритмии, пока враг души его погружается в безусловный кураж. Карты плавают по столу. В течение часа крупье входит в профессиональную колею. Долгая работа превращается в вечность, но он чувствует иррационально нарастающую энергию. Сколько раз его руки не запинались об рамку, сколько раз он не хлопал, прежде чем поднять упавшие фишки — Чонгук не останавливал его.
Спустя долгое время, Чон внезапно отстраняется. Его ресницы трепещут от нескрытой тревоги, поселившейся в нём, минуя несколько рваных проигрышей. Без них математически невозможный вариант постоянной победы счёлся бы за попытку обмана. Казино не прощает обманщиков. Оно — дикий механизм — будет гасить паразитов самыми изощрёнными методами. Одно неловкое движение, и ты галантно выставлен за двери. Всего пару раз Чонгуку доводилось видеть это.
В «Элевсис», как в любом многоуважаемом заведении Лас Вегаса, имеется послужной список «насоливших». На эту доску почёта удаётся попасть не каждому. Своего рода он действует предупреждением. Никакому постоянному клиенту не хотелось бы обрисоваться там. Поэтому, хитро вдаваясь в лёгкие неудачи, человеческий алгоритм выпускает тебя вместо того, чтобы облагородить скотскую сущность.
Волнение взялось из ниоткуда. День начинался особенным образом, будто непривычно-обычно. Непосредственный Святоша маячит ярким пламенем, а глаза его блестят полуденными лучами. Карманы растут, внимание прибавляется, ещё больше заинтересованных. Но стоит Чонгуку выйти из игры, вся краткосрочная требуха теряет всякий смысл. То ему кажется, что туфли его недостаточно гладкие, то пиджак его неправильно выглажен. Острый ум прерывно затупляется.
На пути широких мыслей вырастает преграда, но мгновенно исчезает. Стоит только взглянуть на неё или приблизиться, она растворяется в потоке следующих посредственных доводов.
Это выглядит так: случайный человек тянет руку, чтобы поздороваться с тобой, но стоит тебе протянуть свою в ответ, как этот человек вдруг появляется за твоей спиной, оборачиваясь к тебе с изумлённым взглядом «как ты там оказался?». В итоге стоишь ты, неоднозначно задаваясь вопросом: «Кто этот человек? Зачем он хотел со мной поздороваться?».
Чьё-то начало выигрывает начало властителя. Появляется искренность. Что-то тёплое, непостоянное, красивое, желанное. Источник преобладает могуществом.
Последние несколько лет после случившегося инцидента разум его как в тумане. Он пробирается сквозь него, слыша отклики поющих птиц. Правда, человеческие голоса — словно пение соловьёв. Всякий отличается от другого, и не многие для него являются особенными. Один — тьма заполучает, портит его и искривляет.
Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих.
Чимин отвлекается от игры. Он снова смотрит на Чонгука, который предельно часто моргает и тяжело дышит. Его грудная клетка заметно сокращается. Создаётся впечатление, что под рёбрами его проходит великое сражение, а тот старается скрыться, сжаться всем телом.
Крупье застывает, видит сияющие зрачки напротив, и не может понять, куда именно устремляется болезненный взгляд. Чонгук смотрит мимо его лица, немного. Чимин легко двигает шеей, желая взглянуть туда же, но, не успевая, сдвигает брови, натыкаясь на обращённое к нему воззрение.
Рот Лукавого приоткрывается с попыткой произнести какое-то слово. Крупье недоверчиво вглядывается, всё больше напрягаясь. Лицо Чонгука кукольное, застывшее, как у мёртвого человека. От него в его форменном пиджаке становится холодно. По спине бегут мурашки.
Зачем проклятый снова пугает его? Чимин не может раздражаться от этого полным ходом. Ему остаётся ждать, пока Чёрт побалуется им, оставив в немом шоке. Он признаёт, тому ведь нравится изводить его. Своей гротескной внешностью резать по самому сердцу.
Искалеченным, уродливым обликом виден ясный свет и убогие мысли — вот, каким Чонгук являлся на самом деле.
Снаружи звук заглушается, и слышен лишь смердящий шёпот:
— Где твой Бог? — Свистящее многоголосие.
В недавнем воспоминании оголённая шея персонального отражения. Змея на ней оживляется и струится под вульгарной одеждой. На теле она извивается, отдавая леденящий холод. Во тьме слышится утробный возглас собственного звучания. Перед ним оскаленные клыки, а за спиной их носителя — шипящая гадюка.
Чимин не убежит от него. Но терпеть осточертелое издевательство больше не может.
Музыка возвращается, густым мёдом вливается в его уши. Это стадия особого блаженства.
На редкий случай пит-босс проходил мимо его стола, недоверчиво вглядываясь в парящие руки Крупье. Золотой бейджик засвечивал отвлекающим манёвром. Мужчина одобряюще кивнул затем. А у Чимина дух стал чуть ближе к Раю от удовольствия.
Чонгук заметил. Заметил своим убогим умом, как Чимину понравилась сторонняя похвала. Уголки губ невольно растянулись через всю линию челюсти.
Язва, ходящая во мраке, зараза, опустошающая полдень.
Дьявол не стал ближе к своей цели за этот час, но он по-человечески зацепился за самую обогащённую его ветвь.
Милый Чимин.
Настало время буквального смысла. Праведный Крупье стал мишенью. Чонгук спал и видел, как выпускает бешеных львов с короткого поводка.
Именно такая картина.
Мальчик больше не в силах тянуть на себя сумасшедший прайд, и в одно мгновенье его руки падают вместе с ослабленным телом, рассыпаясь ярко-огненным пеплом. Позади возвышаются другие красногривые львы с галстуками на шеях, а в их гуще виднеется разъярённое лицо отца. Начиная ослаблять хватку, мужчина вначале позволял принюхаться, а ребёнок боязливо прятался за высокими спинами личной дичи. Отец смотрит от верха к оскорбительному низу и поджимает нос.
В самом отпущенном представлении Чонгук позволяет себе думать об абсолютном зле, что поселилось в нём после «осмертительного» ритуала. Он борется…
Видит Бог — Чонгук маленьким мальчиком сцепляется с могущественной силой, ведёт с ней активный диалог и, на данный момент, устанавливает с ней компромисс.
Порой Он молчит. Не отвечает на вопросы, прожигая ценное время.
Ты моя половина.
От голоса смехотворный порыв поднимается с низа живота. И он не контролирует его. Не может постичь это и терпит тряпичной сущностью. Изнутри не видно света. Парень помнит одну абстракцию, играющую в постановку «Глухонемой Актёр». Он обычный зритель с примитивной жизнью. У него нет права решать. Чонгук так сильно слился с мирским досугом, что теряет самого себя.
Крайний раз он помнит, как оказался на пороге своего номера в отеле и чувствовал сильнейшую усталость. Откуда пришёл — мрак. Ткань противно липла к спине, волосы лезли в глаза, а в горле было сухо настолько, что не могла проскользнуть слюна. Чимин. Тот Фанатик сидел на его диване с видом замученного щенка.
Чонгук прикрыл глаза: вздымающаяся грудь, тихая музыка, солнце на унылом лице Крупье, и в своей груди иррациональная процессия — всё, что он ощущал ранее. Банка газировки воскресила, словно была святой водой.
Хочется спать. Он так устал, что заснул прямо в грязной одежде на чистых, белоснежных простынях. Но проснулся он утром полностью голым. А Чимин потом. Они поговорят в следующий раз.
О чём ты будешь с ним разговаривать?
— Не знаю.
Сейчас самое время.
— Нет, ты пугаешь его.
Выуди диким зверем, Гук-и.
— Я не могу. Мучительно мерзко быть заложником своего опрометчивого решения, я устал. Я истощён от Твоих оков. Душевные и физические терзания оставляют грех вместо положенной невинности, вроде покаяния, которое ты мне сулил, и я не чистоплотный, а осквернённый Тобой.
Ты сущий Дьявол, Чон Чонгук.
