Облегчение.
В зоне видимости лежащее тело, которое плачет от страха смерти. Она обязательно настигнет его, спустится с расстроенными фанфарами и утащит в Ад. Чонгук трётся об асфальт разбитым носом и пытается убрать лицо от лужи крови, слабо: — Б… Боже… Хосок оказался к нему близко, почти наступив на мокрые от крови волосы. Чужие происки вырываются наружу, когда он видит переломанные кости, разбитый череп — растерзанного брата, дрожащего от шока. — Чонгук! — Взвизгивает старший и толкает слабым рывком ноги в предплечье. — Что ты говоришь?! Юноша переворачивается под истошный вопль от скрутившегося тела. Оно мягкое, как сгнивший фруктовый плод. Чонгук мнётся от боли, перетаскивает вялые конечности и шипит сквозь зубы: — Ты… Дьявол?.. — Спрашивает он. Старший отступает, пятится на непослушных ногах и недоумевает от блекнувшей на его разорванном рту улыбки. — Нет… — Отвечает Хосок, схватившись за себя. — Не… верю… — Произносится в ответ. — Что ты говоришь? — Громко возмущается он, отходя всё дальше. — Не чувствую… ног. — Что ты… Не разбираясь, по первому рефлексу Хосок отпрыгивает в сторону и переменяется коротким взором на лежащее тело. Чонгук тупым взглядом замирает на ослепляющей его лампе туннеля, зрачки его расширяются до предела, а раскрытый в ужасе рот растягивается в мерзкой, пугающей улыбке. Зубы его сверкают от света, а из уголков — вытекающая кровь проникает обратно сквозь сомкнутые вдруг губы. Он захлёбывается, не понимая, что скоро перестанет дышать от подступающей смерти. — Чонгук… — Невесомость слёз на израненных щеках чувствуется на языке. — Радуйся, что Бог прощает тебя… — Так просто… — Начинает произносить младший, но срывается на дикий вопль. Хосок отступает: видит предсмертную агонию, знает, что брат не будет больше говорить и отвечать на его сумасходящие попытки признания. Сердце холодеет, замерзают руки: — Каково тебе в… моём мире? — Неконтролируемая колкость напоследок, перед тем как ноги понесут прочь. «…в одном человеке… И я не помню, как говорил с ним в последний раз. Мне бы очень хотелось вспомнить это… мой старший брат…» Чонгук всматривается в зеркало, мокрый от воды. Купается в ней каждый день, потакая действиям внутри себя. Он вспоминает, оказывает противодействие тем, что изрядно пинает полки перед собой, пребывает в немыслимой ярости и испепеляет собственное отражение. Он выставляет руку, указывает на себя пальцем и маниакально посмеивается, от чего в пылу кричит и выругивается доступными способами: — Давай! — Хватается за отросшие волосы, наматывает на кольца, тянет и шипит от боли. — Лучше ударяться в дёсна! Ну же! Его голова в невидимом порыве летит в зеркало, разбивая стекло мощным ударом. На секунду сознание теряется в пространстве, ванная плывёт перед глазами и сжимает нагую грудь. Чонгук бьётся челюстью, всё тело его бросает в стороны, словно тряпичную куклу.Это лучше!
Он гневно поднимается с пола, чтобы вновь заглянуть в зеркало, и рыкает со стиснутыми зубами, потому что от него остались лишь осколки в раковине… Ругается от злостной досады: — Это не я! — Грозит кулаком в искажённое отражение; на подбородке кровь. Лицо меняется, разглаживается и наивным образом смотрит в ответ, как на грустного ребёнка, сводя чёрные в тени брови: — Теперь не ты. — Надменно — осознавая власть. — Проще ведь проносить боль через святошу, через его рот. — Он засмеялся, облизнув губы. Бедный человек. В первую встречу напал на самый безжалостный сигнал злого рока. Чимин сам не понял, почему ему так не везёт всю жизнь и почему стало не вести ещё больше. Он проклят? Был с самого рождения, так как у жизни нет случайных событий? Их не бывает, а вот Чимин сумел познать лишь её — случайность. Казалось, начало новой — но тут спускается к тебе всадник апокалипсиса верхом на огнедышащем коне. В тот день всё было иначе. Пространство будто заранее готовилось к посещению опасного и грозящего Ада. Поставили на несчастливый стол, умудрились оставить без инспектора. Кто за ним следил тогда? Дьявол подступал к нему весь в собственном неотъемлемом превосходстве и с привлекательной, обманчивой подачей себя. Такого обольстительного человека Чимин никогда не встречал в своей жизни. С того самого дня неминуемая иллюзия в голове неконтролируемо погружается в те самые порочно чёрные глаза Чонгука. Взялись из ниоткуда, ввязались в его мысленную сеть и поселились, потому что тепло и липко, как в сладких медовых сотах. С каждым днём он проникает по очереди в каждый промежуток, заставляет задумываться о вещах, что казались недоступными однажды. Сейчас обстоит так, словно он больше не является хозяином собственных мыслей — ими теперь орудует другой. Об отношениях он вообще не думал, так как главная причина их отсутствия — поглощающий все его вопросы страх. Боязнь ужасного, неизбежного — что он может стать для кого-нибудь большой ношей, обузой, проблемой. Как оказалось, его ждала своя, особенная. Но нет, не проблема вовсе. Якобы — спасение. — Понимаешь теперь, для чего он появился там тогда? — Спрашивает снова, глядя в оставшийся на стене осколок. — Верно… Тебе нужна передышка. Физическая разгрузка. А ты всё никак не можешь дойти до его сокровенного. Чего ты боишься? — Я не боюсь. — Отвечает он, вглядываясь в отражение, что внимательно смотрит. — Меня посетили странные ощущения. Ты же знаешь меня. — Ну, Чонгук. Ты не настолько сильно болен, чтобы сторониться связей. А беречь его незачем. Он утирает кровь с разбитого подбородка, растирая между пальцев: — Он напоминает мне… Его. Знает причину своей боли, но по-прежнему добр ко мне. — Твой брат мог спасти тебя, но не сделал этого. — Нет… — Чонгук отрицательно качает головой, смотря вниз на босые ноги; на полу разлита вода, он видит в ней своё отражение. — Хосок испугался меня. Так боится и Чимин. — Мысли разбиваются внутри. — Почему он? — А голос жалостливый, плачущий. — Потому что — это его судьба. Встретить тебя. — Это ведь казино. На что он надеялся? — На случайную связь. — Непринуждённый ответ, будто очевиден для него. — А ты до сих пор играешь с ним в Переводного. — Ты лжёшь. Он усмехается, продолжает говорить его ртом, навязчиво тыкать пальцем в висок, чтобы Чонгук наконец понял его посыл: — Это ты лжёшь — сам себе. Мне уже надоело пытаться до тебя достучаться. — Так убирайся! — Вскрикивает Чонгук. — По-твоему, я совсем дурак? — Разбивая последний осколок. Он срывается с пустого разговора — зачли бы за сумасшедшего — одежда появляется снизошедшим потоком, стоило бы это денег. Вырывается из ванной, останавливается, тяжело дышит в перевозбуждённом гневе. Зарождается незнакомое чувство. И голос не прекращается, тратит последние его нервы на адекватное восприятие.Сам убедись.
— Не говори со мной!Вместо того, чтобы справиться со своей главной травмой, поставившей тебя на ноги сейчас, ты заинтересован только этим бестолковым. Ты дурак.
— Тихо! — Приказывает он, как тогда — мысли погружаются в неожиданную тишину. Он попробует спасти. Показать красоту, которую сам видит в этой жизни. Даже низшие потребности имеют свойство блаженного существования. Праведных успокоит только текст великой Библии. Пусть этот текст станет для него неприятен. Он противоречит ему, его личности. Чёрт возьми! Да оставил бы его Бог на этом? Он должен любить всех. Если всемогущ — то сделал бы так, чтобы верили все. Одно понятно — Он разыгравшееся дитя. Забрасывает пустыми законами, не разбирая смысла. Почему бы Ему не сделать, чтобы Их понимали все? Тогда и Чимин поймёт, что всё это бессмысленно. Не нужно изводить себя. Вот он. Уже совсем близко. Не видит его из гущи посетителей. Вид у него поникший, усталый. Стоит за столом, раздаёт карты и прислужливо смеётся богатым дядям, засевшим вокруг него, как дикие звери перед мёртвой падалью. Вышел на работу, несмотря на тяжёлую степень изнеможения. Чонгук ступает к нему, пробирается через плотность заведения. Без силы, без помощи, с тишиной в голове. С уверенностью, что Он сидит в нём. Наблюдает издалека, с вип-зоны в богемном театре. Уже совсем близко. Готов занять последний бокс. Шаг прекращается. Тело замирает в воздухе без возможности продолжить движение.Нет, Чонгук.
Он с силой шипит и ругается внутри, напрягая неподдающиеся мышцы. Кости заскрипели от напряжения. — Что ты…Твоё прошлое для тебя славная проблема.
— Пусти. — Натужно.Очень жаль, потому что ложность этого утверждения просекли твои противники.
Чимин не замечает его. Люди преграждают видимость и сам Чонгук больше не в состоянии различить одну блестящую фигуру от другой. Всё становится сумбурно. Пространство искажается, меняется в объёме и перенаправляет в помещение, внезапно, с приторно влажным воздухом. Знакомый запах. Знакомый ему свет: оранжевый и тёплый от восходящего солнца. По сторонам скамьи. Всё облито кровью, и свечи на высоком алтаре погасли. Снаружи сильный ветер. Там приближается шторм, пока он сам остаётся внутри. Слышны теперь и раскаты грома, но в необозримой дали. Откуда-то, куда не ступал ни единый послушник. Снова злорадное беспокойство одолело, как вонзился бы нож. Чонгук один в своей часовне, наконец пришёл сюда и молится опять. Стоит по центру ковра, ведущего к высокой статуи Иисуса: деревянные глаза опущены, голова упавшая на бок. Всё так же. Чья кровь вокруг? Разбросана, как святая вода в день Воскрешения. Воскресенье? В аудитории народ. Окружили очередного жертвенника, ибо тот вопль, что срывается из центра — не сопоставим с обычным, каноничным криком боли, что слышался раз в неделю. Под кожей мерзко зашумело. Чонгук расталкивает людей в чёрном, пробирается внутрь их шабаша и поражается увиденному. Что праведный Крупье смог натворить, чтобы оказаться на месте мученика? На его голой груди свисает тот крест, белая рубашка разорвана и уже пропитана извергающейся кровью. После стона — смех. Неужели Чимину весело получать лезвием по своему чувствительному лицу? Его щёки изрезаны, шея его перекрыта толстым слоем крови. Вид тела — не сопоставимый с жизнью. Он не выглядит так, будто ему больно — словно его не терзают острыми шипами, не бьют розгами и вовсе не издеваются над его телом. — Хватит! — Кричит Чонгук и замирает. Рот его смыкается, дыхание перехватывает снова, когда терзающий — отвергнутая спина проповедника — поворачивается к нему, строя поникшее от истощения лицо. Незаживающие порезы. — Хосок-и… — Вырывается наружу, и колени поджимаются. Он давно не видел его. Лицевые шрамы являлись к нему ночью. Благодаря собственным на левой стороне, смотря в зеркало, он вспоминал всё больше. Как первый раз заступился перед отцом и получил чуть ниже глаза, и второй — когда… опять заступился за старшего брата. Почему он снова вынуждает прыгнуть под лезвие? Чимин тяжело дышит, его скулёж слышно после резкого прекращения ударов. Он заливается смехом и выглядит по-настоящему сумасшедшим человеком. За столом он другой. С его лица не сходит улыбка, а рот не закрывается. Он всегда приветствует игроков и продолжает вести с ними ненавязчивый разговор. Странно, что в этом казино беседы с игроками поощряются. Их можно запутать, возможно обмануть и оставить ни с чем. Чимин с лёгкостью мог бы рассказывать все секреты, если бы в определённый момент не останавливался. За это время он нахватался. Профессионально ведёт игру без присмотра инспектора, тянет партии, любит поболтать. В «Элевсис» всё наоборот.Я помогаю тебе.
То же самое Пак слышит от Чонгука. Ясно одно — это неправда. — Чего ты хочешь? — Тщетно спрашивает Чон и чувствует настигающий сон.Я не враг для тебя, Чонгук-и. Мы с тобой одно целое.
Тело разжимается с невидимых оков. Ноги ускоряются к игральному столу и приводят его за третий игровой бокс. — Делайте ваши ставки. — Произносит крупье. — Этот парень лучший распорядитель, которого я знаю. — Слышится сбоку от пожилого мужчины. В его сторону обращены посетители средних лет, внимательно улавливающие всякое слово. Смотрят то на Чимина с яркой улыбкой, то снова на старика, увешанного золотом. — С ним я всегда в прибыли. — Лепечет он, перебирая пальцами зелёные фишки.Неужели.
— Разве это не значит, что крупье сливает доход? Он должен выводить в прибыль казино, а не Вас. — Раздаётся от другого игрока, презрительно рассматривающего бегающие ладони Чимина. Пак забавляется словам и ведёт себя уступчиво. Не выдаёт страха, что вновь скапливается в нём жадной инфекцией. Он чувствует, как дьявол скребётся через горло Чона. Что говорит с помощью его языка и заправляет жизнью его руками. Когда трогает себя и людей вокруг, как вносится в их жизни. Что он делает это изо дня в день, становясь более могущественным и утончённым. Перед ним все двери расступаются, дают дорогу его ужасающим планам. — Господин, Вы настоящий гуру «блэкджека». Карты сами тянутся под Ваши опытные пальцы. Мужчина робко смеётся и выказывает горделивый вид: — Мне много лет. Я опытный от возраста и моей любви к азарту. Знаете, ещё в чём дело? Все залепетали от интереса и старик продолжил: — Меня любит Король Крести. — Заявил он гордо, похлопав по груди вялыми кистями. — Он всегда в моей колоде, всегда со мной. Он моя счастливая карта и никогда не подводит. Я уверен, он сейчас ждёт меня в этой партии. — А что, если его там нет?Призрак.
Все удивлённо вскинули бровями, взглянув на Чонгука, смело перебившего чужую реплику. Мужчина насупился и трудно наклонил корпус, чтобы увидеть парня. Чимин лишь переводил взгляд, успевая поправлять фишки. — Это невозможно. — Ответил старик. — Мы только начали. Он обязательно выпадет именно мне. — А что, если нет? — Вновь спрашивает Чонгук, вальяжно скрестив руки на столе. Мужчина хмыкнул и принял условный вызов от незнакомца. — Почему ты так уверен в этом? — Говорит он и приподнимает сморщенный подбородок. Чонгук не медлит, отвечает резко: — Я это знаю. — И делает ставку наличной купюрой. — Сто. — Обмен. — Что ж… Не имеете ли Вы в виду, что данный стол имеет неполную колоду и нарушает правила игры? — Этот стол приносит удачу каждому, кто за него сядет. Но сегодня Вы станете исключением. Приближённые гости цокают языком, некоторые слышно усмехаются. Молодой посетитель для них как услужливый шут. Будет развлекать их в этот вечер своими спонтанными юморесками. — Вам не выпадет Король Крести. — Улыбается он, повторяя проклятье, что свалилось на пожилую голову. Мужчина мягко улыбается, явно получив долгожданную интригу за последнее время: — Давайте посмотрим. — Заключите пари! — Выкрикивает кто-то сзади, подогревая узкую публику. Крупье начал раздачу, понимая, что Чонгук имеет преимущество. В его очередном фокусе будет смысл. Интересно, при каких обстоятельствах Король Крести пропадёт вдруг с его колоды. Он раскладывал её в каскад, крутил спиралью и видел полное соответствие. — Думаю, что Вам это не нужно. — Заявляет Чон, сверкнув зрачками — от ламп они горят ярче, и их глубину видно под любым углом. — Я не иду на поводу у общества. Поэтому поспорим ради интереса. — Предлагает мужчина, наконец возвращая слабое туловище на спинку кресла. Чонгук кивает и чарующе ухмыляется — тогда Чимин по этому сигналу отмирает, раздавая первые карты. Раз — понял. Как договаривались. Но как же его дрожащим пальцам украсть Короля незаметно? Как Он это представляет? Вытащить, пока находится в шузе? Бред. Чимин сразу показательно морщится, притворяясь, что недостаточно ровно положил карту в бокс. Но даёт понять Третьему игроку, что имеет противоречивые сомнения. А глаза Его горят, сопоставимо вызывающим огням. Он неотрывно вгрызается взглядом, точно в первый раз видел его за этим же столом. Чонгук скрестил руки, подставив подбородок. Его лицо открыто, наклонено, недвижно смотрит на него. По спине холод. Он быстро переводит глаза на полный шуз и обратно, давая во внимание некоторый красный звон. Как свист в ушах. Первая карта на раздачу источает запах. Тот самый Король Крести, что должен исчезнуть со стола. Изобилие мыслей от Чонгука, который, кажется, незаметно вводит в гипноз. Он принуждает стащить перевёрнутую карту к его раздаче — третьей? А в этом какой смысл? — Нас четверо. — Прерывает другой игрок, и Чимин тихо вздрагивает от оборванного напряжения. — И что же? — Переспрашивает старик, кланяясь по левую сторону на мужчину; смотрит на второго, словно раньше его не было. — Вероятность выпадения карты «Икс» уменьшается. — Ну, и что? — Если она будет у меня? Победа за мной. — Не воспринимайте всерьёз нашу игру, уважаемый. — Да ладно. — Встревает Чонгук. — Будьте благоразумны. — Я такой. Пропадает спор. Чонгук без эмоций на лице, с показным (не значит — правдивым) раздражением от его вытянувшейся на секунду спины. Смотрит на второго игрока, косится на Чимина, что продолжает раскладывать оставшийся комплект начального набора карт. Он указывает на каждый бокс, считывая сумму очков. Десять Крести, Валет Крести. — Двадцать. — Называет он первому игроку и видит отказ. Четыре Червей, два Крести. — Шесть. — Говорит второму, резко придвинувшему кресло ближе. — Ещё. Восемь Пик. — Четырнадцать. — Ещё… Пять Червей. — Девятнадцать. Мужчина доволен числом и расслаблено отставляет кресло обратно. Крупье ставит палец рядом со следующим боксом, рука сопротивляется. Два Пик, шесть Бубен. — Восемь. Чонгук проводит ладонью над картами. Туз Бубен. — Девятнадцать. — То же самое число, что у второго. Чимин постепенно набирает себе. Девять Бубен, туз Пик. — Двадцать. Пятьсот долларов фишками разделяются на две части, и одна придвигается к старику с блеснувшими от радости зубами. — Неплохо. — Говорит он. — Делайте ваши ставки, пожалуйста. — Повторяет крупье. На столе скапливаются горки новых фишек. Чонгук в свою очередь достаёт ровно сложенную купюру и слышит замешательство одного из участников: — Почему не фишки? Его руки замерли, пока укладывали деньги поверх собственного бокса. Он на мгновение задумался, но вскоре продолжил: — Занимают много места. В конце концов, ходить, как лепрекон, с котелком я не намерен. В этом услышали издёвку. Мужчины один за другим громко шикнули. — И вправду. — Затем посмеялся пожилой и успел прикрыть от кашля рот. — Должно быть, со стороны смотрится довольно карикатурно. Он сдвинул свою стопку прежней ставки в двести долларов. А Чонгук отрешённо кивнул ему, быстро переключаясь на летающие руки крупье. Он ведёт разговор, но резко прерывает, будто терпит внезапное отрезвление. Не перестаёт вводить неожиданный ступор. Что ждать от Чона в следующую секунду? Но — признаться — отвлекающий манёвр позволил таки свершить задуманное. Чимин уверен, что камеры свихнулись в тот момент, когда он подтянул Короля в свой растянутый рукав. В этом плавать — играть с огнём. Особенно страшно за джентльменов и дам, что блюдут не хуже охраны. Дама Червей, пять Бубен. — Пятнадцать. Он приподнял подбородок в задумчивости. Его губы сжались, но головой он всё же покрутил — отказался. Второй: Три Бубен и четыре Крести. — Семь. Кивок. Десять Бубен. — Семнадцать. Следующий: Восемь Бубен и валет Червей. — Восемнадцать. Ему достаточно. Восемнадцать очков преобладают над остальными. Очевидно, что Чонгук откажется. — Ещё. Неугомонный у него нрав. Ждёт тройки? Три Крести. — Двадцать одно… Ну, конечно. Удача так и льнёт к нему. Долгожданная карта — стоило подумать. На него восторженно смотрят, будто действительно самой системой вероятности управляет именно он. Чимин берёт себе. Восемь Червей, семь Бубен, четыре Бубен. — Девятнадцать. Первый мужчина не подал виду разочарованного. Но он проиграл. Второй игрок стал более раздражённым, хоть волновал его вариант выпадения желаемого Короля. И только Чонгуку доступна такая эксклюзивная привилегия — смотреть на Крупье, понимая его неустойчивый характер; видеть, как Чимин захватывает карту в свой рукав и лишь для него инфантильно растягивает уголок своих надутых губ. Заставляет улыбнуться, зажмуриться от прилива телесного напряжения и осознать — насколько это замечательно, вразумительно лишь для него. Хочется обругать его вслух, едва он сделает это снова. На протяжении нескольких партий Чимин всё больше раскрывал колоду. От ставок оставалась малость выигрыша и в большинстве случаев направлялась к Чонгуку. Он не любит фишки, поэтому менял их сразу на наличные, только поняв, что игра подходит к концу. Король Крести не навестил их, не сыграл вместе с ними, а что хуже этого — так не появился в руках искренне замешанного в своих чувствах старика. Он не отличался вульгарным драматизмом, которым мог похвастаться второй мужчина. Но глаза его горели непритворной растерянностью в действиях игры. Казалось, что под конец он сильно разозлится и подаст кричащий заголовок о недовольном посетителе. Но он был расчётлив. — Невероятно. — Отзывается в итоге под окончание последней партии. — Я впечатлён тем, что в четырёх последовательных колодах не оказалось одного единственного. Я бы решил, что это сговор. Признаться, в определённый момент так и сделал. Боже… — Они подстроили этот трюк. — Сказал второй, чей «котелок» пополнился деньгами и его настроение сказалось на отношении. — Вы, сэр, в следующий раз будьте аккуратнее со своими секретами. А то вот уже и я знаю о Вашем Короле Крести. Хотя, для чего оно? — Главное, Вы остались довольны этой игрой. — Улыбается мужчина, избегая ненужного конфликта. — Во всяком случае, здесь повсюду камеры. — Верно. — Коротко отвечает он, поднимается с места и уходит, не прощаясь после длительной совместной игры. Эмитированные зрители удаляются, только уходит один из игроков. Они остаются искусственно заинтересованными, но сливают своё внимание на случайные обстоятельства. Расходятся, как после длинного концерта. — Что вы сделали? — Наконец спрашивает старик, кряхтя от любопытства. Чимин вопросительно взглядывает на него, заправляя шаффл-машинку. Проступает дрожь. — Прекрасная игра. — Врывается Чонгук и разворачивается на тяжёлом кресле. Когда ломают эстетические рамки, появляется непостоянное ощущение неизвестности. От Чонгука и его поступков следуют ненормативные фразы: — Выигрыш есть — можно и поесть. — Улыбается он, довольно смотря на высокую стопку у края стола. — Вас ждёт непревзойдённый пир, я полагаю. — Смотря сколько я унесу с собой. — Неужели Вы всё это оставите здесь? Чонгук натягивает обольстительную улыбку, наклоняется к бордюру и сдвигает часть фишек в сторону собеседника: — Вы правы — кое-что произошло. Вы проиграли. Старик косится на его подарок. И это очевидно забавляет: — В следующий раз будьте сдержаннее. Потому что Ваш крупье явственно ждал очерёдного за каждым Вашим вздохом сигнала. Думаете, это так просто скрыть? Чимин опускает глаза, отстраняясь от разговора. Он думает избежать его последствий и в шуму скрыться на перерыв. Что же он? Не принимает дарящее ему удовольствие? Ведь намного приятнее выжимать из себя все соки, в исступлении воспламеняясь от прикосновений Нечисти. Думает: «Давай, чёрт возьми. Терпи своё моральное невежество». И терпит с силой. Подслушивая беседу. — Он здесь не причём. — Заявляет Чон. — Обычный фокус. Не волнуйтесь, Король Крести навестит Вас скоро. — Надеюсь, я не увижу его там, где не стоит его появления?.. — Как же? А где это, по-Вашему? Что Чонгук так усердно кусается за этого гостя? Он способен творить ради любопытства, принуждать к особому для него шоу и развлекаться, точно избалованный ребёнок. Но какой бес его схватил сейчас? — На сегодня раскрытия скелетов из шкафов достаточно. — Нетерпимо поднимается мужчина, застёгивая верхние пуговицы пиджака. — Золотое правило: чем дольше играешь, тем больше проигрываешь. Старик аккуратно поправляет свои длинные усы кончиком пальца и сдержанно улыбается: — С Вами было приятно иметь дело, господин Чон. Вы восходящая звезда. — Он обходит своё кресло, коротко кивая. — Удачи. После этого он оставляет горку фишек на столе и удаляется. Чимин удивлённо смотрит на них, прежде чем понимает, что все те деньги, проигранные за время, находятся прямо здесь. Он решает окликнуть старика, но попадается на его сморщенное вдалеке лицо. От него трудно оторваться, потому что глаза его вдруг видно расширяются, утыкаясь в свой распахнутый пиджак. Его дрожащие от старости руки медленно достают из внутреннего кармана несколько раскрытых карт. Чимин понимает, потому что видит четырёх чёрных Королей в его треморных пальцах. То, как мужчина встряхивает головой и кладёт их обратно, бережно прихлопывая по груди. Чимин быстро оттопырил край рукава, приоткрыв от удивления рот. Карты нет. — Они твои. — Резко выбрасывает Чонгук. Крупье осторожно переводит взгляд на горку оставленных фишек. И Чон сводит их вместе, проталкивая до опущенных на столе рук. — Это неприлично много для чаевых. — Сухо говорит он. — Считай, что тебе повезло и твои клиенты беспечно щедры. Чимин не выдерживает и громко усмехается: — Как ты это сделал? — Не хочу брать пример с того джентльмена и, пожалуй, сохраню в себе долю тайны. — Здесь ты можешь не переживать… Чимин действительно не умеет скрывать свои эмоции, как бы сильно не старался. Это говорит о его непрерывно скачущей улыбке, после логически порождённом в его голове чувстве. Обычное поведение — для слабого духом. — Давай, Чимин… Спроси меня о чём-нибудь ещё. — Не терпит Чонгук, заставая смену сотрудника; другой крупье мягко хлопает Чимина по плечу и встаёт на его место. — Добрый вечер. — Говорит светловолосая девушка и заправляет шуз для новой игры: она не успевает сконцентрироваться на подходящих игроках, в чьей гуще утопился силуэт сидевшего рядом с ней парня. Чонгук оставил вопрос. И пусть Чимин придумает что-то поинтереснее для следующего раза, потому что ему становится всё сильнее — безотрадно скучно.