Я бы хотел сказать, что после этого умопомрачительного и осознанного секса мы нежились в объятиях друг друга, целовались и говорили до утра, но не могу.
Во-первых, время было максимум обеденное. А во-вторых, мы просто заснули на развороченной постели.
Проснулся я уже в одиночестве, когда за окнами начало темнеть. Вышел на улицу, глянул на село, увидáл Мишаню, и стало веселó.
Хмыкнув на этот спонтанно посетивший меня деревенский фольклор, я примостился на крылечке, рассматривая занятого делом хозяина.
Снова облачившись в свой ватный бушлат, Миша колол дрова. Аккуратно пристраивал полешки на деревянную чурку и, от души размахнувшись, опускал топор на вершину. В воздухе с треском разносилось сухое «Крак!», и на притоптанный снег сваливались ровные брусочки.
Я хотел остаться незамеченным, чтобы подольше полюбоваться тем, как древесный массив в лапах Миши превращается в щепки, но меня спалил Тузик, когда, радостно повизгивая, кинулся обниматься.
Миша воткнул топор в чурку и двинулся на меня, хитро поблёскивая глазами.
— А полной поленницы тебе мало? — постарался спросить я максимально ехидно и кивнул на стройные ряды дров, уложенных вдоль стены бани.
— Мало. Мне всего мало. И тебя. Тебя тоже мало, — проурчал «медведь» и, не спрашивая разрешения, втянул меня в глубокий поцелуй, от которого сладко сжалось сердце, и заурчал желудок. Миша рассмеялся и утащил меня в дом ужинать жареной картошкой, пообещав маленький сюрприз позже.
Вот уж чего-чего, а ужина при свечах я от него не ожидал. Точнее, не ужина, а чаепития, и не при скромных свечах, а поглобальнее — при костре. Однако, рассматривая плоды его трудов на другой стороне участка, я понял, что совсем мало знаю об этом человеке.
Промëрзшую скамейку круглой беседки он укрыл старым ватным одеялом. Я такие не видел с самого детства — тяжёлое, атласное, полинявше-розового цвета. Интересно, на сколько десятков лет это одеялко старше дома, и вообще, откуда оно? Наверное, баба Вера дала.
В центре беседки, в специально оборудованной каменной чаше, Миша развëл костëр. Огненная запятая окружила нас уютным теплом, полностью скрыв мраком всё, что было за пределами беседки.
Но главное — облепиховый чай. После некоторых Мишиных манипуляций у нас появился целый термос ароматного напитка. Я не помню, когда ел облепиху последний раз, и то, скорее всего, это было в виде каких-нибудь леденцов, но сейчас яркий солнечно-летний вкус влюбил меня в себя с первого глотка.
Сидеть в освещённой огнëм беседке в лесной глуши в кольце огромных рук оказалось настолько приятно, что я разомлел.
— Вкусный чай. Мне нравится. Облепиху, наверное, сам вырастил? Или как?
— Сам? Нет, конечно. Купил перетёртую с сахаром ягоду в магазине.
— А почему так вкусно?
— Потому что моих рук дело, — хмыкнул Миша и прижал меня к своему боку покрепче. — Облепиховое пюре, мята, корица, гвоздика и апельсин. Вот и все премудрости. Хочешь, я каждый день буду делать тебе такой?
Я хотел. Очень хотел. Но что-то в этом предложении меня царапнуло.
— А вообще, расскажи о себе? Знаешь, я когда тебя увидел…
— Влюбился с первого взгляда?
— Конечно, нет! Я подумал, что ты медведь. Хотя я всё ещё не сделал окончательных выводов.
Миша рассмеялся и клюнул губами в висок — чуть ниже нелепой вязаной шапки, что он на меня натянул.
— Да нечего рассказывать. Я детдомовский. Вспоминать те времена не люблю, ничего весëлого там нет. Мне повезло лишь два раза. В первый, когда воспитатели не уследили, и мы до кровавых соплей подрались с одногруппником. Нам хоть и было по шесть лет, но носы друг другу поразбивали. Я всегда крупный был, да и тот не мелкий. Зато наглый, — я слышал, что Миша слегка улыбается, предаваясь ностальгии.
— А в чём везение?
— А мы с тех пор не разлей вода. Серый — мой лучший друг. И я считаю, что нам обоим повезло. Мы друг друга назваными братьями считаем, раз уж других родственников нет.
— А почему Серый? Серый волк зубами щëлк — лучший друг медведя? Серьëзно? — захихикал я, тыкая Мишу локтем.
— Серый — потому что Серов. А зовут Виталиком. Я вас познакомлю, он частенько приезжает. Кстати, женится скоро.
— Только не говори, что на лисичке! — волшебный лес Подмосковья, «медведь» Миша, его друг Серый — всё это настраивало меня на сказочную атмосферу.
— Нет. Невесту Лизой зовут. Но она такая… своеобразная.
— Почему?
— Ну… Например, она когда в гости приезжает, то тащит с собой тонкий матрац в скрутке, подушки и одеяло.
— Зачем?
— А не знаю. Она и сама не знает. Просто хочет на своём спать и всё. А ещё у неё постоянные йоги, дзены, шавáсаны и фенечки из бисера. Так что ты, Ваня Зайчиков, ещё не побил все рекорды странностей, — я буквально растаял от зашкаливающего количества нежности в Мишином голосе.
— А второй раз твоего везения?
— Когда квартиру дали, как сироте. Было туго, не скрою. В жизни никогда о еде-воде не заботился, а восемнадцать исполнилось — и всë. Сам себе хозяин со всеми вытекающими последствиями. Приходилось и вагоны разгружать, и автостоянки охранять вечерами после учëбы. Но ничего, всё прошло. Ещё на старших курсах начал подрабатывать по профилю — статьи всякие писал, заметки, версткой занимался. А потом нашёл свою нишу и сейчас пишу криминальные детективы. В серии почти тридцать романов.
— Это про них баба Вера спрашивала?
— Ага. Я всегда ей привожу экземпляр с автографом. Мне не сложно, а ей радость — у неë полная коллекция.
Я молчал, залипая на языки пламени. А ведь сначала я подумал, что Миша отшельник. А он писатель… Надо же…
— Я бы почитал твои книги.
— У тебя была такая возможность. Но ты оставил мой последний роман на капоте Патриота. Помнишь?
— О! Так чёрная книга с серебристой иконкой волчьей головы — это твой детектив? — блин, вот я дурак! Надо было взять!
— Ну да. Только это голова не волка, а Тузика. Случайно получилось. Его за прототип взяли, силуэт отрисовали и «серебром» залили.
Лежащий рядом Тузик настороженно смотрел на огонь, положив голову на лапы. К славе и тиражу он остался равнодушен.
— А ты? Студент?
— Закончил. Работаю… — я замолк на полуслове и недоуменно посмотрел на Мишу.
— Что?
— Какой сегодня день? — мой голос зазвучал напряженно, а мозг начал лихорадочно шелестеть листами календаря. Я приехал в пятницу? Значит, сегодня суббота. Или же я приехал в субботу, и сегодня…
— Воскресенье. Завтра понедельник. Кстати, утром мне нужно будет поработать несколько часов. Сроки ещё не поджимают, но я не люблю торопиться в последний момент… Вань, всё хорошо?
— Мне же на работу завтра! — осознание, что я провёл тут больше времени, чем думал, ударило по затылку. Инстинктивно я вскочил на ноги, чтобы прямо из беседки стартануть в Москву, взяв курс на восток, но Миша удержал меня на месте.
— Стой! Куда? Ты время видел? Куда ты в ночь поедешь? Вдруг чего…
— Но моя работа…
— Если ты не врач, у которого на утро запланированы жизненно важные операции, то она подождёт, — сурово отрубил Миша. — Поедешь завтра днём спокойно. Доберëшься, выспишься нормально. И во вторник огурцом приступишь, — я растерянно хлопал глазами, не зная, что делать. Участившийся пульс начал успокаиваться. — А если уж совсем невтерпёж, то давай я тебя отвезу. Или на двух машинах. Но одного ночью я тебя не отпущу. Вань, а ведь я думал, ты студент, который может прогулять лекции, — Миша с нежностью посмотрел на меня светло-карими глазами, в которых мелькали отблески костра.
— А мы вообще друг о друге ничего не знаем, — мой голос осип. В голову начали закрадываться мысли по этому поводу.
— Это поправимо. Так кем ты работаешь?
Я машинально начал рассказывать о своей работе помощника юриста, привычно сетуя, что принимают только людей со стажем, а где его взять вчерашнему студенту? — а сам раздумывал совсем о других вещах.
Как так получилось, что двое суток объединились в одни? Почему я думал, что рабочие будни наступят не так скоро? Ëлки-иголки, да я совсем об этом не думал! Как приехал в Опушково — жизнь в Москве словно стëрлась, запорошилась временем и событиями. Деревня стала реальна, а город как призрак.
Может, в сказках, когда главный герой гостит у сказочных существ, а по возвращении домой узнаёт, что прошло несколько лет, что-то есть от правды? Как «Карлик Нос»? Приеду завтра домой и узнаю, что прошла пара лет. С работы меня уволили за прогулы. А с квартиры давно выперли за неуплату. И после волшебных «посиделок» у меня вырос ну, может, и не горб, но длинные уши точно.
Что за атмосфера у этого места? Почему, сосредоточившись на Мише и его небольшом, но уютном мирке, я потерял на это время себя со своим миром? Или это нормально — увлечься кем-то так, что забыть себя?
Нет. Это неправильно. Мне не место в этой деревне. Я тут лишний элемент.
Мы ещё долго говорили, сидя у огня. Мишу интересовало всё о моей жизни. Не знаю как, но я рассказал и о детских обидах, и о школьных победах, и о своей семье, которая осталась в Перми, и о первом разе с девушкой на какой-то левой вписке, когда от нервов и переживаний у меня просто не встал. «Медведю» было любопытно всë: начиная от того, почему я не люблю манную кашу, даже если с вареньем, заканчивая моим выбором цвета «Лайм» для Весты. Я болтал без умолку, стараясь не думать об «эффекте попутчика», то есть когда выкладываешь случайному человеку всë, потому что знаешь, что больше вы никогда не встретитесь.
Пламя костра грело наши ноги и лица, но бесконечный мрак сзади холодил спину. Так и Миша грел меня своим присутствием, но я чувствовал, что подбирается что-то тëмное и холодное.
***
Я уже вышел из душа и уже с полчаса зависал в телефоне, когда дверь в комнату приоткрылась и заглянул Миша. Я смутно видел его силуэт из-за тусклого освещения одного настенного светильника. Казалось, он горит, но не светит.
— Не спишь? — «медведь» присел на край кровати и положил ладонь на мою ногу, укрытую одеялом. До меня донëсся исходивший от него запах хвойного геля для душа.
— Нет. Но уже лежу. Будильник вот завёл. А то снова потеряюсь во времени, — я попытался улыбнуться, но, наверное, это выглядело жалко. Не дорос я в свои двадцать четыре до склероза.
— Всё хорошо?
— Да. Конечно.
— Вань… я хочу сегодня спать с тобой. Думал улечься на диване, но понял, что хочу быть рядом. Пустишь?
— А если нет?
— Тогда лягу на пол, рядом с твоей кроватью, — грустно улыбнулся «медведь». — Возможно, Тузик составит мне компанию.
— Миш, я сегодня больше не смогу. Кхм… понимаешь… ты такой… большой. К этому нужна привычка, — определённо, говорить о некоторых вещах неловко.
— Я не намекал на секс. Мне не двадцать лет, в конце концов, — хмыкнул он и серьезно посмотрел мне в глаза. — Я просто хочу заснуть и проснуться с тобой.
Говоря это, он откинул угол одеяла и подхватив мои ступни, уложил их себе на бëдра. Наверное, он даже не заметил моего согласного кивка.
Сильные пальцы уверенно сжали мои лодыжки и принялись разминать чувствительную подошву. Каждый палец, каждый естественный натоптыш получал свою долю ласки и внимания.
Я тихонько застонал. Запрещëнный приём! Неужели, сидя в беседке, я выболтал и о своей слабости к массажу ног? Вроде, не говорил…
— Ты фетишист? — слабо улыбнулся я, с каждым его движением расслабляясь всё больше. — Я же уже согласился. Зачем ты…
— Потому что хочу, зáюшка. Мне нравится видеть, как тебе хорошо. Что бы ни приносило тебе удовольствие, мне нравится наблюдать за тобой.
Он разминал мои ноги до тех пор, пока я не перестал чувствовать его прикосновения. Должно быть, прошло не меньше часа, в течение которого я просто смотрел на него, стараясь запомнить. Крупное, мощное тело, короткий ëжик волос, добрые блестящие глаза и расчерченная шрамом борода. Я запомню его именно таким.
Миша лёг на скрипнувший пружинами матрас и обнял меня, с нежностью смотря в глаза. Я плохо видел в темноте, скорее чувствовал это. Подняв руку, я очертил его лицо кончиками пальцев, запоминая не только визуально, но и тактильно. Какой он, мой «медведь»…
— Вань? Что не так?
— Всё хорошо.
— Ну я же чувствую, — звериным чутьём он, что ли, чувствует?
Не отвечая, я закинул ему руки на затылок, и сокращая расстояние, поцеловал. Нежно, медленно, тягуче… А потом ещё и ещё. Я целовал его лицо, шею и грудь. Зарывался пальцами в густую поросль волос на груди и обводил пальцами пупок. Я хотел его запомнить целиком. В бедро упëрлось что-то твёрдое.
— А говорил, что тебе не двадцать лет, — попытался пошутить я, но почему-то не получилось.
— С тобой, кажется, двадцать, — смущëнно хмыкнул Миша. — Но это ерунда. Сейчас отпустит. Вань, что случилось?
— Не надо, чтобы отпускало, — я проигнорировал его вопрос и скользнул вниз, по пути обводя ладонями и целуя горячую кожу.
Вблизи его член казался ещё больше. Горячий, сильный… Ассоциации про дубинку, видимо, пришли не просто так.
Я потëрся щекой об атласную головку и, услышав вздох сверху, лизнул уздечку вздрогнувшего члена.
— Вань…
Я не понял, что хотел вложить Миша в звучание моего имени, но внутри меня всё задрожало. Я взял в рот, надеясь, что от слишком раскрытого положения челюсть не заклинит, и попытался пропустить максимально глубоко.
К сожалению, моих способностей хватило всего на четверть, а суставы челюсти всё-таки заныли. К такому нужна привычка. Пришлось ограничиться в основном облизыванием, посасыванием и помощью руками — совсем не как в порнофильмах, где заглатывают по самые яйца. Посмотрел бы я на них, если бы перед ними оказались Мишины габариты.
Я увлекся процессом, полностью сосредоточившись на отклике. Почему-то страсть не туманила мне голову, а собственный едва возбужденный член не доставлял дискомфорта. Мне хотелось доставить удовольствие Мише. Все остальное ушло на второй план. Я хотел запомнить его не только визуально и тактильно, но и на вкус.
— Зáюшка… Маленький мой мальчик… — он бессвязно бормотал что-то сверху, ласково поглаживая меня по голове. Я знал, что он наверняка хочет сжать в своей лапе мои волосы и начать вбиваться до упора, но понимает, что я не готов.
Волна абсолютной нежности затопила меня с головой, и я постарался сделать свои движения более интенсивными и агрессивными — как он любит. Глупые слова о чувстве, которое не могло быть правдой, рвались изнутри, но я старательно их игнорировал, лишь ускоряя темп.
Миша застонал и отдëрнул мою голову, выплëскивая густую сперму на свой живот. Мышцы бëдер и пресса ритмично сокращались, как сердцебиение.
— Зáюшка… Ванечка, хороший мой… Самый лучший, — бормотал он благодарно, а у меня встал ком в горле. Я узнал своего «медведя» и постараюсь не забыть. В глазах стало горячо.
Оказывается, полные нежности поцелуи могут горчить предстоящим прощанием.
***
— Вань, может, всё-таки объяснишь, что случилось? Я тебя чем-то обидел? Что-то сказал? Или сделал? Или, наоборот, надо было, а я не сделал? Что случилось? Просто скажи мне! — Миша стоял напротив, исподлобья смотря то на меня, то на прогретую, готовую тронуться в путь Весту. Его хмурым видом было впору детишек пугать.
— Всё хорошо. Мне просто нужно немного подумать. Пожалуйста, не обижайся, — я потянулся и мягко прикоснулся губами к его щеке. — Тузик! Тузенька, иди сюда, бандит, — я присел и зарылся руками в густую шерсть. Умные разноцветные глаза встревоженно смотрели на меня.
— Я позвоню тебе, — хмуро произнёс Миша, привлекая внимание и будто не желая делить эти последние минуты с псом. — И сам буду ждать звонка. Хотя бы напиши, что добрался.
— Ладно. Пока. Спасибо за всё, ещё раз! — я чмокнул его в нос, сел за руль и плавно тронулся с места.
Грудь сдавило так, что дышать оказалось проблемой. И насморк откуда-то появился. Не было же… Но я упрямо полз по колдобинам, стараясь не шаркнуться днищем о покрытую снегом землю.
— Стой! Стой!!! — я вздрогнул от этого рыка и ударил по тормозам, уставившись в зеркало заднего вида. Грузный силуэт Миши махнул пару раз рукой и начал стремительно приближаться. Рядом бежал Тузик.
«Медведь» подбежал к машине, рывком открыл водительскую дверь и выдернул меня, как морковку из грядки.
— Вань! Хороший мой! Мальчик маленький и глупый! Ну что ты там себе напридумывал, зáюшка? — он обхватил моё лицо ладонями и жарко шептал мне почти в губы. — Скажи мне, что тебя так расстроило? Мы попробуем всë решить. Только не уезжай так, будто обижен на меня. Вообще не уезжай, зáюшка! Слышишь?
Я не слышал. Я всхлипывал, уткнувшись в Мишино плечо, а он гладил меня по спине, бормоча какие-то глупости.
Я не понимал, что происходит. Я очень хотел остаться, но боялся. Боялся зависимости и привязанности. Боялся влюбиться так, что будет больно. Боялся одичать и раствориться в этом лесу. Ещё пару недель назад мои мечты сводились к банальному потрахаться, а сейчас мне захотелось большего, и это пугало.
— Тише, тише, родной мой… Всё пройдёт! Я буду ждать тебя, слышишь? И Тузик тоже. И звонить будем. Если только ты номер верный оставил, хитрюга.
Я улыбнулся сквозь слёзы и кивнул. Истерика отступила.
— Я буду ждать ваших звонков. Честно.
— Может, поедешь чуть позже? Успокоишься пока… Ну как тебя в таком виде отпускать? — Миша покрывал лёгкими поцелуями моё лицо и прижимал к себе.
Но я помотал головой. Если я задержусь, то второй раз с силами не соберусь. Я и первый то едва осилил!
Грустно кивнув каким-то своим мыслям, Миша погладил меня большими пальцами по щекам и поцеловал. Всего один поцелуй, но в нём было столько нежности и щемящей боли, что моя душа завыла.
— Счастливой дороги, зáюшка. Я буду ждать тебя.
