Черти летят, тебя съедят!

      Утро выдалось хмурым: за это отвечали погода и невыспавшийся Антон. Еще оно было колючим от утренней щетины, самую малость неловким из-за утренней эрекции, пахло влажным ветром из приоткрытой форточки и горячим кофе, который Арс принес прямо в постель. Щурясь на желтый свет лампы, Антон сделал глоток и посмотрел на уже полностью одетого мужчину. Говорить не было сил, как и всегда по утрам, но тот, очевидно, различил во взгляде благодарность, потому что мягко улыбнулся, кивнул, потянулся, чтобы поцеловать его во взъерошенную макушку, и ушел со второй кружкой за стол.       — Может, ну их всех к черту? — хрипло предложил Антон, удобнее кутаясь в одеяло и снова поднося кружку к губам.       — Ты каждое утро так говоришь, — улыбнулся Арс, что-то просматривая в телефоне. — Подожди двадцать минут, пока кофеин подействует. И кстати, о чертях…       — Я уберу, — пообещал Антон, тихо фыркнув.       — Вообще-то было бы здорово воссоздать его на королевскую ночь. Например, рядом с админкой. И если найти, откуда надергать светодиодов…       — А это Арсений, — кротко вздохнул Антон, обращаясь к потолку. — Ему тридцать годиков.       — Тридцать один, — поправил мужчина.       — Тридцать один. Он не спит по ночам, пугая пионерию и коллег следами копыт. А теперь у него появился новый коварный замысел.       — Не спит по ночам он по другой причине, — с улыбкой напомнил Арс, на лице которого тоже были различимы следы усталости. — Будь милосерден, если собираешься прийти сегодня вечером, не трать время на сооружение очередной пугалки, ладно? Я заранее и оптом признаю твое превосходство и изобретательность.       — Если позовешь, то, конечно, собираюсь. — Антон тут же забыл свой скорбно-смиренный тон, и даже сонная ненависть ко всему живому несколько отступила.       — У тебя бессрочное приглашение, — просто ответил мужчина. — Где бы я ни находился.       Антон вскинул голову, едва не вывернув содержимое кружки.       — Арс… — выдохнул он. — Такими предложениями не разбрасываются. Я ведь действительно могу…       — Мне бы этого хотелось, — тот коснулся оправы очков костяшкой пальца, все еще неправдоподобно невозмутимый, — а дальше — решай сам.       Антон почувствовал непреодолимое желание забрать у него телефон, взгромоздиться на колени, подобно огромному коту, и не слезать со своего человека никогда, но, едва он сделал движение в этом направлении, Арс безжалостно напомнил:       — Тебе стоит умыться и одеться, иначе мы пропустим завтрак.       Иногда он бывал совершенно изумительным занудой.

***

      Утро для второго отряда выдалось не только хмурым, но также суетным и безрадостным. Накануне имел место очередной крупный скандал с вожатой. Аня устроила разнос за множество мелких косяков, которые накопились за день, а Давид, более мягкий и обычно принимающий сторону отряда, в этот момент отлеживался в вожатской: заработанная на нервной почве простуда его все-таки свалила.       Собственно, косячил отряд как раз потому, что Аня не могла уследить за всем самостоятельно. Ближе к отбою она сорвалась, и по большей части ее упреки были справедливыми, но тон, которым дерганая от усталости девушка доносила свои претензии, заставил отряд возмутиться, оскорбиться и уйти в глухую, отрицающую диалог оборону. В свои четырнадцать «Зомби» были намного более чувствительны и обидчивы, чем «Кнопочки» из десятого отряда.       Утром Давид, который предпринял героическую попытку вернуться в строй и собрать подопечных на зарядку, стал свидетелем взаимного бойкота вожатой и отряда. Он попытался разрешить ситуацию миром, но огреб сразу от обеих сторон конфликта. А после завтрака снова капитулировал перед душившим его кашлем и высокой температурой, которая превращала его в овощ, и вернулся в вожатскую, предварительно получив у Арсения Сергеевича горсть таблеток.       Через пару часов второй отряд лишился и другого вожатого. Аня, вроде бы стойко выдерживавшая молчаливое противостояние, вдруг упала в обморок перед столовой, где они ждали, пока малыши перестанут толпиться у рукомойников и освободят коридор.       Обо всех подробностях Антон узнал спустя час после происшествия. После того, как Арс привел в чувство Аню и, придерживая за плечи, повел в медпункт. После того, как Лидия, обведя глазами присмиревших детей, заметила Антона, который был с Арсом во время ее звонка и прибежал к столовой следом за ним.       — Антош, нужно встать на отряд, — негромко выдала она не допускающим возражений тоном.       После того, как неубедительные протесты были сметены начальственным «надо», и после обеда, в течение которого двадцать две пары глаз смотрели на него мрачно и оценивающе.       Об их недопонимании с вожатыми ему поведала Света — долговязая и длинноволосая, та самая, которая в начале смены на спор влезла в вожатскую и крошила печенье на его кровать. Видеть знакомое лицо было приятно, да и она отнеслась к его назначению доброжелательнее всех, видимо в память о том происшествии. Что же касалось остальных…       Поначалу Антон не возражал, чтобы они продолжали коситься на него настороженно и без энтузиазма. В конце концов, ему нужно было просто присмотреть за ними до вечера. Но когда он не досчитался троих, которые вскоре объявились, принеся с собой запах табака, а потом, вернувшись из уборной, застал большую половину отряда скандирующей на весь этаж «берём пучок укропу, затем кошачью жопу» и так далее, он понял, что разговор неизбежен.       Разговоры с подростками не были его сильной стороной, но обещанной помощи в лице физрука он так и не дождался, и тянуть дальше не стоило, иначе, почувствовав безнаказанность, вверенный его заботам отряд рисковал самоуничтожиться.       Будь они младше, ему было бы проще. Да, в комплекте с малышами шли бытовая беспомощность и слезы по любому поводу, но зато они смотрели на него с открытым ртом только потому, что он взрослый. Авторитет не приходилось подтверждать.       Антон, который устроился в коридоре рядом со спальнями третьего отряда, чтобы обеспечивать подобие тишины на тихом же часе, поднялся с диванчика, коротко выдохнул и постучал в ближайшую дверь. Через секунду из-за нее выглянула лохматая голова со зверским выражением лица, которое тут же сменилось замешательством. Пацан явно думал, что стучат девчонки или другой отряд, и не ожидал подобной деликатности от вожатого.       — Позовешь остальных? Только без кипиша, — попросил Антон, проходя внутрь.       Его тут же окутала непередаваемая смесь запахов: аэрозольный дезодорант, которым, кажется, обливались, нестираные носки, чипсы, что-то горелое и тонкий ягодный аромат, кажется от электронной сигареты. Пять развороченных кроватей вдоль стен, заваленные разнообразным имуществом тумбочки, шкаф, закрыться которому не позволяли комья одежды.       — Чисто моя общага, — тихо фыркнул Антон, заработав недоверчивый взгляд местного обитателя.       В комнату быстро набились все двадцать два человека, он специально пересчитал по головам. Почуяли свежую кровь и стянулись в выбранную для совещания спальню, как голодные акулы. Тут Антон решительно заставил свое воображение притормозить и взглянуть на вещи трезво. Демонизировать старшие отряды было просто лагерным мемом, который он подцепил у Вадима. Тот действительно не переваривал никого старше восьми и обожал своих малышей, а Антон… Ну, он точно их не боялся. Педагог из него, конечно, никакой, но вот возглавить здешний хаос на правах самого изобретательного отморозка он мог попробовать.       — Ну что, пацаны и пацанессы, — начал он, со вздохом поднимаясь с металлической спинки кровати, на которой примостился, пока ждал детей. — Чтобы я не говорил очевидных вещей, давайте сами. Как мы будем жить?       Двадцать два подростка, рассредоточившихся по кроватям, тумбочкам или сидящих прямо на полу, молчали. Антон было решил, что переоценил их сообразительность, как Света предположила:       — Мы не отсвечиваем, а вы не третируете?       — Можно на «ты». — Он бросил на девушку благодарный взгляд. — Примерно так. Только третировать я не буду в любом случае, потому что не умею и не собираюсь учиться. Но если я не справлюсь с вами, сюда пришлют кого-то более сурового, и демократии конец. Может такое случиться?       Кто-то говорил Антону, что монологи дети не воспринимают, и их нужно тормошить хотя бы раз в пару минут. Несколько человек нестройно выразили согласие, и он продолжил:       — Разобрались. Второй пункт был какой?       — Не отсвечивать, — повторил мелированный пацан, закатив глаза.       — Было бы довольно тупо просрать день отдыха только потому, что случился небольшой форс-мажор, — невозмутимо возразил Антон, сделав вид, что не заметил резко повернувшихся к нему голов.       Непедагогично? Разумеется. Он фотограф, менеджер, но точно не педагог. А еще он вполне себе быдло. И зануда, по мнению Поза.       — Давайте постараемся не испортить друг другу день, — резюмировал он. — Что сегодня в планах?       Антон вдруг осознал, что на вчерашней планерке его мысли были как никогда далеки от лагерных мероприятий. Воспоминание об Арсе подняло настроение. Он пообещал себе, что когда вывезет этот день, то завалится к нему, сграбастает в объятия и будет так стоять минут десять, требуя, чтобы тот напоминал, что все закончилось.       — Двадцатый век, — ответила Света нерешительно. — И экскурсия на конюшню.       — Аня отменила экскурсию, — недовольно напомнила девочка со множеством ярких косичек. — Потому что мы заперли у себя пацана из шестого отряда.       — Он воровал хлопья, — пояснил высокий темноволосый парень в ответ на удивление Антона.       — Я уточню у Лидии по поводу конюшни. — Он крутанул в руках телефон. — А что с двадцатым веком?       — Мы будем двойниками Мэрилин Монро, — сообщил тот же парень. — Там все готово, мы репетировали вчера. Костюмы в целом тоже есть, осталась только вата или синтепон. В крайнем случае распотрошим подушку, напихаем пух в носки, и это будут сиськи. А потом зашьем обратно.       То, каким рассудительным тоном он это планировал, едва не доконало Антона. Он говорил, что эти дети его не пугают? Поторопился с выводами.       — Будет вам вата, — пообещал он.       Должна же быть какая-то выгода от его романа с Арсом?       — Что-то еще? — с опаской уточнил он.       — Да нет. Девчонки нас накрасят.       — Вас? — До Антона только сейчас дошло, что изображать секс-символ пятидесятых планируют пацаны. — И сколько вас?       — Четверо. — Парень быстро ткнул в грудь себя и указал еще на троих ребят, один из которых был очень смуглым. — Остальные на подтанцовке.       Мама дорогая.