***
— Порву, — выдохнул Миша мне в ухо, и я застонал от этой вибрации и ощущения огромного тела сзади. — Считай со мной. Раз… Ты такой умница… Просто молодец! Два… Хороший мой… Открытый… нежный… Три… Зайчик маленький… Зáюшка, — хрипло пророкотал он сзади, и я задохнулся от удовольствия. Чувствовать тяжесть «медвежьего» тела оказалось приятно. Это нереальный контраст габаритов, от которого я действительно ощущал себя маленьким и нежным. Вот только с каждым мгновением Миша становился всë тяжелей, уже серьëзно вдавливая меня в постель, и мне реально стало не хватать воздуха в вязкой темноте. Как же страшно просто взять и задохнуться! Я заорал, забился и упал, больно ударившись коленями. Впереди мелькнул спасительный луч, и я рванулся туда, как мотылёк на свет. А в следующий миг меня что-то больно ударило по макушке с глухим стуком, да так, что клацнули зубы. Из глаз посыпались искры, и я со стоном рухнул обратно. — Ванëк, ты чë тут? — послышался сиплый после сна голос Макса. Видимо, сосед заглянул ко мне, разбуженный моим криком. Я закряхтел, подавая признаки жизни, и понадеялся на дружескую помощь, но услышал только дружеский ржач. — Ванëк, придурок, ты с кровати что ли свалился? А потом башкой письменный стол боднул? За что ты его? — мда… так угорать над твоим плачевным состоянием могут только самые близкие друзья. — Хорош ржать, — буркнул я, выпутываясь из одеяльного кокона и потирая ушибленную голову. — Лучше скажи, ты кроме котлет и голубцов умеешь ещё что-то готовить? — Смотря что, например? — Например, пахлаву с мëдом.***
— Хорошо живёт на свете Винни-Пух! Оттого поёт он эти песни вслух! — бодро подпевал я Леонову, не отводя взгляда от знакомой заснеженной дороги. В этот раз я подготовился лучше. Телефон заряжен до упора. На заднем сиденье болтаются два термоса — один мой, второй Миши, который нужно вернуть. Рядом сумка со сменной одеждой на всякий случай. ЭРА-Глонасс в рабочем состоянии после сервисного ремонта. На ногах новые зимние ботинки. Сушëные яблочки в кармане куртки, а не в бардачке. Я красавчик! Даже флешку с любимыми песнями прихватил, но всё равно почему-то включил единственное работающее тут Бэби FM и теперь подпевал героям детских мультиков. Только вот верхняя одежда на мне уже своя. Одолженную я отдал обратно со словами горячей благодарности и бутылкой хорошего коньяка в придачу. Неизвестно, насколько быстрее я бы замёрз на обочине дороги в своей курточке из рыбьего меха и чем бы вообще всё это кончилось. К счастью, после всех моих приключений двухнедельной давности дорогие шмотки ничуть не пострадали, и я вернул их владельцу в первозданном состоянии. За прошедшее время я старался отвлечься от воспоминаний и сосредоточиться на своей работе младшего помощника последнего юриста — это я утрирую, но получалось скверно. Что бы я ни делал, мысленно я всё равно возвращался в сказочный лес и к его хозяину. Залипая вечерами в интернете, я даже прочитал кучу информации о хаски и изучил карту местности, где примерно улетел в кювет. По моим подсчетам, деревня Миши называлась или Опушково, или Сергеево. И мне почему-то казалось, что я знаю правильный вариант. Мысли о деревенском богатыре стали навязчивы, проникая даже в мои сны. Я решил, что виной этому то, как я поступил с Мишей — руку дважды не пожал, и ведь даже «спасибо» за своё спасение не сказал! Тузику сказал, а Мише нет. И даже книгу с номером телефона не взял, дурак! А вдруг это была его любимая книга? Я бы прочитал, даже если это книга рецептов или Ницше. Интересно узнать, что ему нравится. В общем, я боролся со своей совестью почти две недели и, не выдержав, снова сорвался в сторону Подмосковья. Я просто извинюсь перед ним, поблагодарю, и всё. Ну, чаю с пахлавой попьëм. Ведь я помогал Максу еë готовить! В общем, всё будет хорошо! Миша будет рад меня видеть — я понял это по его глазам, когда он меня провожал. И надо, надо было остаться! Приближаясь к месту, я внимательно всматривался в пейзаж, пытаясь увидеть знакомый поворот. Стрелка навигатора медленно ползла по зеленой линии, а я начал немного нервничать. Вот оно! Сугроб с правой стороны разворочен следами Весты и моими попытками её откопать. Конечно, всё немного припорошено выпавшим снегом, но незначительно. Предвкушая горячие «медвежьи» объятия, я свернул с дороги и аккуратно пополз по ухабистой колее, цепляясь пузом капустного листочка. Каждый шварк по днищу царапал мне уши, сердце и кошелёк. Мимо проплыли две заброшенных и почти развалившихся избушки с зияющими провалами выбитых окон. На повороте высился старый, но ещё крепкий домик с синими резными ставнями. Из трубы весело клубился дымок, рассеиваясь на морозном воздухе. Наверное, тут и живёт та самая баба Вера, которая подкармливает Мишу блинами и ватрушками. Я улыбнулся от прилива нежности и покрепче обхватил руль вспотевшими пальцами. Вот и нужный мне дом. Из светлых жëлтых брëвен и с бордовой черепицей на крыше. В прошлый раз я не заметил, но сегодня рассмотрел и баню, стоявшую за домом. Она как уменьшенная копия основного здания — светлый сруб и бордовая крыша. Я вышел из машины, негромко хлопнув дверью, и достал сумку с гостинцами. Навстречу, виляя хвостом-метëлкой, как лопастью вентилятора, выскочил Тузик и начал подпрыгивать, закидывая мне на плечи лапы и норовя лизнуть в нос. — Тузик, прекрати! Тузик! — пытаясь увернуться от влажного языка, я рассмеялся, сам не зная почему. Может, из-за отличного настроения? Сейчас я увижу Мишу и было бы неплохо, если бы он так же облизал меня, как и его питомец. Я почувствовал, как щёки заливает румянец. — Пошли! Показывай, где твой хозяин! Я открыл калитку и зашёл внутрь, стараясь не навернуться на очищенной от снега, но всё равно скользкой дорожке. У моих новых зимних ботинок оказалась очень скользкая подошва. Сердце пропустило удар, когда я увидел богатырскую фигуру через открытые двери двора. Миша стоял ко мне спиной в каком-то жутком ватном бушлате и копошился в пластиковом ящике. Меня просто затопила волна нежности к этому громиле. Как же я рад, что вернулся! — Эй! Хозяин? — я негромко окликнул «медведя» и расправил плечи, чтобы предстать перед ним с идеальной осанкой, но он даже ухом не повёл. Оглох что ли? — Привет? — и снова ноль внимания. У меня появилось плохое предчувствие. — Миш? Это я. В-ваня, — запнулся я, робко подходя к нему со спины. — Ты меня что, не помнишь? Я тут в аварию попал две недели назад, — начал я и прикоснулся к его плечу, отчего Миша дëрнулся, как от разряда тока. Он грузно развернулся ко мне и смерил уничижительным взором с головы до ног. Несмотря на этот неприязненный взгляд, я затрепетал. В этом своём бушлате Миша казался ещё больше обычного, и мне это нравилось. — Я тебя помню. Снова машина сломалась? — Что? Нет! Наоборот, я до самого твоего дома… — Отлично. Тогда уезжай, — равнодушно произнёс он и, оставив ящик с инструментами в покое, поднялся по трём ступенькам, скрывшись в доме. Я остался стоять во дворе, не зная, что делать. Тузик жалобно заскулил, бодая меня головой, как кот, и попытался засунуть нос в пакет. Блин, может, «медведь» меня всё-таки не узнал? Да ну, бред… Просто он сердит, и, если честно, я его понимаю. Но не ехать же мне, в самом деле, домой? А как же пахлава…? Решительно сдвинув брови, я пошёл за хозяином дома в компании неунывающего Тузика. Вот уж у кого нет никаких проблем! Скинув ботинки и повесив куртку в шкаф, я бросил мимолётный взгляд в зеркало, чтобы пальцами расчесать взлохмаченные Тузиком волосы. В глаза бросилась корзинка с гайками и ключами. В ней по-прежнему торчала пятитысячная купюра, которую я оставил в качестве платы за разбитый телевизор. Деньги лежали в том же положении, что я их оставил. — Ты ещё здесь? Я же ясно сказал — уезжай! — Миша показался из кухни, с мрачным видом вытирая руки полотенцем. — Но я… — Мне не интересно. Уезжай. Я злобно прищурил глаза. Да, я виноват, признаю! Но ведь я хочу извиниться! А он выставляет меня за порог, не дав даже слова сказать. Вот уж дудки! — Индейская народная изба! — выпалил я, поджав губы. — В смысле? Не понял, — протянул Миша. — Фигвам называется! Ты что, «Простоквашино» не смотрел? И вообще, я, может, не к тебе приехал! А к Тузику. Да, точно, к Тузику! Эй, приятель! Иди сюда! Хор-роший пëсик! Хор-роший мальчик! Смотри, что замечательный, добрый и вообще, самый лучший в мире Ваня тебе привез? Жильные косточки! М-м… вкусняшка, да? — избегая тяжёлого взгляда хозяина дома я достал из пакета собачье лакомство, присел и протянул его хаски. Косточка исчезла, будто её и не было. Тузик утащил добычу в угол и начал грызть, для удобства стараясь прижать её лапой к полу. Я остался сидеть на коврике у двери в глупом одиночестве. — И как, рад тебе Тузик? — Рад, конечно! Мы с ним это… закадычные друзья, — буркнул я, продолжая ломать комедию. — Сейчас гостинец догрызëт, и начнём обмениваться новостями. — Ну-ну, — хмыкнул Миша и скрылся на кухне. — Кажется, получилось! — с облегчением выдохнул я в сторону хаски. — Слышь, Тузик, ты давай, подключайся! Отрабатывай кости! Я ж не могу всё один вывозить! Видишь, какая публика нынче тяжëлая, — пробормотал я и, подхватив пакет, шмыгнул на кухню. Миша стоял у стола, задумчиво посматривая в окно. Его фигура почти полностью заслонила оконный проём, отчего на кухне стало сумрачно. Вот же здоровяк! — Миш, я это… гостинцы привёз. К чаю, — робко сказал я и поставил пакет на край стола. — Ты голодный? — Нет, спасибо. Я думал просто чаю… — Тузик чай не пьёт, — отрубил Миша и залез в кухонные шкафчики, зачем-то насыпая разных круп в жестяную банку. Я растерянно замолчал, не зная, что сказать. Момент для извинений был явно не подходящий. «Медведь» может просто вспылить и прогнать меня. Чтобы занять чем-то руки, я вытащил из пакета контейнеры с пахлавой, и открыл дверцу под мойкой, чтобы выкинуть порванный пластиковый мешок. Рядом с мусорным контейнером стояла батарея пустых водочных бутылок и несколько пузырьков из-под виски и коньяка. Чуть в стороне — пустая трëхлитровая банка, в которой, судя по наклейке и веточках укропа на дне, когда-то были маринованные огурцы. Ëлки-иголки! Он что, пил эти дни, а потом отпаивался рассолом?! — Твой закадычный друг Тузик сказал тебе, что он сейчас идёт на прогулку? — Миша достал из холодильника пачку сливочного масла, снял фольгу, проткнул кусок посередине большой цыганской иглой, в которую вдета верëвочка, и аккуратную завязал петельку. Я во все глаза смотрел за происходящим, а Миша таким же образом подвесил второй кусок масла. — Н-нет. Не говорил, — заикнулся я. Интересно, после такого количества алкоголя бредовые идеи на тему порчи продуктов могут прийти в голову? — Наверное, не успел. Ну так вот, он идёт в лес. С ним пойдёшь? — грубовато спросил хозяин дома, а я расплылся в широкой улыбке, понимая, куда он клонит. Странные манипуляции с маслом отошли на второй план. — Конечно! Я быстренько оделся, пока «медведь» не передумал, и замер послушным зайчиком у входа. Погода действительно стояла чу́дная! Абсолютную тишину леса только изредка разрезали далёкие вскрики каких-то птиц. Сквозь замëрзшие чёрные ветви деревьев солнечные лучи почти не пробивались, поэтому мои глаза не слезились от алмазной россыпи снега. По бокам утоптанной тропинки, по которой мы шли, раскинулись ровные шапки сугробов. Впереди бежал Тузик, показывая дорогу и по-деловому обнюхивая все стóящие того объекты. За ним шёл я, пытаясь скрыть лёгкую отдышку и стараясь как можно грациознее увязать в рыхлом снегу. Замыкал процессию Миша, буквально дышащий мне в спину и громко хрустевший снегом. Я не знаю, может во мне проснулись инстинкты, всё-таки фамилию «Зайчиков» просто так не дадут, но периодически у меня возникало желание дать стрекача в чащу. А всё потому, что мрачное сопение кого-то большого и опасного за моей спиной в безлюдном незнакомом лесу немножечко напрягало. — Так… куда мы идём? — спросил я, чуть обернувшись. — Гулять, — последовал сзади лаконичный ответ. — А куда мы идём гулять? — В лес. — Угу. Ясно. А мы идём с целью, или как? — мне, определённо, хотелось конкретики! — Это лучше спросить у твоего закадычного друга, — хмыкнул Миша, и помолчав, добавил: — а вообще, идём к кормушкам. Нужно подсыпать нового корма птицам. — А-а! Так масло — для птичек-синичек, что ли? Вместо сала? — с облегчением отозвался я и оглянулся назад, при этом чуть не упав. — Ну да. А ты думал, зачем я подвешиваю его на верёвки? — удивился «медведь», но я закашлялся и оставил его вопрос без ответа. Тузик подзабил на нашу славную компанию и убежал немного вперёд, занимаясь своими собачьими делами. — А как мой друг Тузик тут оказался? Ну, и ты с ним, конечно? — этот вопрос мучал меня две недели. Самое время задать его, заодно разрушив лесную тишину. — Твой друг Тузик появился тут два года назад, в качестве подарка на мой день рождения, — хмыкнул Миша. — А я появился тут тремя годами ранее. Купил через риелтора участок, нанял строителей и построил дом так, как всегда хотел. Поэтому возвращаться в город я больше не планирую. Специально искал заброшенную деревню, — дополнил он с оттенками ностальгии в голосе. — Забавно получилось: я искал участок, чтобы без недовольных и любопытных соседей. Опушково очень подходило — не слишком далеко, не слишком близко, и очень красиво, особенно на речке. А из соседей одна бабулька-божий одуванчик. — Баба Вера? — Она самая. Кто ж знал, что она фору даст целому посёлку? — фыркнул Миша в бороду. — В смысле? — Строителей с ума сводила. Прораба чихвостила, как нашкодившего котёнка. Уровень шума техники замеряла, гражданским кодексом трясла, с рулеткой землю по сантиметру вымеряла… В общем, развлекалась, как могла, после нескольких лет вынужденного одиночества, — улыбнулся воспоминаниям «медведь». — А я думал, вы с ней дружите? — в моей голове что-то не складывалось. Вроде, у них «бизнЕсь». — Это мы потом подружились. А сначала пришлось ей усилок для мобильной связи поставить. Правда, она до последнего подозревала, что это инопланетный облучатель, — я недоуменно оглянулся назад. — Она Рен-ТВ смотреть любит, — пояснил Миша, и у меня всё встало на свои места. — И ты живёшь тут совсем один? — Друзья иногда приезжают. — А как же… ну… личная жизнь? — я не хотел палиться, но не спросить не мог. Ну не может же взрослый мужик жить вообще без секса? — Всё можно купить. — Э-э? — я не сразу догнал, о чём он. — Эскорт, — рубанул Миша правду-матку. — Ты вызываешь сюда проституток? — кажется, брезгливость всё же просочилась в мой голос. Слишком уж неприятной и неожиданной оказалась информация. — Не проституток. Есть несколько подходящих людей, которые очень следят за своими связями и здоровьем. Хотя, резинки всё равно никто не отменял. Я брезгливый. И, конечно, я не привожу их сюда. В Подмосковье у меня однушка, где я жил раньше. Там вполне удобно, — спокойно прогудел он сзади. Внутри меня разъедало что-то горько-кислое, подозрительно похожее на ревность. Как же, брезгливый он! А как полузамороженного парня трахнуть — так это и без резинки можно! И вообще… Хотя, конечно, я никаких прав на своё возмущение не имел. Я вообще приехал только извиниться и поблагодарить за спасение. Зачем вообще спросил про личную жизнь? — Понятно всё с тобой. А кем ты работаешь? — лучше уж перевести разговор в более мягкое русло. Тем более, это я тоже хотел узнать. Миша не успел ответить, потому что впереди, за пределами моего взгляда, резко завизжал Тузик. В его голосе было столько нечитаемых эмоций, что из моей головы вылетело всё, кроме бедного пса, попавшего в неприятности. Не успев подумать, я ломанулся вперёд, перескакивая через снежные шапки и чëрные ветки, которые валялись на земле, как дикий заяц. — Стой! Ты куда? Вань, погоди! Ваня! — «медведь» что-то кричал мне вслед, но я не слышал. Я, как Чип и Дейл, спешил на помощь Тузику, снося всё на своём пути. За несколько секунд этого дикого бега с препятствиями я успел подумать и про капканы, и про дебилов-охотников, что приняли Тузика за волка (покажите мне идиота, который может перепутать хаски с волком?!), и про настоящего бурого медведя, и даже про яму-ловушку с острыми кольями на дне, как в фильмах. Истеричный визг не прекращался, и я скакал навстречу, готовый защищать бедного пса от пуль и волков ценой собственной тушки. Внезапно увидев хаски целым и невредимым возле какого-то высокого дерева, с задранной вверх мордой, я начал притормаживать, но набранная скорость и скользкая подошва новых ботинок сделали своё чёрное дело. Коротко и громко вскрикнув, я растянулся, нелепо подвернув ногу. Острая боль прострелила лодыжку. Пёс, видимо удивленный тем, что его перебили, неожиданно замолчал. Земля мелко затряслась и передо мной на колени бухнулся Миша, быстро, но осторожно ощупывая мою ногу. — Вань, ты как? Ваня? — добрые карие глаза с тревогой всматривались в моё искажённое от боли лицо, но это сейчас было неважно! Я просто ушибся, а вот бедный пёс визжал так, словно и правда попал в капкан, переломав лапы. — Тузичка!!! Тузичка, любимый! Скорее посмотри, что с ним! Крови, вроде, нигде нет, но мало ли! Может, его подстрелили? — меня перетряхивало от одышки и волнения за покалеченного хаски. Неожиданно Миша расхохотался, закинув голову вверх. От его гулкого смеха, кажется, качнулись кроны деревьев, а птицы сорвались с насиженных мест. — Т-ты чего? — Я озадаченно моргнул. Он с ума, что ли, сошёл? Ох, беда-беда… а ведь такой молодой… — Вань, это белки, — выдавил Миша, утирая выступившие слёзы. — Чë? — Твой «Тузичка любимый» так визжит, когда видит белок на деревьях. Они ему нравятся. Я посмотрел на довольно улыбающегося пса. — Тузик! С-сука! — выдохнул я поражëнно. Без злости, просто от полноты эмоций. А Миша расхохотался ещё сильнее, и от этих глубоких радостных звуков, казалось, весь лес гудит, как пустая бочка от соприкосновения с железным прутом. — Ты бы себя видел! Рванул, как беговой скакун! Я даже сначала не понял, куда ты. А потом думаю, неужели ты тоже так от белок тащишься? — хохотал он, сбросив всю свою холодность и живо поблëскивая глазами. Я и сам не понял, как звонко рассмеялся вместе с ним. Мне стало так легко и хорошо, будто камень с души свалился! — Ох… Вань, как твоя нога? — отсмеявшись, спросил Миша и ещё раз аккуратно огладил мои суставы. «Всё нормально, просто лёгкий ушиб», хотел ответить я, но прикусил язык. — Болит, ну просто невозможно! Перед глазами всё так и плывёт от боли, — всхлипнул я и прикрыл веки, не в силах терпеть подобные «мучения». — Лодыжка прямо опухает! Похоже на перелом. Может, даже, двойной, — жалобно добавил я и приоткрыл один глаз, посмотреть — поверил ли? — Перелом? Двойной? — с сомнением протянул Миша, нахмурив брови и ещё раз помял мои суставы. — Ну, может и одинарный, — легко согласился я, — Или даже просто вывих. Но, в любом случае, очень больно! — я хотел пустить слезу, но как-то не зашло. Пришлось ещё пару раз всхлипнуть. — Тогда пошли домой. Я тебя донесу. А там посмотрим, что случилось, — «медведь» с лёгкостью поднял меня на руки и понёс в сторону дома. Про корм для птиц мы забыли. Я разве что не мурчал от удовольствия, понимая, что Миша несёт меня на руках через свои угодья и, кажется, больше не злится. Довольный жизнью Тузик скакал впереди. Наверное, высматривал новых белок, зараза мохнатая. По дороге обратно я сделал довольно любопытный вывод. Стоило мне ахнуть от «боли», закусить губу или сказать «ой-ой-ой», как Миша замедлял шаг, делая движения совсем плавными, и ещё крепче прижимал меня к своей груди. Я попытался отточить приобретённый навык до совершенства — мало ли когда в жизни пригодится? — но после сдвоенного приёма «жалобный всхлип» и «ой-ой-ой» я услышал тихое «Переигрываешь», которое с улыбкой произнес Миша мне в ухо.***
Когда мы вернулись в дом, день уже клонился к закату. Зимой вообще яркое солнце светит всего лишь несколько часов. Внеся меня внутрь, Миша аккуратно снял ботинок и внимательно осмотрел мою здоровую ногу. На мои слова о том, что «наверное, по пути всё зажило» и честные-пречестные глаза, он только скептично хмыкнул. Как раз к этому времени «подоспела» баня, которую они с Тузиком, оказывается, начали топить ещё утром. Миша позвал меня с собой, но я отказался. Сначала нужно поговорить и извиниться, а потом уж и всё остальное. Наверное, время после бани как раз будет располагать, ведь люди после парилки обычно выходят довольные и счастливые. Вот я и решил поговорить с Мишей именно в такой замечательный момент. А если что пойдёт не так, то я смогу уехать в любой момент. Пока Миша мылся, я самовольно воспользовался санузлом и сполоснулся, а после побродил по дому, но это показалось мне скучным. Без хозяина не было той уютной атмосферы. Тузик, видимо, тоже ждал Мишу. Он сел напротив двери и поскуливал, ожидая, пока она откроется. — Эй, приятель! Пойдём! Подышим воздухом! — я впрыгнул в ботинки, накинул куртку с капюшоном и вышел в зимний морозец. Тузик незамедлительно начал обнюхивать сугробы, будто не проверял их час назад, а я присел на расчищенную от снега деревянную лавочку. Я просто наслаждался вакуумом тишины и пытался вспомнить, когда в последний раз сидел зимой на лавочке. На эту мысль меня натолкнуло давно забытое ощущение холода, пробирающегося сквозь джинсы, который отдавала промëрзшая лавка. Из бани слышались удары веника, довольное уханье и плеск воды. Скрипнула дверь, и в клубах пара показался Миша, завëрнутый по пояс в белую простыню. Не замечая меня в густых сумерках, он облокотился на перила и глубоко вдохнул морозный воздух. Я не выдержал искушения и, стараясь остаться незаметным, слепил небольшой снежок. Холодное орудие полетело в сторону бани и ударило точно в цель — в распаренный волосатый живот. Миша охнул от неожиданности и, собрав немного снега с перил, запустил им в меня, но промахнулся. Я, не теряя времени, слепил ещё один снежок и снова зарядил, на этот раз попав в плечо. Радуясь второму удачному выстрелу, я победно захохотал, запрокинув голову, а в следующий момент меня чуть не снесло с лавки целым сугробом, который запустил в меня этот зверюга. Я подавился снегом вперемешку со смехом и начал мстить. Мы перекинулись ещё десятком комков, с переменным успехом, пока его боеприпасы в виде снежных шапочек на перилах не закончились. Обстрел прекратился, но я чуял, что война не кончилась. — Вань, иди-ка сюда! Скажу кое-что, — позвал он меня елейным голосом, исходя паром в тусклом свете уличного светильника. — Не-а! Мне и тут хорошо, — отозвался я с лавочки, ухмыльнулся и показал ему язык, уверенный, что он не увидит. Увидел. — Ах, так? — рыкнул «медведь», а потом, прямо в резиновых шлëпках, побежал на меня. На миг мне показалось, что на меня несётся локомотив в простыне. Я взвизгнул и сиганул прочь, как заяц, петляя на пятачке перед баней. Прискакавший Тузик активно мешался под ногами. Долго бегать не получилось, и «медведь» в лучших хищных традициях ударил меня, то есть зацепил лапой, подминая под себя. Если бы это случилось на асфальте, то он бы меня, наверное, раздавил. Но мы, задыхаясь от хохота, рухнули в снег, а потому никакого дискомфорта не было. Я лежал на спине в сугробе, куда меня вдавил своим телом Миша, и пытался успокоить дыхание. Добрые карие глаза оказались совсем рядом и с нежностью скользили взглядом по моему лицу. Момент был до сводящих скул романтичный, и я решил его не упускать. — Миша, прости меня, я дебил. И спасибо, что спас, — выдал я речитативом, боясь отложить самое главное в очередной раз. — Хорошо, — я начал чувствовать жар его раскалëнного тела через куртку. Зато голову и шею, которые больше не защищал слетевший с меня капюшон, обжигало холодом снега. — Тогда мир? — я призвал всю свою гуттаперчевость и всё-таки смог вытащить руку, чтобы неловко расположить еë для рукопожатия чуть ниже наших лиц. Миша посмотрел на мою нелепо скрюченную ладонь, а потом снова в глаза. Неужели не пожмëт? Отомстит? Сердце неприятно ëкнуло от этой мысли. В носу стало щекотно. — Мир, — он сжал мою ледяную ладонь, согревая своим теплом. Я совершенно потерялся в его карих глазах и прервал рукопожатие, превратив его в сплетение пальцев. — Зáюшка, — пробормотал Миша и наклонился ниже, скользнув взглядом к моим губам. Я так хотел этого поцелуя! Нуждался в нем, как в новом вздохе. Но щекотка в носу стала невыносимой. — А-апчхи!!! Я бы хотел сказать, что нас обоих подкинуло от моего чиха, но, скорее, Миша остался на месте, а я ещё глубже впечатался в сугроб. Ëлки-иголки, стыдобá! Надеюсь, обошлось хотя бы без слюней! — Будь здоров! Вань, ты же совсем замерз! Выскочил без шапки! И руки голые! Так и заболеть недолго, — отреагировал человек, который почти голышом лежал в сугробе. — Пошли в баню, отхожу тебя берëзовым веничком! — прогудел он и, поднявшись на ноги, выдернул меня из сугроба, как морковку. Я хотел отказаться, но новый чих сотряс меня с головы до ног, заглушив протесты. — Тузик, домой! — властно скомандовал Миша, и я на инстинктах тоже чуть не дал дëру. — Заходи, Вань. Одежду вешай сюда. Полотенца там. Если пить захочешь, вода и сок на столе. Раздевайся и заходи, — он взялся за ручку, выструганную из цельного куска дерева, и замялся, избегая смотреть мне в глаза. — Только, Вань… трусы оставь. — Почему? Вроде в банях все обнажëнные? — Оставь, — тихо попросил он и аккуратно прикрыл за собой дверь. Я разделся до нижнего белья, зашёл в горячую пустую баню и удивлëнно моргнул. Стены из светлого дерева, какие-то лавочки, тазики и полка с мыльно-рыльными были, а Миши нет. — Я тут, — послышался приглушённый голос, и я открыл боковую дверь, которую сразу не заметил. Наверное, примерно такая же волна жара приветствует грешника, попавшего в ад. На миг мне показалось, что от сухого пекла у меня свернутся брови и ресницы, а может даже обуглится нос. Но нет. — Иди сюда. Ложись на кутник, — Миша похлопал по высокой двухступенчатой лавке, укрытой простыней. Пока я неловко карабкался к вершинам, он подчерпнул из тазика с замоченным веником воды, капнул пару капель из тëмного стеклянного пузырька и, приоткрыв дверцу печки, плеснул туда отвар. Раскалëнные камни рассерженно зашипели, испаряя воду и вываливая из печи клубы пара. Стало ещё жарче и одуряюще запахло хвоей. — Ух, хорошо! Пробирает до костей! Я согласно угукнул и растекся по кутнику довольной лужицей, уткнувшись носом в простынь. А ведь и правда хорошо! — Вань, тебя как? Посильнее, или помягче? — А как надо? Я никогда не был в бане. Точнее был, но в городской, и очень давно. А там всё по-другому. — Тогда сначала помягче. Будет больно или жарко — сразу говори, не молчи. И вот, на шапку, а то голову напечëт, — и он надел на меня колючий головной убор с петелькой на вершине. Я прикрыл глаза, пряча улыбку. Иногда бывает приятно, когда тебя считают слабым, а оттого заботятся ещё больше. Неужели «медведь» думает, что я жаркой баньки и веничка испугаюсь? Три ха-ха, ëлки-иголки! Миша тем временем смочил берëзовые прутья и широко огладил ими моё тело, едва прикасаясь к коже. Мышцы с благодарностью откликнулись на это, расслабляясь от ласкающего жáра, а я застонал от удовольствия. Веник замер. — Продолжай, Миш. Просто кайфово, — пробормотал я и приоткрыл глаза. Прямо перед моим взором предстала нижняя часть банщика, обмотанная белой простыней. Нет, лучше не смотреть. Не сейчас. Стояк на жёстком деревянном ложе вряд ли вещь приятная. Сосредоточившись, я прикрыл глаза и вздрогнул от первого удара веником. За вторым пришёл третий, а после всё слилось в блаженную экзекуцию. Незабываемые, восхитительные ощущения! Поддавшись наслаждению, я довольно ухал и постанывал, содрогаясь от хлëстких ударов. Тело буквально оживало от влажных шлепков, и я понял, что баня — удовольствие, совсем немного уступающее сексу. Возможно, такая банька даже может соперничать с занятием любовью, но я не пробовал, поэтому могу сказать только про секс. Я захотел поделиться этой ценной мыслью с Мишей, чтобы похвалить его баню и навыки банщика, и открыл глаза. Язык присох к нëбу, и мне стало не до разговоров. Обёрнутая вокруг мускулистых волосатых бëдер простыня почти размоталась и держалась на честном слове. На честном слове и большом, гордо торчащем члене «медведя». Будто повинуясь моему желанию, ткань распустилась окончательно и скользнула вниз, навсегда исчезнув из поля моего зрения. Я уставился на покачивающуюся перед моим лицом дубину над увесистым мешочком и гулко сглотнул. Ëлки-иголки, неужели вот это всё поместилось во мне?! Да я полон сюрпризов и скрытых талантов! Крупная атласная головка укоризненно качалась, словно на что-то намекая или напрашиваясь ко мне в рот. Не в силах просто лежать, я порывисто поднялся с кутника и встал перед медведем, храбро посмотрев ему в глаза из-под войлочной шапочки в форме колокольчика. В этот момент во мне что-то изменилось. Я не понимал, что, но чувствовал, что меня ведëт. Ведëт от жара, от желания, от близости этого бородатого зверюги, от отхлëстанной веником задницы… Будто кровь в венах и артериях развернулась и потекла в другую сторону. Мне стало и очень хорошо, и мой привставший член тому доказательство, и как-то дурно, что доказывали мушки перед глазами. Миша, не отрывая взгляд, сунул веник куда-то в сторону и подался вперёд. Так мы и стояли, смотря друг на друга, в двух одинаковых шапочках и одних трусах на двоих. С каждой секундой меня охватывало всё большее волнение и жар. Лицо «медведя» было всё ближе и даже немного расплывалось и двоилось. Я дотронулся ладонью до его огромного плеча, усыпанного светлыми мелкими родинками, и прерывисто вздохнул, прикрывая глаза. — У меня голова кружится, — пробормотал я и облизал пересохшие губы. — Кажется, я сейчас умру. — Зáюшка, — умилëнно пробормотал Миша и наклонился ближе, случайно прикасаясь своей дубинкой к моему бедру, но я упëр ему ладонь в грудь. — И тошнит, — выдохнул я прежде, чем сорваться прочь, зажимая рот рукой. Не обращая внимания на стояк, оттягивающий влажные трусы, я проскочил предбанник и почти вырвался на спасительную прохладу. Затем в голове резко потемнело и, судя по звукам, кто-то упал. Ëлки-иголки, неужели я?!