Нетронутый цвето... КОКЕШ

«Придурошные дети-переростки…» — мысленно сокрушался он, помешивая какое-то непонятное даже ему рагу, в котором он перепутал последовательность продуктов и теперь эта овощная каша сосуществует вместе с полусырым мясом. «Просто я устал и они сбили меня с толку, вот и всё» — утешал он себя, но воспоминания лезут в голову сами собой: видоизменённые под воздействием неизгладимого впечатления и бурных эмоций.       Вот докопались и чего ради? Как назло, ещё и в ноябре, когда становится прохладно, душа просит уюта, тепла и… ласки? Ах ты бедное поганьё, говорит он себе, не смей о них думать. Но стоило подумать о том, чтобы о них не думать, мозг решил добить его тупой иронией в виде своих алгоритмов работы, так что теперь эти объятия и неловкие поцелуи не выходили из головы, вот из принципа. Немного поклевав и поковыряв ложкой еду, понурый мужчина отправился спать, даже не умывшись. А стоило, вдруг получилось бы смыть с себя неопознанные тревоги и беспокойства?       Ворочается перед сном. Лёг неудобно. Переворошил всю постель, расположился по диагонали, теперь отлично. Жарко стало от всей этой возни, так что он высовывает ноги из-под одеяла. Чёрт, слишком свежо, надо закутаться обратно. А как это вообще работает? Теперь так тепло и комфортно, ещё бы кто-то обнял и… что? Так, всё, смена позы; он переворачивается на живот. Нет, до этого лучше лежал, только хуже сделал. Ударил кулаком по лежащей рядом второй подушке и простонал: — Господь, за что?..       Снова крутится и барахтается в одеяле, в конце концов, оно закручивается в подобие жгута и оказывается между ног. Подавшись корпусом чуть вперёд, он одновременно приподнимает ногу, согнутую в колене, ещё немного телодвижений и он понимает, что… Скомканное покрывало приятно натирает между ног, настолько, что он не отвечает за свои действия и мерно двигается, сжимая одеяльную охапку в своих руках всё крепче и глухо постанывая лицом в подушку. — Нет, я же!.. — и он отшвырнул от себя все, за что можно схватиться, — технически я себя не удовлетворял, руками же себя не трогал? Ну вот, всё хорошо. Наверное…       Ниже живота продолжало приятно и тепло тянуть, а тело словно наливалось плавленым свинцом. Мысли казались каким-то далекими, эфемерными и жидкими — одно проистекает из другого и течёт в третьи русла. Прекрасное и станет его погибелью. А ещё позорным поражением в игре против самого себя. Очередной удар по жёсткому матрасу и недовольный возглас: — Да бля!..       Оставшись лежать без подушек и одеяла, он скрутился, обхватывая коленки. Ни в какое сравнение с настоящими объятиями, теми моментами, когда кто-то добровольно их дарит, приправляя эти моменты теплыми словами, да ещё и добивая поцелуями. Подтаявшая душа джонина уж слишком оценила прелести близости, так что вовсю просила, нет, требовала её. Когда-то он себе поклялся никогда не становиться частью чьей-либо жизни, а это значит одно — не привязываться. Так уж вышло, что он в душе романтик и однолюб, так что любая форма близости неминуемо бы привела к любви. Но что, если всё вышло из-под контроля, а он, сам того не ведая, заставил себя полюбить?       Специально вёл себя холодно, отчуждённо и не водил ни с кем дружбы. Нарочно гонял подопечных, не доверял стоящих миссий, сбивал с толку, ходя вокруг да около, иными словами — делал всё, чтобы его не любили, как учителя, дабы не подпускать к себе и заодно заставить себя возненавидеть. Всё для того, чтобы однажды все они или кто-то из них сказали себе что-то вроде «утру нос этому старикашке Хатаке, этот сын Белого Клыка просто голимый лох, ну, я ему!..»       Усмехнувшись тому, что все его старания возымели обратный эффект, он встал с кровати, поднял с пола всё разбросанное и улёгся со своими мыслями. Вскоре мятежный ум перестал его заводить во всех смыслах, поэтому через несколько минут он наблюдал лихорадочно сменяющие друг друга черно-белые сны.

•••

      Какаши осознавал себя лежащим на спине; по его поднятым чьими-то руками ногам побежали тёплые мурашки, что-то мягкое и влажное коснулось его щиколотки сзади, затем костяшки ноги сбоку… стоп, это что, губы?.. Он пытался смотреть во все глаза перед собой, чтобы понять происходящее, но комната была залита ослепительным солнечным светом и он не видел дальше своих коленей, вдобавок расплывчатые очертания обстановки пугали не на шутку. Щурясь, прикрывая глаза руками, он пытался не взвыть и не попросить о большем того, кто… а кто это? Кто бы там ни был, пусть продолжает делать это с ним, какая разница, всегда можно оправдаться тем, что совершалось все по чужой воле и он по сути не давал согласия, умолчим также о том, что и сопротивления должного не оказал, даже слова не сказал. Если что, сделает вид, что ничего не было и будет жить дальше, мало ли, что может случиться. «Я же не использовал шаринган так активно, разве я мог ослепнуть?»       Он мог поклясться, что за ногу его держали, причём так бережно, да с неописуемым с трепетом целовали, что это запросто сведёт с ума любого равнодушного и нетактильного сухаря вроде него, это настолько реально, что кожей ощущалось дыхание. Чужое. В звенящей тишине был слышен каждый шорох, вздох и звуки смыкающихся и резко расслабляющихся губ, что отрываются раз за разом от его тела; каждый поцелуй слышится как микроскопический взрыв, негромкий выстрел или кратковременная вспышка чидори. «Должно быть, мне это снится» — пытался убедить себя он, но импульсы, исходящие от кожи были самыми настоящими. Если уж чувствуешь что-то кожей, значит оно существует на самом деле, верно?..       Этот некто закидывает его ногу себе на плечо; Хатаке опомнился, поняв, что он в одном белье и майке для сна, больше ничего. Он тщетно пытается чем-то прикрыть лицо, но незнакомая персона, лишь самодовольно хмыкнув, продолжает ласкать его губами, неминуемо поднимаясь выше. Это настолько чарующе, непринуждённо и нежно, что джонин и думать забыл сопротивляться или хотя бы спросить, кто с ним это творит. «Я во сне их раскидал что ли» — подумал он, пытаясь нашарить хоть что-то, кроме туго заправленной простыни.       По мере того, как кто-то доходил по икрам до его коленей, Какаши решил приподняться на локтях, вытянуть шею и попытаться сфокусировать взгляд. Он понимает, что этот некто видит его, скрывать лицо нет смысла, да и невозможно. Конечно, неуютно от того, что всё выходит из-под контроля, да ещё и светло: то ли как в раю, то ли как в операционной… но что тут можно поделать? Его воля вовсе не подавлена, в мыслях он протестует, но тело парализовало и единственное, что он может делать — выгибаться навстречу касаниям и позволять делать с собой всё, что этому инкогнито только вздумается.       Впервые за долгое время он, один из самых сильных и знаменитых шиноби, гордость своей Родины и, в конце концов, Хокаге — явственно ощутил себя бессильным и… уязвимым. Прямо, как ребёнок, у которого хулиган отбирает конфету, добивает беднягу оплеухой, а тот лишь плачет и ничего не понимает, лишь молча спрашивает сам себя: почему, за что? Вот и он не понимает, в какой момент из нынешней или прошлой жизни он отличился так, что заслужил нечто подобное? «Кто-то упал с неба и решил занежить меня до полуобморочного состояния? С какой стати?»       Стоило незнакомцу лизнуть сгиб ноги с обратной стороны, как он, тихонько простонав, упал в прежнее лежачее положение. Сверху послышалось довольное «хм», затем более влажные поцелуи перекочевали на бёдра вперемешку с игривыми покусываниями. Зажмурившись, он вцепился в края постели и громко дышал сквозь зубы, стараясь не стонать во весь голос. Кажется, уже виднеется чей-то силуэт; пепельноволосый предпринял последнюю попытку всмотреться сквозь солнце, которое светило, казалось бы — над ним, подвешенное на потолке, и тут самый яркий полноцветный сон резко прервался. Вокруг, естественно, никого не было, что самое странное, сон был похож на пробуждение в типичный летний день — знойно, ярко и солнечно. Одеяло и подушка были на месте, словно он не барахтался и не раскидывал ничего этой ночью, стало быть, это какие-то игры разума? «Очень смешно, дорогое моё подсознание, но в этот недрочабрь я себя не подведу!»