ой, да ну не снова.
да нет, снова, конечно…
Вася приподнял голову с подушки, чувствуя, что он весь мятый и липкий от пота. ох, твою ж мать…
постель рядом была примятой, как будто бы здесь кто-то лежал. лежал, вспоминает Звёздкин, так и было.
он… да, он… он, кажется, был с зелёными волосами. или с синими. или там было и то, и то? в любом случае, Вася уже не помнит.
он не вспомнит-то и имени.
надо бы чайник поставить и посмотреть, что с квартирой, думает Вася. чайник… а хочет ли он чай?
давайте будем честны, он просто сейчас должен выпить чего-то, что не водка. и да. глянуть, что там с квартирой.
в раковину оказывается наблевано. в ванной воняет просто отвратительно — Вася одной рукой зажимает нос, пока стоит напротив унитаза, а потом забирает зубную щётку и полупустой тюбик пасты. зубы можно и на кухне почистить, но, не важно, где, а сделать это нужно. а убраться можно и потом.
на кухне — несколько пустых бутылок из-под водки. подле чайника, который Звёздкин нерешительно берёт, красуется полупустая пивная — Ник не пьёт особо, вспоминает Вася, он взял чисто из приличия и всё равно потом ушёл — кажется, говорил что-то, но этого Звёздкин уже не припомнит. да так ли это важно?
может, просил не пить.
может — не набивать квартиру почти незнакомыми в большинстве своём людьми.
да похуй.
он всегда это говорит.
Вася хотел бы прислушаться, но было уже поздно, выпил же уже. может, он так больше не будет.
да блять, кого он обманывает?!
пока наполняется чайник, Вася задумчиво водит зубной щёткой по зубам, глядя в балконное окно рядом. на балконе небрежно брошены несколько листов бумаги — забытых и ненужных, пусть, может, и исписанных важными мыслями, но важными они были лишь в то время, пока их автор был пьян. сейчас это наверняка не имеет смысла.
Звёздкин ставит чайник кипеть и всё-таки выходит на балкон. небо стянуто серой пеной туч, в пепельнице на табуретке брошено несколько окурков, один из листов бумаги был явно подпален, но быстро потушен. Вася вспоминает каким-то закоулком разума, как уже ужасно пьяный Федя вываливался на балкон и так же ужасно орал:
— Миша, блять, какого хуя ты поджигаешь бумагу?! мы тут сгорим нахуй!
и молчание Миши, который мрачно воткнул окурок в пепельницу и сквозь спадающие на лицо волосы пробубнил:
— да не понравилось. хрен с ним. потом выкинем мусор.
на листе — разрозненные строки, мелкие наброски, что-то про клетку из ребер и беса. Вася бездумно сует листок в карман толстовки, думая, что нужно бы переодеться. нужно бы.
а есть ли у него чистое?
хотя бы что-то?
одежда, угол в квартире, совесть?
чайник мерзко пищит, ознаменовывая, что уже вскипел. Вася шевелит пальцами, бездумно хватая ещё листок — он почти чистый, кроме узоров, как на каком-нибудь камне.
малахит, думает Вася.
да что угодно, почему обязательно малахит?
пальцы дрожат и неловко прыгают, пока Вася складывает кривоватый, но всё же вполне себе работоспособный, как думается, бумажный самолётик. тот выписывает дугу в воздухе и садится всё на тот же балкон. замкнутый круг, думает Звёздкин, покачивая головой.
да хуй с ним.
Вася наливает кипятка в единственный чистый стакан, бросает туда пакетик и торопливо его заваривает, поглядывая на тикающие часы.
они стоят на плите вместо того, чтобы висеть на стене.
Андрей постарался.
восемь двадцать пять вечера.
он спал… точно дольше двенадцати часов.
горячий чай обжигает Васин язык, от этого чувствуясь совсем безвкусным. с языка как будто смываются грязные слова ругательств и горестных сожалений, оставляя лишь пустоту.
и что ему теперь делать? он… ох.
ведь вчера он спустил, будучи в хлам, Макса с лестницы.
он орал благим матом, что спасать его не надо и он себя знает сам. что уже были такие люди (Антон и Саша, которые вычеркнули его из своей жизни куда быстрее), которые пытались и ничего не вышло.
и Макс еле ушёл, ничего не говоря.
он ведь и не придёт больше.
а Ник ушёл ещё раньше — может, ещё и вернётся, но рано или поздно надоест и ему.
а все остальные, кто наполнял его квартиру, либо ему незнакомы, либо… не более, чем просто собутыльники.
и кто он теперь? человек без друзей.
убил бы его кто, пока он хоть чего-то ещё стоит. чтобы было ещё, кому горевать, чтобы он не был очередным трупом алкоголика в Богом забытой квартире, чтобы при смерти он думал не только о том, как он жалок, чёрт раздери.
блять.
Вася с громким звоном ставит стакан на стол и оглядывает кухню.
завтра он уберётся, правда.
завтра.
а сейчас он переоденется, чтобы от него, блять, не воняло, и сходит прогуляться.
на кровати валяется футболка. чёрная, чистая, чище всего, что есть в этой квартире.
для Васи это как дар свыше.
может, она того парня… да как же его звали?!
как же он спешил, что забыл целую футболку?
ну, может, у него была куртка.
Вася натягивает предмет одежды на себя, еле заметно улыбаясь мягкой ткани. она села ровно впритык. прекрасно.
Звёздкин пригладил бледно-зелёные волосы перед зеркалом (что было совершенно бесполезно, конечно — они были уже грязными и вились как никогда сильно) и, схватив куртку с вешалки и заряженный лишь наполовину телефон с тумбочки, бросился к выходу из квартиры, выбегая и запирая дверь.
сейчас, что бы то ни было, ему нужно запереть всю эту грязь и всю эту дрянь в квартире и бежать, бежать оттуда, куда глаза глядят.
хотя он не сбежит, кажется (так и есть) Васе, пока он буквально летит по лестницам вниз, а затем бежит через дворы, не оглядываясь.
для всех вниз одинаков путь, понимает Звёздкин.
и он катится под откос уже целую вечность.
он даже не помнит того, как оказался сидящим в баре и смотревшим на водку перед собой.
все пути вели его в одно место.
бар почти пустой. странно, в девять-то вечера.
Вася тяжело дышит и опрокидывает очередную стопку.
да блять, как же его звали?!
это, вроде, Костя.
если так, то красиво.
Звёздкин хватается за крупицы мыслей, пытаясь вспомнить черты лица, одежду, хоть что-то. интересно, понравился бы ему этот условный Костя на трезвую голову?
да хрен его знает.
скоро Вася опять забудет и это имя, если продолжит пить.
а пить он собирается, пока не забудет своё.
…
Васю трясут за плечо. бармен? может, он уснул? может, нужно уходить? может…
— ты кажешься знакомым, — хрипит, проникая в затуманенное сознание Звёздкина, голос, туманно напоминая что-то.
— ты тоже, — Вася поворачивает голову набок, чтобы больше не лежать лицом в стойку, и встречается с парой разноцветных глаз в обрамлении зелёно-синих, сумбурно выкрашенных волос.
— не напомнишь своё имя?
Вася покачал головой.
— ты же Костя, не?
— Остен, — парень смеётся, — пойдём, отведём тебя домой. я помню, где ты живёшь. и я помню, что ты Вася.
и Звёздкин, еле переставляя ноги, поддерживаемый Остеном вышел из бара, уже на улице тихо прося:
— ну, теперь-то не уходи.
— я… понимаю. да. раз ты просишь.
…
Вася оказывается искренне удивлён, когда с утра, с трудом выбираясь на кухню, обнаруживает там Остена. бутылок нет, нет гор немытой посуды, нет ничего. есть только парень с цветными волосами и грустным взглядом — и вопросом:
— и как ты до этого дошёл, Вась?..
