Ответ он получил на следующее утро. Когда стих топот проспавших, что спешили успеть на зарядку, Антон с внутренним стоном выпутался из пододеяльника, которым накрывался в условиях дефицита одеял. В тишине он рисковал повторно уснуть, и тогда пробуждение станет только мучительнее. Когда он тупил в одну точку, сидя в трусах на краю кровати, в окно деликатно постучали.
Антон изобразил добродушную насмешку, с которой привык реагировать на любые выходки детей, и обернулся, намереваясь подколоть прогульщика и отправить на зарядку. Однако это был не тот случай. Через стекло на него смотрели примерно с тем же выражением, разве что давалось оно Арсению намного убедительнее.
— Доброе утро, — тихо сказал тот, явно довольный произведенным эффектом. — Откроешь окно?
Антон моргнул, уставившись на чисто выбритое, бодрое, но все равно по-утреннему уютное лицо. Почему-то он был абсолютно уверен, что в обычной жизни тот никогда не вторгается в чужое пространство так беспардонно и только тут, под влиянием обстановки всеобщего панибратства, разрешает себе хулиганить.
Антон поднялся, по пояс завернувшись в пододеяльник, с трудом сдвинул заляпанный краской шпингалет и толкнул раму, которая поддалась с лязгом и скрипом. Арсений помог открыть окно до конца, хмыкнул, двумя пальцами убрал с подоконника отлетевший от такого обращения кусок штукатурки и протянул хозяину комнаты веселенькой расцветки термокружку.
— Я же обещал, — с улыбкой объяснил он.
— Серьезно? — не поверил Антон, покрутил емкость в руках, потом открутил крышку, игнорируя странную систему клапанов, принюхался и сделал глоток.
Кофе определенно не был растворимым, скорее не самый дешевый молотый, залитый кипятком и настоянный. Антон пил такой несколько недель, когда в общаге сломалась плита и в распоряжении оставался только чайник, а переехав, иногда возвращался к этому способу, когда не было сил на утренние ритуалы с туркой.
— Спасибо, — улыбнулся он смущенно. — Не стоило, но правда, спасибо.
Арсений только отмахнулся:
— Я все равно собирался ехать в город за чайником. Не знаю, как Лида представляла изолятор без возможности получить теплую воду. Каждый раз в столовую бегать? — Он сурово покачал головой, но глаза его выдавали. — Заодно захватил кофе. Так что можешь заглядывать, до завтрака я обычно на месте.
Антон молча смотрел на мужчину, который будто нарочно задался целью проверить его нервы на прочность. Впрочем, разумеется, дело было в нем самом. Это его дурацкий, эмоционально неустойчивый, впечатлительный организм так неадекватно реагирует на общечеловеческие проявления расположения. Может же Арсению просто не хватать общения с кем-то ближе ему по возрасту, чем седой астроном и вечно восторженные первокурсники педа, или менее занятым, чем Лидия? Видимо, что-то такое отразилось на его лице, потому что Арсений примирительно поднял ладони и сказал без улыбки — даже взгляд чуть ли не впервые стал серьезным:
— Слушай, к кофе не прилагаюсь я. — Он пару секунд сохранял то же выражение, потом брови поползли к переносице и вверх, вокруг глаз собрались морщинки, и он рассмеялся, очень тихо, но было видно, как тяжело ему дается подобная сдержанность.
Вроде бы успокоился, посмотрел на Антона — и теперь уже по-настоящему расхохотался, положив локоть на подоконник и спрятав в сгибе лицо.
— Антон, — Арсений, чуть покрасневший и, кажется, даже со следами слез в уголках глаз, глубоко вдохнул, выдохнул и продолжил, глядя куда-то поверх чужого голого плеча, — все, закрыли тему. Когда ты перестанешь удивляться настолько живописно, мы к ней вернемся, если, конечно, захочешь. А пока я не могу. — Он покачал головой, отводя взгляд и давя улыбку.
Антон понял, что, очевидно, не уследил за мимикой — непривычно, учитывая, что в последние полгода ее некогда богатое разнообразие заметно обеднело и почти единственной альтернативой каменному ебальнику было вежливое внимание, отработанное специально для преподов и покупателей. А учитывая, что стоял он неловко замотанным в пододеяльник и наверняка был страшно растрепан со сна — реакция Арсения вполне закономерна.
— Да ладно. — Антон подтянул сползшую ткань и сделал очередной глоток кофе. — Я понял. Ты хотел сказать, что мне не обязательно вести с тобой утренние беседы, если я сова и до завтрака хочу только убивать или сдохнуть сам.
— Намек понятен. — Арсений убрал локоть с подоконника и поправил рубашку прежде, чем Антон успел запротестовать. — Приходи в себя. И не забудь, ты обещал мне фотку. Иначе я не стал бы так возиться.
— Куда скинуть? — Возникшее ощущение бабочек в животе Антон отметил даже с некоторой досадой.
Какого хрена, в самом-то деле? Арсений обычный, взрослый мужик, оказавшийся достаточно интригующим, чтобы измотанное подсознание Антона автоматически не отнесло его к категории тупых, раздражающих или неинтересных и не пропустило мимо себя, чтобы не тратить силы. Отлично, хорошо, спасибо большое. Но продолжать-то зачем? Зачем ему, двухметровому двадцатитрехлетнему парню, ни разу не инфантильному или сентиментальному, этот стартовый набор влюбленной школьницы в виде мурашек и трепета? Он и без этих дурацких пинков будет вести социальную жизнь, он уже достаточно отдохнул, а что Арсений, за каким-то лешим проявивший интерес к общению с ним, — прекрасный вариант, он и так понял, ясно? Без бабочек понял.
Но, пока Арсений вбивал свой номер в протянутый телефон, а потом нажимал кнопку вызова, чтобы Антон уж точно никуда не делся с этой дурацкой фоткой, тот чувствовал себя именно что влюбленной школьницей. Дело в том, что Арсений был не просто умнее или старше, а потому интересным и приятным. Антону было важно, к примеру, что тот красив, а Антон обыкновенно не оценивал внешность мужчин в подобном ключе. Да, в прошлом имели место периоды, когда почти все его партнеры были парнями, но последняя такая встреча состоялась больше года назад, и с тех пор он растерял не только контакты тех, в общем-то неплохих, интересных и по-своему горячих ребят, но в большей степени желание поддерживать знакомство. Женя, кажется, все-таки эмигрировал в Германию, тот парень, так и не назвавший своего имени, сменил номер, Ник вроде как встретил того самого и завязал с блядством, как он выразился, а самого первого своего знакомого Антон заблокировал сам после единственной встречи и старался пореже вспоминать.
Антон опустил взгляд на длинные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и впервые с их знакомства попробовал применить к Арсению понятие «секс» вместо дерганой, глупой и нелогичной влюбленности. Ему хватило нескольких секунд, чтобы понять: зря. Зря попробовал, черт возьми, подумал Антон, незаметно подтягивая пододеяльник непослушными пальцами.
— …Телеграм, Ватсап, — говорил Арсений, и ему пришлось сосредоточиться.
— Договорились. — Антон прочистил горло, стараясь думать о фокусном расстоянии объективов, авиагрузовых накладных и рыночном обороте недвижимости, лишь бы не об этих пальцах, которые… — А это?.. — Он вопросительно приподнял кружку.
— Это тебе, — отмахнулся мужчина. — Шла в подарок к кофе. Увидимся. — И он, прикрыв окно, двинулся по тропинке вдоль корпуса.
Со спортивной площадки доносились музыка и громкий голос физрука. Антон бессильно опустился на кровать, потер лоб и допил кофе, едва не наглотавшись гущи. За что? И что ему со стояком-то делать в этой обстановке?
***
Он был уверен, что теперь не сможет выбросить этого кошмарного типа из головы целый день, но вселенная решила иначе. Чего уж там, он даже про фото не вспомнил, хотя обычно старался сразу выполнять обещания.
Было так. Сначала, сразу после завтрака, его набрал Вадим и осторожно поинтересовался, как в их общей комнате оказалась некая девчонка и почему она сидит на кровати Антона. Уточняющие вопросы ничего не дали: Вадим сообщил, что гостья ест печенье, на вопросы не отвечает, и попросил прийти разобраться, потому что у их отряда сейчас бассейн.
При виде Антона девица лет четырнадцати оживилась, встала с застеленной кровати, стряхнула крошки на пол и протянула пачку крекеров.
— Угощайтесь, — с каменным лицом проговорила она.
Совершенно озадаченный Вадим, который так и не решился уйти, переводил взгляд с девчонки на Антона и обратно, а тот, заметив, что рука гостьи чуть подрагивает, покосился на окно, уловил там какое-то шевеление и невозмутимо взял крекер.
— Спасибо, — улыбнулся он. — Что-то еще хотела?
Девица помотала головой, почти прошептала «спасибо» и, обойдя Вадима по большой дуге, выскользнула за дверь. Антон рассмеялся, глядя в огромные глаза соседа.
— Ты что, никогда желание не проигрывал?
— Думаешь, это было желание? — с сомнением проговорил Вадим.
— А что еще? — Антон повернулся к окну и сурово проговорил: — Постарайтесь не охреневать в следующий раз. Вся кровать в крошках.
Треск веток и приглушенный ржач дали понять, что Антон оказался прав.
— А это только третий день, — скорбно проговорил сосед. — И почему печенька предназначалась именно тебе?
— Если я правильно помню, это второй отряд, — пожал плечами Антон. — Они не хотели фоткаться, и я стал их задрачивать. По-доброму.
— Ну, они тебя запомнили, теперь не отстанут, — устало напророчил Вадим. — Присмотри за пацанами, пока я девчонок собираю, будь другом. Ден в медпункте, капает уши, заклеивает мозоли… И кого-то третьего тоже забрал. — Перечисляя горести своих подопечных, он технично подталкивал Антона сначала прочь из комнаты, а потом к лестнице на второй этаж, на котором безраздельно властвовал десятый отряд.
— Дверь нашу, главное, в этот раз закрой, — смирившись, попросил тот. — А то опять поналезут всякие.
***
Потом все искали Валеру. Тот нашелся не в лесу, не в одном из озер, не в заброшенных хозяйственных помещениях, а под сценой, куда залез, чтобы без помех играть в телефон, и откуда спустя два часа, осознав масштабы развернутых поисков, побоялся вылезать. Потом Лидия долго и со вкусом нагибала Валеру и его вожатых, но в этом Антон, в отличие от поисков, участия не принимал, потому что опаздывал в студию. Желающих посетить кружок там не оказалось, зато нашлась обескураживающе красивая женщина лет сорока, которая очень явно обрадовалась появлению Антона.
Эллен была психологом какого-то благотворительного фонда, который проспонсировал поездку в лагерь для нескольких десятков детей. Программа также предполагала групповые занятия, которые та попросила поснимать для своих отчетов. Так Антон на два часа перенесся в мир подростковых трудностей, арт-терапии, тихого голоса Эллен и наводящих вопросов, которые она мягко задавала своим подопечным. На исходе первого часа он решил для себя, что скорее предпочел бы оказаться в лапах инквизиции, чем попасть на сеанс к этой женщине. Его темой были скорее разговоры за жизнь на чужой кухне, когда в остальной квартире гудит веселье, с полузнакомым кроссдрессером, элегантно бухающим самодельный «Белый русский» из чашки с отбитой ручкой. Вот после чьих рассуждений мозги вставали на место, а жизнь начинала раскрываться множеством пока еще не просранных возможностей. И хотя участники этой группы никак не могли быть знакомы с Радой, в миру Серегой, по их лицам можно было решить, что они полностью солидарны с Антоном.
Когда он поспешно ретировался после окончания встречи, по дороге к столовой успел снять с судейского места на волейбольной сетке пацана, который украл ножницы с кружка рукоделия, угрожал зарезаться и плевался в стоящих на земле девчонок. Справедливости ради, девчонки пытались сбить его, бросаясь собственными шлепками, ни разу не помогая расстроенной рыжеволосой женщине в экстремальном количестве бус.
А сразу после обеда его поймала Лидия и нагрузила поручениями: нужно было помочь подготовить ярмарку аттракционов. Так что вплоть до самого ее начала Антон надувал шары, расставлял декорации, с помощью такой-то матери и саморезов приводил в приемлемый вид мини-гольф и занимался прочей деятельностью, которая не имела никакого отношения к фотографии, но занимался вполне добровольно.
Пока дети зарабатывали и тратили на ярмарке местные деньги, Антон документально зафиксировал нелегальные валютные операции, которые проворачивали вожатые первого отряда, и обменял свое молчание на два пирожка с повидлом, оставшихся с полдника. Олег проследил, как тот удаляет компрометирующую фотографию, мрачно переглянулся со своим подельником, шкафом в два раза шире и с внушительной бородой, и сквозь зубы поинтересовался:
— Наша сделка остается в силе?
— Естественно. — Шкаф, который был подопечным Олега, но на шестнадцать не выглядел аж никак, понизил голос. — Я тебе пачку, ты мне — двести юэмок. Мне надо купить день индивидуального распорядка.
На этом моменте Антон решил удалиться (многие знания — многие печали) и продолжил снимать этот хаос. В какой-то момент оказалось, что за условные деньги можно купить фотосессию, и ему пришлось делать вид, будто он разбирается в позировании. За две фотосессии заработал восемьдесят юэмок и за три купил яркие самодельные бусы, чтобы поддержать расстроенную девчонку, которая их продавала.
Потом он снимал дискотеку и танцевал с Мегерой, подопечной Вадима и Дена, которая крайне гордилась своим прозвищем и репутацией в отряде, хотя та мешала найти партнера по танцам.
После дискотеки по-джентльменски проводил даму до комнаты — Ден очень просил, потому что иначе ловить ее пришлось бы по всему лагерю. Оставив двадцать маленьких бесенят на своих соседей, Антон ретировался, чтобы успеть сгонять в летний душ. Справился даже раньше, чем подошло время отправляться на планерку, так что в кои-то веки без спешки позвонил матери и Оксане, а потом отправился в админку разбирать фотографии и слушать сводку новостей за день.
Дополнительно провозился с портретами, выбирая, обрабатывая и отправляя снимки в мессенджеры девчонкам, которые оставили свои номера. И как раз в этот момент дал о себе знать еще один человек, который ждал от него фотку.
Скоро начнут капать проценты. В конце концов окажешься должен мне полноценную фотосессию.
Антон тихо застонал и прикоснулся головой к столу. С размаха. Если до этого он был задолбан настолько, что готов был уснуть прямо на голом асфальте, то теперь к этому букету ощущений добавились смутное возбуждение и легкая тоска, которые означали одно: в корпусе Антону суждено будет промаяться без сна несколько драгоценных часов.
