…
— Андрей, блять… — что? — твердые руки, сейчас даже не подрагивающие привычно, придерживают Игнатьева с какой-то и лишь им присущей нежностью, и все же контролируемой жесткостью. — давай уж… и тут же комнату заполнил, казалось, до краев, шумный, гортанный вздох Феди, когда Федорович мучительно-медленно вошел, заставляя Игнатьева упереться покрепче локтями в пол, покрытый жестковатым ковром. потом сотрет и их, и колени чуть ли не до крови, пока Андрей будет его трахать — что удивительно, не совсем и самозабвенно. от человека, выпившего пару бутылок вина за вечер, ожидаешь другого. а тот сейчас входит достаточно плавно, выбивая из Феди как раз этот протяжный вздох, практически стон — и опирается на него, переставая двигаться. — блять… трахни. давай. — какой же ты пьяный. — твоим дурацким вином. — оно не дурацкое. это мерло. — мерло… выпендрежник… бля-ять… последнее слово Игнатьев невольно растянул; Андрей выскользнул почти полностью и резко вошел обратно. да благословит Бог того, кто придумал смазку. Федорович слегка навалился на него, наконец начиная пока неспешно, ритмично двигаться; по-другому в такой позе и не выходило, слишком уж Федя высокий. вообще это, конечно, был не первый их раз.…
первый случился на квартире у Васи Звёздкина. он тогда пьяный заболтался несвязно с Мишей на своем балконе, а тот понемногу скуривал дешевые сигареты одну за другой. люди понемногу расходились; Андрей вдали ото всех сидел в гостевой комнате, понемногу цедя из бутылки уже теплое вино. туда и забрел тогда Федя — скучающий, трезвеющий. — спиртом несет. противно, — Андрей начал с нападок. они с Игнатьевым вообще друг друга недолюбливали. менеджер бара, действительно ценитель алкоголя (что порой не мешало Федоровичу пытаться спиться) и настоящий алкоголик, любитель каких-то тупых вечеринок. — ты сам тут пьешь вино, — парировал Игнатьев, смотря на бутылку. наверняка невкусная, теплая гадость. но бутылка выглядела дороже, чем обычно алкоголь на таких пьянках. где взял-то? хотелось пошутить, что украл с работы. но шутка через секунду ускользнула из порядком пьяного мозга. — дурак необразованный. это мерло. — а, в общем-то, мне все равно, — Игнатьев плюхнулся рядом на разложенный, но не менее жесткий в таком виде, диван, — дай сюда. Федорович пожал плечами, отдавая бутылку, где осталась добрая треть. — только не отдавай обратно. не хочу обмениваться с тобой слюной. Федя громогласно рассмеялся. — Андрей, блять!.. послушай! здесь, блять, все пьют из одних и тех же бутылок. брезгуешь? — общие напитки я пью из стаканов хотя бы, если ты не замечал. не хочу что-нибудь подхватить. — хочешь сказать, я заразный? — с этими словами Игнатьев отхлебнул вина с горла. а, нет-нет. не такая уж и гадость. теплое, но вкусное. Федя все равно наигранно сморщился. — хуйня. — не пизди. — неважно. что ты тут забыл? — домой далековато ехать. а в такой час закрыто все. — э, нет-нет-нет, — Игнатьев усмехнулся, — на этом диване спать хотел я. — а я первый сюда пришел, — Андрей показал мужчине язык, как будто ему на самом деле было лет пять и это что-то решало. — да мне, в общем-то, до лампы. иди-ка ты… — и так громко говоривший Федя заговорил слегка более… восторженно, что ли? как будто не терпелось по поводу, со смыслом послать собеседника. — это ты на хуй иди. — что? — сам, говорю, иди на хуй. Федя нахмурился — не нравилось все же, когда с ним говорили так же, как и он. а Федорович, оставшись с ним наедине, дерзил ровно так, как слышать Игнатьев не хотел совершенно. — ах так? на хуй? на чей? — съязвил было Федя. — сразу спрашиваешь дорогу? да пожалуйста. отсюда, — с этими словами Андрей указал на свой покрытый неаккуратной бородой подбородок, — и, наверное, спускайся на метр вниз. снова пожалуйста. — придурок, что ли? — поинтересовался Игнатьев, однако, слегка запинаясь. признавался ли он кому-либо в жизни, что ему нравятся мужчины? да не особо. к тому же, все, кто его видели, хотели лечь под него. так-то сам Федя хотел бы лечь под кого-то. что послужило предшественником к данному желанию — хер его знает. кажется, был таким всегда. травм, по крайней мере, обильно не маячило в прошлом (кроме парочки со старой работы), и в их число сексуальные не входили. — придурок? прикольно. тебе нечасто, должно быть, такое предлагают, — Андрей усмехнулся, все же косясь на бутылку вина в руках Феди. тот отпил еще, шумно фыркая. — с тобой? нет. я не соглашусь ни за какие деньги… — а за джек дэниэлс? — Федорович ухмыльнулся, как бы намекая, что у него завалялась бутылочка. — Андрей, сволочь! я на шлюху похож?! — а голос у самого заинтересованный больно, не хотелось так быстро трезветь, да и раз предлагают… — нет. но ты так сейчас заговорил, что, возможно, и похож, — до этого лишь, как казалось, слегка пьяный голос Андрея резко обрел стальные нотки, — за бутылку виски? серьезно? — да пошел ты… — нет. ты пойдешь. ого, ни хуя себе. резко же в этой комнатушке переменилось настроение. — и что? действительно на хуй? — да нет, — Андрей вдруг ухмыльнулся, — без подготовки не буду. — брезгуешь? — а заинтересованность Феди вдруг подскочила чуть ли не до потолка. пьяные случайные связи… хотя с мужчинами еще не случалось… Игнатьев уже привык к такому. но не мог никак понять, серьезен ли в своих словах Федорович. а тот наклонился, залезая куда-то за диван и извлекая запечатанную бутылку помянутого выше виски. Игнатьев от удивления аж поперхнулся вином, что решил допить; небольшие темно-алые струйки стекли вниз по бороде, даже капнув на его футболку. — серьезно? это мне? — не обольщайся. или… быть может, — Андрей с ухмылкой указал на свои брюки, понятно даже, в какое место. да, он явно был намного пьянее, чем думал Игнатьев. — за отсос — любой вопрос? типа так? Федорович усмехнулся. — смекаешь. — слушай, а я тебя боюсь. усмешка на лице Феди, правда, говорила об обратном — ни капли страха, лишь присущая ему наглость. — да? и почему же? — Федорович, что сидел, закинув ногу на ногу, резким движениям эти самые ноги расставил, — боишься того, кто в состоянии взять тебя под контроль? — ты не в состоянии, пьянь, — ухмыльнулся, а с дивана медленно начал сползать. отсос? ну, он все-таки может, дело не в виски. дело в интересе, который теперь хотелось удовлетворить. что творится у Андрея Федоровича в голове? — ой, а ведь пополз, — Андрей фыркнул, глядя, как Игнатьев устраивается на полу, опустошая до конца бутылку вина и ставя рядом с диваном, тем самым усугубляя бардак в квартире Звёздкина, — ну давай-давай, я-то жду. и поманил Федю жестом — как будто насмехаясь над внезапным желанием мужчины пойти навстречу. — только никаких фокусов с глубоким. блеванешь на меня… — не собираюсь, — Федя устроился меж раздвинутых ног, глядя снизу вверх (хотя был достаточно высоким, так что оказался не так уж низко), — или ты… — ни в коем случае. я, может, мерзковат, но не настолько. ага, конечно. Игнатьев уже свыкся с тем фактом, что тут они все в разной степени грязные (кто буквально, было и такое, а кто — как Федя или Андрей), даже, может, мерзкие, как выразился Федорович. но хотелось бы стоять выше этого (и не только буквально, что было благодаря росту) — а тут он добровольно, кажется, изъявил желание отсосать член, так что ещё денек он побудет на дне общества. ещё денек, да. а пока — он потянется, дабы расстегнуть штаны Андрея, пока тот прячет бутылку виски за диванную подушку и располагается поудобнее. интересно, наверное, выглядит со стороны — главное, чтобы Миша не решил остаться на ночь здесь тоже. или Вася не наведался в гостевую комнату. хотя иногда, ранними утрами, они умудрялись проговорить до самого открытия метро — и тогда лишь через прохладный (ура июню) утренний воздух Миша уходил пешком, по дороге докуривая пачку. тогда же Вася и выгонял оставшихся людей, потом почти трезвый ложась спать. Цыркунов, в общем-то, делал неплохие для Васи вещи. Игнатьев — рисковал потерять квартиру для вечеринок. нет уж, чьи-то личные цели ему были важны не особенно — никогда в жизни Федя ими не интересовался. так, а почему тогда расстегивает чужие джинсы, когда ему предложили отсосать?.. да, вполне уже успешно это делает, а Андрей слегка пьяными движениями (хотя пьян намного сильнее этого) моментом спускает их до лодыжек. блять, вместе с трусами. так, стоп, Федя морально не приготовился к виду члена, отмотайте назад. а Федорович уже протянул руку, будто поглаживая Игнатьева по коротко стриженым волосам. — тебе бы пошли длинные. было бы хорошо за них тянуть. — ой, да шел бы ты, — но Федя уже коснулся представшего ему органа, сжимая его в руке и совершая пару медленных, поступательных движений. Андрей довольно усмехнулся, все же умудряясь как-то пальцами зацепить волосы Игнатьева, скорее поглаживая, и подталкивая поближе. пара горячих выдохов на полувставший (ничего, сейчас Федя это исправит) член, еще пара движений — уже более быстрых — и Игнатьев уже берет в рот за бутылку виски. блять. кажется, он презирал всех окружающих за то, чем являлся сам — за то, что все были поголовно пьяницами, которым суждено было умереть. но он не умрет, пожалуй — умрут все кругом, но только не он. почему-то Феде всегда казалось, что он бессмертен — даже сейчас, когда все же попытался взять глубже и каким-то чудом ему это удалось без лишних проблем. Андрей захрипел — его своеобразная альтернатива стонов — и вцепился вновь в короткую Федину стрижку. за окном, стуча в него, закапали капли не то ночного, не то уже утреннего прохладного дождя. Игнатьев зажмурился, продолжая — довольно уже приспособившись к тому, как нравится Федоровичу — брать в рот. за дверью тихонько зашумели — кажется, Вася что-то искал в прихожей. может, сигареты. может, бутылку. Андрей зажал второй рукой себе рот, потому что тихим быть не старался и не хотел — а шаги затихли, затем раздался пьяный смешок, и затем кто-то затопал. Васин голос (тоже явно нетрезвый) оповестил кого-то, с кем он беседовал до того, что в гостевой комнате «траходром устроили». Федорович усмехается. Федя резко берет глубже — и этот смешок ломается, разрывает тишину, раздается гортанным хрипом, бьющим по ушам. теперь очередь Игнатьева смеяться — правда, занят рот. так что он просто делает им то, что собирался. и пока спустя несколько минут Федя не самый приятный вкус во рту от того, что туда ему и кончили, стремился перекрыть свежераспечатанной бутылкой виски, Андрей довольно откинулся на спинку дивана и снова усмехнулся. — отлично, придурок хренов. ты еще и шлюха, оказывается, — голос хриплый, довольный, Игнатьев аж закашливается от того, как это прозвучало. но откликается, на секунду отрываясь от бутылки. — пиздец. шлюхой быть лучше, чем таким алкашом, как ты. — я хотя бы знаю, что я такой. Федя Игнатьев морщится, снова прикладываясь к бутылке. на самом деле Федя Игнатьев ненавидит правду.…
итак, стерлись об ковер, действительно, колени и локти; и Игнатьев лежит на боку, чувствуя внутри пустоту. и одновременно — ну… нет. рядом на ковре оказывается Андрей, растягивается и закуривает — его вишневый «чапман». а Федя не решается потянуться за сигаретой. в итоге Федорович таковую ему вручает сам. — расслабься, придурок, покури. зажигалку? — не спали квартиру, а, пьянь? — парирует Игнатьев, но зажигалку берет, закуривает. — ни в коем случае. больно эту квартиру люблю. наступает тишина — слегка глуховатая — в которой они пускают в потолок дым, Игнатьеву понемногу в глаза лезут волосы. он думает. с Федоровичем, на удивление, тепло. даже при том, что Федя раздет почти полностью — чувствуется этот огонек, что с Андреем всегда. как будто умеет еще и управлять этим огнем мастерски, зажигая вокруг себя, пусть и ненадолго, других. хочется — действительно хочется — провести с ним вечерок. почти не пьяным и не за сексом, пусть и то хорошо. они друг друга знают давно. еще когда Федя сюда переехал — познакомились в баре, Андрей сам, лично, смешал Игнатьеву его первый там коктейль. вот и завертелось — а теперь хотелось, внезапно, хотя бы сколько-то отчетливо назваться друзьями. или… или. — эй, Андрей. снова упала тишина. Федорович закашлялся посреди затяжки. — а с каких пор я не какая-нибудь вариация слова «алкоголик», а? — эй… помолчи. пойдем на тот фестиваль, про который сейчас все говорят? Андрей сел, почесывая подбородок и негромко хмыкая. — тот, на котором одни рок-группы для старых торчков, а? — ага. он самый. — а пойдем.…
не пошли. квартира все-таки сгорела — наигрался Андрей с огнем. и с алкоголем… иногда Федя думал, что и сам идет не тем путем — пусть и не хотел признавать. но он уже заплутал в лабиринте баров, квартир и сплетен о том, что вокруг него все уходили один за другим. сейчас, только сейчас, Игнатьев соображал, что жизнь его — вечный запой. а все, к чему он прикасался — погибало. Звёздкин? Звёздкина было не жалко. сам бы скатился куда поглубже… с другой стороны, а скатился бы ли? Федя убирает сигареты — только не они. слишком уж отчетливо напоминают об Андрее… наверное, огонек, которым его заразил Федорович, еще был жив и пытался теперь чувством вины спалить его сердце. потому что — жгло. и не по-здоровому. зашуршали опять чужие ботинки, и рядом с ним возникла фигура в толстовке, протянувшая пачку «винстона» — оранжевого. вездесущий Миша. такое ощущение, что здесь — он лишь случайный зритель из какого-то далекого космоса, который пытается молча всех направить по их пути. но, как только Игнатьев взял сигарету — Цыркунов лишь неодобрительно дернул плечами. — от судьбы не убежишь, Федь. уже очень явно. и оставил Игнатьева там, курить и думать — чуть ли не подпаливая отросшие волосы зажигалкой. мерло. Андрей Федорович. джек дэниэлс. Федя Игнатьев. сколь угодно рассуждай о вкусе — а это алкоголь. не умеющий остановиться в любом случае будет обречен — на быструю смерть, если повезет, или на постепенное обрушение жизни к чертям. Феде больше подходило, к сожалению, второе. запах в пачке почти испарился совсем — огонек же в сердце его тухнуть не спешил, лишь неминуемо разгораясь. скорее сжечь. не согреть.