Черти летят, тебя съедят!

      На планерку отправилась Аня, прямо из изолятора, а более-менее очухавшийся Давид выполз из вожатской, чтобы попытаться обуздать воцарившийся на этаже хаос. Впрочем, по его заверениям, обычно бывало намного хуже, а сегодня все притихли, предвкушая распитие контрабандного коньяка под покровом ночи. Антон, все еще немного охреневающий от жизни, помогал ликвидировать срач, оставшийся после сборов на выступление, по мере сил гасил мелкие конфликты в очереди в душевую и отмывал пацанов от макияжа, пока те из дешевых эскортниц не превращались в рок-звезд — лучший вариант из доступных, потому что отмыть ядреную черную подводку до конца оказалось невозможно.       Света, вопреки опасениям Антона, который готовился к долгим поискам в полутемном лагере, была здесь и старалась не попадаться на глаза. Вид у нее был заплаканный и несчастный, но, когда Давид попытался расспросить ее, девчонка молчала как партизан. Антон тоже молчал, хотя и испытывал желание вцепиться в Давида обеими руками и орать от ужаса. Ладно, не ужаса, но неловкости и замешательства. Однако сдавать Свету казалось неправильным — той и так, кажется, было довольно паршиво.       Спустя почти час все наконец оказались вымыты, разведены по комнатам, и Антон сделал вид, будто не замечает перебежек из одной спальни в другую, как и шипения открываемой колы. Он устроился на диване в коридоре и ждал, когда вернется Аня и будет присматривать за этим паноптикумом и снова вырубившимся Давидом, а он сможет отправиться к Арсу.       А пока он наслаждался относительной тишиной и просматривал немногочисленные фото за сегодня. Ноут остался над админкой, и Антон, поколебавшись, решил разобраться с обработкой утром. Хотелось спать и хотелось к Арсу, чтобы, во-первых, долго обниматься и бормотать, что он больше никогда в жизни не хочет быть вожатым, а во-вторых, пересказать историю со Светой. Ему нужен был трезвый взгляд со стороны.       К сожалению, Вселенная решила, что пока Антону придется обходиться своими силами.       Было без пятнадцати полночь, когда дверь в одну из девичьих спален открылась и оттуда выскользнула долговязая фигура в коротком топе и спальных шортах той длины, которую Лидия не уставала порицать на планерках. Длинные волосы были распущены и перекинуты на одну сторону, а губы, кажется, подкрашены.       Антон мысленно застонал. Обычно, становясь объектом невзаимной симпатии, он пусть и с некоторой неловкостью, но старался все деликатно прояснить, чтобы не тратить ничье время. А нежный возраст Светы вгонял его в ступор. Это было не просто неловко, а неприятно, и одни только размышления об этой ситуации заставляли его чувствовать себя аморальным извращенцем. Он, безусловно, сочувствовал и умом осознавал, что чувства, которые кажутся ему несколько преувеличенными в погоне за драмой, могут всерьез ранить девочку, но в глубине души хотелось встряхнуть Свету за плечи и строго потребовать прекратить страдать херней.       Она прошла по коридору в сторону выхода, не глядя на Антона, и тому пришлось ее окликнуть.       — Отбой уже был. Куда ты? Тем более в таком виде?       Антон тут же понял, что вид ее упомянул зря. На лице, хранящем следы слез, появилась легкая улыбка, которую Света, наверное, считала обольстительной.       — Это просто моя пижама. Что не так?       — Мне не нравится мысль, что тебя в таком виде поймает Лидия.       — Она сейчас на планерке.       Антон недовольно потер висок.       — И в связи с этим ты направляешься…       — Курить. — Девчонка вздернула подбородок.       Маленькая ведьма, устало подумал Антон, поднимаясь со своего места.       — То, что ты делаешь, глупо.       — А что я делаю?       — Провоцируешь.       — Это не глупо, если это работает, — процитировала она.       — Уверена, что это работает так, как ты задумала? Насколько я знаю, сейчас весь отряд старается не привлекать к себе внимания. Если из-за твоего побега придется поднять шум, это не понравится никому.       Антон автоматически проговаривал фразы, а сам понимал, что Света все же добилась своего: склонила его к диалогу. Не то чтобы он был против разговора с ней, но роли, которые они приняли — бунтующего подростка и растерянного взрослого, который пытается отыскать рычаги давления, — ему не нравились.       — Хорошо, я никуда не пойду, — необычайно покладисто проговорила Света. — Если ты так говоришь.       Антон тихо вздохнул.       — Послушай, — начал он, но девчонка опередила:       — Ты думаешь, что тебя посадят? Не бойся, мне можно доверять.       Антон подавил порыв схватиться за голову и таким же приглушенным голосом ответил:       — Я не боюсь, что меня посадят, потому что ничего не будет.       Глаза девчонки светились упрямством, и он начинал думать, что лучше бы она снова плакала. Утешать — еще куда ни шло, но вот на полном серьезе защищать свою честь от подростка… Любые доводы относительно возраста она явно готовилась высмеивать, поэтому Антон сказал:       — У меня есть любимый человек, — и изумился ощущению того, что едва ли не впервые в жизни ни капли не лукавит, произнося эти слова.       — Она не узнает, — после секундной заминки помотала головой Света.       — Не узнает о чем?! — не выдержал Антон, складывая руки на груди. — Свет, прошу, скажи, что это какой-то прикол.       Не может же его в самом деле клеить ребенок? Невзирая на все ее заверения и вполне женственную фигуру, для Антона она не могла быть никем, кроме ребенка, который может как угодно развлекаться со сверстниками, но точно не подкатывать ко взрослым людям.       Света сделала шаг к нему, и Антон прошел чуть дальше по коридору, чтобы не оказаться прижатым к стене. Сюр.       — А если бы это было мое «действие», ты бы мне помог? Как в прошлый раз. Я тогда так тряслась, думала, наорешь на меня, а ты подыграл, хотя вообще меня не знал.       — Я не собираюсь подыгрывать тебе на этот раз, — спокойно покачал головой Антон.       — Но я правда люблю тебя, — прошептала она, и ее глаза все-таки наполнились слезами. — И я не буду тебе мешать, только… — Она уставилась на него огромными глазами.       Антон почувствовал, как краснеют уши. Как он оказался в этой идиотской ситуации? Ясно как. Не следовало потакать ей в тот раз, с печеньем. Не стоило весь сегодняшний день держать ее около себя, даже если она охотно приходила на помощь, когда он тупил, а поначалу и вовсе стала посредником между ним и отрядом. Она была лояльна, и это было удобно, но впечатлительная девчонка, очевидно, приняла его поведение за проявление симпатии. Именно поэтому Лидия напоминала вожатым не заводить любимчиков. А Антон — Антон не педагог. Антон дурак. И Антон вообще непонятно как здесь оказался. По объявлению, ага.       — Свет, — он посмотрел на нее, больше не пытаясь казаться мягким и понимающим, все равно ей плевать на его неубедительные потуги, — сколько бы тебе ни было лет, в любую связь нужно вступать добровольно, иначе это дно. Если бы ты спросила моего совета, я бы попросил тебя никогда не делать того, чего не хочется. Ни в постели, ни вообще в отношениях. «Нет» — это самый сильный аргумент, и его не надо объяснять или оправдывать. — Возможно, она просто отреагировала на перемену в его тоне, а может, действительно внимала. — Прислушаться или нет — дело твое, но это принцип, которого придерживаюсь я сам. И мое «нет» — окончательно и не подлежит обсуждению. А теперь тебе стоит вернуться в комнату. Спокойной ночи.       Она повела себя иначе, чем он предполагал. Не пустилась в слезы, не начала возражать, просто сжала обкусанные губы с остатками помады, сухо кивнула с таким видом, будто ей тяжело дышать, развернулась и нетвердым шагом ушла в спальню.       Антон вытер пот со лба и посмотрел в потолок. За что?       Чуть за полночь вернулась Аня, бледная, но более-менее отдохнувшая, подарила шоколадку и спросила о происшествиях.       — У них 0.5 коньяка на весь отряд, — пожал плечами Антон. — Сидят как мыши, по крайней мере пока.       Девушка забеспокоилась.       — Ты их пересчитывал? В комнатах вообще кто-то есть?       — Десять минут назад все были на месте. — После целого дня со вторым отрядом ее паранойя перестала казаться комичной. — И даже в сознании.       — Главное, чтобы из окон не полезли. Спасибо, Антон. Мне нужна была эта передышка, уже сил никаких не осталось.       И она, махнув на прощание, отправилась инспектировать своих подопечных, нарочно создавая побольше шума, чтобы те успели спрятать алкоголь. Антон же захватил фотоаппарат и поспешил унести ноги. Спускаясь по лестнице, он едва не перекрестился, надеясь больше не иметь дела с этим беспокойным отрядом и, желательно, никаким другим тоже. Тогда он еще не подозревал, что наутро едва не поседеет по их вине.